Белый олень. Часть 1. Дочь севера

– Н-да… Послушал я твой рассказ и что-то не особо мне во все это верится… – сосредоточенно промолвил Сергей. – Как-то уж мрачно все, сплошная чернуха. А не перегнул палку, тот капитан? Может, он просто неудачник по-жизни, вот и…

– Да, не без этого… – подтвердил Юдин. – Он ведь классный летун был, до поры, до времени. А потом – отказ движка на МиГ-21, неудачное катапультирование, компрессионное сжатие позвонков. Отлежался в госпитале, одыбал вроде, а с лётной должности все-таки списали. Стал попивать, жена ушла с детьми, началась деградация. Но как-то выправил крен, устроился в ЧВВАУЛ преподавателем, читал нам курс по тактике ВВС.

– Теперь понятно, откуда столько злости и пессимизма… – мрачно сказал Сергей. – Но не всё ведь так плохо в этой жизни.

– Так-то оно, так, но лично меня его рассказ впечатлил, и понял я окончательно: Мухосрански, катапультирования, спрессованные позвонки да офицерские сапоги – не мое это дело, – Герман нервно побарабанил пальцами по подоконнику.

– И ты навсегда связал свою жизнь с Гражданской авиацией? – с безобидной иронией подытожил Сергей.

–Да, именно с ней! – подтвердил тот и вдруг коротко хохотнул. – В этой связи анекдот вспомнился…

– Ну, ну, излагай!

– Короче, работает в аэропорту один старпер, чистит самолетные гальюны. Пять лет работает, десять, двадцать… Приятели ему говорят: чё ты, Михалыч, здесь застрял? На железной дороге ассенизаторам раза в три больше платят, шел бы туда сортиры драить. Дед отвечает: я бы уже давно свалил, мужики, да бросить авиацию – нет сил!

– Не слабо! Ну, и анекдотец, блин… – зашелся хохотом Сергей. Отсмеявшись, вернулся к прежней теме. – А у меня раздвоения не было, с самого детства мечтал стать именно гражданским пилотом, – он помолчал, потом рассуждающе добавил. – А салажонка ты зря так резко, пацан ведь еще совсем, зелень…

Юдин снисходительно усмехнулся, на мгновение обнажив блеснувшую золотом коронку переднего зуба:

– А ты как думал? Пусть хотя бы здесь службу малость понюхают, раз уж от срочной отвертелись. Дедовщину еще никто не отменял, и я с ними либеральничать не намерен. А то эти маменькины сыночки на шею взгромоздятся и ножки свесят.

– Ну-у-у, старик, что-то ты уж слишком, все-таки это не армия…

– Не знаю, не знаю, «дедушка», – Юдин отрицательно покачал головой. – Лично я драить полы не собираюсь, за три года километров сто палубы тряпкой протянул – хватит! Здесь для этого салабонов достаточно, их больше половины против дембелей. Мне кажется, что всё старьё со мной согласится.

– А я не соглашусь, – улыбчиво, но твердо сказал Сергей. – Эта самая дедовщина в армии осточертела – дальше некуда! Мне кажется, что старикам надо к молодым лояльнее относиться, глядишь, и помогут когда-нибудь… Они же только вчера из-за парты и со знаниями у них все в порядке. Про нас этого не скажешь – за время службы всё позабывали, я вот, например, экзамены едва сдал.

– Да вы, оказывается, поборник нравственности, батенька… – Герман скептически поджал губы. – А что касаемо этой школо'ты с букварём подмышкой и ее знаний, то лично мне это – никак, я десятилетку с золотой цацкой закончил и в ничьей помощи не нуждаюсь.

– Ну, ну, поживем-увидим… – неопределенно изрек Сергей.

***

После приборки было около часа личного времени. Кто-то из курсантов подшивал подворотничок к парадному кителю, кто-то старательно наутюживал повседневную форму «хэбэ», а Сергей отправился осматривать территорию летного училища. Глаз поражала идеальная чистота: нигде ни окурка, ни клочка бумаги, ни сломанной ветки в многочисленных аллеях. За главным учебным корпусом, огромным пятиэтажным зданием, располагался аэродром-музей. Старые «Антоны», «Илы», «Яки», вертолеты почти всех отечественных марок, снятые с вооружения истребители, несколько фронтовых и стратегических бомбардировщиков – вся эта техника, давно отжившая свою небесную жизнь, покоилась теперь на вечной стоянке, намертво пришвартованная тросами к бетону. Это был полевой класс, аудитория под открытым небом, где курсанты могли наглядно представлять, как развивалась, росла и совершенствовалась авиационная техника последних десятилетий.

Сергей переходил от одного экспоната к другому и все никак не мог насмотреться, никак не мог поверить, что, позади строгая медицинская и мандатная комиссии, трудные вступительные экзамены, отборочный тур, что он уже курсант летного училища, и что его мечта, наконец, стала принимать реальные очертания.

Он глянул на часы и с ужасом обнаружил, что давно опоздал на построение роты. Но даже это обстоятельство не смогло омрачить его самый счастливый день в жизни.

В тот же вечер, перед отбоем, Сергей столкнулся в дверях казармы с парнем, с которым так нелепо повздорил утром.

– Поговорить надо, – он тронул его за локоть, отводя в сторону.

– Небось пугать станешь? – глаза мальчишки смотрели насмешливо, но от Сергея не ускользнула мелькнувшая в них тревога.

– Да зачем мне тебя пугать… – досадливо проговорил он. – Утром-то получилось по-идиотски. Обижаешься?

– На того фиксатого, да. Он думает, что раз «дембель», то может наезжать. В следующий раз ему не пролезет

– Забудь про него, лучше скажи, ты откуда приехал?

– Из Сибири.

– Я тоже, но Сибирь-то большая…

– Из Забайкалья я, слыхал, надеюсь?

– Еще бы не слыхал, сам десять месяцев в году мерзну, кинь, так ты еще и из Горноозерска?

– Точно, из него самого!

– Земляк, значит? – обрадовался Сергей.

– Так и есть! А я на тебя чуть в драку не полез, – неловко усмехнулся тот.

Сергей протянул руку:

– Романов Сергей.

– Максим Клёнов.

– Как в авиацию попал, небось, романтика? – Сергей изучающе смотрел на Максима. Тот нахмурился.

– Да нет, романтики как раз меньше всего, отец мой пилотом был…

– Был? – вырвалось у Сергея.

– Погиб он. Ушел на ледовую разведку в Северное море на ИЛ-четырнадцатом и не вернулся… Ждали мы, ждали, не дождались. Уже по весне, рыбаки нашли спасательный плот с его самолета. И – всё. А потом мы уехали, мать не смогла в Заполярье остаться… Категорически была против моего решения стать пилотом, а я все равно решил избрать путь отца. – Максим прерывисто вздохнул, перевел взгляд за окно. В стекло мелко стучали капли осеннего дождя, начавшегося под вечер. – Ну а ты-то как – романтика или призвание? А, может, деньги?

– Да нет, деньги для меня – не главное… Просто по мне эта профессия, – признался Сергей и, как бы подводя итог разговору, добавил. – Я рад, землячок, что встретил тебя здесь, а за утро не обижайся, лады?

– Перестань, Серега, я это уже забыл… Давай лапу, я тоже рад, что познакомились.

***

Резкая трель сигнала «подъем» сорвала Сергея с постели. С секунду он приходил в себя, озираясь по сторонам, потом, сбросив одеяло, соскочил с кровати. Быстро, словно это было в армии по «тревоге», но вместе с тем спокойно и без суеты, стал одеваться. Рядом, неторопливо сползший с верхнего яруса, копошился Максим Кленов. Сергей уже застегивал последние пуговицы на куртке, когда от только напялил на себя брюки.

– Не суетись, гуран, делай все спокойнее, – с трудом удерживая смех, подсказывал Сергей. – Максим, спросонья, натягивал на левую ногу правый ботинок.

– Отвали, Серега, не до тебя! – злился он. – Какой я тебе гуран, я – коренной заполярец.

– Был заполярец, да весь вышел, – Сергей подтолкнул парня к выходу. – Теперь ты – забайкальский гуран. И точка! Становись в строй по ранжиру, по весу и по жиру.

Сергей первым встал на правый фланг. Тут же, словно из-под земли, рядом с ним возник Герман Юдин, подтянутый и свежий после сна.

– Российские флота уже в строю? – Сергей пожал его руку.

– Я вижу, что десантура тоже не отстает, – отозвался Герман. – Только салабоны все копаются, как вши в гнилой подушке.

Сергей огляделся: застегивая пуговицы, поправляя форму, в строю стояли, в основном, вчерашние солдаты. Молодежь только-только начинала подтягиваться к ним. Старшина роты Логинов прохаживался вдоль строя, посматривая на часы. Когда курсанты, наконец, построились в неровную шеренгу, он нахмурился и недовольно заговорил:

– Ну где это видано, чтоб одна рота, без оружия и амуниции строилась десять минут? Будем тренироваться, так дело не пойдет!

Герман, стоявший рядом с Сергеем, негромко произнес:

– Этот долбоя'щер начинает потихоньку доставать…

– Долбоящер! – коротко хохотнул Сергей. – Такого определения я не слышал…

– Послужи на флотах, еще и не то узнаешь.

– Рота, выходи строиться на зарядку! – зычно прокричал Логинов, при этом его простоватое круглое лицо покраснело от напряжения. – Пулей в строй! Шустрее, курсачи, шустрее! – подгонял он столпившихся у выхода курсантов. Вдруг остановил взгляд на Сергее. – Романов, ты в армии сержантом, вроде, был?

– И даже старшим сержантом, а в чем дело?

– Я сразу это понял, сам в «учебке» два года замкомвзводом прослужил, – и закончил просительно. – Слушай, сгоняй роту до плаца, позанимайся физкультурой, а то мне надо с каптеркой разобраться, шапок да шине'лок вчера сотню получил, девать пока некуда.

Сергей согласно кивнул и, повернувшись, побежал к выходу.

***

Прошла первая училищная неделя. В голове Сергея сплошной винегрет из формул, терминов и специфической авиационной лексики – ежедневно проходило по пять-шесть пар, и гора учебного материала навалилась как-то разом. Подойдя однажды к Максиму Кленову, спросил:

– Как успехи, земе'ля?

– Да вроде все нормально. Учат здесь, должен заметить, основательно. А как у тебя дела, старик? – Максим изучающе смотрел на Сергея.

– Хреново, честно говоря, – тот удрученно махнул рукой. – После армии от школьных знаний почти ничего не осталось.

– Не гунди, все встанет на свои места, вот увидишь, – ободрил Максим. – Пошли на обед, рота уже строится.

В столовой летного училища идеальная чистота, ровные ряды столов на десять человек, новенькая сияющая посуда. Обед обильный, разнообразный и сытный, но сидевший рядом с Сергеем Герман Юдин вздохнул:

– И все-таки это не флотский нажористый рацион, там после еды от «банки» едва отрываешься.

– Неужели, не наелся? – Сергей с изумлением глянул на него. Тот неопределенно пожал плечами, взял стакан с компотом, брезгливо проговорил:

– Наешься тут, ага! Глядя на нашего старшину, последний аппетит потеряешь. Посмотри: мечет, словно ткацкий челнок, да еще и чавкает, словно хряк… – он достал белоснежный платочек, не без изящества отер губы.

– Ну что ты прицепился к нему, Герман? Может, он кроме армии, да вот теперь училища, ничего и не видел. Парень из деревни, где ему было очень-то воспитываться? И семьища, наверное, человек десять.

– Цивилизованный человек прежде всего, обязан уметь культурно вести себя за столом. Этой житейской истине очень давно меня обучила маман, – Юдин холодно посмотрел на Сергея. – Каждый должен брать пример с других, если уж самому Бог не дал… Посмотри, это ископаемое жрет котлету и пюре ложкой, а поставлен командовать нами. Черт-те что!

***

Дней через десять после начала занятий Сергея неожиданно вызвали к командиру учебной роты Фомину. Войдя в его кабинет, Сергей поднес правую ладонь к виску, громко доложил:

– Товарищ старший лейтенант, курсант Романов по вашему приказанию прибыл!

– Присаживайтесь, Романов, – тот указал рукой на стул.

Сергей сел, теряясь в догадках: зачем он понадобился начальству? Нарушений за собой не припоминал, а аудиенция у командира роты предполагала, как правило, разговор о чем-то, касающемся дисциплины.

– Собираюсь назначить вас старшиной третьей учебной группы, – начал Фомин без предисловий. – Вы как, не против?

– В армии накомандовался, – уклончиво ответил Сергей. – Сейчас и без этого времени нет – учеба. Школу закончил три года назад, уже многое забыто, надо наверстываать.

– У всех плохо со временем, – понимающе кивнул офицер. – И у всех одна отговорка – время. Знаю, что после армии труднее учиться, но зато у вас имеется опыт младшего командира. Я посмотрел ваше личное дело – вы служили в ВДВ. Чем там пришлось заниматься, Романов?

– Тактической разведкой, – пояснил Сергей. – То есть разведкой ближнего тыла противника.

– Кем были по должности, какой профессией овладели?

– Являлся заместителем командира разведывательно-диверсионной группы. А должности у нас были взаимозаменяемые, в составе РДГ не более десяти человек, поэтому снайпер должен уметь заменить водителя, подрывник – медбрата, сапёр – радиста, пулеметчик – гранатометчика и так далее… Кроме этого каждый имеет парашютную и горно-альпийскую подготовку, владеет приемами защиты и нападения, в спецназе это называется «десантное самбо».

– Понятно… – сказал офицер и, помедлив, предупредительно-осторожно поинтересовался. – Ну, а как служилось в Афганистане?

– Да как вам сказать… Служил, как и все. Война есть война, та же самая работа, только иногда под обстрелами.

– А ля герр комм, а ля герр… – медленно и задумчиво проговорил Фомин.

– Что вы сказали, товарищ старший лейтенант? – не понял Сергей.

– Так звучит на французском знаменитая фраза: «На войне, как на войне», – пояснил тот. Потом чуть мечтательно добавил. – Я вот тоже хотел отслужить срочную в войсках специального назначения, но не довелось, поступил в наше училище, закончил его и остался на военной кафедре преподавателем конструкции авиадвигателей. Потом ротным назначили, ваш набор будет моим вторым выпускным курсом. – Фомин помолчал, затем встал, подчеркивая тем самым, что разговор по душам закончен. – Итак, мое решение следующее: вы вступаете в командование третьим взводом курсант Романов. Только теперь взвод не боевой, а учебный. Приказ будет подписан сегодня. Надеюсь, что будете помогать мне воспитывать молодежь, как и другие бывшие солдаты, – он дружески пожал Сергею руку.

– Разрешите идти?

– Идите, старшина Романов, желаю вам удачи. Погоны с тремя шевронами получите у Логинова, я распоряжусь.

– Есть! – четко повернувшись налево-круго'м, Сергей вышел из кабинета.

Глава 3

Лётное обучение в училище начиналось на пилотажно-тренировочном самолете Як-18. Эту короткокрылую, верткую машину Сергей нередко замечал в воздухе: летчики пригоняли самолеты с учебного аэродрома на базовый для технического обслуживания и, заходя на посадку, пролетали над училищем на небольшой высоте. Но близко этого самолета Сергей еще не видел.

Однажды после занятий, оставшись в учебном корпусе один, чтобы получше разобраться с запутанной аэродинамической схемой, Сергей засиделся допоздна. Когда со схемой было покончено и более или менее стройное понятие отложилось в его голове, отправился побродить по бесконечным аудиториям. Читая названия кабинетов, он добрался до конца длинного коридора и остановился перед дверью с надписью «Класс-ангар». Здесь Сергей еще не был, в этом помещении занимались старшекурсники. Оглянувшись, он убедился, что в коридоре никого нет и осторожно повернул ручку. Дверь оказалась незапертой, курсант вошел и остановился пораженный. Настоящий Як-18, затащенный сюда по частям и собранный прямо в классе, стоял, опираясь о пол выпущенными стойками шасси, слегка задрав нос с двухлопастным воздушным винтом. Сергей подошел поближе и стал его рассматривать.

Этот Як когда-то летал, а теперь он был лишь наглядным пособием. Часть обивки с самолета снята, чтобы курсанты могли нагляднее представлять себе его компоновку, крылья широко и стремительно раскинулись чрез весь класс. Сергей не мог оторвать взгляд – неужели он сам сможет когда-нибудь подняться в небо вот на таком же маленьком самолетике? Ему верилось и не верилось в это. А что, если попробовать сесть в кабину? Поколебавшись с минуту, Сергей подошел к двери, прислушался, в коридоре было тихо. Тогда он вернулся к самолету и, поставив ногу на подножку-скобу, поднялся на рифленый порожек у основания крыла, потянул прозрачный колпак-фонарь кабины назад. Готово, теперь можно садиться. Только бы никто не вошел. Сергей перенес ногу через борт кабины и осторожно опустился на холодное сиденье, обитое черной потертой кожей. Теперь он был один на один с самолетом. Боясь резко повернуться, стал осматриваться. Перед его глазами находилась приборная доска с бесчисленными датчиками, стрелки которых застыли на нулевых индексах. Повсюду торчали рычажки тумблеров и какие-то рукоятки.

Самолет молчал, он давно отговорил свое, его сердце-мотор больше не стучит, пылясь в огромном, но тяжело давящем низким потолком классе. Поерзав, Сергей устроился в кресле поглубже и прикрыл фонарь. Было удобно, хотя и тесновато, но теснота эта казалась даже приятной, так рационально был использован каждый сантиметр объема. Сергей положил ладонь на ручку управления, она удобно охватывалась пальцами, и потянул ее на себя, он уже знал – так делают летчики на взлете. Руль высоты предательски скрипнул, поднялся вверх и глухо ударился об ограничитель. Затем Сергей поочередно наклонил ручку влево и вправо, на крыльях послушно шевельнулись элероны – это было управление самолетом по крену.

– Летаем? – неожиданно раздался за спиной негромкий голос.

Сергей оторопело оглянулся. В дверях стояла женщина в синей летной форме, пилотка с крабом кокетливо сдвинута на правую бровь, на плечах золотым шитьем блестели погоны. На вид ей было лет тридцать. Она вошла в класс и плотно прикрыла за собой дверь.

– Летаем? – повторила свой вопрос летчица. – Ваша фамилия.

– Курсант старшина Романов, – смущенно изрек Сергей. – Двадцать шестая учебная рота.

– Понятно. Дежурная по училищу пилот-инструктор Шипова, – она подошла к самолету, положила руку на крыло. – Заруливай на стоянку, курсант Романов, полетал…

Сергей неловко выбрался из кабины, едва не упал, споткнувшись о подножку, чуть стыдливо опустил голову.

– Ну и как аппарат? – Шипова прочертила пальцем зигзаг на зеленой перкали крыла. – Наверное, скажешь, что тяжелее воздуха? Эт-то точно, тяжелее… Откуда родом, Романов?

– Забайкальские мы… – невнятно пробормотал тот.

– О-о-о, знаменитые места! Славное море – священный Байкал, – она глянула на Сергея с пристальным интересом. – Что, не терпится в пятый океан? – и сама же ответила на поставленный вопрос. – Не терпится, по себе знаю, только ведь всему свое время, Романов… Как тебя зовут, кстати?

– Сергей Александрович.

– Он еще и Сергей Александрович! Тогда я буду только на «вы», – она засмеялась широко и весело, но тут же прекратила, чтобы не смущать и без того растерявшегося парня. – Что значит – Сибирь! Колорит и солидность во всем.

Сергей, наконец, поднял глаза, исподлобья глянул на летчицу. Черные туфли на высоком каблуке делали ее почти одного роста с ним. Под чуть расклешенными отутюженными брюками угадывались стройные ноги. Строгий летный костюм сидел на ее фигуре щеголевато и как-то даже усиливал ту броскую женственность, которой она была наделена от природы. Лицо Шиповой было открытым, привлекательным, но ее вряд ли можно было назвать красивой. Чуть миндалевидные зеленые глаза, волевой суховатый рот, темно-русые волосы, короткая стрижка, – все это придавало ей что-то неуловимо-мальчишеское и милое. Невольным взглядом созревшего мужчины Сергей отметил ее невысокую, но рельефную грудь и, судя по всему, она уловила движение его глаз, резко изменилась лицом и произнесла строгим, почти приказным тоном:

– Немедленно закройте класс, Романов! Ключ возьмёте на вахте, – она повернулась и неспешно пошла к выходу.

Сергей облегченно выдохнул: «Черт меня попутал залезть в этот «Фарман», теперь разболтает, стыда не оберешься: дембель-старшина Романов играл в летчиков!» Бросил взгляд на часы. Скоро девятнадцать. Через десять минут построение на ужин. Подхватив планшет с конспектами и учебниками, он метнулся к дверям. Нужно было еще отыскать ключ от класса-ангара, чтобы выполнить приказание строгой летчицы.

***

В субботу после обеда Сергей, нетерпеливо посматривая на часы, ожидал в казарме Максима Кленова. Оставшись в учебном корпусе после занятий, тот пересдавал зачет по метеорологии. Максим пришел удрученный, сердито швырнул учебники на тумбочку.

– Ну как страто'-ку'мулюс, ни'мбо-стра'тус? – Сергей выжидательно смотрел на друга.

– Да пропади пропадом эти облака вместе с чертовой латынью! – тот в сердцах махнул рукой, разбито опустился на табурет. – Ну не могу я ее освоить, не запоминается она мне! Все понимаю, во всем разбираюсь, а это долбанное «дывлюсь я на нибо, тай думку гадаю» ну никак, хоть убей!

– Короче: пересдал или снова «гусь»?

– Ну ты же знаешь, что Шаровая Молния троек не ставит, у нее двухбалльная система: кол или пятак, иных оценок эта нафталиновая карга не признаёт!

– Шаровая Молния! – Сергей расхохотался, представив себе преподавательницу метеорологии Перцеву: маленького роста, подвижная, вся какая-то круглая, она действительно оправдывала такое прозвище. Уже довольно пожилая, но энергично-напористая и крикливая, она по каким-то своим внутренним убеждениям считала, что метеорология – это самая важнейшая наука в мире.

– Буду вас драть и в хвост, и в гриву, пока не освоите мой предмет на пять баллов! – говаривала она курсантам, недостаточно рьяно радеющим в изучении данной дисциплины.

– Ну, так как, может, все-таки смоешься? – отсмеялся Сергей.

– Чеши сам, старик, – уныло промямлил Максим. – Фома меня уже из списка вычеркнул, а в «самоход» что-то не хочется.

Сергей отправился в увольнение один. Низко висели отяжелевшие тучи, накрапывал дождь. Сергей медленно шел по пустынному парку. С деревьев густо сыпались пожелтевшие листья. Этот тихий уголок рукотворного леса напомнил Сергею о Забайкалье. «Чем занимается сейчас Очитуха? – думал он. – Охотится? Или свою избушку готовит к долгой зиме? Нет, скорее всего рыбачит… Рыба сейчас выходит из малых речек, скатывается в большие, ищет зимовальные ямы и тут важно не упустить время. Очитуха не упустит – с точностью до дня он знает, какую и где надо ловить осенью рыбу. Оказаться бы сейчас там, в родной забайкальской тайге, посидеть вместе со стариком у костра, послушать его неспешную речь…» От этих заветных воспоминаний было и грустно, и отрадно.

Дождь неожиданно усилился, Сергей решил переждать его и быстрым шагом направился к первой же увиденной беседке. Раздавшийся позади дробный стук каблуков заставил его оглянуться. Кто-то, еще невидимый, бежал по асфальтированной дорожке парка. И едва Сергей успел посторониться, как в беседку, стремительно, вся – как порыв свежего ветра, вбежала высокая стройная девушка. Переводя дыхание, она остановилась перед курсантом. Он оторопело замер, и вдруг ощутил, как непроизвольно сдвоило сердце – девушка была отменно хороша собой. Мельчайшие подробности ее лица он разглядел в одно мгновение: выразительный рот с прекрасно сложенными губами, прямой нос, глаза с живой искоркой, оттененные густыми длинными ресницами, высокий чистый лоб, разгоряченные бегом щеки в мелких капельках дождя, длинные вьющиеся светло-каштановые волосы вольно разбросанные по плечам. Весь этот великолепный портрет венчал заключительный штрих – широко раскинутая чайка крутых дуг бровей. И фигура была ладная: пояс модного болоньевого плаща туго обтягивал узкую талию, а высокие стройные ноги были просто изумительны.

Неожиданно откуда-то из потаенных глубин подсознания всплыло где-то слышанное – «знакомство в дождь – добрая примета!»

– Чего вы на меня так уставились? – в недоумении спросила незнакомка, голос у нее оказался звучным и мелодичным. Достав из сумочки платок, она принялась вытирать лицо.

– Осень вообще-то, – сказал Сергей, чтобы хоть как-то завязать разговор. – Зонтик надо брать с собой.

– Зонтик… Тоже мне советчик! Ничто не предвещало дождя. Я вышла из автобуса на той стороне парка, думала немного пройтись, а тут начался этот противный ливень.

– Сочувствую, – Сергей все не сводил с нее глаз.

– Да не смотрите вы на меня так, что за дурная привычка?

– Извините, – он машинально стряхнул пепел с сигареты.

– И перестаньте дымить, когда общаетесь с дамой.

– Уже перестал, – Сергей перегнулся через перила, бросил окурок в урну. – Если хотите, то могу вообще бросить.

– Вот еще. Мне-то что, курите себе, хотя, как медик, не рекомендую, хорошего в этом мало.

– Так вы еще и медик?

– Как понимать это ваше «еще»? – «чайка» её бровей вопросительно поднялась, а в больших карих глазах возник вопрос. – Вам что, еще какая-то моя жизненная категория известна?

– Я к тому, если человек имеет такую неземную красоту, а вдобавок к ней самую прекрасную в мире профессию, то это уже полный букет счастья… – пояснил он уже без улыбки.

– Да вы, оказывается, философ… – иронично произнесла она. – На ровном месте, практически из ничего, возвели целую гипотезу.

– Я не философ, я просто неплохой наблюдатель и аналитик. А что касается гипотезы, то из ничего её родить невозможно, уж поверьте… – в словосочетание: «из ничего», Сергей вложил особенный смысл.

– Занятная теория… – незнакомка тоже стерла с лица усмешку, а Сергей продолжил:

– Я прекрасно осознаю', что не буду оригинален, если скажу, что вы безумно красивы, мадам.

– Мне это приходится слышать довольно часто. Честно говоря – надоело. Слова, слова…

– Хочу, чтобы вы услышали это еще раз, но уже от меня, – серьезно вымолвил он. – Ведь это же истинная правда.

– Ну что ж, я услышала, спасибо. Скажу честно, узнать это от вас почему-то приятно.

А по крыше беседки гулко и монотонно стучал дождь, его густые струи стекали с кромок, образовывали на асфальте пенные лужи. Вечерело, ощутимо похолодало.

– Вы где-то здесь рядом живете? – поинтересовался курсант.

– Да, недалеко отсюда. А где живете вы, внимательный наблюдатель?

– Я – малость подальше… – проронил он с грустинкой. – В Забайкалье, слышали про такую местность?

– Естественно, кто ж не знает Байкал… – оживилась она. – Красиво там у вас, говорят, горы, дремучие леса…

– Хотите сами посмотреть? Тогда собирайтесь, завтра увезу.

– Как это – увезете?

– А просто. Посажу в самолет и увезу.

– Категорично! – чуть удивленно сказала девушка. – А когда я дала вам повод так считать? Мы ведь и пяти минут не знакомы.

– Так давайте познакомимся, – тут же воспользовался он ситуацией.

– А уже время, да?

– Ну а чего ждать? – вопросом ответил он. – Заодно можно и на «ты» перейти. Мы ведь вроде представители одной эпохи… Итак, как вас зовут?

– Ольга, если ты уж так настаиваешь, – она охотно приняла его предложение.

– А меня Сергей, я курсант летного училища.

– Летаешь уже? – поинтересовалась с легкой усмешкой, словно бы приглашая его на невинную ложь.

Он ответил не сразу. Посмотрел на мглистое небо, поплотнее запахнул влажную шинель, лукаво улыбнулся, будто бы предупреждая, что сейчас соврёт:

– Раз собираюсь увезти на самолете, то, ясно, наверное…

– Да, да… – насмешливо произнесла Ольга. – Будто я не знаю, что означает вот эта нашивка, – она указала глазами на одинокий шеврон на рукаве его шинели. – Ты первокурсник и до полетов тебе еще…

– Какая проницательность! – подивился он и упрямо повторил. – Все равно увезу!

– Судя по всему, черная полоса моей жизни стремительно светлеет: постылое одиночество – прочь! Для танго, как известно, нужны два человека…

– Точно! – согласился Сергей и совершенно искренне добавил. – С твоими-то данными говорить об одиночестве?

– Какая глупость… То, что ты имеешь ввиду – не всегда является главным достоинством. В кругу моего общения наибольшую ценность представляет внутреннее содержание личности… – чуть мудрёно объяснила она.

– Намек понял: я в эту сферу пока не вхожу, – Сергей обреченно и одновременно улыбчиво покивал. – Но обещаю, что это только пока! – на слове «пока» он сделал акцент.

– Никакого намека я не делала, – девушка недоуменно пожала плечами. – Не надо мне этого приписывать.

Помолчав, Сергей добавил вполне серьезно:

– И все-таки я тебя увезу, так и знай!

– А мое согласие, вдруг не поеду?

– Да я и спрашивать не стану! Здесь ведь как: или сейчас, или никогда.

–Такая самоуверенность говорит о многом… Это что, главная составляющая твоей будущей профессии?

– Точно, без этого в нашем деле – никак.

– Самоуверенность и уверенность в себе – понятия взаимоисключающие, как мне думается.

– Возможно, возможно… – задумчиво пробормотал он, глядя куда-то вдаль.

Наконец, дождь стал понемногу стихать. Сергей и Ольга вышли из беседки и не спеша зашагали по аллее. Поколебавшись, он предупредительно-осторожно взял девушку под руку. Она не противилась, и Сергей вдруг почувствовал, что ей тоже приятно прогуливаться по этому парку, как и ему самому.

Почти со страхом он вдруг поймал себя на неожиданной, как выстрел из засады, мысли: а если бы он не пошел сегодня в увольнение? Тогда бы не было этого прекрасного мрачного неба, этого прекрасного нудного дождя, этой прекрасной промозглой погоды, этих прекрасных холодных луж на асфальте, и этой прекрасной девушки, в которую он, кажется, влюбился с первого взгляда. Некоторое время шли молча, приноравливаясь друг к дружке. Наконец Сергей спросил:

– Ну а ты-то в самом деле медик? А может, уже фельдшер или врач?

– Нет, до этого еще очень далеко, – просто ответила она. – Пока я лишь студентка.

Они дошли до освещенной мягким неоновым светом улицы, пересекли ее по подземному переходу. Сергей складно балагурил, сам удивляясь себе, такого с ним еще никогда не случалось.

– Может, в кино сходим? – предложил он. – Есть еще целых два часа до окончания увольнения.

– Сегодня не могу, меня ждут, – Ольга отрицательно качнула головой.

– Кто ждет? – полюбопытствовал он.

– Мама! Устраивает? – ответила она немного резко.

– Ну, если мама, то устраивает… – многозначительно изрек он.

– А если не мама?

– Тогда не очень.

– Можешь не беспокоиться, сегодня меня ждут брат, мама и, главное, папа. С ним мы не виделись полмесяца, он был в командировке. Так что поход в кино не состоится, прошу извинить.

– Обидно, досадно, но – ладно…

– Да, тут уж ничего не поделаешь, – Ольга неожиданно остановилась и, настороженно подняв руку, замерла. – Ты слышал, Сергей?

– Кто-то крикнул, вроде? – он внимательно всматривался в темноту. – Неверное, это там, во дворе. Бежим!

И действительно, во дворе, едва освещенном уличным фонарем, на скамье, стоящей у стены, кто-то полулежал. Сергей и Ольга подошли, всмотрелись. Это была пожилая женщина. Ольга осторожно приподняла ее голову, нащупала запястье, проверяя пульс. Рука девушки наткнулась на упаковку, зажатую в ладони.

– У неё в руке валидол! Это – сердце! Срочно ищи такси, можно не успеть…

Сергей метнулся на улицу, с минуту стоял на осевой разметке. Наконец на перекрестке засветились фары. Завизжали тормоза.

– Тебе что, чувак, жить надоело?! – из окна «Волги» высунулся рассвирепевший таксист. – Или шары водярой залил?