Tsitaadid raamatust «Долгое падение»
Тяжело - это когда пытаешься заново собрать себя по кусочкам, но инструкции нет, а еще ты не знаешь, где самые важные детали.
Быть может, желание умереть — это, в каком-то смысле, в том числе и свидетельство того, что ты еще жив.
Беда моего поколения в нашей святой уверенности, будто мы все охренеть какие гениальные. Мы слишком талантливые, мы не станем делать что-то своими руками, или продавать что-то, или чему-то учить других - мы должны быть кем-то. Это наше неотъемлемое право, право людей двадцать первого века. Если Кристина Агилера или Бритни могут стать кем-то, то почему я не могу?
Быть может, жизнь — это слишком большая дыра, чтобы ее можно было чем-то заделать, и нам обязательно нужно хватать все, что попадется под руку — шлифовальные станки, рубанки, пятнадцатилетних девочек, да все что угодно, — лишь бы хоть как-то ее заполнить.
Гомосексуализм в чём-то сродни Олимпийским играм: в древние времена он исчез, а в двадцатом веке возродился.
Уверяя себя в том, что жизнь - дерьмо, ты словно находишься под анестезией, а если перестать это делать, становится понятно, где болит и насколько сильно, и опять же лучше от этого не будет.
“По-моему, когда ты несчастен, во всем — в книгах, в еде, во сне — появляется нечто, что делает тебя еще более несчастным.”
Оскар Уайльд как-то заметил, что настоящая жизнь человека — это не обязательно та, которой он живет. Охренеть, Оскар, ты был прав.
В моей настоящей жизни были шоу нашей группы на стадионе «Уэмбли» и в «Мэдисон Сквер Гарден», мы выпускали платиновые альбомы, получали «Грэмми», и эта жизнь сильно отличалась от той, которой я жил. Возможно, именно поэтому мне казалось, что я с легкостью могу распрощаться со своей «ненастоящей» жизнью, которая не позволяла мне быть… даже не знаю… быть тем, кем я должен был быть, которая не давала мне даже встать во весь рост. У меня было такое впечатление, будто я иду по туннелю, а он становится все уже и уже, все темнее и темнее, и вода начинает прибывать, я уже ползу по нему, скрючившись, и в итоге натыкаюсь на каменную стену, пробиться за которую я могу, лишь расцарапав ее ногтями. Может, у всех возникает такое ощущение, но все же зацикливаться на этом не стоит. Как бы то ни было, в тот Новый год меня все это окончательно достало. Ногти у меня были стерты до основания, а на кончиках пальцев уже живого места не осталось. Это был предел.
За последние несколько лет я твердо усвоил: не бывает таких ситуаций, в которых невозможно облажаться, — стоит только постараться.
Можно провести не один год, набивая себе цену, а потом спустить всё за один вечер.
