– Ты, сука, совсем рехнулась?! – он замахивается и бьет меня в висок так, что, если бы я не лежала под ним на столе, я отлетела бы на несколько метров. – Я не разрешал тебе распускать свои ручонки, дрянь! Лежи смирно и просто получай удовольствие, вряд ли тебя когда-либо трахали так, как это сделаю я.
– Отпусти меня, пожалуйста, – снова умоляю его, – Я не могу… я не хоч… – не успеваю договорить, и он поднимается с меня и отходит в сторону.
– Ну, раз ты так просишь, то конечно, – спокойно отвечает и скрещивает руки на груди.
Я удивленно смотрю на него, но решив не упускать свой шанс, на ватных ногах поднимаюсь со стола, прикрывая грудь, оборванной тряпкой в виде своего сценического топа, подбегаю к двери и отчаянно дергаю ручку, стучу по двери и зову на помощь.
– Ты серьезно думаешь, что я трахал бы тебя в месте, в котором к тебе кто-то сможет придти на помощь? – громко смеется, стоя прямо у меня за спиной, опаляет своим горячим дыханием мою шею и каждый дюйм моего тела замирает.
Последнее, что я чувствую – острое проникновение иглы в свою шею. Я не успеваю его остановить. Приложив руку к месту укола, я ощущаю неприятную пульсацию, растекающуюся по всему телу, и твердое напольное покрытие вмиг пропадает под моими ногами. Мое тело парализовано. Я падаю.
– Теперь ты будешь паинькой.
Он тянет меня по полу за онемевшую руку, поднимает и укладывает на стол, разворачивая к себе спиной, так, что моя грудь, живот и лицо лежат на белых листах некогда важных документов.
В этот момент я понимаю, что у меня больше нет ни выхода, ни помощи, ни единого шанса спастись.
Я виновата в том, что оказалась здесь. Я виновата, что согласилась на эту работу. Я виновата, что зашла в этот кабинет. Я виновата, что попала в лапы зверя и мне теперь не удастся сбежать…
Глава 6
ДЖОСЕЛИН
Я прихожу в себя на полу раздевалки, как выброшенная игрушка. Каждый участок моего тела пронзает адская ноющая боль. Я делаю попытку встать, но падаю обратно. Хвастаюсь за ножку стула и с трудом поднимаюсь. Мои колени дрожат, и я с остановками добираюсь до зеркала. Смотрю на свое отражение и ужасаюсь: вся сценическая одежда разорвана в клочья.
Я поднимаю руку и касаюсь своего лица: на щеках черные потеки туши от нескончаемых слез, нижняя губа выглядит припухший от его ударов, в области скулы пятно засохшей крови, я провожу по ней пальцами и хмурюсь, испытывая острую саднящую боль.
Опускаюсь ниже и, под светом лампочек, замечаю на шее фиолетовые следы от его грубых прикосновений. Я снимаю с себя кусочек ткани, который еще вчера был кружевным топом, и вижу рваные царапины на своих ребрах. Я безэмоционально продолжаю изучать последствия роковой ночи: на запястьях, плечах и ногах виднеются синяки багрового оттенка, к которым невозможно прикоснуться, не испытывая боли, а на внутренней части бедра – остатки моей гордости в виде засохших капелек крови. Я уничтожена.
Тишину в комнате нарушает назойливый звук моего мобильного. Я ищу его, дрожащими руками задеваю стоящие на столе флаконы, и они с грохотом падают на пол, некоторые из них разбиваются, заполняя комнату горьким ароматом черешни и коньяка. Я опускаюсь на колени и открываю ящики один за другим, но телефона нигде не нахожу. Я провожу рукой под столом и в дальнем углу обнаруживаю свой гаджет, смотрю на экран и мое сердце начинает учащенно биться. Мама.
Я сижу на полу и просто пялюсь на имя контакта, не решаясь ответить. Когда звонок прекращается, я ищу в телефонной книге номер Эшли и мой палец застывает над ее фотографией. Если я сейчас ей позвоню, она будет винить себя за то, что со мной сделали. Кайл? Нет, он может быть рядом с Эшли. Я бросаю телефон на пол и хватаюсь руками за волосы, оттягиваю их и еле слышно плачу, думаю, пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации и решаю идти домой.
Я медленно направляюсь к шкафу, держусь за низ живота, который пронзает тянущая боль при каждом моем движении. Достаю свою одежду, переодеваюсь и умываю лицо, в надежде придать ему более-менее человеческий вид.
Вызываю такси и иду к выходу из клуба, стараясь игнорировать всплывающие в голове картинки моего поражения, но неприятные, жгучие ощущения между моих бедер не дают мне этого сделать.
Я еду домой и, глядя в одну точку перед собой, думаю о том, что сейчас все может стать еще хуже.
Открываю дверь максимально тихо и захожу внутрь. Сейчас все, что я хочу сделать – подняться наверх и смыть с себя всю его грязь, тереть кожу до тех пор, пока не исчезнут следы от его прикосновений, его запах, впитавшийся в каждый дюйм моего тело. Медленно на носочках я прохожу мимо гостиной и, преодолев почти половину пути, меня останавливает разгневанный голос пьяной матери, сидящей на диване кромешной темноте. Я задерживаю дыхание в легких и застываю, испытывая леденящий холод, который растекается по моим венам.
– Джоселин Блумфилд, вернись сюда! Ты видела время?! Где ты шлялась? Зачем тебе телефон, если ты не отвечаешь на мои звонки?!
Я зажмуриваю глаза, опускаю голову и, стиснув зубы, спускаюсь на три ступеньки вниз.
– Мама, прости меня, можно я пойду к себе? – с трудом сдерживаю выступающие на глазах слезы.
– Что с тобой? – она держит одной рукой бокал красного вина, а другой брезгливо указывает в мою сторону, будто я ей противна.
– Все в порядке.
Она поднимается с дивана, подходит ближе ко мне и грубо берет ладонью мое лицо, поворачивает его из стороны в сторону, рассматривая мои раны.
– Кто это сделал и за что? – с нескрываемым интересом спрашивает, всматриваясь в мои глаза.
Если бы я не знала ее, могла бы подумать, что она беспокоится.
– Я упала, – вру.
– Да ладно?! А я в следующем году стану первой леди, – неудачно шутит, рассматривая мою шею и, заметив там темные следы, добавляет:
– Сними кофту.
Я нервно сглатываю и напрягаюсь от ее просьбы.
– И штаны.
– Не нужно, мама, – я хочу ее остановить, качаю головой и из моих глаз стекают первые капли, оставляющие мокрый след на щеках.
– Если сама не снимешь, это сделаю я! Показывай! – она придвигается ко мне еще ближе и тянется к толстовке.
Я отхожу на шаг и, глядя на ее разгневанное лицо, снимаю одежду, оставляя на теле лишь нижнее белье. Она смотрит на меня и ее взгляд с каждой секундой становится все мрачнее и жестче.
– Мам…? – шепотом произношу, вытирая щеки потной ладонью.
– Так вот, чем ты была занята! Поэтому ты не ответила на мой звонок?
– Мам, мне очень больно… Меня обманули и использовали…
Слезы продолжают стекать по моему лицу и я, заикаясь, хочу ей рассказать все, хочу, чтобы она меня успокоила, поддержала и защитила – сделала то, что обычно делают мамы для своих детей.
– Так вот, где ты работаешь, да? Торгуешь своим тощим телом, дрянь!?
– Ты меня слышишь вообще?! – не выдерживаю и включаю защитную реакцию. – Я говорю, что мной воспользовались. Меня обманом заманили в кабинет директора, чем-то накачали и… изнасиловали, – последнее слово произношу прерывисто.
– Так ты еще и под наркотиками пришла домой?! – она игнорирует мое признание.
– Ты только это поняла из сказанного мной?
Я отчаянно вздыхаю и плавно скольжу взглядом по ее лицу, которое не выражает ничего, кроме гнева. Только ее гнев направлен не на того, кто изнасиловал меня, а просто на меня.
– Ты сама во всем виновата, – начинает повышать голос. – Ты и только ты! Ведешь себя, как дешевка и раздвигаешь ноги перед непонятными мужиками, разве я тебя этому учила, бесстыдница?!
– Вот, смотри, мама! – я не выдерживаю ее осуждающих слов и поднимаю руку, указывая на свою шею, руки и лицо. – Смотри, что со мной сегодня сделали! Ты говорила мне, что с 18 лет я сама должна себя обеспечивать! Ты говорила, что я сама должна заработать деньги на свою учебу! Этим я и занималась! Я работала в ночные смены на автомойке, пока ты была в длительных командировках и ночных встречах! Но меня уволили из-за одного урода, поэтому пришлось идти в другое место, чтобы заработать деньги на свое будущее. Я пошла танцевать. Да, представь себе, я танцую и делаю это хорошо! Я никогда не подпускала к себе никаких мужиков потому что все, что я хотела – это уехать из этого чертового города, уехать от тебя! – я злюсь и мой голос срывается на последних словах. – Но то, что произошло сегодня, в этом нет моей вины. Я не хотела этого. Меня использовали, изнасиловали, надругались, трахнули против моей воли, как ты это не поймешь? Может мне привести еще примеры синонимов того, что со мной сделали? Или этого достаточно, мамочка?!
– Да, как ты смеешь так со мной разговаривать? Я твоя мать!
Она замахивается и со всей силы бьет меня по лицу. Я мгновенно поднимаю ладонь к разгоряченной щеке и пристально смотрю на ее полное ненависти и осуждения лицо.
– У тебя язык развязался, и ты решила выговориться? Так я сейчас быстро завяжу его обратно.
Она подходит к шкафу и достает ремень. Я непроизвольно делаю шаг назад.
– Понятно почему отец ушел от тебя. Только непонятно, почему оставил меня с тобой, – вырывается из меня.
– Что?! – ее брови взлетают вверх от удивления, а ноздри раздуваются от злости и она целенаправленно надвигается на меня, как цунами. – Ты осмелилась дерзить мне, мерзкая девчонка!?
Она поднимает руку с ремнем в попытке ударить меня, но я перехватываю ее и с вызовом смотрю на ее бегающие в замешательстве глаза.
«Не ожидала? Я тоже, если честно».
Она вырывает свою руку, поднимает стоявший на столе бокал и делает несколько глотков красного напитка.
– У тебя есть полчаса, чтобы собрать свои вещи и убраться из моего дома! Я терпела все твои выходки, но это уже слишком. Ты – позорная, никчемная, пустая, ни на что не способная девчонка! Ты такая же, как твой отец! Ты не заслуживаешь жить рядом со мной! И, если ты хоть кому-то посмеешь пожаловаться или рассказать, что с тобой якобы сделали, я тебя уничтожу! Не смей портить мою выработанную годами репутацию. Уходи! Я больше не хочу тебя видеть здесь. У меня не может быть дочери – шлюхи!
Она допивает вино, бросает бокал в стену позади меня, и он разбивается на множество осколков. Точно так же, как и мое сердце.
Я поднимаю с пола свою одежду, и иду наверх, надеваю водолазку, которая полностью закрывает мою шею и руки, черные штаны и складываю необходимые вещи в чемодан. Если еще 5 минут назад я готова была плакать и молить о прощении, то теперь я настолько эмоционально опустошена, что не могу выдавить ни единой капельки из глаз.
Зачем она так со мной? Я ведь не просила ее производить меня на свет, для нее я причина всех ее бед и неудач. Я не нужна ни маме, ни отцу, я давно живу сама по себе, но я так чертовски устала. Устала, что не могу прийти домой и обнять маму, не могу рассказать, как меня разрывает изнутри, не могу поплакать в плечо и ощутить себя в безопасности.
Забираю из шкафа накопленные деньги, и одну фотографию, на которой мы, как мне тогда казалось, были счастливы втроем. Закрываю чемодан и спускаюсь вниз. Останавливаюсь рядом с грудой осколков и думаю: что, если она погорячились? Что если у нее неприятности на работе, и она просто по привычке сорвалась на мне?
«Кого ты хочешь обмануть, Джоселин Блумфилд?! Ты ей не нужна!»
Осмотрев свой такой чужой дом, я пытаюсь найти в памяти что-то хорошее, но там ничего не осталось: в гостиной, где стоит телевизор, мама постоянно смотрела свои сериалы и пила крепкие напитки, а после кричала и била меня ремнем за то, что я просила ее включить свой любимый мультик; на кухне мама ставила меня в угол на колени за то, что я съела последний йогурт из холодильника; в ванной она специально включала ледяную воду, когда я купалась, чтобы я делала это быстрее. Хорошие воспоминания, даже если они и были, давно уничтожены агрессией мамы.
Я берусь за ручку входной двери и выхожу на темную улицу, свежий воздух моментально проникает в мои легкие и я вздрагиваю от холода. Достаю телефон, чтобы написать Эшли или Кайлу, и вижу сообщение от мамы:
«Ушла? Забудь мой номер телефона и адрес! Никогда не звони, ни пиши и не приезжай сюда! Больше тебя не существует для меня! Повторяю, только попробуй испортить мою репутацию, и ты пожалеешь, что вообще существуешь! Прощай!»
Это написала родная мама. Дрожь пронзает мое тело, вырываясь наружу отчаянными всхлипами, и я закрываю руками глаза и обессилено сажусь на землю.
Я решаю позвонить Эшли и попросить остаться на ночь у нее, но она сейчас у своего парня и говорит, чтобы я не раздумывая приезжала туда. Я вызываю такси и еду к дому своего лучшего друга. Он живет со старшей сестрой, которая взяла опеку над ним, когда их родители погибли в авиакатастрофе.
Мы дружим сколько я себя помню. Познакомились с ним в начальной школе: он испортил мою тетрадь с прописями, а я вылила краску на его альбом из-за чего нас поругали, а мы стали друг для друга братом и сестрой. Он знает обо мне все, так же, как и я о нем.
Немного позже к нам перевелась из другой школы Эшли. Для всех она была слегка сумасшедшей: на обществознание она принесла из дома свою ручную ящерицу, сажала ее рядом с собой и говорила всем, что это ее лучший друг. Однажды ее лучший друг пропал и Кайл, как настоящий герой, помог найти его. С того момента мы начали дружить втроем. А в старшей школе, в силу влияния и изменения гормонов, у них случилась взаимная симпатия. Они идеально друг друга дополняют.
Стучу в дверь, через секунду она открывается, и я падаю в групповые объятия. Я чувствую себя в защитном коконе и просто сдаюсь: даю волю своим эмоциям, плачу, всхлипывая, а они успокаивающе гладят меня по спине и поочередно целуют в макушку.
Мы проходим на светлую, уютную кухню и Эшли достает с нижнего шкафчика бутылку кукурузного Бурбона и три стакана. Наполнив два из них, смотрит на меня и увидев одобрение, наполняет третий. Сегодня я потеряла все важное, и думаю, что алкоголь – это то, что мне сейчас нужно.
Залпом выпиваю янтарную жидкость и не чувствую горечи. Настолько паршиво внутри, что даже крепкий алкоголь не смог привести мои рецепторы в порядок и реагировать правильно. Я ставлю стакан на стол, прошу еще и начинаю рассказывать частичную правду о сегодняшнем дне, не упоминая произошедшее в кабинете клуба.
– Джо…, – Кайл становится рядом со мной и кладет руку на плечо. – Мне так жаль.
Он обнимает меня со спины, и я напрягаюсь. Мозг автоматически воспроизводит в памяти картинки, которые я так тщательно блокировала.
«Нет, Кайл, отойди, пожалуйста!».
– Джо, если хочешь можешь остаться пожить у нас, – предлагает друг.
– Спасибо, ребята, – выдавливаю из себя улыбку. – Если можно, я очень хотела бы принять душ и лечь спать.
– Конечно.
Эшли провожает меня в гостевую комнату, дает полотенце, одежду и оставляет меня одну.
Я раздеваюсь и вхожу в душевую кабину, включив горячую воду, закрываю глаза и поднимаю лицо к потоку жидкости, но как бы не старалась, я не могу расслабиться, все мои мысли возвращаются в кабинет. Трясущимися руками намыливаю мочалку и старательно стираю с себя прикосновения Марка, до боли тру кожу и ее привычно бледный оттенок становиться багровым.
Я плачу, мои слезы смешиваются с водой и ручьем стекают по телу, всхлипываю и бью себя кулаками по ногам, желая принести себе физическую боль. Беззвучно кричу, закрывая рот ладонью и опускаюсь вниз, проглатывая очередной приступ истерики. Обхватываю свои колени руками и трясусь. Мне дико холодно, меня знобит, когда в ванной стоят клубы обжигающего пара.
Я пытаюсь успокоиться и шепотом повторяю себе, покачиваясь из стороны в сторону:
– Я справлюсь. Я всегда со всем справляюсь. Я переживу это. Я смогу. Я начну новую жизнь! Мне станет легче!
Рано утром я спускаюсь на кухню, готовлю себе крепкий черный кофе и наблюдаю за рассветом в окно.
«Интересно, для меня теперь все будет таким серым и безжизненным?»
За ночь я так и не смогла уснуть, как только закрывала глаза, видела его ухмылку и довольное лицо. Я 4 раза принимала душ и каждый раз мне казалось недостаточно.
Я слышу звук шагов по лестнице и поворачиваю голову в сторону: ребята держатся за руки, улыбаются и выглядят такими счастливыми, беззаботными и влюбленными. Я вытираю рукавом толстовки скатившуюся слезу от осознания того, что у меня никогда такого не будет. Я испорчена и сломлена внутри так что, вряд ли найдется тот, кто сможет починить меня.
– Джо, ты так рано проснулась, – говорит Эшли, отстраняясь от Кайла. – Как ты?
– В порядке. Плохо чувствую себя, ночь практически не спала. Пойду еще полежу, – сделав последний глоток кофе, отправляюсь в гостевую комнату, ложусь на кровать и изучаю стеклянную люстру.
Через час я слышу, как открывается дверь и смотрю на вошедшего.
– Джо-Джо, хватит хандрить, дорогая! – надувает пухлые губы Эшли и садится на кровать, подгибая под себя ноги.
– Эшли, я просто хочу отлежаться, не переживай, я в порядке.
– Ты меня не обманешь. Я знаю тебя, тебе нужно развеяться, отключиться от неприятной ситуации с мамой, пойдем погуляем? Пожалуйста! – она складывает руки в молящем жесте, выпучивает нижнюю губу и жалобно смотрит на меня.
– Эш, я правда не хочу.
– Тогда я весь день буду лежать рядом и смотреть на тебя.
Она забирает из-под моей головы подушку, бросает ее рядом и ложится, разворачиваясь ко мне лицом. Я чувствую на себе пронзительный взгляд и тихое дыхание.
– Ты серьезно? – поворачиваюсь и смотрю на подругу.
– Конечно. Будешь лежать ты – буду лежать я. Теперь я твое зеркало, – она улыбается и прищуривает глаза.
Я держусь от силы минут 10 и сдаюсь на недолгую прогулку. Подруга целует меня в щеку и выходит из комнаты. Я закрываю лицо руками и вздыхаю. Эшли права, я должна отключиться от неприятной ситуации. Но самое ужасное то, что я не знаю какая из ситуаций неприятнее: с мамой или с Марком.
Кое как замазываю синяк на лице и разбитую губу, надеваю вчерашнюю черную водолазку, скрывающую шею и руки, и синие джинсы мом.
Мы направляемся в торговый центр, где проводим весь день вдвоем: сначала ходим по магазинам, где Эшли покупает себе несколько новых вещей, а я, ссылаясь на то, что у меня есть все необходимое, не покупаю себе ничего. После этого мы смотрим какой-то веселый мультик и опустошаем два больших ведерка с попкорном и пару банок кока-колы. Я даже несколько раз улыбаюсь. Потом мы идем кататься на роликах, и я чувствую, что мне действительно становится немного легче и мой мозг отвлекается от непрошеных мыслей.
Когда мы возвращаемся к Кайлу, нас встречает голос его сестры, Алексы, доносящийся из кухни:
– Привет, девочки!
– Привет, – одновременно отвечаем.
– Разве она не уехала по работе? – шепотом спрашиваю подругу.
– Я тоже так думала, – пожимает плечами Эшли.
– Девочки, где вы были? Кайл уже сообщил мне, что вы пока что поживете здесь. Я хотела представить вам моего молодого человека, – она указывает на сидящего к нам спиной парня. – Знакомьтесь, Майкл Браун.
Я смотрю на мужчину и мое горло будто снова сдавливают грубые мужские руки, лишая кислорода. Он подстроил это для своего дружка. Он соучастник этого преступления. И он здесь. Дома у Кайла.
«Джо, делай глубокий вздох.»
Он поворачивается и на его лице появляется кривая полуулыбка, доказывающая, что он понимает, о чем я думаю.
Надо что-то делать. Я не могу здесь оставаться. Я не хочу здесь быть.
«Так соберись, Джо! Хватит паниковать. Джулия. Точно. Сейчас же поднимусь наверх и напишу ей, что приеду.»
– Джо? Ты меня слышишь? – Алекса выводит меня из транса, машет перед лицом своей ладонью.
– Что? Прости, я задумалась. Не ожидала вас здесь увидеть, – проигнорировав его протянутую руку, я складываю свои в карманы. Он качает головой и, облизнув губы, улыбается.
– Вы знакомы? – спрашивает Алекса, хмуро глядя на меня.
Я поворачиваюсь к подруге, а она, обнимая подошедшего к ней Кайла, качает головой, показывая знак: «Мы его впервые видим». Видимо я чего-то не знаю. Ладно. Я поворачиваю рычаг своих эмоций на режим «выкл».
– Извините, видимо я вас с кем-то перепутала, – выдавливаю из себя максимально дружелюбную улыбку. – Вы не против, если я прилягу, чувствую себя неважно?
– Конечно. Тебе что-то принести? – спрашивает Кайл.
– Нет, не беспокойся, – одарив его улыбкой, поднимаюсь на ватных ногах в комнату.
Я подхожу к чемодану, и, достав ноутбук, пишу тете, что серьезно поругалась с мамой и приеду к ней. Она сразу же отвечает одобрительным ответом. Осталось сообщить друзьям о своем решении.
Эта ночь – копия предыдущей, только в этот раз, кроме Марка в видениях приходит Майкл. Я решаю спуститься на первый этаж и заварить свой любимый напиток.
– Не спится?
Кружка едва не срывается из моих рук из-за испуга.
– Как видишь.
– Кошмары мучают? – он походит ко мне ближе. – Марк был с тобой настолько груб? – он берет прядь моих волос и принюхивается к ним.
«Фу. Меня сейчас стошнит.»
– Ты все знаешь, – отстраняюсь от него, ставлю кружку на стол и поднимаю полные уверенности глаза на него. – И не боишься, что я пойду в полицию и ты можешь стать соучастником преступления, Майкл?!
– Ты не осмелишься, детка. Да и с нашими связями, ты вряд ли сможешь что-то нам предъявить, особенно Марку. Тебе никто не поверит. И думаю, что рушить репутацию своей мамочки, ты тоже не станешь, – с улыбкой чеканит каждое слово.