Loe raamatut: «Лев Толстой – провидец, педагог, проповедник»

Памяти моего отца, профессора Вейкшана Владимира Александровича, главным делом жизни которого было изучение и популяризация педагогических взглядов Л.Н. Толстого. В 1930–1950-е годы, в силу идеологических причин, он не смог в своих книгах затронуть тему духовных исканий Л.Н. Толстого и даже включить духовное завещание великого мыслителя статью «О воспитании» в издание его педагогических сочинений. Отец страдал, считая, что виноват перед великим Учителем. Надеюсь, что я попыталась хотя бы частично исправить эту ситуацию.

Вступление
Л.Н. Толстой – провидец, педагог, проповедник. Понят ли он современниками?

«Каким образом люди честные, образованные, искренне любящие своё дело и желающие добра, каковыми я считаю огромное большинство моих оппонентов, могли стать в такое странное положение и так глубоко заблудиться?»

Л.Н. Толстой

«Ежели в моих мыслях о народном образовании найдется хоть малая доля истины, которая войдет в сознание человечества и послужит основанием дальнейшему развитию новых, сообразных времени идей образования, я, не увлекаясь самолюбием, знаю, что большей доле того, что я сделаю, я буду обязан не своей личности, но тому обществу, в котором я должен был действовать.»

Л.Н. Толстой

Уникальное явление – творчество Л.Н. Толстого, который послал нам, живущим уже в новом тысячелетии, через созданную «науку жизни» или религиозно-нравственное учение своеобразный код, матрицу сознания современного педагога, учителя и каждого человека. Прозрения Толстого – писателя, мыслителя, проповедника и педагога – остаются столь невероятными (Толстого можно поставить в один ряд с учеными, совершившими революцию в области естествознания и физики, – Н. Бором, А. Эйнштейном, В. Гейзенбергом), что в силу недопонятости проблема и не обсуждается, а религиозно-нравственные трактаты остаются невостребованными.

Также невостребованными остаются прогностические утверждения Л.Н. Толстого о необходимости перехода от знаниевой педагогики (в наше время педагогики ЗУНов) к опытной, практикоориентированной педагогике с ее ведущим принципом опыт и свобода и онтологическими основаниями.

Воля к смыслу жизни, связь понимания смысла с нравственным поведением, способ духовно-нравственной жизни, воспитание, которое «спасет мир», – эти гениальные прозрения послал миру Толстой через «науку жизни» или религиозно-нравственное учение. Однако идея о духовной сущности человека и базовой мотивации, как воли к смыслу, была впервые высказана молодым Толстым в восемнадцатилетнем возрасте в период недолгого обучения в Казанском университете.

Как случилось, что почти на целое столетие жители России, многочисленные почитатели Толстого – писателя и педагога, были лишены возможности читать и изучать его произведения периода создания религиозно-нравственного учения? Именно в этих произведениях проведена первая в истории человечества гуманитарная экспертиза наук о человеке, искусства, культуры, образования, состояние которых мешало преодолеть так называемый гуманитарный кризис в науках о человеке.

Это мешало научному осмыслению включения души и духа человека в научный дискурс и использованию психологических подходов, получивших позднее название экзистенциальных.

Проблемы смысловых аспектов жизни и деятельности человека, сохранения и воспроизведения физического, творческого и нравственного потенциала нации были осознанны Толстым в период пред- и послереформенной России. Речь шла о духовном преображении России, о роли и месте наук о человеке в этом процессе.

Толстой уловил нерв эпохи, ситуацию кризиса гуманитарного знания, неубедительность философских, антропологических объяснений жизни и роста популярности психобиологических и психосоциальных моделей объяснения жизни человека, к которым начала тяготеть отечественная интеллигенция, и которые в XX веке стали препятствием преодоления гуманитарного кризиса в науках о человеке. Как показала жизнь, Толстой обнажил вред позитивизма, когда он еще только зарождался.

Триггером явилась статья Н.Г. Чернышевского в журнале «Современник» «Антропологический принцип в философии». Можно с уверенностью говорить, что именно это, а не литературные разногласия с членами коллегии журнала, послужили причиной выхода молодого Толстого, уже известного писателя, из журнала «Современник» и его острого замечания, что в науках о человеке создается одиозная ситуация «сведения души человека к нервам лягушки», замене души понятием психика. (Как мы знаем, в советское время в рамках отечественной психологии понятие души было вынесено за скобки, что создало огромные трудности в практиках работы с человеком и невозможности опираться на онтологические категории). Понятие смысла, нравственности, совести исключалось из научного оборота и не имело научного объяснения и оставалось в ведении церковных деятелей или писателей.

Видимо, именно практическая педагогическая деятельность в организованной им школе в Ясной Поляне, принципы «опыта свободы», вопросы «чему, как и зачем учить» в совокупности с на редкость зрелыми статьями в журнале «Ясная Поляна» создают огромное экспериментальное пространство спора Толстого не только с «абстрактной эмпирической педагогикой» Западной Европы и России, но и впервые в мировой науке на примере педагогических практик предлагаются вполне выполнимые для учителей-новаторов пути выхода из гуманитарного кризиса. Впервые Толстой выступает с психологических позиций. Так зарождается его экзистенцальная педагогика: педагогика диалога, опоры на онтологические категории жизни человека и понимания антропности духовности и в целом педагогика духовной жизни человека.

Редколлегия журнала «Современник», Петербург. Слева направо: стоят Л.Н. Толстой, Д.В. Григорович. Сидят: И.А. Гончаров, И.С. Тургенев, А.В. Дружинин, А.Н. Островский

Стоит подчеркнуть, что педагогическое наследие писателя оказалось не только инструментом познания глубинных проблем понимания жизни человека, но и рупором пропаганды провидческих идей Толстого как гениального проповедника.

Прецедент Толстого – соединение несоединимого – религии (мысли ненаучной, но обращенной к внутреннему Я человека и его смысловым, духовным запросам) и науки (важность которой признавал Толстой: «нет на свете ничего нужнее, благотворнее настоящей науки»). Это дает повод для серьезных размышлений об адекватности методологии, в толстоведении (и не только в толстоведении)¹.

Неадекватной оказалась вся методология отечественного толстоведения, а в основание отношения к Толстому как великому художнику и слабому мыслителю легла серия статей В. Ленина, которые были превращены в «ленинскую концепцию» творчества Толстого – в ней предмет исследования превращался в вымышленную фигуру.

К сожалению, процесс осмысления содержания педагогических и религиозных исканий Толстого надолго задержался. Вскрытая Толстым: ложность научной картины мира, включающей науки о человеке, не была осознана, и это мешало и продолжает мешать адекватному восприятию смысла его творчества и новой оценке религиозно-нравственного учения как учения о жизни человека.

До недавнего времени считалась обязательной для всех – от ученого-философа до учителя истории и литературы – формула о двух Толстых, «нашем» и «не нашем». Если приходилось затрагивать его религиозно-нравственное учение, то оценивалось оно непременно в негативном плане, как доказательство якобы ущербного мировоззрения великого гуманиста, поскольку он «не понял» революционеров, не поверил в их возвышенные побуждения, отказал им в праве путем революционного насилия перестраивать жизнь, осчастливливать людей вопреки их воле и желанию.

Первыми смелыми словами по поводу религиозно-нравственного учения Толстого в советский период были слова Леонида Леонова, который на торжественном заседании, посвященном 50-летию со дня смерти Толстого, в частности, отметил, что «любому слову в философской терминологии Толстого, вплоть до столь далекого, казалось бы, от нашей современности Царства Божьего, найдется надежный синоним и в нынешнем гуманистическом словаре»². Как ни странно, благоприятные предпосылки для исследований философского и педагогического наследия Толстого создали работы авторов, которые не занимались его творчеством. Так, работы Э.В. Ильенкова по диалектической логике и В.В. Давыдова по проблемам развивающего обучения способствуют пониманию сути методологического спора Толстого с эмпирической абстрактной педагогикой середины XIX века; показа ограниченности как идеалистической методологии, так и материалистической в понимании духовной и нравственной сущности человека³.

Проблема смысла жизни и нравственного поведения, понимания Толстым антропности духовности, онтологического характера ценностей и способности педагога их развивать в учащихся психологический вклад Толстого в складывающуюся в настоящее время экзистенциальную психологию и педагогику. Этому мешала марксистская методология наук о человеке, которая в нашей стране стала подвергаться критике с конца 80-х – начала 90-х годов XX столетия.

Развиваются во многом созвучные взглядам Толстого христианская, гуманистическая, экзистенциальная психология и педагогика. Не случайно, а закономерно выступление видного австрийского экзистенциального психолога В. Франкла, который вывел из-под критики религиозных деятелей исследование высшего, по сути духовного измерения человека, назвав его ноэтическим, а Толстого рассматривал как предтечу этого направления психологии.

Пока совсем не исследована взаимосвязь идей Толстого в его религиозно-нравственных трактатах с гуманистической и экзистенциальной психологией Запада, хотя прецедент взаимосвязи очевиден. Исторический парадокс запрета в царской России из-за резкого антиправительственного и антицерковного пафоса привел к тому, что друг и соратник писателя В. Чертков на свои средства печатал эти произведения на иностранных языках в Лондоне и распространял их. «Наука жизни» Толстого становилась доступна западной интеллигенции раньше, чем отечественной. А в наши дни ученик В. Франкла, профессор Альфрид Ленгли «переучивает» отечественных психологов и психотерапевтов в Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова на основе современного экзистенциального анализа. Видимо, слушатели этих курсов даже не подозревают о тех поэтических образах, которые оставил Толстой в произведениях «Исповедь», «О жизни», «В чем моя Вера?», «Царство Божие внутри вас», и др.

В наши дни почитатели (учителя, родители, широкая педагогическая общественность) художественного и педагогического творчества Толстого испытывают потребность в современной трактовке попыток писателя поставить в научный дискурс понятие души и духа.

Безусловно, большой интерес к проповеднической деятельности гениального провидца испытывают множество учителей, родителей, студентов педагогических вузов. Повторим, что сегодня Толстой как проповедник не одинок, а его заключительный аккорд (как в «науке жизни», так и в педагогике) – книга «Путь жизни», в которой он операционализирует шаги человека на пути совершенствования, вписывается в современную научную педагогику и психологию и возвращает нас совершенно неожиданно к его первому высказыванию об усилии духа в волевом акте созидания своей духовности, сделанному в восемнадцать лет, в годы студенчества.

Самой действительностью актуализированы проблемы осмысленной духовной жизни, идеи здоровьесберегающих технологий в педагогике и медицине, оформляется исследовательский замысел сближения религии и науки в проблеме человековедения, что делает актуальными искания писателя и его предвидение эффективности психологических подходов в практиках работы с людьми.

Появились позитивные оценки в отношении того пласта творчества Толстого, который сам он считал главным делом своей жизни, т. е. сочинений последних тридцати лет его писательского пути (А. Николюкин, Ю. Давыдов, Н. Кудрявая, А. Мень, Е. Мелешко, М. Лукацкий, Б. Сушков, В. Ремизов и др.).

Научная и педагогическая общественность испытывает потребность в новой научной интерпретации содержания религиозно-нравственного учения или «науки жизни» Толстого, для которого педагогика явилась исследовательским инструментом и рупором внедрения этих идей.

В недавно вышедшей книге историка, профессора Оксфордского университета, Андрея Зорина дается оценка проповеднической деятельности Толстого и высказывается мнение об «одиноком вожде», учение которого оказалось невостребованным человечеством. Можно и согласиться, что востребовано очень скромно. Но можно возразить профессору А. Зорину, что в наши дни, несмотря на отсутствие адекватной оценки его религиозно-нравственного учения, а оно по-прежнему исключено из научного оборота в нашей стране, идеи этого учения через педагогику делаются все более популярными и востребованными.

Гений не одинок. А в наши дни у Толстого есть целая армия последователей, которая внедряет идеи педагогики осмысленной духовной жизни.

Цель данной книги – привлечь внимание к созданному в последние 30 лет жизни писателя религиозно-нравственному учению о жизни человека, которое он сам называл «наукой жизни».

По мнению автора, впервые в истории наук о человеке Толстым на операциональном уровне задаётся и обосновывается способ духовной, осмысленной, нравственной жизни с опорой на онтологические категории человека. Отметим тот факт, что у Толстого вместо современной категории «личность» в знак протеста существовавшему биологизаторскому понятию личность используется категория «человек».

Путь к созданию этого учения оказался длиною в жизнь и, видимо, был главной задачей Толстого – гениального провидца, проповедника, мыслителя, писателя и педагога.

Произведения Толстого последних 30 лет жизни демонстрировали выход из гуманитарного кризиса в науках и практиках работы с человеком, ставили в научный дискурс проблемы духовности и нравственности, показывали их антропность и возможность работы с ними, опираясь на онтологические категории жизни человека.

Толстой по-новому для своего времени решал так называемую психофизическую проблему соотношения духовного и психофизического, по-толстовски «Божеского и человеческого».

Толстой предлагал рассматривать личность в триаде – тело-душа-дух, что свойственно современной гуманистической педагогике и психологии.

Видимо, настало время повлиять на ситуацию невнимания и даже искажения этого пласта творчества Толстого.

В данной книге предпринята попытка в какой-то мере удовлетворить эту потребность. В книге рассматриваются этапы педагогического творчества Толстого (первый – третий периоды) и последовательное, «шаг за шагом», разрешение той сверхзадачи, которую осознал Толстой в начале своего творческого пути, сверхзадачи, условием которой является необходимость духовного и нравственного отношения к жизни. По мнению Л.Н. Толстого, знаниевая педагогика не в состоянии выполнить эту задачу.

В книге впервые в отечественном толстоведении сделана попытка современной интерпретации «науки жизни» Толстого традиционно известной как религиозно-нравственное учение.

Кроме того, в книге дается современная интерпретация педагогического творчества Толстого в его взаимосвязи с наукой о духовной жизни, что и было попыткой писателя, дерзнувшего «нарушить спокойствие педагогов-теоретиков и высказать столь противные всему свету убеждения».

Автор приглашает читателя проследить шаги гениального педагога и мыслителя на этом нелегком пути и надеется, что Толстой-педагог и проповедник обретет новых единомышленников.

Педагогика Л.Н. Толстого 60–70-х годов XIX столетия как предпосылка «науки жизни»

Есть и у меня поэтическое, прелестное дело, от которого нельзя оторваться – это школа.

Л.Н. Толстой

Я все думаю о воспитании… И собираюсь тогда написать résumé всего того, что я знаю о воспитании и чего никто не знает или с чем никто не согласен.

Л.Н. Толстой

Педагогикой Толстой занимался всю жизнь, и она была не только «страстным увлечением, педагогическим делом», но и стала инструментом проверки гениальных догадок о наличии гуманитарного кризиса в науках о человеке, необходимости поставить в научный дискурс понятие души и духа, диалогичности природы человека.

В последний период жизни педагогика превратилась в мощнейший рупор пропаганды идей об осмысленной и нравственной жизни человека, о воспитании, «которое спасёт мир». Сочетание гениального писательского, исследовательского и проповеднического дара Толстого сделали его педагогику творческим феноменом, повторить который невозможно. Сейчас очевидно, что с 1860-х годов он прокладывал новые неведомые современникам подходы и демонстрировал педагогические практики гуманистического экзистенциального характера.

Впервые в практике мировой педагогики со всей очевидностью был поставлен вопрос о несостоятельности знаниевой эмпирической «абстрактной» педагогики (педагогики ЗУНов), неспособной решать задачи духовного и нравственного развития детей и молодежи.

Первым знаком, своеобразным посланием явились размышления Толстого-студента Казанского университета по поводу различных трактовок философской антропологии, которые он посчитал недоказательными в период уже наступающего научного прогресса и неубедительными для «людей науки», т. е. интеллигенции. Кстати, список прочитанных автором трудов – это весьма интересный и малоисследованный аспект творчества Толстого)⁴. Это первое свидетельство неприятия неубедительности философских основ понимания жизни человека (существует мнение, что самым первым знаком Толстого-младенца был его протест против пеленания, сдерживающего стремление к свободе, как естественному человеческому свойству, а истоком духовных исканий было детское увлечение – игры мальчиков Толстых в «муравейное братство» и вера в «зеленую палочку» как символа этого братства).

Молодой Толстой полемизирует с наиболее якобы авторитетной формулой философа Декарта «душа-тело», находит более убедительную формулу «Volo ergo sum» по сравнению с декартовским «Cogito ergo sum» и этим подчёркивает, что воля как часть души используется для творения духовной нравственной жизни. Эта великая мысль Толстого (заметим, что ему всего 18 лет) позднее развитая в педагогике 60–70-х годов («гармония развития») и в религиозно-нравственном учении о взаимодействии человека через волю, усилие с психофизическим организмом.

Лев Толстой в молодости

Позднее известный западный философ М. Шелер, которого справедливо считают великим предшественником экзистенциональной психологии, который повлиял на творчество В. Франкла, назвал такой феномен «волевым проектом духа», что позволяет выявлять взаимодействие духа и психофизического организма. Возможно, уместно отметить множество совпадений в высказываниях М. Шелера и Л. Толстого по определению путей выхода из гуманитарного кризиса в понимании сущности человека и изменений в трактовках структуры личности и понятия «человек». (Это весьма интересный и малоисследованный аспект творчества Толстого.)

Следует обратить внимание на ещё одно амбициозное высказывание Толстого для самого себя, т. к. речь идёт о записи в дневнике от 4 марта 1855 г. в период нахождения на Кавказе. Толстой записал: «…вчера разговор о божественном и вере навёл меня на великую, громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей блаженства на небе, но дающей блаженство на земле».

Видимо, занятия педагогикой показались Толстому той самой деятельностью, которая позволила бы ему проверить свои первые провидческие идеи.

Известный исследователь творчества Толстого Б. Эйхенбаум не увидел никакой значимой цели начала педагогической деятельности Толстого. Опираясь на высказывания молодого писателя, сравнившего увлечения педагогикой с любовным приключением, отметил, что занятия педагогикой были лишь побудителем к написанию романа «Война и мир». Б. Эйхенбаум не нашёл убедительных аргументов ухода молодого и уже получившего известность Толстого-писателя из журнала «Современник». Б. Эйхенбаум не усмотрел, говоря нашим языком «методологической продвинутости» Толстого, а переход его к педагогической деятельности, к счастью, без всякого специального педагогического образования и только с помощью самообразования, чтения Руссо, объяснялся желанием проверить гениальные прозрения на практике. Тем более, что практика не была связана государственными программами и другими обременениями в виде, например, учителей, имевших нежелательный опыт, а сам дух эпохи подталкивал к творению.