– Передай им, Миллер, что я пропущу обед, – отрезал Лиам.
– А как же режим? Ты не знал, что есть надо по расписанию? Это нехорошо скажется на твоем здоровье. – Я сверлила дыру взглядом в профиле парня. – Как и то, что ты сидишь здесь на лютом морозе.
Лиам замолчал, а в моей голове бил тревогу вопрос, на который я не получу ответа: «Почему ты молчишь?»
– Какая тебе разница, Миллер? Ты чужой человек для меня, тебя не должно волновать мое здоровье. – Лиам, не поворачивая головы, опустил на меня край взгляда. – Я все равно скоро умру. Какая разница, сегодня от обморожения или завтра от рака?
Я посмотрела на свои окоченевшие ладони и спрятала их между ног, скрестив вместе. Лиам устало выдохнул и тоже поник.
– Сколько тебе осталось? – слова прозвучали негромко, неуверенно. Возможно, ему станет легче, если он с кем-нибудь это обсудит, ведь при нем в доме никто не говорит о его болезни. Они делают вид, что все хорошо, но это совершенно не так.
– Несколько месяцев. Не больше полугода, – без интереса сказал Лиам, словно эту фразу он повторяет каждый день и настолько к ней привык, что она уже не вызывает никаких эмоций, кроме пустоты.
«Сейчас конец ноября. Значит, как растает снег…»
– И как ты себя чувствуешь? Хочешь об этом поговорить?
Лиам отрешенно на меня посмотрел, будто на сумасшедшую.
– Ты очень странная, Миллер. Зачем ты это спрашиваешь?
– Просто так, – изумленно ответила я, не понимая его вопроса.
– Никто и никогда не интересуется моим состоянием просто так. Либо ты врач, либо кто-то из моей озабоченной семейки, однако ни то, ни другое тебе не подходит.
– Может и так, но ты и сам не такой, каким кажешься на первый взгляд. Я все никак не могу понять, что в тебе изменилось?
Лиам задумчиво ковырял пальцем деревянные доски скамейки. Какое-то время он молчал, и я уже подумала, что он не знает ответа на вопрос.
– Во мне ничего не менялось. Я был таким всю жизнь. Изменилось твое отношение ко мне, когда ты узнала, что я смертельно болен. Именно поэтому я не хочу пускать таких, как ты. Вчера ты тоже была другим человеком, потому что твой взгляд не был пропитан скорбью и сочувствием. Ты была обычным человеком, общающимся с таким же нормальным мной.
– Наверно, мы оба изменились.
Лиам ухмыльнулся, будто выиграл в крупном споре, в конце оказавшись правым, но не показывая своей радости.
– Ты ненавидишь, когда люди тебе сочувствуют. Когда принимают твою слабость, верно? – Он неопределенно пожал плечами, будто ему это и не интересно. – Ты считаешь, что сможешь справиться со своими проблемами сам, и не терпишь, когда кто-то тебе пытается помочь. Ты настолько закрылся ото всех людей, что уже не видишь, что вокруг тебя не осталось ничего, кроме твоего пустого одиночества. Да тебе и все равно, главное, что ты один и никто тебе не помешает упиваться своим горем. Но у всего есть последствия, и ты пожалеешь, когда будешь умирать в одиночестве.
Выражение его лица изменилось. Он сжал губы так, что от них осталась одна тонкая полоска, стиснул кулаки, и тихий треск досок заставил меня вздрогнуть. Лиам перевел взгляд на меня, внезапно совершенно спокойный.
– А ты не так глупа, какой кажешься. Любишь указывать людям на их слабые места, а что из себя представляешь ты? Неужели справляешься со своими проблемами, или уже давно в них утонула? Так ли просто тебе дается принимать чужую помощь? Или ты вовсе никого о ней не просила? – Лиам внезапно встал со скамьи и не спеша направился в сторону дома. – Думаю, нет смысла продолжать этот бессмысленный разговор.
Я заправила выбившуюся из-за ветра прядь волос за ухо. Мой взгляд метался в разные стороны, будто пытался найти выход. Будто еще можно что-нибудь сделать. В груди разрасталось странное чувство паники и обиды. Несмотря на закрытость Лиама и его местами грубый характер, что-то в нем меня непреодолимо манило. То ли его выражение лица, когда он о чем-то крепко задумывается. То ли одиночество, которое преследует его, как тень. Словно в этом человеке я находила что-то знакомое.
Я побежала за ним. Догнав уже на выходе из сада и поравнявшись, я сняла с себя длинный теплый шарф и накинула на парня, обвязав пару раз вокруг шеи. Он удивленно посмотрел на меня, явно не ожидав такого жеста.
– Замерзнешь, – сказала я, насупившись и спрятав свою открытую шею в ворот куртки. На щеках осталось легкое теплое покалывание.
На мое удивление, на губах Лиама возникла удовлетворенная ухмылка. Он уже не казался таким угрюмым и недовольным, однако все еще был отстраненным. Я опустила глаза в невысокие сугробы по краям протоптанной дорожки. Между нами сохранялась дистанция.
Некоторое время мы шли молча, но Лиам прервал тишину.
– Полагаю, ты с Лили знакома давно, но о своей семье она ничего не рассказывала.
– Да. Мы учимся с ней вместе, но она никогда не говорила о вас.
– Ясно.
Пролетавший мимо ветер унес его слова куда-то в лес, а мы снова замолчали. Дорога до дома казалась бесконечно длинной. Снег хрустел под спешным шагом.
– Почему ты поругался вчера с Ракель?
Лиам отчетливо напрягся.
– Это тебя не касается. Семейные разборки, – как ни в чем не бывало ответил он. Что-то в его интонации показалось мне странным.
– Из-за болезни тебя не выпускают из дома? Ты сидишь здесь, как в тюрьме?
Лиам раздраженно промычал что-то невнятное.
– Не в этом дело. Я вчера слегка перебрал с алкоголем, вот и все. Ракель меня просто не понимает, как любая мать сына. Я не виню ее, но и не собираюсь уступать.
Его лицо было задумчивым, походка неспешной, будто он не хотел возвращаться в дом и лишь тянул время разговорами, отвлекая меня.
– Значит, ты не ладишь с собственной матерью.
– Будешь меня осуждать? – с иронией в голосе спросил он, вероятно намереваясь защищаться от меня.
– Это не мое дело, сам ведь сказал.
Лиам спрятал руки в карманы куртки. Какое-то время он кидал на меня взгляды, будто проверяя, не обиделась ли я.
– Так было не всегда. Когда отец был жив, все было по-другому. Мы изменились с того времени, но, кажется, только я помню прошлое. Остальные забыли это как страшный сон.
– Не думаю, что Лили и правда забыла. Может, если отпустить, будет проще жить дальше. Так они тебе пытаются показать.
Мы подходили к дому. Неширокая тропинка сада закончилась, и началась голая плитка. Ступив на покрытую тонким слоем льда поверхность, я внезапно потеряла равновесие. Все произошло слишком быстро, однако Лиам подхватил за локоть, помогая не упасть.
– Осторожно. – Лиам опомнился, поставил меня на ноги и отпустил руку. – Ты ничего не знаешь ни о моей семье, ни обо мне. Вот только, не знаю почему, но мне хочется верить твоим словам.
Я улыбнулась и заправила за ухо выпавшую прядь волос. Лиам обвел меня оценивающим взглядом, но, лишь вздохнув тяжело, пошел дальше.
+++
Миссис Хартман стояла около окна в своей спальне на втором этаже. В ее руке записная книжка, но взгляд был направлен в горизонт, на город, на лес, на горы. Мысли летали где-то далеко. Казалось, что сама реальность сейчас перестала существовать. Вдруг ее взгляд упал на проходящую по тропинкам пару. Ее сын держал под руку девушку, не давая той упасть. Они стояли недалеко от дома и смотрели друг на друга.
На губах женщины расплылась нежная улыбка. Теперь все сомнения ушли прочь. Она как никогда была уверена, что не ошиблась с выбором. Искра между этими двумя вселяла в немолодую женщину надежду.
Она оставила на стеклянном столике свою книжку и спешно вышла из комнаты на звук открывающейся входной двери.
+++
Я открыла тяжелую дверь особняка. Мы вошли на порог теплого дома. После того мороза на улице любая будка казалась спасительным убежищем. Я облегченно вздохнула, растирая ладони.
Лиам, не спеша, зашел следом, ожидая затаившейся матери или сестры, которые наверняка мечтают, чтобы растерзать его. Он снял с себя мягкий шарф и лишь на секунду помедлил. В его руках ткань приятно согревала кожу. Странное ощущение, словно электрический ток, кольнуло подушечки пальцев. Но это почувствовал только он, после чего вернул шарф мне.
Как и ожидалось, Лили, с грохотом цокая каблуками, вышла из-за угла. Она скрестила руки на груди. Ее взгляд не предвещал ничего хорошего. Теперь холод снаружи уже не казался таким страшным, а наоборот – спасением.
– Где ты был?
– На улице.
– Что ты там делал?
– Мне уже на улицу выходить нельзя?
– Ты был без шапки. Тебе снова напоминать, как это опасно для твоего здоровья?
– Лучше напомни мне, когда последний раз ты не была такой занудной младшей сестрой.
Лили сжала зубы так, что слышен был их скрежет. Лиам же прошел мимо нее с непринужденным видом, направляясь в свою комнату.
– Обед пропущу.
Лили опустила взгляд и тихо прошипела себе под нос:
– Как обычно.
Я проводила его взглядом наверх. В груди кольнула легкая печаль, что он оставил меня наедине с разъяренной сестрой. Однако меня спасла Ракель, спускающаяся в это время по лестнице. Лиам промчался мимо нее, не подняв взгляд. Женщине не оставалось ничего, кроме как вжаться в перила спиной, уступая дорогу.
– Все в порядке? – растерянно спросила она.
– Абсолютно, – устало кинула Лили и ушла прочь.
Миссис Хартман мягко посмотрела на меня и пригласила в гостиную. Я поспешила за ней, догадываясь, о чем она захочет поговорить. Хозяйка дома прошла на свои любимые диваны и свободно уселась, приглашая присоединиться.
– Я хотела спросить тебя, Одри. Как идут твои дела? Тебе удалось найти с Лиамом общий язык?
Я отвела глаза в сторону, не зная, что ответить. Ракель протянула мне чашку чая и продолжила.
– Я знаю, с моим сыном бывает нелегко. Мне самой с ним трудно. Поэтому и не жду от тебя чего-то сверхъестественного в первый же день.
– Спасибо, – ответила я, не зная, как еще отреагировать.
– Это тебе спасибо. Да, и я подумаю о том, чтобы увеличить твою зарплату. Лиам в последнее время более упрямый, чем я обычно. С ним все сложнее и сложнее.
– Думаю, не стоит. Я еще ничего не добилась, чтобы меня повышать. – Я постаралась выдавить из себя улыбку, но она получилась слишком неестественной.
Ракель довольно улыбнулась.
– Скромность—это хорошо. Я бы хотела, чтобы у моего сына была такая же скромная жена.
Я подавила в себе желание закатить глаза и ничего не ответила. Мне было невозможно даже представить себя женой Лиама. Чтобы он согласился на такое, ему наверняка пришлось предложить: либо я стану его женой, либо он умрет от болезни завтра. Хотя даже так он выберет второе.
Глава 3
– Ваша сдача, – приятный женский голос вырывал меня из собственных мыслей.
Пара жестяных монет со звоном упали на кассу. Я положила их в карман и взяла свои громоздкие пакеты. В доме холодильник совсем пуст, его давно не навещала полезная еда.
Я снова остановилась, опустив рвущиеся пакеты на землю. Ладони окаменели, пальцы не разгибались. Оглянувшись, я с досадой отмерила взглядом пройденный путь и представила, сколько еще осталось. На улице гололед, идти и так сложно, а тут еще и пакеты. Я тяжело вздохнула. Как говорится: хочешь есть, тащи за собой пакеты. Или не так?
– Девушка, вам помочь?
Голос был мне незнаком, и я машинально обернулась. Передо мной оказался молодой парень с каштановой копной непослушных волос. Они подпрыгивали на легком ветру. Его карие глаза выжидающе и дерзко смотрели с высоты его роста на меня. Он мне показался достаточно дружелюбным и открытым.
– Спасибо, будет очень кстати.
Он взял в обе руки мои пакеты, и мы вместе понесли их вперед по заледенелому тротуару. Между нами повисла неловкая тишина, и я решила начать разговор первой.
– Вы живете где-то недалеко? Я вас раньше не видела в этом районе.
– Я недавно и переехал сюда от родителей. Очень милое местечко, и люди здесь приветливые. – Он подмигнул мне.
Я мысленно усмехнулась, но никак не могла отвести взгляд от этого парня. Он, словно пришелец с другой планеты, появился из ниоткуда и теперь несет мои покупки. Я хорошо общаюсь со сплетницами-соседками, и уж они должны были знать про нашего нового соседа.
Парень остановился, поставил пакеты на землю и размял затекшие руки.
– Извините мне мою бестактность, но что в этих пакетах? Кирпичи?
Я обернулась назад.
– Вы продержались дольше меня. Похвально, – усмехнулась я. Парень исподлобья посмотрел на меня, ожидая ответа. – Обычные продукты. Хочу начать готовить.
Он ухмыльнулся.
– Не против, если мы будем общаться на ты? Мы вроде одного возраста.
– Да, конечно.
– Тогда могу дополнить, что готовка – это правильно. Могу научить, если хочешь. – Парень понес пакеты дальше.
Это предложение пришлось мне по душе, но я не спешила соглашаться.
– Ты умеешь готовить?
– Да, а что?
– Не многие парни в наше время готовят сами. Особенно полезную еду, на которой можно будет прожить подольше.
– Тяжелые были времена, вот и пришлось научиться.
– Что за времена?
Парень немного помрачнел и попытался перевести тему.
– А ты как давно живешь в этих краях?
– Переехала года два назад. Тоже сбежала от родителей.
Он понимающе кивнул и, придержав дверь, вошел вслед за мной в подъезд жилого дома. Это многоэтажное здание, как и многие другие в городе, больше напоминало высотную развалину, в которой проживали не самые благополучные граждане. Когда-то такие высокие дома были очень востребованы, потому их так много строили, наряду с низкими каменными домиками. Однако это было так давно, что я и не верю, было ли когда-то. Смогла бы платить больше за аренду, переехала бы в соседний двухэтажный и более уютный дом.
Нас встретила знакомая грязь на полу, голые каменные стены. В лифте стены заколочены деревяшками, расписанными граффити и обклеенными рекламой. Мы благополучно добрались до 6 этажа, и мой новый знакомый внезапно рассмеялся.
– Да что ты, снова совпадение!
Парень положил пакеты у моей двери и пошел чуть дальше по коридору. Он остановился у соседней квартиры, достал ключ и несколько раз провернул в замке. Я удивленно посмотрела на него.
– Ты живешь здесь?
Он, довольный моей реакцией, радостно кивнул и скрылся за своей дверью.
Я устало вздохнула и достала свои ключи из кармана. Внезапно соседняя дверь снова открылась и оттуда показался все тот же парень.
– Совсем забыл спросить твое имя. – Он выжидающе улыбался.
– Одри, – мой голос эхом разлетелся по этажу.
– Тогда еще увидимся, Одри.
Глава 4
Сегодня я пришла домой к Хартманам под предлогом того, что помогаю Лили с домашней работой. Это, конечно, почти правда.
Когда я проходила мимо двери Лиама в спальню его сестры, раздался крик:
– Ты меня не слушаешь!
Я никак не могла остаться в стороне. Если бы меня не остановила Лили, я бы точно вмешалась в конфликт. Но подруге я доверяю, и если она говорит, что не надо встревать в ссору сына и матери, то я решила не действовать.
– Они скоро должны закончить, – сказала проходящая мимо Лили. Ей самой не нравится, когда Лиам и Ракель ругаются, но это происходит так часто, что она уже привыкла. – Давай займемся своими делами. Не обращай на них внимания.
Дверь не была закрыта, из-за чего крики были слышны еще громче. Эта ссора длилась уже больше получаса без остановки. Лили закрыла лицо рукой и, увидев, что их пыл накаляется все сильнее, решила вмешаться и оставила домашнюю работу. Я выбежала из комнаты вслед за ней.
Она подошла к открытой двери и пару раз постучала костяшкой пальца, привлекая к себе внимание. Двое ссорящихся даже не обернулись на нее.
– Я делаю это ради твоего здоровья! Почему ты так меня ненавидишь за то, что я пытаюсь сделать как лучше. Это все ради тебя!
– Ракель! Хватит ссориться! Эти глупые пререкания не решат вашей проблемы! —сказала раздраженно Лили. Я ощущала, как гул от их голосов разносится по стенам дома. Еще чуть-чуть и все рухнет, если они не остановятся.
– Ты не делаешь это ради меня, ты делаешь это, чтобы тебя считали любящей матерью. Ты вечно указываешь и отчитываешь меня, но я уже не ребенок. Я не хочу зависеть от тебя и твоего решения, у меня есть собственное мнение! Сколько раз мне надо это повторить?
– Собственное мнение?! Да ты ничего не сможешь сделать в этой жизни без меня! Я говорю, как лучше для тебя, а ты все хочешь сделать наоборот. – Ракель взяла с полки какую-то книгу и хлопнула по письменному столу, у которого они стояли. – Почему ты не хочешь быть менее злым, будто в этом доме тебя никто не любит?
– Злым?! По-твоему, я злой? Неужели я просто не могу сказать то, что думаю? У меня вообще в этом доме прав не осталось?
– Лиам. Тебе не стоит так говорить. – Мое присутствие удивило парня, но лишь на секунду. То, что я указываю ему, как правильно, еще больше злило его.
Хартман посмотрел на меня. В его глазах, будто черная дыра, разрастались злость и ярость, поглощая все вокруг и затягивая меня в эту убийственную воронку. Я не смогла вынести такой испепеляющий взгляд и отвела глаза.
– Не вмешивайся. Это тебя не касается. Забыла?
Все наши, как я думала, сносные отношения обратились прахом. Я поняла, что я все еще чужой и ничего не значащий человек для Лиама. Придется начинать копать эту бездонную яму сначала, но только тогда, когда эта ссора закончится.
Ракель закрыла рукой лицо и глубоко вздохнула. Она с грустью обвела присутствующих взглядом. Ее нос покраснел, а глаза наполнились слезами. Ракель подошла к Лиаму и взяла руками его лицо. Она смотрела на него по-матерински любя, на что сын отвечал весьма холодно и отстраненно.
– Лиам, я все для тебя готова сделать. Лишь бы ты был счастлив! Но я не могу смотреть на то, как мой сын хочет угробить последние дни жизни, своими же руками убивая себя. Ты должен прожить это время в безопасности и уюте, который я могу тебе дать!
Лиам закрыл глаза. Его скулы, как тиски, сжаты. Он словно сдерживал своего внутреннего зверя, готового в любой момент вырваться из клетки. Хартман приоткрыл глаза и посмотрел на мать. Он медленно взял руки Ракель и опустил вниз.
– Мне не нужны твои безопасность и уют. И если ты не понимаешь этого, то я больше не хочу жить, каждый день находясь в этом доме с тобой. Я лучше умру прямо здесь, чем буду и дальше так жить, – Лиам говорил медленно, проговаривая каждое слово, чтобы его точно услышал каждый, кто находится в этой комнате. Чтобы его наконец услышали.
Глаза Ракель расширились. Она резко закрыла рот руками.
– Лиам! Ты в своем уме?! – прокричала Лили. Она была ошеломлена не меньше Ракель. Девушка подошла к матери и стала ее утешать: – Ракель, он не в себе из-за таблеток. Он так не думает на самом деле, ты ведь знаешь…
Оскорбленная и униженная, Ракель резко подошла к сыну и с вызовом посмотрела в его глаза. Он стоял и ждал реакции матери, не выражая ни единой эмоции. Миссис Хартман сжала губы, сдерживая обиду. Она не увидела в глазах сына ни капли сожаления, он не хотел брать слова назад.
На громкие вопли в комнату заглянул Тео. Его яркие, веселые глаза потухли в тот же миг, как он увидел эту страшную картину. Возможно, такие споры происходят уже не в первый раз. К сожалению, Лили не сообразила вывести его из комнаты, чтобы он не видел этого ужаса. Тео замер в дверях комнаты и с интересом продолжил наблюдать за ссорой. Он пришел настолько тихо, что никто и не обратил на него внимания.
– И что ты мне сделаешь? Будешь насильно удерживать меня здесь своей заботой? Делать вид, что любишь своего жалкого ребенка? Или наймешь кого-нибудь еще, кто смог бы сделать это лучше, чем ты?
Ракель замахнулась и оставила хлесткую пощечину на лице Лиама. Оглушительный хлопок пронесся эхом по комнате. Парень отшатнулся и ударился спиной о письменный стол. Деревянная конструкция пошатнулась, несколько книг с таким же грохотом упали на пол. Ракель вскрикнула. Лили встала как вкопанная с открытым ртом, не зная, что сказать. Я сделала шаг вперед, не решаясь подойти к Лиаму ближе. Краем глаза я заметила сидящего на полу мальчика. Он прислонился спиной к дверной раме, закрыв уши руками. Никто не обращал на него внимания, никому сейчас не было дела до этого испуганного маленького человека. Я хотела подойти к нему и утешить, но не могла сдвинуться с места, разрываясь от смешанных чувств.
Лиам снова пошатнулся, еле устояв на ногах, и взялся рукой за горящую щеку. Его глаза сомкнуты так же, как и у его младшего брата. Обоим сейчас было до предела страшно, но Лиам не показывал свою слабость. Ракель зарыдала и хотела уже броситься к сыну, объясниться, но ноги стали ватными от страха. Она не такая женщина, которая била бы своих детей, даже я это понимала. Она никогда, никогда бы не ударила своего самого любимого сына.
В комнате повисла гробовая тишина. Еле слышный смех Лиама нарушил напряженную обстановку. Мы застыли в ступоре от его тихого смеха. Он становился громче, истеричнее. Лиам посмотрел на свою руку, которой держал обожженную щеку.
– Вот как, Ракель. Признаю, я от тебя такого не ожидал…– Лиам резко схватился рукой за грудь. Он сжал зубы и скорчился от боли. Затем медленно закрыл глаза и упал на холодный пол.
Я, отойдя от оцепенения, первая бросилась к нему. Парень лежал на полу без сознания. Я села рядом с ним и прислонила пальцы к его шее. Пульса нет. Сердце не бьется.
– У него сердечный приступ! Нужно срочно вызвать скорую! – После моих слов Ракель упала на колени и закрыла лицо руками. Лили очнулась от шока и бросилась из комнаты, мимо сидящего на полу Тео. – Держись Лиам, помощь скоро…
+++
Темнота.
Как же холодно.
Где я? Я слышу чьи-то голоса.
Кто здесь? Не понимаю, что они говорят.
– Тяжелый случай… состояние нестабильное… Лиам… нам очень жаль…
Снова пустота.
Абсолютно тихо.
Что там? Как будто свет впереди…
Внутренний голос подсказывал мне, я должен идти туда. Он совсем близко, осталось немного. Я бегу, становится ярче. Чувство невесомости, словно я куда-то падаю. Трудно дышать. Я не могу вздохнуть. Грудь сильно сдавливает и… Пустота…
Шум гудящей лампочки. Запах таблеток, так хорошо мне знакомый. Тихий шепот около меня.
Я открыл глаза. Черт. Снова эта больница. Здесь я бываю чаще, чем где-либо. Мой второй дом. Все до боли знакомое: наигранно сочувствующие медсестры, неудобные кровати, бесконечные уколы, анализы, таблетки. Я бы хотел сейчас закрыть глаза и оказаться где угодно, но не здесь. И уж тем более не дома.
Я начал осматривать комнату. Белые скучные стены, телевизор напротив кровати, большие окна, закрытые жалюзи. Неясный силуэт человека у дальнего окна. Двое тихо перешептывались, обстановка явно напряженная. Я хрипло вздохнул, они замолчали и перевели взгляды на меня.
– Лиам. Ты очнулся, —с облегчением сказала моя мать. Она подошла к моей кровати и взяла меня за руку. – Мы за тебя очень переживали.
Лили встала рядом с Ракель. Мне не нравятся их тяжелые, испепеляющие взгляды. Хотелось провалиться сквозь землю.
Тут я наконец разглядел еще одну фигуру, сидящую в кресле у окна. Это Миллер. Она смотрела на меня совсем по-другому, свысока, будто осуждала меня за что-то, но в тоже время была разочарована. В эти глаза смотреть больнее, чем на мою жалкую мать, всем своим видом молящую о прощении, и на сестру, пустым и потерянным взглядом смотрящую сквозь меня. Я не оправдал их ожидания, и каждый показывал мне это по-разному. Впервые за долгое время мне стало стыдно за свои слова, поступки. Это ужасное чувство.
В палату вошли доктора. Они говорили что-то про мое состояние, про рак, про осложнения, но я не мог сосредоточить внимание на их словах. Я смотрел в эти покинутые и отстраненные глаза Миллер. Она наблюдала за каплями дождя на окне, провожая каждую взглядом. Будто это не я умираю, а она. Как будто ей есть какое-то дело до меня. Я не верю. Никогда ей не поверю.
– Мистер Хартман, у нас для вас грустные новости. – Я перевел взгляд на одного из врачей. – Мы говорили вам, что у вас в запасе около полугода, но произошли изменения. К сожалению, не утешительные. Вам осталось жить примерно два месяца.
– Как?!—вскрикнула Ракель. Она прижалась к Лили, и сестра положила руку на ее сгорбившуюся спину.
– Нам очень жаль, но терапия и препараты не помогают вам бороться с раком. Мы сделали все, что могли. – Это были последние слова, которые я услышал от врачей, прежде чем они оставили рыдающих мать и сестру, задумчиво грустную Миллер и безнадежно больного меня.
Я запрокинул голову назад и посмотрел в скучный белый потолок. Мне не верится, что времени осталось еще меньше. Два месяца. Доктора говорят, что им жаль, но это не так. Они говорят так, чтобы не выглядеть эгоистами и проявить наигранное сочувствие. По крайней мере, даже если им и правда будет грустно после моей смерти, то недолго. У них было, есть и будет еще столько же пациентов, больных раком, которых они не смогут излечить. Они скажут еще сотни или даже тысячи раз одну заезженную, как старая пластинка, фразу: «Нам очень жаль. Мы сделали все, что могли».
Но у моей семьи не будет еще столько же больных. Я у них один. И когда меня не станет, им будет не за кем ухаживать, не о ком заботиться. Я не знаю, что будет с Ракель, с Лили. Становится страшно от одной лишь мысли, что они не смирятся с моим уходом. Но один человек точно будет в порядке. Тот, кто сейчас не плачет во весь голос, не пытается меня подбодрить, не стоит рядом и не держит меня за руку. Тот, кому все равно. Я для нее ничего не значу, как и она для меня. А вот моей семье она дорога, она сможет им помочь, когда меня не станет. Как ни странно, Миллер – единственный человек, который не будет меня вспоминать, но теперь в этом можно найти выгоду.
Меня выписали через пару дней, убедившись, что мое состояние не ухудшится, и отпустили домой умирать. Мне отменили курсы облучения и терапии, так как толку от них нет. Я весь год ходил в это ужасное место страданий и борьбы, а теперь мне сказали, что в этом не было проку. Все напрасно. И теперь у меня осталось слишком мало времени…