Государь

И если кто-нибудь скажет: король Людовик уступил Александру Романью и Испании Неаполь, чтобы избежать войны, то я сошлюсь в ответ на вышеизложенные соображения о том, что никогда не следует во избежание войны допускать развитие какого-нибудь зла, ибо войны не избегают таким образом, но лишь отлагают ее к своей же невыгоде. И если еще укажут на обещание, данное королем папе, помочь ему в его затее в обмен на расторжение брака и кардинальскую шапку архиепископа Руанскаго, то ответ мой будет в дальнейшем изложении, где я буду говорить об обещаниях государей и о том, как их следует исполнять. Итак, король лишился Ломбардии вследствие того, что не следовал ни одному из правил, соблюдаемых теми, кто захватил какие-нибудь страны и желает удержать их. Во всем этом нет ничего удивительного – все вполне понятно и в порядке вещей.

Об этом предмете я в бытность мою в Нанте имел беседу с кардиналом Руанским, когда сын папы Александра Валентино, известный под именем Чезаре Борджиа, захватил Романью. На слова кардинала, что итальянцы ничего не смыслят в военном деле, я ответил, что зато французы ничего не смыслят в государственных делах, ибо в противном случае они не допустили бы, чтобы Церковь достигла такого величия. И опыт показал, что Церковь и Испания своим величием в Италии обязаны Франции, и они же были причиной ее погибели. Из этого вытекает общее правило, никогда или почти никогда не обманывающее: тот, кто является причиной могущества другого, уготовляет свою погибель, ибо это могущество он создает или своей энергией, или своей силой, а и то, и другое внушает опасение тому, кто стал могущественным.

Глава IV. Почему царство Дария, завоеванное Александром, не возмутилось против преемников Александра после его смерти

Если учесть те трудности, с какими сопряжено удержание вновь приобретенного государства, то события после смерти Александра, ставшего в течение немногих лет властителем Азии и умершего почти тотчас же по завоевании ее, могут показаться удивительными. По-видимому, при таком положении вещей следовало бы ожидать, что все царство возмутится; однако его преемники удержали его за собой, и при этом им не приходилось иметь дела с другими трудностями, кроме тех, которые породило их собственное честолюбие. Я отвечаю, что все государства, о которых только сохранилось воспоминание, управлялись одним из двух способов: или одним государем, причем все остальные находятся на положении холопов, только по милости и соизволению государя помогающих, в качестве слуг, управлять этим царством, или государем и баронами, которые обязаны своим саном не милости властителя, но древности своего происхождения. Эти бароны имеют собственные государства и подданных, которые признают их своими властителями и питают к ним естественную склонность. В тех государствах, которые управляются государем и холопами, государь имеет больший авторитет, ибо во всей его стране нет никого, кроме него, кто признавался бы высшим, и если повинуются кому-нибудь другому, то только как его слугам и ставленникам, и не чувствуют к ним особенной любви. Примерами этих двух различных видов управления являются в наше время Турция и Франция. Вся турецкая монархия управляется одним властителем, остальные являются его холопами; разделив свое царство на санджаки, он посылает туда различных администраторов и сменяет их по своему усмотрению. Король же Франции окружен множеством властителей, издавна признаваемых их подданными и любимых ими; они имеют свои прерогативы, на которые король не может посягать без опасности для себя.

Кто рассмотрит теперь той другое государство, тот найдет трудности в приобретении такого государства, как Турция; но раз оно было побеждено, то удержать его очень легко. Причины трудностей, сопряженных с захватом турецкого царства, заключаются в том, что завоеватель не может ни быть призванным кем-либо из занимающих высокое положение в этом царстве, ни надеяться на облегчение своего предприятия вследствие возмущения приближенных султана; причины этого указаны нами выше. Так как все являются холопами султана, обязанными ему, то привлечь их на свою сторону трудно, и если бы даже это удалось, то все же из этого было бы мало проку, ибо, по указанным мною основаниям, они не могут увлечь за собой народ. Поэтому нападающему на Турцию необходимо иметь в виду, что он найдет ее единодушной, и ему следует более надеяться на свои собственные силы, нежели на неурядицы в среде других. Но раз она побеждена и потерпела в открытом бою такое поражение, что уже не может выставить войска – все внимание завоевателя может сосредоточиться на династии государя. Если она будет искоренена, то опасаться более уже некого, ибо другие не располагают доверием народа. И как победитель до победы не мог рассчитывать на народные массы, так после победы ему не приходится их опасаться.

Обратное этому происходит в королевствах, управляемых наподобие Франции: в такое королевство очень легко проникнуть, привлекши на свою сторону какого-нибудь барона, ибо всегда имеются недовольные и стремящиеся к новым порядкам. Последние, по указанным выше основаниям, могут открыть путь в государство и облегчить победу; но, чтобы воспользоваться ее плодами, придется встретиться с бесчисленными затруднениями, как со стороны тех, которые помогали, так и со стороны угнетаемых. И недостаточно только искоренить династию государя, ибо останутся другие властители, которые будут руководить новыми переворотами. И если не удастся ни удовлетворить, ни искоренить их, то государство будет потеряно при первом же представившемся случае.

Если теперь задать себе вопрос, какого рода правление было в государстве Дария, то нетрудно будет установить его сходство с управлением турецкого царства; и потому Александру пришлось иметь его всецело против себя и разбить наголову. После же победы и смерти Дария это государство, по указанным выше основаниям, было обеспечено за Александром. И его преемники, если бы жили в согласии, могли бы править этим государством сложа руки: во всем царстве не возникало никаких смут, кроме возбуждаемых ими самими. Но государством со строем, как во Франции, нельзя владеть с таким спокойствием. Частые восстания против римлян в Испании, Франции и Греции объясняются именно этим, т. е. большим числом княжеств в этих государствах. Пока сохранялась память о них, римляне не могли быть уверены в прочности этого владения; когда же память о них угасла, римляне благодаря своей мощи и продолжительности господства встали там твердой ногой. И хотя впоследствии, в междоусобной войне римлян, каждая сторона старалась удержать за собой те части этих провинций, в которых ее влияние было наиболее значительно, однако они не признавали никого, кроме римлян, так как династия их прежних властителей угасла.

Кто примет все это в соображение, тот не будет удивляться той легкости, с которой Александр мог удерживать свои азиатские владения, и тем трудностям, с которыми приходилось бороться другим приудержании приобретенного, как, например, Пирру и многим другим; и это объясняется не большей или меньшей доблестью победителя, а различием побежденных.

Глава V. Каким образом следует управлять городом или государством, которые до их завоевания жили по своим законам

Если приобретаются государства, привычные жить по своим законам и свободно, то можно указать на три способа удержания их. Первый – это совершенно разорить их, второй – поселиться там самолично, третий – предоставить им жить по своим законам, обложив их податью и поставив во главе правления немногих лиц, которые бы сохранили для государя дружбу этих государств. Ведь, так как этот образ правления создан государем, то составляющие его лица знают, что им не устоять без дружбы и помощи государя, и потому им надлежит всячески поддерживать его; город, привыкший жить свободно, легче удержать при посредстве его граждан, нежели каким-либо другим способом, если только не хотят сравнять его с землей. Примером могут служить Спарта и Рим. Спарта удерживала Афины и Фивы, установив там правление немногих; и однако же она лишилась их. Римляне, чтобы удержать Капую, Карфаген и Нуманцию, разрушили их и их не лишились. Грецию они хотели удержать почти тем же способом, что и спартанцы, сделав ее свободной и оставив ей ее собственные законы. Однако этот образ действий не увенчался успехом, так что они были вынуждены для того, чтобы удержать эту провинцию, разрушить много городов в ней, ибо на самом деле нет верного способа упрочить за собой обладание городом, кроме его разорения. И кто, захватив власть над городом, привычным жить свободно, не разоряет его, тот должен ждать от него своей гибели, ибо всегда этот город будет восставать во имя свободы и своих прежних учреждений, забыть которые не заставят его ни течение времени, ни благодеяния; и что бы ни делать, какие бы меры ни принимать, если только не разрознить жителей и не рассеять их, – никогда не исчезнет память о свободе и прежних учреждениях, но будет вновь воскресать при всяком представляющемся случае, как было с Пизой после многих лет флорентийского ига. Но когда город или страна привыкли жить под властью государя, династия которого теперь угасла, то, с одной стороны, привыкши повиноваться, с другой – не имея прежнего государя, не умея согласиться относительно выбора нового и не будучи способны к свободной жизни, они не так-то легко берутся за оружие, и государю нетрудно поладить с ними и обезопасить себя с их стороны. В республиках же больше жизни, больше ненависти, больше желания мести; в них никогда не угасает и не может угаснуть память о прежней свободе. Поэтому более верным способом будет или разорить их, или в них поселиться.