Сиротка для дракона. Бои без правил

Глава 9

Карета остановилась. Барон выглянул в окно, стукнул в переднюю стенку и крикнул кучеру:

– Почему стоим?

– Оцепление, ваше благородие. Дальше не пускают.

Родерик мысленно хлопнул себя по лбу. Визит императрицы, призванный отвлечь внимание от Нори! Конечно, дворец правосудия закрыли для всех посетителей.

«Вели людям, чтобы не уезжали, сейчас все решим».

– Давайте немного подождем, – предложил Родерик. – Думаю, эта заминка ненадолго.

«Я сказал Ирме, что мы здесь. Твоя мать только что сообщила министру, что видела достаточно, и предложила аудиенцию, чтобы обсудить увиденное. Завтра. Пока он провожает ее в карету, она даст ему знать, что ты ждешь, скоро вас пропустят».

«Спасибо».

«Видишь, как удобно быть драконом!»

«Меня и человеком быть устраивает. Ты можешь дотянуться до Нори и сказать ей, что скоро все закончится?»

«Нет. У нее нет драконицы. Я могу только почуять…»

В следующий миг Родерика обдало холодом – не морозом, а тем холодом, что пробирает до костей и от которого не спасает и десяток одежек. Холод. Темнота. Отчаяние – бесконечное, безнадежное.

«Что они с ней делают?!»

«Не знаю. Обернемся – и к ней?»

– Что с вами? – спросил старший Вернон.

Младший же смотрел на Родерика с таким ужасом, будто к его горлу приставили нож, и лезвие уже прорезало кожу.

Родерик заставил себя отвести взгляд от лица Бенедикта. Нельзя его убивать. Пока нельзя – до тех пор, пока с Нори не сняты все обвинения.

– Ничего, – выдавил он. – Терпеть не могу ждать. Надеюсь, заминка будет недолгой.

– Мне казалось, терпение – профессиональное качество целителей, – заметил барон.

Родерик усмехнулся.

– Целители – такие же люди. К тому же я еще не получил диплом, и пока еще личинка целителя.

– Если позволите праздное любопытство, вы говорили, что закончили боевой. Почему после этого вы решили стать целителем?

На самом деле едва ли барону была интересна жизнь случайного знакомого, что принес в его дом дурные вести. Тоже, наверное, хотел чтобы все побыстрее закончилось. Заполнял вынужденную паузу болтовней, которая позволяла не думать, что его единственный сын и наследник оказался полным ничтожеством. На месте барона Родерик бы сослал жену в монастырь и женился бы снова. Впрочем, нет. На месте барона Родерик бы занимался воспитанием сына с рождения, чтобы через восемнадцать лет не обнаружить: выросло непонятно что. Его отец всегда находил время для сына, несмотря на все государственные дела.

Но потакать любопытству Вернона-старшего он не собирался.

– Мне так захотелось, – пожал плечами Родерик, и барон, поняв, умолк.

Родерик выглянул на улицу. Все утро он действовал относительно хладнокровно, но сейчас, когда Сайфер показал ему состояние Нори, каждая минута ожидания казалась невыносимой. Чего они так медлят?

Из дворца правосудия вышла императрица, справа от нее шагал министр внутренних дел. Императрица безошибочно устремила взгляд на Родерика, даром что карета стояла в полусотне ярдов от дворца. Едва заметно улыбнулась, снова обратилась к графу Сандью. Тот с поклоном подал руку, помогая ее величеству подняться в карету. Кучер тронул лошадей, гвардейцы двинулись следом, и процессия удалилась. Граф что-то сказал одному из стражников, сгрудившихся неподалеку от него, тот почти вприпрыжку помчался к карете, где ждал Родерик.

– Подъезжайте!

Застучали копыта, колеса прогрохотали по мостовой, Родерик выскочил из кареты прежде, чем кучер открыл дверцу. Граф уже удалился, но стражник, что разрешил им проезжать, подобострастно поклонился.

– Его сиятельство распорядился провести вас…

– К господину Ашеру, – велел Родерик. – Но не меня, а его благородие. – Он указал на барона. – Я лишь сопровождаю его.

Барон изумленно вскинул брови, но промолчал. Бенедикт фыркнул и удостоился еще одного тычка в бок от отца.

Путь до кабинета дознавателя показался Родерику бесконечным.

«Разнесем все это! Чтобы камня на камне не осталось!»

«Перестань!» – сдерживаться было невыносимо. Но это для дракона, не связанного людскими условностями, все просто, а если он в самом деле разрушит тюрьму, Нори станет беглой преступницей, и вся ее жизнь полетит под откос. Конечно, Родерик сделает все, что в его силах, чтобы вернуть ей нормальную жизнь, но не так уж много у него возможностей. Да и не хотел бы он, чтобы Нори оказалась обязанной до самой смерти.

«Почему? Тогда она точно никуда от нас не денется!»

«Именно поэтому».

«Не понимаю».

«Потому что так она лишь променяет одну тюрьму на другую, разве что с лучшим содержанием. Я хочу, чтобы она была рядом потому, что сама этого желает, а не потому, что деваться некуда. И хватит об этом».

Сайфер недовольно заворчал, и Родерик был уверен, что дракон многое хочет сказать. Но сейчас он не был расположен слушать. Все силы уходили на то, чтобы сохранять видимость спокойствия.

Оба Вернона исчезли в кабинете дознавателя. Он остался в коридоре. Стульев для посетителей здесь предусмотрено не было, и он замер у окна, уставившись на серую стену за узким двором. Какое красивое здание снаружи, но что творится внутри?! Если… нет, когда Нори освободится, нужно будет осторожно расспросить ее, а потом очень серьезно поговорить с графом Сандью. Исправительные учреждения находятся в ведении его министерства. И плевать, что у него, Родерика, нет никакой реальной власти.

– Родерик, – окликнул его голос министра.

Легок на помине!

Он обернулся.

– Ты сумел найти доказательства?

Родерик кивнул.

– Бенедикт признался в оговоре, сейчас они с отцом у дознавателя.

Будь Нори дворянкой, едва ли барон бы так легко согласился заставить сына рассказать правду. Клевета на дворянина – уголовное преступление. А так… Заплатит штраф в пользу простолюдинки, и на том для него история закончится.

Нет, не закончится, и даже изобретать повод, чтобы вызвать Бенедикта, будет незачем. Молва все сделает сама, как и в отношении Корделии. Если когда-нибудь настанет время, в котором репутация перестанет что-либо значить, Родерик не хотел бы до этого дожить.

– Жаль, что подобное случается. Но поклепы не истребить, пока существуют злоба и зависть. – Граф покачал головой. – Потом, когда Лианор успокоится, передай ей мои извинения… Впрочем, нет. Я попрошу Оливию пригласить ее в гости и сам извинюсь за действия своих подчиненных. Следовало провести расследование прежде, чем арестовывать.

«Извинится он! А сам в темноте и холоде посидеть не хочет?»

«В самом деле».

– Никакие извинения не смогут компенсировать несправедливость, страх и унижения, – сказал Родерик. – Я бы хотел, чтобы виновные расплатились сполна.

– Я знаю, что извинения больше нужны мне, чем самой Лианор. Но, надеюсь, желая отомстить виновным, ты не перейдешь пределы закона.

Родерик пожал плечами. Пока главное – освободить Нори. Убедиться, что случившееся не отразилось на ее здоровье и разуме. Помочь ей прийти в себя. Остальное подождет. Ни Бенедикт, ни Корделия никуда не денутся.

«Драконы умеют ждать. Теперь у тебя много, очень много времени».

«Об этом потом».

Родерик снова обратился к министру:

– Что может произойти с заключенной, чтобы она мерзла в полной темноте? – спросил он.

– С чего ты взял, будто она замерзает в темноте?

– Дракон. – Объяснять в подробностях не стоило.

На лице министра промелькнуло изумление. Потом он нахмурился.

– Состояние камер оговаривается законом. Это, конечно, не хоромы и даже не студенческое общежитие, но и не погреб. Даже карцер… – Он осекся. – Родерик, извини, мне надо отлучиться.

Граф удалился едва ли не бегом. Родерик изумленно посмотрел ему вслед.

Карцер? Но за что? Хотя, зная характер Нори… Наверняка опять попыталась кому-то объяснить, что не стоит ее обижать, тем способом, что давался ей легче всего. Лишь бы она не сопротивлялась страже – это само по себе преступление, которое все намного усложнит.

«Наша девочка! Так им всем!»

И этот туда же!

«Нельзя все проблемы решить кулаками!»

«Да, некоторые проблемы приходится решать огнем или магией!»

Родерик ругнулся, Сайфер хихикнул, и он запоздало понял, что дракон хочет просто отвлечь его от мрачных мыслей.

Мимо пробежал парень в одежде стражника, судя по папке в руках – вестовой. Скрылся за дверью кабинета дознавателя. Снова унесся прочь.

«Сколько еще ждать?!»

«Не знаю, – мысленно ответил Родерик. – Засекай час. Если за него ничего не решится…»

«Мы обернемся и сравняем здесь все с землей!?»

«Нет. Если мы тут разнесем, Нори может поранить, а то и убить обломком».

«Вы, люди, такие хрупкие!»

«Какие уж есть».

«Хорошо, тогда что ты намерен делать, если через час ее нам не вернут?»

«Я вспомню, чей я сын и как ведут себя зарвавшиеся „знатнюки“, как выражается Нори. И плевать, что придется раскрыться».

«А если и это не поможет – мы все тут разнесем?»

«Да. Засекай время».

Он прислонился к стене, скрестив руки на груди, и приготовился ждать.

Лианор

Скрежет замка показался оглушительным. Я подняла голову – движение далось тяжело, слишком сильно колотило. Дверь открылась, свет резанул по глазам, я зажмурилась.

– Вставай! – окрикнул кто-то.

Я попыталась распрямиться. Не получилось, тело словно превратилось в одну сплошную ледышку. Трясущуюся ледышку.

– Да вы совсем страх потеряли! – донесся до меня смутно знакомый голос.

Думать, где бы я могла его слышать, не хотелось. Вообще ничего не хотелось, разве что спать. Почему меня не оставят в покое? Почему просто не дадут заледенеть окончательно, ведь финал все равно известен, и незачем тратить время, изображая фарс с судом.

– Ты – немедленно за лекарем, – продолжал все тот же голос.

– Да, вашсятельство! – бодро отозвался кто-то, заторопились по коридору подкованные каблуки, и я снова зажмурилась, каждый шаг словно вбивал гвозди в мою голову, которая и без того кружилась.

– Ты – быстро к начальнику тюрьмы, пусть ждет меня в своем кабинете со списком тех, кто додумался сунуть девушку в карцер, и прошением об отставке. И передай, если я его не застану – найду и собственноручно запихну его в этот карцер, чтобы не сбежал. На недельку-другую, а потом привезу сюда императрицу полюбоваться, как на самом деле содержатся подозреваемые.

– Но вашсиятельство, преступница…

– Марш! И пришли кого-нибудь с ключом от ошейника!

Кто-то подхватил меня под руку, осторожно повлек вперед, к свету. Я кое-как распрямилась – кто бы ни был этот человек, если он распоряжается в тюрьме, он не мой друг, а показывать врагам слабость нельзя. И без того я наверняка выглядела жалко – дрожащая, в «гусиной коже». Я шмыгнула носом – сколько ни щурься против света, слезы все равно потекли. Вытерла глаза рукавом, заставив себя проморгаться. Выдохнула то единственное, что имело сейчас значение:

– Я невиновна.

Глава 10

– Вам лучше, Лианор? – спросил тот же голос.

«Вам», вот как! Простонародью не говорят «вы». Что это – очередное издевательство? Попытка сбить с толку? Заставить расслабиться перед тем, как сунуть в допросную под кнут?

– Мне просто замечательно, – пробормотала я.

Губы не слушались, и зубы стучали так, что говорить было трудно.

Я осторожно повела локтем, проверяя прочность хватки того, кто меня держал. Хотя что толку, даже если вырвусь, далеко не убегу. Бежать надо было пытаться в университетском парке, зря я тогда не решилась. Попали бы мне в спину боевым заклинанием или нет, бабушка надвое сказала, а из тюрьмы точно не убежать.

– Рад что вы сохраняете присутствие духа, – продолжал все тот же голос, пока рука куда-то повлекла меня.

Разглядеть куда не получалось. Хоть и немного было света в тюремных коридорах, но после непроглядной тьмы глаза никак не хотели к нему привыкнуть.

– Я отпущу ваш локоть, если вы пообещаете не делать глупостей и не пытаться на меня напасть.

– Обещаю.

Напасть я сейчас могла разве что на комара, имевшего давние проблемы со здоровьем, и то с сомнительным успехом. Тело по-прежнему казалось ледышкой, дрожь никак не унималась. Кружилась голова. И добивала меня магия, точнее, ее отсутствие. Я потянулась к ошейнику, ощупала грубую металлическую полосу, дернула замочек. Конечно же, это не помогло. Исчезнувшая магия ощущалась неприятнее всего, хоть я и не смогла бы толком объяснить, в чем это выражалось. Наверное, так же ноет к перемене погоды давно отсутствующая нога.

Мужчина выпустил мою руку, отошел в сторону. Я проморгалась, наконец-то разглядев его, и охнула, узнав.

– Разрешите представиться, граф Сандью, министр внутренних дел, – поклонился он мне как равной.

Так. Кажется, я все-таки рехнулась в ледяном каменном мешке. Или брежу, устав от холода? Остро захотелось себя ущипнуть, но крупная дрожь, по-прежнему колотившая меня, ощущалась как нельзя реальней. Нет, это не сон определенно. Бред? Не знаю, никогда не доводилось прочувствовать, как ощущается бред. Я огляделась. Сколько же здесь света!

Камера, такая же, как та, в которую меня определили вначале, только пустая. А я даже не поняла, как меня сюда привели. Что ж, если я и брежу, замерзая, стоит постараться сохранить остатки достоинства. Чтобы, представ перед пресветлыми богами, не устыдиться самой себя, когда мне покажут все свершенное в жизни.

– Лианор Орнелас. – Присела я в реверансе. Точнее, в том его подобии, которое смогла изобразить задубевшими мышцами. Стиснула зубы, чтобы не рассмеяться – настолько нелепым и диким было все происходящее.

– Рад знакомству. – Как я ни старалась, не смогла расслышать в голосе министра издевки. – Моя жена и дочь очень хорошо о вас отзываются.

Бред, бред, бред!

Я попыталась изобразить светскую улыбку. Получилось так себе – губы не слушались, тряслись. Когда ж я согреюсь наконец! Ни министр, ни маячившие за его спиной тюремщики не ежились и не дрожали, значит, здесь должно быть тепло.

– Передайте графине Кассии и графине Оливии мою благодарность, – простучала зубами я.

Но если это не бред, если Оливия в самом деле говорила обо мне с отцом, значит, она меня не бросила – а я плохо подумала о ней!

Но почему она молчала, когда мне так нужно было хотя бы одно доброе слово? Не хотела дать понять следователю, на чьей она стороне?

– У вас будет возможность сделать это самой.

В самом деле? Не верить! Нельзя верить, нельзя надеяться, потом будет еще хуже. Может быть, Оливия говорила обо мне с отцом не сегодня – а рассказывая о новых знакомствах. Может быть, министр не верит в мою невиновность, ведь у меня ни доказательств, ни свидетелей, а Бенедикт наверняка запасся ими.

– А еще передайте, чтобы они не думали обо мне плохо. Я не травила барона, хоть и не могу этого доказать.

Граф словно бы не услышал, что я оказалась здесь ни за что.

– Лианор, как министр внутренних дел, приношу вам извинения за действие моих подчиненных. С вами обращались недопустимо: карцер – это изоляция тех, кто представляет опасность, а не пытка.

Не верит. Тогда пусть напишет свои извинения на бумаге, желательно гербовой, пожестче, скомкает ее, чтобы получилось побольше острых углов, засунет себе поглубже и провернет пару раз!

Но подвести Оливию и госпожу Кассию было никак нельзя, и вместо этого я сказала:

– В сложившихся обстоятельствах я не могу принять извинений, ваше сиятельство.

– Понимаю, – кивнул граф.

Продолжать извиняться он не стал, да и глупо было бы этого ожидать. Граф замер, внимательно на меня глядя, и я так же застыла молча, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Получалось плохо. Тело начало согреваться, и я прикусила губу, чтобы не взвыть – в мышцы словно впились десятки иголок, так бывает, когда возвращается чувствительность в отсиженной ноге. Зато трясти стало меньше.

– Присядьте, вам вовсе незачем стоять, пока мы ждем лекаря, – сказал граф.

Ответить, что простонародью нельзя сидеть в присутствии знати, так же, как ему самому не подобает сидеть при императорской семье, я не успела. Дверь раскрылась, впуская человека в штатском. Следом за ним вошли двое в форме, замерли по обе стороны от двери. Еще надзиратели? Что, опасней меня в этой тюрьме никого нет?

Граф указал на меня тому, что в штатском.

– Пожалуйста, осмотрите барышню и исцелите, если понадобится.

«Барышню»? Я же «девка». Но и эти слова я благоразумно придержала – просто удивительно, сколько во мне разом нашлось благоразумия, где ж оно пряталось до сих пор?

Человек в штатском заставил меня сесть. Положил ладони мне на виски, но магии я не ощутила. Обругала себя – и не должна ощутить, пока на мне этот проклятый ошейник.

– Ничего серьезного, – сказал целитель.

Он раскрыл саквояж, что принес с собой, вынул тонкий – слишком тонкий чтобы согреть по-настоящему – плед, накинул мне на плечи.

– Укройся.

Тонкий или нет, но в этом пледе явно была магия, потому что ощущался он как теплое пуховое одеяло. Меня перестало трясти. А целитель тем временем извлек из саквояжа флягу, протянул мне.

– Пей. Осторожно, горячее.

Наверное в напитке тоже была магия, потому что из желудка по жилам мигом разлилось тепло, и сведенные холодом мышцы расслабились, но спать мне не захотелось, наоборот, в голове прояснилось. На время, потому что тут же я снова перестала понимать происходящее. С чего вдруг со мной стали носиться, точно с писаной торбой? Неужели угрозы министра приняли всерьез?

Графа в камере уже не было, и я скорее была готова поверить в то, что его появление и извинения, которые я не приняла, были бредом, чем в то, что он действительно вытащил меня из карцера.

Но тогда приходилось признать, что я брежу и сейчас – настолько изменилось поведение тюремщиков.

Снова раскрылась дверь, вошел еще один стражник с ключом.

– Стой смирно и не глупи, – велел он, потянувшись к моей шее.

Ошейник разомкнулся, магия хлынула в меня, и это тоже оказалось больно – как в те минуты, когда я начала согреваться, только болели не мышцы, а та неощутимая часть меня, сквозь которую проходят потоки магии. Я стиснула зубы, сдерживая крик. Сейчас… сейчас пройдет.

На мои виски снова легли ладони целителя, и в этот раз я ощутила, как магия движется по телу. Увидела едва заметный ореол, исходящий от пледа. Значит, тепло, что он источал, в самом деле было волшебным.

– Все хорошо, я больше не нужен, – заключил целитель, стягивая ткань с моих плеч. Я поежилась, когда плед перестал согревать, и тут же выпрямилась – озноб прошел, и чувствовала я себя здоровой… почти здоровой. Осталась слабость, вызванная усталостью, желудок свело от голода, и я по-прежнему не понимала, что происходит.

– Руки за спину, и вперед, – велел один из тюремщиков, указывая на открытую дверь камеры, за которой виднелся коридор.

– Куда? – не удержалась я.

Я не брежу, это уже точно. Но поверить, будто тюремщики признали мою невиновность, было сложно, и ощущение нереальности происходившего не оставляло.

– Не твое дело. – Он сделал движение, будто собирался подпихнуть меня в спину, я сжалась, но меня никто не коснулся. Только прикрикнули: – Шевелись!

Пришлось шевелиться.

Коридор, лестница, еще один коридор – все они выглядели одинаково серыми.

И в очередном коридоре у стены, рядом с дверью, стоял Родерик.

Я рванулась к нему, забыв обо всем, и он метнулся навстречу. Сжал в объятьях. Что-то крикнули стражники. Низкий злой рык вырвался из груди Родерика, такой, что тряхнуло и меня, пронесся по коридору. Тюремщики отшатнулись. Я не могла этого видеть, глядя на единственного человека, в котором сейчас сосредоточился весь мой мир, но все же увидела.

Недоумение промелькнуло и исчезло, не до того сейчас было. Я прильнула к Родерику всем телом, прижалась щекой к груди, где отчаянно колотилось сердце. Он пришел. Даже если ничего не выйдет, я буду знать – он все-таки пришел за мной. Он меня не бросил.

– Отойди от нее! – рявкнул кто-то.

Но то, что должно было стать грозным предупреждением, прозвучало неуверенно. Так лает из-под забора шавка: поджав хвост и готовясь сбежать едва услышав ответный рык

– Нет.

Он пришел за мной, но нельзя, чтобы его повязали вместе со мной.

– Рик… – Я заглянула ему в лицо, в золотые глаза с вертикальным кошачьим – нет, драконьим – зрачком. Мне снова мерещилось невесть что, но после всего, что случилось сегодня, это видение уже не пугало, а успокаивало. – Пожалуйста, не надо.

Интересно, какого цвета глаза у Сайфера? Что за дурь лезет в голову!

– В камеру ты не вернешься, – сказал Родерик, глядя поверх моей головы.

Хотела бы я в это верить!

– Не надо…

Не надо, чтобы и Рика уволокли в камеру из-за меня.

Не знаю, откуда у меня взялись силы вывернуться из его объятий. Я ожидала, что меня тут же схватят и уволокут, но вместо этого за спиной все так же неуверенно прозвучало.

– Барышня, извольте пройти к дознавателю.

Барышня? Извольте? Да что происходит? Почему все ведут себя так, будто к ним не иначе как сам император заглянул и устроил выволочку? Я заглянула в лицо Родерика, как будто он единственный мог мне ответить.

Он улыбнулся, карий взгляд согрел куда лучше волшебного пледа.

– Все будет хорошо, Нори. Иди. И возвращайся.

– Но…

Он сжал мою кисть, ободряя.

– Все будет хорошо. Я дождусь тебя и заберу отсюда. Обещаю.

– Заберешь? – пролепетала я.

– Тебя выпустят. Иди и ничего не бойся.

Выпустят? Я окончательно перестала что-либо понимать.

– Как?..

– Расскажу, когда вернешься. Иди. Формальности придется исполнить.

Кто-то снова подхватил меня за локоть, повлек прочь. Я не вырывалась, слишком ошарашенная, чтобы сопротивляться.