Время умирать. Рязань, год 1237

– Правда, в походе, я слышал, будет участвовать не все войско, – продолжал переводить Осалук. – Три тумена под командованием царевича Менгу продолжают теснить половцев на запад, не давая им прийти в себя, объединиться и дать отпор монголам. Два тумена царевича Гуюка воюют на Северном Кавказе с аланами, черкесами и прочими тамошними племенами. Два тумена под предводительством царевича Бучека останутся в Булгарии и Поволжье – там неспокойно, то и дело вспыхивают восстания. Может быть, ближе к зиме они присоединятся к силам вторжения, ударив по Владимирскому княжеству со стороны устья Оки. Один тумен останется охранять коренной юрт Бату в низовьях Волги. Так что на Рязань ударят только семь туменов.

Ли-Хай замолчал, видно, притомившись от долгой речи. Ратислав и его воины тоже молчали. Семьдесят тысяч против не самого могучего в Русской земле Рязанского княжества… Хорошо, если Владимир и Чернигов помогут, хотя против такой силищи и этой помощи будет мало. А если не помогут? Ладно, пусть о том думают князья. Задача Ратьши – скорей доставить добытые сведения и языка в Рязань. А путь предстоит еще долгий.

– На конь! – приказал пребывающим в мрачной задумчивости воинам боярин.

Глава 6

Погоню обнаружили на второй день пути. Ближе к полудню Ратислав заметил скачущего галопом сакмогона из пятерки, прикрывавшей хвост отряда. Боярин и его ближник, придержав коней, приотстали и дождались гонца. Как и ожидалось, вести оказались недобрыми: за ними увязалась погоня. Отряд не менее трех сотен всадников. По виду не половцы. Наверное, сами монголы. Пока еще далеко, верст десять. Дозорные их засекли с вершины высокого кургана-могилы. Идут по следам русского отряда. Немудрено, что ради такой крупной птицы эдак всполошились: слишком много знает богдиец. Ну что же, попытаем, чьи кони резвей и выносливее.

Ратислав протрубил в рог, созывая дозоры, идущие впереди и по бокам. Пришпорил лошадь, догоняя остановившийся отряд. Дождался дозорных, рассказал о погоне. Погоня так погоня. Сакмогонам такое не впервой. Быстро проверили крепеж вьюков, чтобы не отвязались при скачке, подтянули подпруги. Готовы.

– С Богом! Вперед! – махнул рукой Ратислав. – Богдийца берегите!

Повернулся к Могуте.

– Давай с ними, я задержусь. Веди пока вдоль Дона, а дальше – посмотрим.

Ближник понятливо кивнул и дал шпоры скакуну. Остальные рванули следом. С места вскачь, выбрасывая из-под копыт куски черной земли с пучками ковыля. Степная гонка началась.

Сам боярин остался на месте вместе с сакмогоном-дозорным, поджидая пятерку, прикрывающую хвост отряда. Кони верховые и заводные, отошедшие от скачки, наклонив головы, начали выбирать в пожелтевшей, выбитой лошадиными копытами траве побеги посвежее и позеленее. Вскоре из-за увала показалось четверо всадников, несшихся во весь опор. Ратьша поднял руку, подзывая дозорных. Подскакав, те резко осадили коней в нескольких шагах. Разгоряченные скакуны, роняя пену с удил, плясали, норовя подняться на дыбы. Старший, немного успокоив своего жеребца, подъехал вплотную, стремя в стремя.

– Рассказывай, – велел Ратислав.

Тот провел пятерней по лицу, размазывая пыль, смешанную с потом, откашлялся, рассказал, переводя дыхание:

– Мы подпустили их поближе, чтобы рассмотреть и счесть. Это татары, не половцы или кто еще. Не меньше трех сотен. У каждого по четыре заводных коня. Тяжеленько будет уйти от них.

Да, и в самом деле. У русичей только по одному заводному. Пусть еще по паре, если взять из угнанного табуна побитых татар. Все равно мало для такого расстояния: три коня выдохнутся быстрее, чем пять.

– Сейчас они далеко? – задал следующий вопрос боярин.

– Мы их подпустили совсем близко. Меньше чем на версту. Чтобы рассмотреть и посчитать. Потом уходили вскачь. А они идут рысью. Мыслю, оторвались верст на пять.

– Не заметили вас?

– Не должны. Уходили по балке, потом промеж холмов.

– Значит, пока идут по следу. Это хорошо, особо не разгонятся.

Сакмогон согласно кивнул. Шли выбитой степной дорогой. На ней не враз отличишь одни следы от других. Вот только свежий лошадиный навоз со старым не спутаешь, а его две с лишним сотни лошадей отряда оставляют за собой изрядно. Пока доберутся до этого места, все равно будут идти не слишком быстро, а тут, увидев по следам, что русичи начали гнать коней, тоже прибавят ходу: догонять-то надо.

– Ладно, двинулись, – приказал Ратислав. И шестерка всадников поскакала вслед за ушедшим далеко вперед отрядом.

К полудню следующего дня татары сократили расстояние между собой и русичами до четырех верст – сказалось преимущество в заводных лошадях. Да еще Ратислав пытался запутать след. Степная дорога здесь, у излучины Дона, была широка. Вернее, здесь сливалось несколько дорог, и шли они одна возле другой в версте-двух. Дороги раздваивались, ветвились. Некоторые сворачивали в сторону. Вот на такие ответвления русичи и сворачивали. Не вышло. Преследователи оказались поднаторевшими в таких играх и на уловки Ратьши не поддавались. Только коней притомили да дали приблизиться к себе татарам. Теперь их догоняли не по следу – навзрячь.

К вечеру русский отряд прекратил петлять и понесся по прямой на закат, куда вела основная дорога. Большую часть ночи гнали коней, стараясь оторваться подальше, благо погода стояла ясная, а ночь была лунная. Но татары тоже встали на ночлег только под утро, видно, когда уж начали валиться из седел.

Увидев у окоема загоревшиеся огоньки костров ставших на привал преследователей, остановил своих людей и Ратислав. Расседлали лошадей. Развели костры, сварили и быстро, обжигаясь, выхлебали кулеш. Напились студеной воды из родника, бьющего на дне заболоченной балки. Потом попадали на потники и провалились в сон. Двое дозорных, сменяясь каждый час, караулили татар со стороны их стана. Три пары стерегли подступы к лагерю еще с трех сторон на расстоянии трех верст: мало ли что могут придумать татары. Их много, часть может попробовать по-тихому обойти и вырезать спящих.

Ратьша поднял людей, едва солнце показалось над дальней грядой холмов. Татары, судя по тому, что дозорные сигналов не подавали, пока оставались на месте. Воины раздули тлеющие под пеплом угли, разогрели вчерашний кулеш. Поели. Татары пока не двигались, тоже не железные, видать. Не торопясь оседлали лошадей. Кряхтя – одеревеневшие от вчерашней скачки ноги болели и плохо гнулись, – забрались в седла. Тронулись рысью. Вскоре после начала движения один из дозорных, карауливших татар, выскочил на холм верстах в двух позади отряда и замахал снятой с головы половецкой шапкой: татары возобновили погоню. Русичи снова пустили коней вскачь. А Ратислав опять поотстал: за татарами надо присматривать самому: кто знает, что они могут придумать, волки, видать, те еще.

Еще один день непрерывной, изматывающей скачки. Выжимающий слезу ветер, хлещущие по ногам метелки ковыля, бьющее по ягодицам жесткое седло. Ноги можно было размять только во время переседловки, когда пересаживались на заводных лошадей. На ходу грызли сушеное мясо и окаменевшие лепешки – запас, прихваченный в Онузле. На нормальных привалах эти лепешки держали над парящим котлом с варевом, после чего те становились податливыми для зубов. Где теперь эти котлы?

При переседловке видно, как пот тонкой прозрачной струйкой стекает с брюха лошади. Потники набрякли влагой, хоть выжимай. Сапоги и штаны отволгли, кожа нестерпимо зудит. Коней поили из попадающихся на пути степных, не успевших пересохнуть за лето речушек и болотцев, зеленеющих ряской в глубоких балках. Поили понемногу, чтобы не остудить лошадей, и сразу возобновляли скачку.

В этот раз татары встали на ночевку раньше – как только окончательно стемнело. Ратислав увел отряд еще версты на три вперед до небольшой речки и тоже приказал спешиться и готовить ужин. Снова дозоры всю ночь сторожили покой отряда русичей. Чуть свет – завтрак вчерашним кулешом. Потом по-быстрому ополоснулись в речке, смывая с тела едучий лошадиный пот, и в седла. Татары, видно, тоже следили за уходящими от погони, потому как почти сразу пустились вдогон.

В этот день стало окончательно ясно, что от преследователей не уйти. Притомившиеся лошади шли заметно медленнее, и расстояние между русскими и татарами неумолимо сокращалось. К полудню их разделяло не более двух верст.

Сегодня, наверное, до отряда еще не доберутся, прикинул Ратислав, а вот завтра… Да если бы и не завтра, а через день или два? Что толку? Идти к рязанским землям нельзя: татары сразу поймут, кто захватил богдийца. Оно, конечно, монголы и так собираются войной на Рязань, но и давать лишний повод им для того нельзя: кто знает, как там дальше сложится? Переговоры, еще чего. Может, удастся замириться – кто знает? Так что идти на север невозможно. А за два дня проскакали не меньше двухсот верст на закат. Давно пора поворачивать.

Сейчас отряд шел плотно. Задний дозор не нужен, так как татары видны как на ладони, впрочем, как и русичи преследователям. Передовые и боковые дозоры на своих местах, в паре верст впереди и по бокам.

Ратьша, скачущий в хвосте отряда, ожег плетью коня, тот взвизгнул и ускорил бег. Обогнув несущихся всадников справа, боярин догнал Могуту, идущего в голове отряда. Поравнялся с ним стремя в стремя и крикнул, чтобы тот услышал его за грохотом копыт:

– Что будем делать?

Ближник помолчал какое-то время. Потом крикнул в ответ:

– Поворачивать к своим нельзя! Уходить дальше на закат – догонят! И скоро!

Ратислав кивнул, соглашаясь.

– Надо делать уловку с ухороном! – еще подумав, предложил Могута. – Деваться некуда!

Ратислав и сам хотел это предложить. Задумка опасная, не всегда удающаяся, но другого выхода просто не было. Заключалась уловка в следующем. Встретив по пути бегства местечко, где можно было схорониться от глаз преследователей (рощицу, заросли тальника, глубокую заросшую балку или еще что-то эдакое), малая часть преследуемого отряда, незаметно от врагов и стараясь не оставлять следов, отделяется от своих, прячется и пережидает, когда погоня уйдет дальше, а потом выбирается и быстро, пока не хватились, уходит, куда им надо. Основная опасность: преследователи могут засечь отколовшуюся часть. По следам или еще как. Если такое случалось, уйти из схоронившихся обычно не успевал никто.

– Согласен! – кивнул головой Ратислав. – Останусь я со своим десятком и богдийцем! Всех заводных лошадей возьмешь с собой, они пригодятся, да и не так заметна убыль в отряде будет! А ты с остальными попробуй взять севернее. Там рощи и болотца! Может, сумеете оторваться!

– Понял! – отозвался ближник. – Собирай людей! Объясни, что делать! Готовьтесь! Но лучше, мыслю, дождаться сумерек!

Боярин кивнул, соглашаясь, и придержал коня, приотставая, высматривая нужных людей среди скачущих. Пока собрал всех в кучу, пока объяснил, начало смеркаться: осень, темнеет рано. Могута, так и идущий в голове отряда, к этому времени прибавил ходу, безжалостно погоняя и так полузагнанных коней. Надо было оторваться от преследователей как можно дальше: Ратьше и его людям нужно время, чтобы укрыться и замести за собой следы. Да и разделяться на глазах у татар нельзя, пусть и почти темно, но все равно могут заметить.

Гоня без жалости лошадей, сумели увеличить разрыв верст до трех. Пора! Теперь только место подходящее подвернулось бы! А вот и оно! Впереди показался взлобок, выскочив на который Ратислав увидел справа по ходу глубокий, густо поросший невысокими деревьями и кустарниками овраг. Степная дорога шла саженях в ста вдоль его края. Лучше не придумаешь!

Могута тоже приметил удобное место, придержал коня. Поравнялся с боярином, показал рукой на овраг. Тот кивнул.

– Мы пошли! Постарайся уйти!

– Как получится! – усмехнулся ближник.

Ратислав хлопнул Могуту по спине и натянул поводья, останавливая скакуна. Десяток дружинников собрались вокруг него. Попрыгали с седел, взяли коней под уздцы. Лошади устали: не плясали, как обычно после скачки, только мелко переступали копытами. Бока их, потемневшие от пота, судорожно вздымались.

Не тратя слов, боярин махнул рукой в сторону оврага и первым, ведя коня в поводу, двинулся в его сторону. Воины, растянувшись цепью, чтобы не идти след в след и не выбивать в траве троп, последовали за ним.

Стенки оврага оказались круты. Конь поупирался на его краю, но потом, понукаемый Ратьшей, шагнул вниз. Шаг, еще шаг, скакун подогнул задние ноги и, почти усевшись на круп, съехал по известняковой осыпи вниз, продираясь сквозь кустарник. Ратислав, не выпуская повода, сбежал рядом, получив несколько хороших ударов ветвями по лицу.

Здесь, в глубине оврага, как показалось вначале, царила почти полная тьма. На каменистом дне растительности практически не было. Зато журчал ручей. Конь сразу припал губами к живительной влаге. Боярин дал ему сделать только несколько глотков и с усилием оторвал морду от воды. Жеребец недовольно всхрапнул и обиженно скосил на хозяина лиловый глаз.

– Тихо, тихо, – похлопал Ратьша его по шее. – Нельзя тебе сейчас пить, застудишься. Потерпи.

Конь, звякнув удилами, мотнул головой, снова потянулся к воде. Ратислав дернул повод, не давая ему пить.

С треском веток и шумом осыпающихся камней по склону начали спускаться дружинники. Вскоре весь десяток собрался вокруг боярина. Глаза потихоньку привыкали к темноте. Ратьша уже мог различать лица спутников.

Ли-Хая продолжали опекать двое воинов. Тот вел себя вполне смирно. Сам, без понуканий съехал в овраг вместе со своим конем и сейчас тяжело пыхтел неподалеку от Ратислава.

Дружинники споро замотали ремнями морды лошадей, чтобы не выдали ржанием. Ратьша глянул на богдийца. Потом кивнул одному из карауливших его воинов.

– Этому тоже кляп суньте. На всякий случай.

Вскоре сверху послышался нарастающий топот множества лошадиных копыт. Все громче и громче. И сам Ратьша, и воины вокруг, кажется, даже дышать перестали. Татарский отряд поравнялся с местом, где прятались русичи. От топота задрожала земля. По склону оврага покатились мелкие камешки. Заметят, не заметят? Не заметили! Грохот копыт начал удаляться и вскоре стих совсем. Уф!

Ратьша перевел дух. Снял с головы половецкую шапку, взъерошил мокрые от пота волосы. Дружинники вокруг облегченно загомонили. Негромко. Но боярин все равно шикнул на них. Надо было выждать еще какое-то время: вдруг есть отставшие, да и дозор позади монгольского отряда вполне может быть. Воины замолчали. Подождали. Наверху все тихо. Похоже, дозора нет, да и зачем он преследователям? Похоже, можно выбираться. Вот только не здесь, так как стенки крутоваты, да и лучше все же пройти как можно дальше, хоронясь в овраге.

– За мной! – скомандовал Ратислав. – И кляп у этого выньте, а то задохнется, – кивнул он на богдийца.

Ведя коня в поводу, боярин зашагал по руслу ручья в сторону устья оврага. Дружинники двинулись за ним. Идти пришлось довольно долго: овраг оказался длинным. Наконец стенки его раздвинулись и стали более покатыми. Заметно посветлело, ночь еще не полностью накрыла степь. Можно выбираться.

Ратислав дал уже остывшему жеребцу напиться из ручья вволю, прыгнул в седло, дернул узду, направляя коня вверх по склону. Отдохнувший скакун легко взлетел наверх. Здесь было еще светлее. На западе виднелась красная полоска от скрывшегося за окоемом солнца. Ратьша оглянулся. Последний дружинник показался из оврага.

– Все здесь? – спросил на всякий случай.

– Все. Богдиец тоже с нами, – отозвался десятник.

– Тогда двинулись.

И он пришпорил коня, направляя его на север. Ехали где-то до полуночи, рысью, не слишком спеша: лошадям и людям нужен отдых. Потом встали на ночлег. Перекусили сушеным мясом и лепешками. С вьючными лошадьми, как и с заводными, возиться перед пряталками было некогда, потому их с собой тоже не взяли. Так что из еды осталось только то, что имелось в седельных сумках. Ну да до Онузлы не больше трех дней пути, можно потерпеть.

В дорогу тронулись с рассветом. Теперь шли обычной походной рысью. Отдохнувшие лошади бежали легко. Солнышко ощутимо пригревало. Казалось, живи да радуйся, но Ратислава угнетали мысли о судьбе сакмогонов и Могуты. Уйдут ли? Заводных коней у них теперь, конечно, немного прибавилось, но все равно меньше, чем у татар. Да и заморены они больше. Ратьша горестно вздохнул и сокрушенно покачал головой. Тяжеленько будет уйти. Почти невозможно.

Ближе к вечеру этого дня показались знакомые места. Первым Ратислав опознал видный издалека курганный могильник с большой каменной фигурой на вершине, память о древнем, давно исчезнувшем народе. Он бывал здесь несколько раз по своим воеводским делам. Когда-то на вершине кургана даже стояла рязанская сторожа. Но потом ее убрали: слишком далеко от мест, заселенных русичами. Не успевали оторваться стражники от степных находников после подачи дымового сигнала.

С наступлением темноты встали на ночевку. Утром чуть свет снова в дорогу. Рвали зубами сушеное мясо и грызли каменные лепешки уже на ходу. К полудню стало ясно, что через день, много – полтора, доберутся до Онузлы. Все как-то поуспокоились: оно, конечно, ехали все еще Диким полем, но помнилось, что места здесь за последние год-два обезлюдели, потому встретить кого-либо не ждали, разве свои же рязанские дозоры. Но стеречься, конечно же, стереглись: один дозорный в версте впереди, по одному по бокам и один позади. Такой порядок движения давно въелся в кровь.

Отряд как раз только перешел вброд небольшую речку и начал подниматься на высокий обрывистый берег, когда раздался топот скачущего коня и на кромке обрыва появился передовой дозорный.

– Половцы! – крикнул он.

Ратислав пришпорил своего жеребца, и тот, в три маха выбравшись наверх, заплясал рядом с дозорным, принесшим тревожную весть.

– Где? – давя непрошеную злость на нежданную напасть, спросил у дружинника.

– Вон за теми холмами, – показал тот плеткой на гряду холмов, горбящихся примерно в версте справа.

– Сколько их? Заметили тебя?

– С полсотни. Заметили.

Воин виновато опустил голову. Потом, желая оправдаться, добавил:

– Места холмистые, а они еще по балке шли. Выскочили неожиданно, меньше чем в версте.

– Так они рядом совсем?

– Ну да, сейчас здесь будут…

Ратислав выругался, не сдержался. Весь отряд к этому времени выбрался на береговой откос. Всадники сбились в кучу, встревоженно поглядывая в сторону холмов. Решать, что делать, надо было быстро.

Уходить? Половцы отрезали прямую дорогу к своим. Придется делать большой крюк. А степняки по волчьей своей натуре наверняка увяжутся в погоню. Просто потому, что кто-то от них бежит.

Драться? Слишком неравные силы. Можно было бы попробовать, будь дружинники облачены в свой обычный боевой доспех и с привычным оружием в руках. Тут один русич стоил троих, а то и пятерых степных всадников. Но сейчас на них легкие кожаные панцири. Даже шлемов нет, войлочные шапки. Но и уходить нельзя: догонят без заводных-то коней да на утомленных лошадях. И догонят быстро. Что за половцы вообще? Откуда здесь взялись? Может, из какого-то союзного племени? Хотя те уж давненько откочевали куда-то на запад, спасаясь от татар.

– Ладно, – решился Ратьша. – Едем не спеша вперед. Мы – половцы из рода кунгалов, – назвал он кочевавшее издавна вблизи рязанских границ союзное русичам племя. Тамошних вожаков хорошо знал и он сам, и все его дружинники. С некоторыми были даже побратимами.

– Как только покажутся, ты и ты, – показал боярин на Осалука и десятника Прова, который чертами лица больше других смахивал на степняка, – поедете им навстречу. Скажете, что кунгалы. Хан послал вас разведать, как и что на ваших родовых пастбищах: где татары, что русские? Говорить будешь ты.

Ратислав показал на Осалука.

– Пров, ты только поддакивай. Начнешь болтать, те почуют неправильный говор.

Десятник согласно кивнул.

– В общем, Осалук, вся надежда на тебя. Соловьем пой, но они должны поверить, что мы их соплеменники. И еще, говорите вдалеке. Не давайте им подходить близко, иначе разглядят наши русские рожи.

Теперь кивнул половец. Ратьша глянул в сторону холмов.

– Ага, вот и они. Вперед. Пошли!

Осалук и Пров дали шпоры лошадям и легкой рысью двинулись к показавшемуся из-за холмов неизвестному отряду. Тех и в самом деле оказалось около полусотни. По паре примерно заводных коней у каждого. Много вьючных лошадей. Видно, издалека идут. Кто бы это мог быть? Как они здесь появились?

От половецкого отряда отделились три всадника и поскакали навстречу Ратьшиным посланникам. Встретились где-то в полуверсте от отряда русичей.

Ратислав свой отряд не останавливал, двигались потихоньку, стараясь обойти половцев правее, пока идет разговор посланцев, чтобы в случае чего попробовать удариться в бега напрямик и попытаться оторваться хотя бы на перестрел. Половцы на это движение спервоначалу внимания не обратили, но вскоре один из гарцующих впереди, по всему, что видно, главный, показал в их сторону плеткой и что-то недовольно гаркнул. Останавливаться теперь нельзя, только хуже сделаешь: решат, что испугались, а показать в степи страх пред кем-то – последнее дело. В лучшем случае окажешься в плену, в худшем – станешь покойником. Потому отряд продолжал двигаться.

Вожак половецкого отряда снова крикнул что-то. Потом повернулся к своим, взмахнул плеткой, отдавая приказ. От скучившихся половцев отделились десятка два всадников, которые поскакали напересечку отряду Ратьши. Похоже, нападать пока не собирались, хотели только перекрыть дорогу. Осалук и Пров развернули и погнали коней к своим, закинув щиты на спины, видно, опасаясь стрелы вдогон. Переговоры не удались…

– Приготовились, – негромко, так, чтобы услышали только свои, сказал Ратислав. – Будем прорываться. Богдийца берегите.

Не ускоряя шаг коней, русичи продолжали двигаться в прежнем направлении. С гиком и подвываниями половцы выскочили впереди русского отряда, развернули лошадей мордами к нему, перегородив дорогу двойной неровной цепью саженях в пятидесяти от Ратислава, едущего впереди. Когда расстояние до них сократилось вдвое, Ратьша хлестнул коня плетью, одновременно вонзая ему в бока шпоры. Жеребец с визгом взвился на дыбы, сделал гигантский скачок и рванул вперед на не ожидавших такой прыти половцев. Уже на скаку боярин подхватил и вздел на руку притороченный к седлу щит и выхватил из ножен саблю, жалея, что нет копья. У врагов копья были, но они не успели ими воспользоваться: миг – и конь Ратислава врезался в их ряды.

Его жеребец проскочил между двумя всадниками, стоящими в первом ряду. Ратислав чуть не зацепился стременем за подпругу вражеской лошади слева. Удар саблей в открывшуюся шею врага, оказавшегося справа. Одновременно конь боярина ударил грудью в бок прянувшую в сторону лошадь стоявшего во втором ряду половца.

Плохо встречать стоя на месте скачущую конницу: не удержать многопудовую, несущуюся с бешеной скоростью массу коня и человека на нем. Вот и сейчас лошадь не удержалась на ногах, грянулась левым боком наземь, кувыркнулась на спину, подминая всадника. Потом взбрыкнула ногами в воздухе, перевернулась на брюхо, вскочила. Седок ее сломанной куклой остался лежать на земле.

Жеребец Ратислава взял влево, чтобы не споткнуться об опрокинутую лошадь и замедлил бег. Чутьем, выработанным в бессчетных стычках и сражениях, Ратьша почуял опасность сзади слева. Извернулся в седле, закрываясь щитом. Сабля ударила в верхний его край, окованный железом, высекая искры. Ратислав тут же крутнулся в обратную сторону, нанося круговой удар, целя вниз, под щит врага, в незащищенное правое бедро. Сабля с хрустом вошла в плоть и остановилась, скрежетнув по кости. Половец пронзительно завизжал, рванул повод, уводя коня в сторону.

При ударе Ратьша случайно дернул повод своего скакуна. Тот встал на дыбы, а потом заплясал на месте. Боярин ударил жеребца саблей плашмя по крупу. Сзади подперли подоспевшие дружинники, и жеребец рванулся вперед вместе со всеми.

Середку половецкого строя они пробили, но степняки, стоящие на краях и не попавшие под удар, развернули лошадей и рванулись следом. Ратислав придержал коня, пропуская вперед богдийца с охраной. Ли-Хай пригнулся к гриве, похоже, не помышляя ни о бегстве, ни о сопротивлении.

Пока враги разворачивали коней, русичи успели оторваться саженей на пятьдесят. Ратьша оказался в хвосте отряда. Посчитал своих. Шесть человек. Пленник седьмой. Двоих при прорыве потеряли. И где-то еще Осалук с Провом, если еще живы. Боярин огляделся. Переговорщики неслись далеко слева, преследуемые оставшимися тремя десятками половцев, направляя лошадей в сторону своих.

Слева от Ратьши мелькнула стрела с черным древком и оперением. Он перекинул щит за спину и оглянулся. Пока удавалось удерживать расстояние до преследователей в те же пятьдесят саженей. Кони неслись во весь опор, понукаемые всадниками. Для такой скачки их надолго не хватит. Вот только чьи раньше устанут и замедлят бег? Русские коники, конечно, заморенные, но и половцы, похоже, не первый день в походе, и насколько их лошади свежее, вопрос. Так что в короткой гонке сразу не догонят. Вот если увяжутся всерьез, плохо: с заводными лошадьми точно настигнут.

Ратислав еще раз оглянулся. Их преследовала ровно дюжина половцев. Все же неплохо они проредили врагов при прорыве. Глянул влево. Осалук и Пров заметно приблизились, таща за собой еще три десятка преследователей.

В щит за спиной с глухим стуком воткнулась стрела. Так, надо немного вразумить степняков. Наклонившись влево, чтобы за щитом было плохо видно, что он делает, Ратьша вытянул лук из налучья, притороченного к передней луке седла, дернул из тула, прицепленного справа, стрелу, наложил на тетиву, вдохнул-выдохнул. Потом резко развернулся влево и назад, одновременно натягивая тугой лук. Удар спущенной тетивы по незащищенной левой кисти заставил зашипеть от боли, но оно того стоило. Не ожидающий выстрела половец, скачущий прямо за боярином и вырвавшийся дальше всех, поймал стрелу лицом. Она вонзилась чуть ниже правого глаза, уйдя в голову больше чем наполовину. Преследователь выронил лук, приготовленный к стрельбе, взмахнул руками и запрокинулся на круп коня.

Один готов. Теперь можно не прятаться. Ратьша, уже не таясь, натянул на левую руку защитную рукавичку, вытащил новую стрелу, выстрелил, целясь по крайнему левому преследователю: этот мог за своими товарищами и не заметить сорвавшуюся с лука стрелу. Но нет, волк оказался битый. Он даже не стал перебрасывать щит на правую сторону, просто отбил стрелу саблей.

Тем временем четверо дружинников Ратислава, тоже чуть придержав коней, поравнялись с ним, вытянулись в линию и вытащили луки. Защелкали тетивы. Половцы отвечали, потому приходилось то и дело отбивать стрелы или увертываться от них, поскольку висящий за спиной щит мог закрыть далеко не от каждой. Степнякам было хуже: стрелу, летящую навстречу во время скачки, увидеть и отбить всегда сложнее, чем стрелу, летящую вдогон.

Потратив впустую еще пару стрел – одну отбили, другую приняли в щит, – Ратьша следующую послал в коня самого прыткого преследователя. Жалко до слез, хороший конь, да деваться некуда. Стрела вошла в левую сторону груди жеребца почти до оперения. Тот спервоначала вроде и не почуял ничего. Но через несколько скоков сбился с шага, пошатнулся, изверг из ноздрей поток крови и опрокинулся вперед через голову.

Степняк вовремя успел освободиться от стремян и ловко спрыгнул с умирающего скакуна. Закричал что-то возмущенное вслед Ратиславу. Боярин его понимал: лошадей даже в свалке больших сражений старались щадить, слишком ценна выезженная для верхового боя лошадь. Да и просто жалко умную животину. Ну да деваться некуда. Опять же, помогло: половцы приотстали, увеличив разрыв саженей до ста. На таком расстоянии можно и коня успеть увести с пути летящей стрелы.

Ратислав и его воины убрали луки в налучья. Стрелять со ста саженей в ожидающего стрелу опытного воина – впустую разбрасывать стрелы. Да, похоже, половцы просто так не отстанут, увязались всерьез. Плохо. Долгой скачки рязанцам не выдержать.

Вскоре к основному отряду, описав по степи большую дугу, присоединились Осалук с Провом, притащив на хвосте три десятка половцев, гнавшихся за ними. Те, разгоряченные скачкой и еще не получившие на орехи, начали снова наступать на пятки, сократив расстояние саженей до сорока-пятидесяти. Пришлось опять их отгонять, подстрелив пару лошадей и одного всадника. Те вначале приотстали, но потом, видно, обозлившись, опять приблизились и начали засыпать русичей стрелами. Отстреливались всемером: двое дружинников продолжали опекать богдийца, держась по бокам его лошади. Эта троица вырвалась вперед почти на сотню саженей, чтобы не поймать шальную стрелу – ни щита, ни панциря у Ли-Хая не было.

От стрел, выпущенных четырьмя с лишним десятками стрелков, особо не поуворачиваешься, а разъяренные потерей людей и лошадей половцы тоже начали целить в коней рязанцев. Очень скоро жеребец одного из дружинников, получивший стрелу в ляжку, захромал и начал отставать. Ждать того, что его догонят и зарубят со спины, парень не стал. Он развернул скакуна, перекинул щит из-за спины на грудь, выхватил саблю и рванул на врагов в свою последнюю сечу. Удалось ли ему прихватить с собой кого-то из половцев, Ратьша не разглядел, но задержать их дружиннику удалось: уж очень хотелось каждому степняку рубануть саблей одного из врагов, так их обозливших.

Когда половцы возобновили преследование, расстояние между ними и рязанцами увеличилось до полуверсты. Перевести дух не удалось. Половцы продолжали гнать коней, и разрыв медленно, но верно уменьшался. Лошади у русичей начали выдыхаться и замедлять бег.

Такая скачка продолжалась еще с час. Преследователи сблизились до двухсот саженей, но и их лошади притомились, потому некоторое время удавалось удерживать между собой и половцами это расстояние. По делу, степнякам нужно было бы пересесть на заводных коней, но для этого надо остановиться, перекинуть седла. А пока они будут заниматься переседловкой, рязанцы уйдут далеко, им-то пересаживаться не на кого. Хотя образовавшийся разрыв на свежих конях половцы наверстают очень быстро. Но почему-то менять лошадей те не спешили, продолжая погонять своих уже запалившихся скакунов. Видно, не хотят затягивать гонку. Почему бы?

Стало понятным почему еще через полчаса, когда преследователям уже почти удалось настичь русичей. Расстояние снова сократилось саженей до сорока-пятидесяти, и в спины людей Ратислава снова полетели стрелы.

Спасителей рязанцы даже не сразу заметили: смотрели все больше за спины, на степняков. О подоспевшей помощи дали знать сами половцы. Выпустив особенно густую тучу стрел, они начали натягивать поводья и заворачивать коней.