Loe raamatut: «Последний рейс из Дейтона. Переговоры за закрытыми дверями»

Введение

Записки экс-главы югославского представительства в Вашингтоне Небойши Вуйовича посвящены Дейтонским переговорам, завершившим кровавую гражданскую войну в Боснии и Герцеговине (БиГ). Длившаяся с апреля 1992 г. по октябрь 1995 г. эта война не только унесла почти 100 тысяч жизней и отправила в изгнание сотни тысяч жителей, но и вовлекла в себя множество внешних участников. Финальную точку в ней поставило массированное вмешательство США, оттеснивших от процесса урегулирования европейские державы и продиктовавших сторонам конфликта решение на конференции 1−21 ноября 1995 г. на авиабазе ВВС США Райт- Паттерсон в г. Дейтоне (штат Огайо).

Хотя почти уже четверть века отделяет нас от описываемых событий, книга Н. Вуйовича говорит и о вполне современных элементах международной политики – санкционном режиме и демонизации неподчиняющихся стран и их лидеров, двойных стандартах и силовом диктате.

Записки Вуйовича продолжают серию публикаций мемуарных источников по истории югославского кризиса 1991−2001 гг., издаваемых Институтом славяноведения РАН. Так, в последние годы опубликованы сборники воспоминаний участников миротворческих операций на Балканах¹, записки высокопоставленного македонского дипломата Р. Никовского², готовится к печати перевод книги генерала М. Секулича «Книн пал в Белграде». Задача этих изданий – познакомить российского и русскоязычного читателя с восприятием событий и процессов югокризиса самими его участниками и/или очевидцами и тем самым дать возможность лучше понять его ход и механизмы. В значительной степени к текстам такого рода относится и работа К. В. Никифорова, посвященная контактам Москвы с Белградом и боснийскими сербами в 1994−1995 гг.³

В посвященной Дейтону обширной литературе до сих пор доминирует американская версия, сформированная сразу по горячим следам переговорного марафона. Помимо мемуаров главы американской делегации Ричарда Холбрука «Остановить войну»⁴, это прежде всего работа Д. Чоллета «Тайная история Дейтона. Американская дипломатия и мирный процесс в Боснии 1995 г.»⁵, написанная на основе проведенного Госдепартаментом США «Дейтонского исторического проекта». И записки Холбрука, и монография Чоллета фокусируются на действиях дипломатов США, их мотивациях и планах, контактах с боснийскими сторонами, прежде всего – с властями Сараево, с европейскими державами и Россией. Большое внимание в них, естественно, уделено и переговорам с лидером Сербии С. Милошевичем. Однако американская версия так или иначе, вольно или невольно подчинена демонстрации внешнеполитического триумфа США, навязавших свое решение «неразумным балканцам» и принесшим мир туда, где до них провалились все прежние попытки урегулирования конфликта.

Ясно, что мотивация и действия местных участников конфликта, их интересы занимают в этих работах второстепенное место. Тем более что в момент публикации американской версии Дейтона противостояние Вашингтона с С. Милошевичем снова нарастало, двигаясь к своему пику – войне НАТО против Югославии 1999 г. и к смене режима в Белграде 5 октября 2000 г.

Сербские источники по Дейтону были откровенно бедны – главным переговорщиком с их стороны был президент Сербии Слободан Милошевич, но он скончался в заключении Гаагского трибунала через десять лет после конференции на авиабазе ВВС США, унеся с собой в могилу основной объем информации (свергнутый лидер Югославии не успел оставить цельных воспоминаний). Книги же представлявших на мирной конференции Республику Сербскую (РС) ее вице-президента Николы Колевича и министра иностранных дел Алексы Бухи⁶ отражают лишь факт практически полного отстранения боснийских сербов от реального переговорного процесса.

Поэтому предлагаемые ныне российскому читателю записки Небойши Вуйовича ценны тем, что проливают свет на видение ситуации руководством Сербии и на принятие им тех или иных решений в ходе дейтонских переговоров.

Конечно, никакие мемуары не могут претендовать на всеобъемлющее объяснение причин и мотиваций участников. Например, не выдержала испытания временем версия о стремлении США переместить на Балканы выводимые из Германии войска и базы. Через 25 лет оказалось, что американские базы в Германии остались на своем месте, тогда как базы в Боснии были закрыты, а база в Косово подверглась серьезному сокращению в пользу операций на Ближнем Востоке и в Афганистане. Тем не менее именно такая интерпретация логики Вашингтона определяла действия лидера Сербии и его сотрудников.

Конечно, сам автор дает прекрасный пример того, что язык (как и перо) дан дипломату, чтобы скрывать свои мысли. Описание меню обедов и ужинов, кулуарных подколок во многом позволяет ему умалчивать о сути тех или иных этапов переговоров.

Тем не менее записки показывают дипломатическое искусство С. Милошевича, находившегося в Дейтоне в сложнейшей обстановке – не имея никаких внешних союзников и/или покровителей, более того – будучи объектом давления единственной сверхдержавы тогдашнего мира, покровительствовавшей боснийским мусульманам, сталкиваясь с крайне враждебным к сербам западным общественным мнением, в условиях удушения экономики страны из-за международных санкций ему все же удалось выторговать относительно приемлемые для своей страны и сербского народа условия. Президент Сербии стремился использовать малейшие возможности для наведения мостов с вашингтонскими чиновниками, используя ресурсы дружественных диаспор, прежде всего – греческой, а также успешно разыграв карту заинтересованности администрации президента Б. Клинтона в скорейшем завершении боснийской войны под эгидой США. Вуйович показывает, как, умело подыграв в этом Белому дому, Милошевич смог стать для него необходимым и даже, находясь в крайне слабой позиции, вынудить учитывать хоть какие-то интересы сербов. В этом отношении весьма показательно выглядит описание им использованных главой Сербии методов давления на принимающую сторону – неоднократная демонстративная подготовка к отлету из Дейтона, вплоть до погрузки чемоданов в самолет.

Показывают воспоминания Вуйовича и то, как перенос центра тяжести переговоров на вопросы разграничения, принадлежности тех или иных конкретных территорий позволил С. Милошевичу добиться закрепления весьма существенных прерогатив для Республики Сербской в Дейтонской конституции БиГ. Дальнейший ход постконфликтного урегулирования показал, что, несмотря на все болезненные территориальные потери, именно правовой статус стал фундаментом сохранения сербской автономии в условиях фактического режима международного протектората, установленного в БиГ после 1997 г. Более того, само имя Республики Сербской стало нарицательным для западных дипломатов на Балканах, от которых впоследствии прямо требовали исключить повторения ее прецедента при урегулировании других конфликтов (например, в Косово и Метохии).

Глава представительства в Вашингтоне прекрасно описал сложные отношения внутри югославской делегации, несколько карикатурно изобразил лидеров Черногории и своего непосредственного начальника, главу МИД Милана Милутиновича. Все это еще больше подчеркивает, в сколь сложной и ответственной ситуации оказался в Дейтоне С. Милошевич.

Вуйович видит события глазами белградского функционера, круг его общения – коллеги по МИДу и вашингтонские чиновники, политики и журналисты. Поэтому события на боснийских фронтах фактически проходят вдали от его внимания и знает он о них крайне поверхностно. Даже авиаудары НАТО в августе-сентябре 1995 г. по войскам и объектам боснийских сербов, оказавшие значительное влияние на крах их обороны и стремительное наступление хорватов и мусульман, упомянуты лишь в контексте истории с освобождением сбитых в ходе налетов французских пилотов. Точно так же довольно туманны его представления о размере подконтрольной армии Республике Сербской территории БиГ, о конкретных спорных территориях (прежде всего в районе Сараево) и об их значении для местных сербов.

Автор описывает недовольство отстраненных от переговоров представителей боснийских сербов и не скрывает пренебрежительного к ним отношения. Как политические, так и военные лидеры боснийских сербов изображены в качестве докучливых провинциалов, лишь мешающих настоящим переговорщикам. Даже случай с обмороком М. Краишника после уступки мусульманам всех сербских районов Сараево для него был скорее любопытным анекдотом, а не прологом к трагедии исхода десятков тысяч жителей этих кварталов в начале 1996 г.

Он также практически не касается перипетий формирования единой сербской делегации с решающей ролью С. Милошевича, согласие на что было вырвано у руководства РС началом авиаударов НАТО.

Вуйович описывает свою сферу ответственности – поддержание технических контактов с американской делегацией (и в меньшей степени – с другими участниками переговоров). Особенно интересен его пересказ бесед и рассуждений С. Милошевича. Например – не совсем убедительное, но развернутое обоснование отказа от придания особого статуса Сараево попаданием столицы под полный контроль мусульманской стороны. Весьма живо показаны рассветные переговоры с делегацией Франции по сбитым пилотам, отражающие тогдашние реальные приоритеты официального Парижа, его готовность к срыву переговоров ради внутриполитических эффектов.

Некоторый новый свет проливает Вуйович и на российское участие в Дейтоне. Традиционно считалось, что Россия, вместе с другими их европейскими участниками, была полностью оттеснена американцами от переговорного процесса и лишь пассивно ожидала его исхода. Записки Н. Вуйовича показывают, что и в столь сложных условиях И. С. Иванов и его коллеги оказывали сербской делегации посильное содействие – в том числе информируя о состоянии дел по крайне важному для Белграда вопросу снятия санкций с Союзной Республики Югославии (СРЮ). Данные российской делегации помогали С. Милошевичу ориентироваться в переговорах с американцами.

Споры о том, добился ли Милошевич в Дейтоне максимума возможного или все же пошел на излишние уступки, не утихают в Сербии и Республике Сербской с самого конца 1995 г. Тем не менее практически общепризнанной стала оценка закрепленного в Дейтоне статуса Республики Сербской как главного (если не единственного) сербского исторического успеха эпохи распада Югославии. Действительно, на фоне череды тяжких поражений и территориальных утрат от 1991 г. до отделения Черногории в 2006 г. и сецессии Косово в 2008 г. создание ранее не существовавшей сербской автономии в Боснии и Герцеговине, к тому же наделенной широчайшими правами, и закрепление ее статуса на международном уровне выглядит вполне внушительно.

Автору присуща легкость стиля, бережно сохраненная в переводе А. А. Силкина. Единственное отличие перевода от исходного текста – постраничные сноски, кратко знакомящие читателя с упомянутыми в тексте действующими лицами, событиями и балканскими реалиями. Также в отдельных местах мы позволили себе указать на фактические неточности.

Записки Небойши Вуйовича – полезный исторический источник, он пригодится как балканистам, так и всем исследователям и практикам, интересующимся современными международными отношениями.

Г. Н. Энгельгардт

Посвящаю книгу супруге Весне и дочери Атине, без которых это историческое свидетельство не увидело бы свет

Вместо предисловия

Перед вами свидетельство об одном из переломных периодов новейшей сербской истории. Прежде чем поделиться с вами тем, чему довелось быть свидетелем и участником, пришлось терпеливо прождать двадцать лет, в течение которых я обязан был хранить государственную тайну. Вместе мы проследим хронологию и драматичные события, произошедшие в 1995 г. и ставшие судьбоносными для трех народов, трех государств, региона и Европы в целом. Я старался достоверно представить всех действующих лиц «балканской драмы» и все события, ранее не известные общественности. Не исключено, что это книга развеет многие предрассудки и стереотипы, что совершенно необходимо. Ведь историки и современники должны оперировать ясными и недвусмысленными фактическими данными, дабы лучше понимать и трактовать события недавнего прошлого.

Н. В.

Гамбургер с острым сыром

Вашингтон, 25 апреля 1995 г. В 12:30 шофер нашего посольства Миодраг-Мича Джурджевич повез меня на обед с Дэйвидом Байндером⁷ – знаменитым корреспондентом New York Times, специализировавшимся на дипломатии и весьма неплохо осведомленным о сербской проблематике. Он на протяжении многих лет писал репортажи из Берлина, Праги и Белграда. Женат был на Хельге – германской гражданке, с которой познакомился во время командировки в Берлин. Там он успел написать книгу о Вилли Брандте – очень хороший портрет немецкого канцлера. Одна дочь у него родилась в Праге, а две других – в Белграде, где он тоже работал дипломатическим корреспондентом.

Столик я заказал в его любимом ресторане «Баристер»⁸. Мы, по сложившейся традиции, мельком поприветствовали друг друга, ведь это была очередная, и бог знает какая по счету наша встреча. Со времени моего приезда в августе 1990 г. он стал одним из самых близких моих друзей. Я знал, что он закажет, – гамбургер с острым сыром и картофель фри. А перед этим – «Джонни Уокер» с большим количеством льда. Я давно привык к американской кухне, поэтому составил ему компанию и тоже заказал гамбургер, но только с сыром чеддер и салат из помидоров с луком. Эти наши обеды не затягивались надолго, нам хватало часа или полутора, если выпадал случай обсудить что-то интересное. Дэйвид называл этот ресторан «наш клуб» – из-за того, как часто мы в нем встречались. Здесь мы пересекались с Обрадом Кесичем⁹, который работал в Вашингтоне в компании Irex, а также с Игорем Масловым – российским дипломатом, который тоже хорошо разбирался в американских делах. Он где-то в конце 1990-х гг. уехал в Сан-Франциско, откуда его после известного конфликта двух дипломатических служб, разгоревшегося в связи со шпионским скандалом, выдворили с группой других российских коллег.

В тот день Дэйвид сказал, что у него состоялся неприятный разговор с главным и ответственным редактором Митчеллом Левитасом, поводом для которого стала статья об испанском командире одной из частей сил ООН. В Сараево произошло нападение на гражданских лиц из числа мусульман, стоявших в очереди за водой. Прилетела мина и убила много народа. Испанский лейтенант тогда на коричневом бумажном пакете записал, что мину выпустили с позиций боснийских мусульман. В то время ходили слухи, что мусульмане сами это сделали, чтобы вызвать возмущение международного сообщества, которое наказало бы после этого боснийских сербов и Сербию. Тот испанский офицер подтвердил свою позицию в разговоре с Питером Бруком ¹⁰ – техасским писателем и автором колонки в выходившем раз в три месяца журнале Foreign Affairs. Однако Митч Левитас за эту якобы оскорбительную статью, которую Дэйвид написал для New York Times, подвергся серьезным нападкам со стороны американской администрации, а также боснийских мусульман и их лоббистов. Дэйвиду он сказал, что они старые друзья, и он опубликует любую его статью, но с условием, что тот не станет больше писать об «этих проклятых сербах».

Дэйвид выглядел очень разочарованным и подавленным из-за разговора, состоявшегося утром того же дня. Поэтому он и предложил мне встретиться, – чтобы пожаловаться. Говорили, что мусульмане организовали еще одно аналогичное нападение на своих гражданских – теперь на тех, кто стоял за хлебом. Все это ради того, чтобы спровоцировать бомбардировки сербских позиций, которые и состоялись чуть позднее – летом 1995 г. Я сказал Дэйвиду, что разговаривал об этом происшествии с начальником политического управления Государственного департамента по Юго-Восточной Европе Джимом Свайгартом. Тому я напомнил, что есть рапорт испанского офицера, а также некоторые другие донесения и газетные статьи, свидетельствующие о том, что сербские военные формирования не обстреливали ни очередь за водой, ни очередь за хлебом. Свайгарту я заявил, что ему, несомненно, известно о статьях Питера Брука в журнале Foreign Affairs, Дэйвида Байндера в New York Times, журналиста Стивена Розенфильда¹¹ в Washington Post и даже Чарльза Краутхаммера¹², которые в один голос указывают, что сербы не виновны в мусульманских жертвах. Свайгарт мне на это ответил: «Небойша, важно, чтобы сербы отступили с позиций, с которых возможно обстреливать, и с которых из их оружия ведется огонь по Сараево. Если бы они отступили, как того требует американское правительство и парламент, и если бы прекратился обстрел Сараево, не было бы таких ситуаций, и не приходилось бы выяснять – кто виноват, а кто нет. Значит, сам факт, что сербы занимают эти позиции, ставит их в положение обвиняемых. Если бы они отступили туда, откуда нельзя обстреливать, ничего этого не произошло бы. Поэтому не важно, кто это сделал. Для правительства важно, чтобы войска отступили, чтобы прекратился обстрел Сараево, так как это вызов всему международному сообществу. Не отвлекайтесь на незначительные детали, смотрите на глобальную картину в целом. Уберите сербские силы с гор, и нам не придется искать выход из таких ситуаций. Пока войска занимают высоты над городом, они априори будут виноваты, так как они здесь, и они обстреливают позиции противника в Сараево». Дэйвид меня внимательно выслушал и сказал, что, по его мнению, такова позиция американских властей безотносительно подобных отвратительных действий мусульман. Мы еще немного поговорили, выпили по бокалу вина, и я вместе с Мичей вернулся в посольство.

Случайная встреча

Из-за этого разговора в тот вечер я дольше обычного задержался на своем рабочем месте в посольстве. Обрабатывал информацию и готовил депеши, когда Милутин Новович – охранник, водитель и по совместительству домоправитель нашего посольства – сказал мне, что кто-то внизу звонит в дверь. Представившись Милутину конгрессменом, посетитель спросил, кто здесь главный, и сказал, что ему надо поговорить с ним. Я велел пустить его внутрь. Спустившись на первый этаж, я увидел человека в домашнем халате и тапочках. Он сказал, что его зовут Билл Ричардсон¹³, что он конгрессмен из Нью-Мексико, а в Демократической партии его должность называется deputy whip. То есть он был «заместителем кнута» – того человека в партии, кто следит за дисциплиной в рядах однопартийцев, побуждая их приходить на заседания и участвовать в голосовании по определенным законопроектам. По его словам, он пришел, так как имел к нам одну серьезную претензию. А именно (было 19 часов и 10 минут), из-за жужжания, которое издавало наше здание или, точнее, наша антенна, он не мог спокойно смотреть вечернюю новостную программу, которая транслировалась с 19 до 20 часов. Конгрессмен попросил, чтобы мы, хоть и посольство, вели себя более предупредительно в отношении жителей района и, по возможности, приглушали шум антенны на время программы новостей. Я от души расхохотался и ответил ему, что у нас, по-видимому, технологически устаревшие громоздкие антенны, производящие такой шум.

Вообще, все, кто обращал внимание на облик посольства бывшей СФРЮ (в то время СРЮ)¹⁴ в Вашингтоне, утверждали, что никогда не видели более уродливого здания и такой большой антенны. Она была необходима для криптозащиты шифрованной радиосвязи между посольством и Министерством иностранных дел в Белграде. Позднему посетителю я пообещал, что попрошу нашего радиоинженера Бранислава Баича перенести время работы антенны с 19:00 на 20:30. Американец не только выразил мне горячую благодарность, отдав должное за то, как я отреагировал на просьбу соседа по улице, но и предложил вместе пообедать на днях. Так я познакомился с Биллом Ричардсоном, не зная еще, что чуть позднее, незадолго до конференции в Дейтоне именно он сыграет одну из ключевых ролей в преодолении кризиса на территории бывшей Югославии¹⁵.

Пятидневная миссия Милана Милутиновича

В середине мая, в воскресенье после обеда опять звонит мне Милутин Новович: «Шеф, лучше тебе приехать в посольство, тебя разыскивает наш посол в Греции, хочет увидеться». Я ответил, что буду через 15−20 минут. Столько мне требовалось, чтобы из городка Чеви-Чейз в Мэриленде, где я жил, добраться до Вашингтона.

Когда я приехал в посольство, на первом этаже на диване сидел посол СРЮ в Афинах Милан Милутинович¹⁶. После формального приветствия он сказал, что заехал меня проведать, что он очень высокого мнения о моей работе, и, будучи послом в Афинах, следил за отправляемой мной информацией и телеграммами. В Вашингтон его привела специфическая миссия, и, прежде чем приступить к ее выполнению, он счел нужным проконсультироваться со мной по нескольким вопросам. Во-первых, он спросил, что я думаю о конгрессмене Билле Ричардсоне. Я поведал ему про антенну и помехи в его телевизоре, упомянув, что расстались мы довольные друг другом и что он пообещал пригласить меня на обед. Милутинович сказал, чтобы я не ждал и сам при первой возможности пригласил его в ресторан, а после этого обязательно поделился с ним, что я думаю о Ричардсоне и его политическом весе. Общаясь с Ричардсоном, надлежало быть уклончивым и следить за тем, чтобы не выдать секретной информации.

Затем Милутинович рассказал, что у него запланировано еще две-три встречи в Вашингтоне, а после этого он собирался в Джорджию, чтобы встретиться с бывшим американским президентом Джимми Картером в его институте неподалеку от Атланты. Я вспомнил, что был на приеме, который Картер дал на католическое Рождество накануне своего отъезда в Боснию и Герцеговину, в Сараево. Тогда благодаря Картеру впервые удалось добиться соблюдения соглашений о прекращении огня¹⁷. Замолчали орудия, обстреливавшие Сараево с окрестных гор, и прекратились провокации мусульманских сил в отношении сербов, занимавших позиции над городом.

Перед поездкой в Сараево Картер, кроме меня, пригласил на прием и хорватского поверенного в делах Крешимира Чосича¹⁸ – прославленного баскетболиста, игрока сборной Югославии. В юности он учился в Юте, играл за местный колледж и стал мормоном. Чосич оставил о себе добрую память и в общине мормонов в Юте, и в Вашингтоне, куда его привела дипломатическая работа. Чуть раньше – в апреле того же года – Чосич на одном обеде признался мне, что США оказывают сильное давление на боснийских хорватов и на официальный Загреб, принуждая к формированию Мусульманско-хорватской федерации¹⁹ – одного из так называемых энтитетов²⁰ Боснии и Герцеговины. Он не распространялся о деталях, о которых и не был осведомлен, просто обозначил направление американской политики. На приеме у Картера в Госдепе мы по большей части разговаривали об общих друзьях – баскетболистах клубов «Партизан», «Црвена звезда», «Задар» и «Югопластика». По словам Чосича, он понимал, что мы, то есть он и я, будучи представителями хорватского и сербского народов, являемся в некотором смысле отверженными, если смотреть с точки зрения магистрального направления американской политики²¹. И в шутку добавил, что мы, несмотря на это, по-видимому, неплохие люди. Мы оба рассмеялись. После этого вечера мы встречались один или два раза перед тем, как он скончался.

Потом Милутинович попросил меня подбросить его до отеля «Хилтон» на Капитолийском холме, где через полчаса у него была назначена встреча. Новович отвез нас, а когда мы подъехали к отелю, я проводил Милутиновича до дверей. Там он представил меня Крису Спиру ²² – бывшему лидеру Демократической партии в американском штате Нью-Гемпшир. Когда мы познакомились, Спиру возглавлял парламент в одном из американских штатов. Впоследствии он претендовал на пост губернатора Нью-Гемпшира, но проиграл выборы республиканскому кандидату Джону Сунуну.

Милутинович остался в отеле, а я вернулся в посольство. Впоследствии я узнал, что у него была американская виза всего на пять рабочих дней, в течение которых он провел несколько встреч, в том числе и с конгрессменом Биллом Ричардсоном, с которым он встретился в «Хилтоне» в тот же день, когда я его подвозил.