Loe raamatut: «Путь домой. Четыре близнеца», lehekülg 22

– Не дерзи, – ожесточился Рай, – Не забывай, с кем ты разговариваешь. Я спросил, что ты намерен делать?

– Это мне теперь перед вами за каждое слово отвечать?! – Эжен чуть поежился, – Чёрт меня побери, если я добровольно влезу в эти ежовые рукавицы!

– Дружок, ты зря горячишься, но гонору лучше поубавь.

– Похоже, ваш Фрэнк получился паинькой, раз умудряется пользоваться такой вашей нежной любовью. А Антуан такой же шёлковый? Цветы с любимой клумбы, – выдал сердитый Эжен, но, встретив, суровое молчание Рая, чуть поостыл, – Я еду в Фонтэнж, – повторил он с тихим упрямством.

– Лучше скажи прямо – за Виктором, – сурово подытожил Рай.

– И это тоже, – тут же вскинулся Эжен, – И вообще, я думаю, что надо как можно скорее ко всему этому привлеч батюшку, если это вообще его интересует.

– Эжен!

– Что Эжен?! Трудно со мной? Ну уж, извините. Но Фонтэнж это наша первейшая цель. Это же ясно как белый день! Виктор уехал туда. И даже не в нём дело. Ваши Жан, Анри и графиня, не сомневаюсь, стремятся туда же, потому что, как я понял, отпрыскам де Монсар больше не у кого искать защиты. В Фонтэнж, ибо там развернутся главные события, и чем они закончатся, известно лишь Богу.

При таких словах юноши Рай невольно улыбнулся, ведь слова вспыльчивого нахала не были лишены здравого смысла. Но…

– А Антуан? С ним-то как быть? Ты до сих пор не проникся мыслью, что и он твой брат.

– Антуан?! – Эжен с трудом сдержался, чтобы не плюнуть под стол, – Ради него я больше в петлю не полезу, даже если вы очень-очень попросите меня об этом.

Сказал, как отрезал. На душе Рая похолодело.

– Что ж. Позволь напомнить, ты обещал рассказать мне о причине твой ненависти к Антуану. Сейчас самое время.

Но было видно, что Эжену очень не по душе это предложение:

– Мои откровения ничего не исправят.

– Но я хочу понять причину.

– Просто выбросите из головы, и всё, – и Эжен отвернулся к окну.

– Дружок, мне не хочется думать, что эта твоя неприязнь вызвана мелочной завистью.

– Что?! Завистью?! – и Эжен удивленно развернулся.

– Да, ведь он единственный из вас, кто вырос в родном доме…

И тут Эжен невольно усмехнулся:

– А ведь вы правы, это могло бы стать причиной!

– Эжен, – Рай тяжело перевёл дыхание, – Мне необходимо знать, что ты не договариваешь. Иначе мы так и не сможем понять друг друга… Ты сегодня предсказал эту засаду, обвинив Антуана, в, скажем, предательстве. Это очень серьёзно. Я хочу знать, что дало тебе на это право.

В ответ юноша поднял на Рая хмурый, даже злой взгляд:

– Видите ли, я по природе своей злопамятен. Что делать… и я не верю, что что-нибудь способно переделать человека… разве что… молот и наковальня, – и Эжен невесело рассмеялся, – Суть, или душа, если угодно, это нечто раз данное, даже когда внешняя оболочка и изменяется до неузнаваемости, это остается неизменным. Это касается и Антуана. Простите, но до сих пор он давал мне повод думать о себе только плохо, как бы Виктор и не старался изменить это моё к нему отношение. Кстати, он тоже всегда напирает на то, что тот мой брат. «Брат»! А я гораздо выше ценю настоящую дружбу. И Виктор для меня прежде всего лучший, надёжнейший друг.

– Постой, Виктор старался изменить это твоё мнение?.. Так вы знали о существовании Антуана! Верно, верно… Мне так показалось ещё во время нашего первого с тобой разговора…

– Конечно, знали. Мы даже мечтали… О, как мы мечтали о встрече с ним! Вон, Виктор и поныне мечтает…

– А ты?

– А я уже повстречал его! – и глаза Эжена снова вспыхнули пусть и отражённым, но таким ярким пламенем, – Да, мы встречались аж два раза, и было это шесть и два года назад.

– Что?! – изумлению Рая не было предела.

– Уж поверьте, вы не ослышались, – горько рассмеялся Эжен, – И я скрыл это от Виктора, хотя оба раза это было очень трудно сделать. Просто так не хотелось расстраивать его…

– Расстраивать?!

– Да, расстраивать! Я знал, что как бы ни старался, мой рассказ будет очень гадким. Всякий раз, когда я уже был готов раскрыть рот, одна мысль останавливала меня. А, может быть, я всё же ошибаюсь? Может быть, мы с Антуаном пали жертвами недоразумения?..

«И после этого ты будешь говорить, что злопамятен! Ты будешь это говорить после того, как уже на моих глазах дважды попытался пойти на контакт с братом, явно всякий раз надеясь на чудо!? Нет, сынок, ты веришь в доброе в людях… Потому и не стал чернить Антуана в глазах Виктора, хотя, похоже, повод был…» – Рай тепло улыбнулся, но озвучил другие свои мысли:

– Недоразумения? А, может быть, так оно и было? Может быть, и сегодня… Видишь ли, Эжен, я больше всего на свете сейчас хочу, чтобы вы все стали братьями не только по крови, но и по духу, какими являются друг для друга Анри и Фрэнк.

– Постойте, – Эжен сощурился, – Они ведь братья и по крови, не только по духу, как вы говорите, верно?!

– Ты очень внимательный слушатель. Да, они братья, в некотором роде, ведь отец Анри был троюродным братом вашей матери. Я хочу сказать, что и в их отношениях бывали сложные моменты, но они находили в себе силы справиться с этим, потому что знали, всегда знали, что они могут друг на друга положиться. А обиды… Согласись, как бывает легко сказать что-нибудь, о чём потом жалеешь долгие месяцы, и даже годы. Слово не воробей, вылетит, не воротишь. А ведь такое бывает и не со зла, а так, под горячую руку. Да что далеко ходить. Разве твоя ссора с Виктором не является лучшим тому примером?

Эжен неохотно кивнул:

– Что это вас потянуло на морали, господин Рай?

– На морали? Нет, сынок, просто мне больно, физически больно видеть всё это. С одной стороны, я вижу, как вы похожи, не только внешне. У вас одна улыбка, у вас – это у Жана, у тебя и Антуана, думаю, и у Виктора. И ты, и Антуан, я уже не говорю о Фрэнке, уже ни раз доказали мне, что у вас благородные сердца, вы мужественные, сильные люди. Я вижу, в вас много общего. И в то же время… Антуан и Фрэнк ещё не видели друг друга, а уже, боюсь, стали соперниками в любви, – заметив, как изогнулись брови Эжена, Рай тяжело вздохнул, – Ну, во всяком случае, Антуан уже приревновал графиню де Монсар к брату. И это и понятно, и обидно. Видишь ли, Антуан влюблен в графиню де Монсар, он уже собирался предложить ей руку и сердце, а тут Фрэнк. Он спасает графиню в Туманной Гавани, когда ту понёс взбесившийся конь, и теперь он вместе с Анри похитил графиню. Антуана можно понять, ведь он и Фрэнк… то есть, Жан… они близнецы!

Широко распахнутые глаза Эжена застыли в удивлении:

– В графиню не трудно влюбиться, это точно, – согласился он, – Так что, я готов поверить, тут дело серьёзное.

– А теперь ты. Ты и Антуан… Так в чём причина вашей с ним, скажем, нелюбви друг к другу?

– Друг к другу? Позвольте, вы уже уверены, что и Жан возымел зуб на Антуана? Хотя, да, понимаю, до этого уже не далеко… Но с чего вы взяли, что Антуан холоден ко мне? – и Эжен лукаво усмехнулся.

В ответ Рай сокрушённо покачал головой:

– Я лишь предполагаю… Вот ты говоришь, вы с ним встречались, а он об этом ещё ни словом не обмолвился ни со мной, ни, я уверен, с графом, вашим отцом. Теперь я начинаю догадываться, что причина здесь та же, что не позволяет говорить и тебе…

– Ага! Вот видите, не сказал! – но тут же радость Эжена сменилась на задумчивость, – Может быть, он всё же устыдился? Теперь, когда он знает правду… Ведь вы говорите, что он до встречи с вами не знал о нашем существовании.

– Да, ему не говорили.

– Не говорили… Забавно… А теперь как ему признаться перед своим благородным отцом, что он заехал в мою тоже Лаганскую физиономию, когда у меня были связаны руки!? Что по его рекомендации мы с Виктором были жестоко высечены?!

– Что?! – от таких слова юноши Рай содрогнулся всем телом.

– Да, вы уж поверьте, мы с ним очень душевно встречались! – и Эжен нервно рассмеялся, – Вот ситуация! Так вы говорите, что граф настроен принять нас всех к родимому очагу? Мило. Очень мило. Тогда я бы не хотел оказаться на месте Антуана. Как-то мы встретимся, и он посмотрит мне в глаза…

Эжен развернулся к Раю и всей душой почувствовал, как сильно брианец хочет понять его.

– Хорошо, уговорили… Но позвольте мне начать очень из далека. Вы сами хотите знать всё… Всё, так всё, если это вообще возможно… – Эжен снова опустился на стул и, тяжело опершись локтями о стол, начал свой рассказ, – Многие не верят… даже Виктор мне не очень верит, но я на самом деле помню, как мы жили у той нищенки, как вы её назвали… Точнее, я не помню лицо той женщины, но в моей памяти хорошо засели наши долгие прогулки по вонючим портовым подворотням, помню тех больших злых собак, которые однажды чуть нас не покусали за то, что мы первыми подхватили, упавшие с повозки лепёшки. А нас – это Виктора, меня и Антуана. Да, я помню, что нас было трое. И я помню, как мы с Антуаном постоянно дрались, а Виктор нас разнимал. Я не помню причин этих ссор, только это жгучее чувство обиды и желание заехать в нос братика. Но, кажется, тогда всё же больше всех попадало Виктору, потому что он лез между нами, и я диву даюсь, почему он совсем не помнит это. И вот однажды, на нашей улице появились странные люди…

– Позволь, но тебе ведь было от силы три четыре года!

– Вот и я о том. Можете не верить. Но разве возможно забыть, как вдруг чья-то жуткая сила поднимает тебя над землей и начинает совать в мешок?! Я заорал благим матом, сильно укусил Гийома (у него на всю жизнь остался шрам от моих зубов), и единственное, что ещё успел увидеть, это как Виктор с таким же жутким криком бежал на Гийома, склонив голову, словно бык. Антуана артистам так и не удалось найти, хорошо спрятался, видно. Так началась наша с Виктором артистическая жизнь. На самом деле, к нам очень хорошо относились. Все нас очень любили, и жилось в этой новой компании куда как лучше, чем у той нищенки. Наше абсолютное сходство принесло труппе большие деньги, и скоро нас начала видеть нечто вроде талисмана удачи. Все считали своим долгом заботиться о нас, учили всяким фокусам. Да, это были бродячие циркачи. И мы стали циркачами. У нас даже был свой номер: мы появлялись вдвоём, в алых дастанских шароварах и что только не вытворяли, дурачились, танцевали, дрались по-восточному… добрейший души чжунгорец, член нашей труппы, Ю-Ань, многому нас научил… Что тут ещё сказать? Это были наши лучшие годы…

Рай видел, как от этих приятных воспоминаний Эжен буквально засветился, и тут вдруг взгляд юноши остановился и померк.

– Но всему приходит конец, – вернулся он к своему рассказу, – Вот и этому… По прошествии где-то лет семи труппу постигло страшное несчастье. Мы не знаем всех причин, вызвавших на наши головы гнев влиятельных особ Бордона. Но в тот раз удача сработала лишь для нас с Виктором… Однажды ночью на труппу напали и почти всех перерезали, только мы с Виктором уцелели, чудом… Вот тогда-то умирающий Ю-Ань и рассказал нам о нашем брате… Да, о том, что где-то в Грандоне должно быть живёт наш брат близнец, и что зовут-то его Антуаном. Так мои смутные воспоминания получили подтверждение… С тем бедный Ю-Ань и умер. А мы… А нас с того момента жизнь закрутила в бешеной пляске. Буквально через день нас выловили, как остатки злосчастной труппы, но стараниями сердобольной виконтессы де Глуар мы неожиданно стали её шутами, а по факту пажами, или даже, вернее сказать, воспитанниками. Наша жизнь круто изменилась. Добрая женщина была очень стара, и в нас нашла любимую игрушку. Она решила дать нам образование, точнее продолжить его, благо к тому времени мы уже могли считать и писать, более ни менее свободно говорили по-бриански, испайронски и… фрагийски, конечно… и даже неплохо знали лату… Да, в нашей бедной труппе был один беглый монах, эдакий вольнодумец. У нас вообще была очень колоритная труппа. Ну а виконтессе взбрело в голову обучить нас этикету и… открыть двери в свою библиотеку… Короче, мы, будучи очень способными малыми, всё схватывали на лету, и читали, читали запоем. Да, это прекрасная женщина на всю жизнь останется в наших сердцах солнечным светом. Но… и этому пришёл конец. Через четыре года она умерла. Ходили слухи, что она сделает нас наследниками, но её племянник, человек, некогда приведший нас к ней, тотчас после её смерти выгнал нас, да так основательно!

И Эжен беззвучно рассмеялся:

– Он не поленился отдать приказ, и нас увезли далеко на юг. Так, его стараниями, мы оказались у берегов Срединного моря, и не прошло и месяца, как мы в качестве юнг взошли на торговый корабль "Счастливая Надежда". О! Как мы были счастливы! В огромной библиотеке виконтессы мы только об этом и мечтали! И где мы только не побывали, что только не испытали. Да… нам довелось побыть и юнгами, и пиратами, чуток, бродягами, и снова матросами, и нигде мы не задерживались надолго… Так нам пришлось значительно расширить наши познания в географии и ещё кое в чём…

– В чём же? – Раю доставляло большое удовольствие слушать этот незатейливый и в то же такой насыщенный на события рассказ.

– Ну, мы научились хорошо плавать… Да ладно. Тут пора уже рассказать о моей первой встрече с Антуаном. Это произошло, как я уже говорил, шесть лет назад, на заре нашей морской карьеры… Я увидел, как какой-то разряженный пацан плетью избивает зажатую в угол собаку, хлещет и приговаривает: «Будешь знать, как кусаться!» Ну, я разбирать не стал, налетел на него и сшиб с ног. Уже через миг мы стояли друг против друга, как готовые к бою волки. Но это был только миг. Сами понимаете, мы увидели лица друг друга. Я с минуту соображал, а потом чуть ли не подпрыгнул: «Антуан?!» «Какой я тебе Антуан!» – нерешительно, но всё же встал в позу братишка, – «Перед тобой сын графа!» «Да ну брось! Мы братья! Ты понимаешь? Мы близнецы!»

И Эжен сокрушённо усмехнулся:

– Да, близнецы… Я чуть не похлопал его по плечу, но тот отпрыгнул от меня, как ошпаренный. Тогда я смекнул, что надо бы поумерить свой пыл: «Да ладно, сударь, граф так граф, но зовут то тебя Антуаном, верно?» И он согласно кивнул. А тем временем несчастный пёс подполз к моим ногам и жалобно заскулил. Видите ли, я знал эту псину, очень добрый весёлый пёс, и его обиду я воспринял как свою. Но обидчиком оказался потерянный брат! «За что ты его избил? Если бы ты не был моим братом, я бы нагрел тебе холку. Этот пёс – добрейшее создание!» – сказал я ему. «Да что ты себе позволяешь!? Какой я тебе брат, оборванец! И не смей мне указывать! А то сам получишь той же плетью!» – едва ли не заорал Антуан. «Не понял», – и правда, не понял я. Я просто отказался расслышать в его словах угрозу. «Твоё добрейшее создание осмелилось укусить меня! За это и получил!» – тем временем продолжал бушевать братишка, – «А ты… Сейчас же убирайся отсюда, пока я не позвал слуг. Ишь, обнаглел, воспользовался нашим сходством и заявляет, что он мой брат!» «Но я и правда твой брат! Ты, видимо, просто забыл, как мы с тобой вместе побирались на грандонском рынке!» – признаюсь, и я начал терять терпение. «Что!? Что бы я побирался на грандонском рынке?!» – Антуан даже позеленел и как хлестнет меня этой своей плетью. Вот тут-то мы и сцепились, казалось, на смерть, но ему повезло больше, он оказался сверху, а я лицом прямо в грязи. Поверьте, я бы заставил его поменяться со мной ролями, я был сильнее… Но тут откуда-то прибежали его воспитатели, оторвали его от меня и увели, но прежде один из них не забыл меня пнуть, так сказать, в назидание. Да так постарался гад, что у меня даже в глазах потемнело. Вот так и остались мы с тем псом на пару зализывать раны. Ну и как вам это?

– Да, горько, – согласился Рай, – Но ты слишком круто на него налетел.

– Ну… Я потом много думал о том… может быть, вы и правы. Хотя… – Эжен тряхнул головой, – Знаете, та наша с ним встреча стала началом длинной… ну, если не чёрной, то уж точно странной полосы в нашей с Виктором жизни. Достаточно сказать, что в первое же после этого плавание нашу "Счастливую Надежду" взяли на абордаж пираты, и мы провели в их плену почти полгода.

– Это ты об этом упоминал, когда говорил, что вы были пиратами?

– Да, об этом. Нас тогда не убили только благодаря нашему такому сходству. Уж очень это потешало их капитана. Потом сумасшедший побег, нас долго пытались отловить, настоящую облаву устроили. Мы никак не могли от этих пиратов отвязаться, на какой бы корабль ни нанимались, где бы мы ни прятались, будь то испайронский или фрагийский порт, рано или поздно всё равно натыкались на них. В последнюю нашу с ними встречу мы с Виктором не придумали ничего лучше, как поступить на службу к Его Величеству королю Фрагии на фрегат «Изабель». Пришлось приписать себе по паре лет. Там мы стали недосягаемы для пиратов, и даже смогли вздохнуть чуть свободнее. Но ненадолго. Военная жизнь – это не сахар, скажу я вам. Никакого права подумать, оступиться, да ещё командир отменный дурак… Стало тоскливо, а через полгода просто невыносимо. Душа рвалась на свободу, и тут снова Антуан.

– Ваша вторая встреча?

– Да, вторая, мало отличавшаяся от первой, – и Эжен горько усмехнулся, – Это произошло в Грандоне. Наша флотилия тогда стояла там в ожидании приказа отбыть в Западные Колонии. Как раз незадолго до этого мы с Виктором, только по его инициативе, нашли те трущобы, в которых некогда жили, и даже кое-что узнали о той нищенке и нашем брате. Всё, как вы и сказали, приехал какой-то дворянин и забрал их. Помню, как Виктор радовался, и я его понимал. Найти брата в той дыре означало бы, что он был бы глубоко несчастным, может быть, даже падшим человеком. Да, как же у меня тогда чесался язык рассказать Виктору про Антуана. Но что-то остановило. Может быть то, с каким теплом он размышлял о братишке? И потом, что я мог ему сказать? Что успел подраться с ним? Милое дело, я даже не узнал его полное имя. Короче я тогда сдержался от откровений, а уже на следующий день вновь встретил его.

Эжен хлебнул молока и вдруг поинтересовался:

– Я ещё не утомил вас?

– Нет, нет, продолжай, пожалуйста, – Рай даже подался ближе.

Эжен кивнул:

– В тот день я поспорил с товарищами, что совершенно бесплатно наемся досыта в одной из харчевен. Помнится, и ставка была велика, кожаный ремень с моей стороны, и кожаная куртка со стороны боцмана. Так я в компании свидетелей пари явился в таверну «Синий луч». Уж не помню, что я там нёс и как собирался претворить свой замысел в жизнь, да только вдруг увидел я Антуана. Он вырос, как и мы, то есть по-прежнему был на нас с Виктором до безобразия похож, только ясное дело одет богаче нас, точнее меня в тот момент. Помню, как у меня защемило в сердце, я с минуту колебался, а потом решился, отодвинул товарищей и подошёл к Антуану. Он поднял на меня равнодушный взгляд, и в тот же миг сменился с лица. Так я понял, что узнан, и решил, что это достаточный повод, чтобы присесть напротив. Оставленные мною матросы начали зубоскалить. Думаю, они остались в роли зрителей только потому, что успели разглядеть необъяснимо богатое платье Виктора, за которого приняли Антуана. И Антуан почувствовал это их внимание, начал быстро закипать, правда это я понял потом, так сказать, задней мыслью. А тогда… «Ну, здравствуйте, сударь!» – приветствовал я его, – «Вижу, узнали… Как ваша жизнь?» Антуан откинулся на спинку стула, как бы желая от меня отстраниться, смерил высокомерным взглядом и только после этого обронил: «Ты теперь матрос?» «Как видите», – ответил я. Честное слово, я в тот момент не знал, радоваться мне или плакать. Антуан не гнал меня, но и раскрыть объятия не спешил. Впрочем, с этим я ошибся, так как он вдруг заявил: «Вот что, любезный, оставь меня. Наше с тобой неприличное сходство слишком привлекает внимание. Избавь меня от твоего общества. Это ради твоего же блага». «Простите», – возразил я, – «Но у нашего с вами сходства есть причины». «Ну да, мы же братья!» – и Антуан недобро усмехнулся. «Именно! Нас было трое, и жили мы в своё время здесь, в Грандоне, в квартале бакалейщиков, точнее на его задворках. А потом нас с Виктором забрали бродячие артисты, а тебе, как видно повезло больше, тебя прибрал какой-то дворянин. Ты, правда, ничего не помнишь?! Похоже, ты зовёшь этого дворянина отцом, верно?» О, вы бы видели, как вдруг позеленел Антуан: «Да как ты смеешь!» – зашипел он на меня, – «Я родной сын графа и у меня нет и не было братьев!!! И я очень советую тебе поскорее расстаться с мечтой напроситься ко мне в родственники! Ты меня понял?! Забудь об этом, пока я не приказал изуродовать твою физиономию! Мой отец недостаточно богат, чтобы разбрасывать своё состояние на благотворительные усыновления! Я же своё место уступать тебе не намерен!»

– Эжен, признайся, ты сейчас присочинил, – всё-таки решился предположить Рай.

– Нет, – тут же вскинулся юноша, – Я помню эти слова дословно. Помню, что вскочил, словно ошпаренный. Да, мы поднялись из-за стола одновременно. Представляю картинку, дворянин и матрос, а лица одинаковые! Он закончил свою блистательную речь уже в полный голос, и я ответил ему, тоже в полный голос, да так, что это уже услышали все присутствующие: «Да подавись ты своим состоянием! Мы с Виктором много богаче тебя! Хотя бы потому, что мы никогда не отречёмся друг от друга! У тебя гнилая душа, братец!» Тут он схватил кубок с вином и выплеснул его содержимое прямо мне в лицо. А я… я чуть не перепрыгнул через стол, но меня поймали мои, так сказать, товарищи. Антуан оказался передо мной, а у меня руки были вывернуты за спину. Видно, я очень красноречиво на него посмотрел, потому что он вдруг ещё больше позеленел и как даст мне в скулу, да так сильно, что у меня перед глазами всё поплыло. У этого дворянчика оказалась тяжёлая рука.

И Эжен даже взялся за скулу, словно решил проверить, в самом ли деле она цела. Видать, эти воспоминания воскресили в нём не только душевную, но и физическую боль:

– Да, приласкал он меня тогда не по-детски. До сих пор не понимаю, как я тогда не лишился пары другой зубов. Но да о чём это я? Ах да… Антуан… Помню, как сквозь туман увидел я своего капитана господина Ля Голя и услышал его вопрос, обращённый к братишке: «Что происходит, Ваше Сиятельство? Чем я могу помочь?» «Что происходит?!» – переспросил Антуан, потирая ушибленную руку, – «Да вы только взгляните на этого проходимца! Надо ещё что-нибудь объяснять?!» «Да!.. Но… Но у меня на корабле есть ещё один такой же… Чёрт… Это невероятно!!!» «Вы спрашиваете, чем вы можете мне помочь? Так вот, помогите мне выбить из головы этого негодяя навязчивую мысль о нашем родстве! Это чушь! И вам это известно!» «Да… Как это я раньше не заметил…» – простонал Ля Голь, он был знатным тугодумом, но в тот раз вдруг сообразил, – «Так ведь королевский указ чётко определяет, что подобное сходство простолюдина и дворянина недопустимо! И…» – тут, кажется, капитан усмехнулся и что-то зашептал на ухо Антуану.

Эжен еще отпил молока, оторвал от краюхи лепёшки здоровенный кусок, проглотил его, почти не жуя, и продолжил:

– К тому моменту у меня в голове уже чуть-чуть прояснилось, и я заметил… кажется, заметил, что Антуана вдруг, как холодной водой окатило. Он бросил на меня ледяной взгляд и произнёс: «Нет! Я против и настаиваю на этом! В этот раз хватит хорошей порки. Но если он ещё раз попадётся мне на глаза, я последую вашему совету». «Не было бы поздно!» – я прочитал эту фразу по губам капитана. «Капитан, я хочу вас попросить, чтобы об этом инциденте, то есть о моём с ним сходстве, никто из присутствующих не проронил ни слова, вообще о его существовании. В противном случае вы лично будете иметь дело с адмиралом!» С тем Антуан ещё раз смерил меня брезгливым взглядом и вышел. Пригрозить именем самого адмирала! Высоко летает братец, подумал я тогда, и это было последней моей ясной мыслью в тот вечер. Не знаю, успел ли Антуан выйти из таверны, когда меня так приласкали… Больше я про Антуана до сегодняшнего дня ничего не слышал. Хотя, почему же… Уже тем же вечером насмерть перепуганный капитан приказал привязать меня и ничего не понимающего беднягу Виктора к мачте корабля, и нас отменно высекли. Мы отлеживались в трюме ночь и весь следующий день, а потом… Ночью мы сбежали. Да, стали дезертирами. Нас, кстати, не очень-то искали. Вот такая получилась история. Виктор до сих пор поминает недобрым словом некоего господина де Валеньи, а я до сих пор не смог сказать ему, что за этим именем скрывается его обожаемый братец.

Рассказ Эжена подошёл к концу, и Рай, наконец-то, позволил себе перевести дыхание:

– Да, очень неприятная история… Но, Эжен, тут надо учесть, что он и правда тогда ничего не знал… вернее хорошо забыл вас с Виктором. И твоя настойчивость в этой ситуации не могла ему понравиться. Да и небезопасно это для дворянина, наследника большого состояния…

– Ага, всё-таки большого, – усмехнулся Эжен.

– Не в этом дело.

– Я понимаю, что вы хотите сказать, господин Рай. Мы ещё легко отделались. Верно!?

– Ты не представляешь, насколько хуже всё могло быть! Антуан рассказал мне о королевском запрете на близнецов. Ты слышал о таком?

– Слышал… – Эжен нахмурился пуще прежнего, – И я догадываюсь, что капитан Ля Голь предлагал сделать с нами. Получается, Антуан запретил ему. Интересно, почему…

Рай кивнул, усмехнувшись в усы:

– И никто из матросов не проговорился Виктору про Антуана?

– Представьте, нет. Точнее не успели. Сначала нас обоих упекли под замок, потом секли, потом снова под замок, а потом мы сбежали. Нелегко это было сделать, когда наши спины обработали плетьми. Интересно, знает ли Антуан, как добросовестно капитан выполнил его просьбу.

– Эжен, не забывай, другой на месте Антуана…

– Нет, господин Рай, речь не о другом, а об Антуане! – вдруг сорвался Эжен, – Ведь сердце ему подсказывало, что я прав, иначе он бы поступил как-нибудь иначе, как какой-нибудь ваш «другой»! Он сознательно отказался поверить мне, иначе чем объяснить тот факт, что он, с одной стороны, не последовал предложению капитана положить конец нашему сходству, и с другой стороны, не рассказал о нас своим родителям. Мог бы поведать об этом, как анекдот. Но он, как я понял, не сделал это!

– О! Эжен! Как раз это можно понятно, – и Рай примиряюще положил свою руку на руку юноши, – Представь, рассказать родителям, что в принципе существует возможность подмены их единственного сына. Не настолько у них простые отношения… А почему он потом, после моего появления не рассказал, ты и сам прекрасно понял. Послушай, Эжен, он неплохой человек. Я видел, как неравнодушно он принял известие о Жане.

– Ещё бы! Как тут останешься равнодушным! – усмехнулся юноша и выдернул свою руку из-под руки Рая.

– Эжен!

– Хорошо, ну а вы не заметили после того, как он узнал о нашем с Виктором существовании, он не пытался нас найти?

– Признаться, не заметил, да и не было у нас ещё на это времени. Эжен, я хочу обратить твоё внимание ещё на одну деталь. Тогда в Туманной Гавани я встретил сначала только Антуана.

– Да, я помню, вы говорили…

– Тогда я принял его за Френсиса. И согласись, моё заявление, что я воспитал его брата близнеца, и что он, вообще говоря, один из четырёх было даже похлеще твоего признания. Но мне не пришлось долго уговаривать его свести меня с вашим отцом. Теперь я могу это объяснить только тем, что он хорошо помнит встречи с тобой, и, скорее всего, эти воспоминания гложут его душу. Он в самом деле хотел в этом разобраться, хотел услышать это от отца. Согласись, ведь он мог бы, как ты выражаешься, послать меня подальше…

– Что ж, может быть… от вас было не так просто отделаться, как от меня, – ядовито усмехнулся Эжен, – Вы были лучше моего одеты и в родственники ему предлагали не босяка, а сына герцога… Вашей настойчивости можно позавидовать, – и Эжен отвернулся, – В любом случае, вы насытили свой интерес?

Рай и не стал скрывать тяжёлый вздох:

– Я благодарен тебе, сынок! Правда! Это было для меня очень важно. Теперь я стал лучше понимать и тебя, и Антуана… Придёт время, и вы с ним обязательно найдёте общий язык, я верю в это…

– Ваше право. Каждый развлекается как может, – горестно усмехнулся Эжен, – Но я читаю в ваших глазах ещё один вопрос. Надеюсь, только один, а то уже очень поздно, и мои кости изрядно гудят после этой встряски…

– Верно, дружок, верно. Есть ещё один вопрос, – легко согласился Рай, – Скажи мне, почему ты так много пьёшь? Ведь, как я понял, так было не всегда.

– Не всегда… – и Раю показалось, что Эжен стал как-то горько-печален, – Не всегда… Вы хотите знать и это? – юноша пожал плечами, – Что ж, почему бы и нет? Но, может быть, вы попытаетесь угадать? Что может так испепелить жизненные силы, как по-вашему?

– Что?… Утрата близкого человека? – рискнул предположить Рай.

– О как?! Почти попали. Я имел неосторожность по уши влюбиться в… кого бы вы думали? В маркизу! Я буквально сошёл с ума. Как ещё можно объяснить охватившее меня безумие? Я не только имел наглость сказать ей об этом, я осмелился за ней ухаживать.

– И…

– И меня, как у нас говорят, отшили, или послали к чёрту, если хотите. И ладно бы просто отказали, запретили, а то ведь… Всю душу истоптали. Простите, я не стану рассказывать об этом подробнее. Просто, вот так с горя и запил. И так уже год. Знал, что надо бы остановиться, а не мог. Жизнь потеряла для меня всякий интерес, хоть в петлю. И была бы петля, если бы не Виктор. Бедный брат намучился со мной, почти год нянчился, да и… не выдержал. Мне, признаться, очень стыдно перед ним.

– Что ж, прости мне это любопытство… Я знаю, такие раны особенно глубоки. Но…

– Что, ещё вопрос?! – едва ли не застонал Эжен.

– Да, если позволишь, – но было видно, что Рай колеблется, – Эжен, ты поможешь мне выручить Антуана?

– Антуана… – и Эжен сердито сощурился, – Вы заставляете меня пойти против себя. А ведь я обещал, что больше из-за него в петлю не полезу. Да и возможно ли помочь человеку, который отказывается от помощи?! Господин Рай, он же не верит вам. Мне вообще кажется, сейчас он гораздо больше доверяет вашему герцогу.

– Именно этого я и опасаюсь… Эжен, я не предлагаю тебе лезть в петлю, – улыбнулся Рай, – Только ведь мне без тебя не справиться. Ты один способен заменить всю гвардию герцога! Перед твоей безрассудно нахальной смелостью я просто преклоняюсь. Нет, дружок, без тебя мне никуда.

– Вот это да! – и Эжен от души рассмеялся, – Так грубо мне никогда не льстили! Разве ж можно устоять! Вот только… Этот закон о близнецах. На кой чёрт нам с Виктором в таких условиях становиться дворянами?!

– Но ведь и простолюдинами вам не позволят остаться, не изменив внешность…

– А это если поймают!

– Погоди, не перебивай! Я смотрел в глаза твоего отца. Вы все четверо равно дороги ему! Для него нет вопроса, принимать ли вас в семью. И я уверен, если есть хоть малейшая возможность уберечь вас от увечий, он использует её! Надо лишь дать ему время! Сейчас наша главная задача – спрятать всех вас от герцога и барона…