Loe raamatut: «Синема и миражи»
Все персонажи, их высказывания, и события этого произведения являются вымышленными и любое совпадение с реально жившими или живущими людьми случайно.
Глава 1 Пролог
«Сенсационная драма в пяти частях! Захватывающие моменты! Роковые обстоятельства!» – мальчишки-газетчики, в больших, не по размеру кепках, пронзительно перекрикивая друг друга, как чайки, носились по запруженным горожанами и гостями, мощеным улицам первопрестольной, в центре Москвы, призывая увидеть любовь «до гробовой доски» с участием Надежды Теплой и Валериана Байрамского в кинотеатре «Два ока».
Любой городской обыватель, купивший газету, и если он при том еще и грамотный, то, тут же, на первой полосе, мог прочесть краткое содержание четырех из пяти частей: о нелегкой доля героев, о кознях негодяев и роковых обстоятельствах. А над афишей, призывающей 17 июля 1915 года, всего от одного до пяти рублей все это увидеть, висела эмблема элитного элекро-театра «Два ока». И была она похожа, скорее на вареное, очищенное от скорлупы яйцо, разделенное вертикально по центру, где слева был один зрачок, а справа другой. Из обоих зрачков, как из кинопроекторов, разрезая тьму повседневности, в обе стороны били два луча света – просвещения.
Нашумевшая три года назад, любовная драма, разыгравшаяся на набережной Москвы, была ещё свежа в памяти горожан.
Она надолго растопила сердца москвичей, и они долго и жадно вычитывали во всех столичных газетах детали и подробности касающиеся тех роковых событий.
За прошедших три года эта трагическая история прокатилось по подмосткам московских театров, так же были на писаны три бульварных романа, но они только подогрели интерес публики, истосковавшейся по возвышенным, благородным чувствам, высоким побуждениям, прекрасной высокой любви и безумной жертве ради нее.
И вот, наконец, эта роковая история любви нашла своё воплощение в художественном синематографе. Кинофабрика «Чудесные грезы», владельца «Колбасный торговый дом», Евграфа Любомирского снявшего за четыре года пятнадцать картин, в том числе комедию «Ветренная невеста», фильму о казацкой вольнице «И за борт ее бросает», «В объятьях Иуды» и фантастическую ленту «Человек с Атлантиды». Однако, после его встречи со сценаристом эпической драмы «Война и грозный мир» Евсея Протарзанова, он кардинальным образом меняет подход к актерской игре и стилистике съемки. Теперь новый творческий киносоюз приобретает черты: реализма и глубины человеческих чувств.
Практически на все, не только главные, но второстепенные и третьестепенные роли были приглашены лучшие артисты ведущих московских театров. Консультантами выступили известные в своих кругах французский воздухоплаватель Фурье и театральный режиссер Станиславский.
На карту была поставлена не только репутация Любомирского, но и его состояние: кроме двух имений под Суздалем, были заложены и все его лучшие фильмы.
И вот кареты, кабриолеты, коляски, ландо и авто, один за другим важно подкатывают на мощеную площадь перед элекро-театром «Два ока», импозантные кавалеры подают руки своим элегантным дамам и торжественно ведут их в страну грез.
На бельэтаже поблескивают лорнеты и дорогие колье, справа от ослепительно белого экрана, тапер, сидя на стульчике, перед роялем, расправляет фалды своего черного фрака, а в оркестровой яме дирижёр перелистывает партитуру.
Наконец гаснете свет, дирижер взмахивает своей палочкой и живой, подрагивающий луч, переносит зрителей в совершенно другой черно-белый мир.
Чуть дрожащие титры чередуются со сценами игрового черно-белого немого кино.
ТИТР: Золото и миражи
1 часть
ТИТР: ЗОЛОТОЙ ПРИИСК "ОМУЛЕВЫЙ" В БАРГУЗИНСКОЙ
ТАЙГЕ. 1912 ГОДЪ.
По безлюдному карьеру, вдоль песчаного откоса, в сбитых, истоптанных сапогах, со старательским лотком, устало бредет худощавый юноша-подросток шестнадцати лет.
Неожиданно, он спотыкается, падает и ударяется правой рукой о что-то твердое на песчаном склоне.
Затем он встает, трет ушибленную правую руку левой рукой и носком дырявого сапога откидывает песчаный грунт, чтобы посмотреть – обо что он мог удариться, и вдруг – его ослепляет блеск золотого самородка!
ТИТР: Я НАШЕЛ ЗОЛОТО!
Старательская контора с большим помещением.
Внутри, напротив входной двери, у бревенчатой стены, стоит широкий стол, с табличкой "Касса". За столом учетчик, пятидесяти лет, в круглых очках, взвешивает на мытый старателями золотой песок. К столу стоит очередь из нескольких старателей.
Рядом с учетчиком, за другим столом, на стуле, закинув ногу на ногу, полу боком, вальяжно, сидит пристав, сорока двух лет, высокий импозантный офицер-солдафон, в звании штабс-капитана. На стене, позади него висит табличка "Начальник прииска".
Неожиданно в раскрытую дверь барака вбегает подросток, нашедший золото. Он, обращаясь к присутствующим, показывает на открытую дверь и кричит.
ТИТР: ТАМ НА ПРИИСКЕ, Я НАШЕЛЪ БОЛЬШОЙ ЗОЛОТОЙ САМОРОДОКЪ!
Но, присутствующие в бараке скептично реагируют на его обращение они ему не верят.
Пристав, небрежно указав пальцем на вбежавшего юного старателя обращается к учетчику.
ТИТР: КАК ЕГО ФАМИЛИЯ?
Учетчик угодливо отвечает приставу.
ТИТР: ЭТО, ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ, МЯКИШКИН СПИРИДОН, ОН В ПОДМАСТЕРЬЯХ У ШМАГИНА. ПЕРВЫЙ МЕСЯЦ РАБОТАЕТ. НАВЕРНО БУЛЫЖНИК ОТКОПАЛ!
Все присутствующие смеются, но Мякишкин настаивает.
ТИТР: ЭТО ПРАВДА – ТАМ ОГРОМНЫЙ САМОРОДОКЪ!
Пристав, махнув рукой, дает всем команду.
ТИТР: ЛАДНО, ПОШЛИ!
Неожиданно, пристав останавливается и обращается к Мякишкину.
ТИТР: А ГДЕ ТВОЙ НАСТАВНИКЪ – МАСТЕРОВОЙ ШМАГИН?
Учетчик показывает жестом на бревенчатую стену.
ТИТР: ГОСПОДИН ШТАБС-КАПИТАН, ЕГО НАСТАВНИК ШМАГИН ВАЛЯЕТСЯ ПЬЯНЫЙ ЗА ЭТОЙ СТЕНОЙ!
Пристав подносит к лицу Мякишкина кулак, а затем кивает на стену.
ТИТР: НУ, СМОТРИ, ЕСЛИ НАВРАЛ – Я ТЕБЕ! А ТВОЙ НАСТАВНИК ЕЩЕ ДОБАВИТ!
Помещение старательской конторы.
На столе лежит большой овальный золотой самородок. За столом стоит и улыбается пристав. Слева и справа от него: Мякишкин и его наставник Шмагин, сорока лет, с колючим взглядом, плюгавой внешности, не высокий и худой.
Пристав, похлопав обоих по плечам, при магниевых вспышках фотоаппаратов, позирует для прессы – жмет руку Мякишкину.
ТИТР: МЯКИШКИН СПИРИДОН НАШЕЛ САМЫЙ БОЛЬШОЙ В РОССИИ ЗОЛОТОЙ САМОРОДОКЪ! ВЕСОМ: ДВА ПУДА, ОДИННАДЦАТЬ ФУНТОВЪ И ДЕВЯНОСТО СЕМЬ ЗОЛОТНИКОВЪ!
Наставник Мякишкина, Шмагин, исподлобья с недоброй ухмылкой, поглядывает: то на самородок, то на Мякишкина и пристава.
И вот уже Шмагин, озираясь, идет по лесу. Неожиданно перед ним, как из-под земли, появляется бородатый мужичок с револьвером в руке, в подпоясанном зипуне, лаптях, и топором за поясом, а позади Шмагина, такой же лихоимец с вилами. Они конвоируют Шмагина на лесную поляну к костру.
Вокруг костра, с дымящим котлом, сидят и лежат вооруженные топорами, вилами и ружьями такие же бородатые разбойники.
Рядом с костром стоит не большой шалаш, из хвороста и соломы.
ТИТР: БАНДА ГУНЬКИ КУЧЕРЯВОГО
От костра отделяется, здоровенный пузатый бандит, тридцати восьми лет, с косматой головой. Он подходит к шалашу и просовывает в него свою голову. Из шалаша выползает главарь банды Гунька Кучерявый, тридцати четырех лет.
В отличии от своих бородатых подручных, у него на гладко выбритом лице, щегольские, кверху закрученные усики. Одет он в добротный кафтан, жилетку и яловые сапоги.
Главарь неспешно стряхивает с себя соломинки и одевает на голову картуз. Из-под картуза, у Гуньки виден лихо закрученный чуб.
Банда зловеще обступает Шмагина полукругом.
Шмагин обращается к главарю.
ТИТР: Я ЗНАЮ, КАК УКРАСТЬ САМЫЙ БОЛЬШОЙ САМОРОДОКЪ!
Гунька Кучерявый, дымя папиросой и обнажив гнилые зубы, приставляет к голове Шмагина дуло револьвера.
ТИТР: СМОТРИ… ЕСЛИ ОБМАНЕШЬ!
Днем, по лесной дороге, под конвоем четверых конных полицейских, движется крытая карета.
Неожиданно перед конвоем валится дерево, позади, валится второе дерево. На конвой совершается вооруженное нападение.
На дорогу из леса выбегают разбойники. Видны дымы от выстрелов.
Все полицейские конные, в том числе и пристав, пытаются отразить нападение. Захваченные врасплох, и не зная куда ехать, они крутятся на своих лошадях в разные стороны.
Возница кареты, учетчик с золотого прииска, сваливается с облучка на землю, и на четвереньках, как перепуганная собачонка: то крутится вокруг себя, то ныряет под карету, то из-под нее. Понимая, что бежать ему некуда – он, затравленно, хватается за ручку дверцы кареты.
Первый полицейский, пятидесяти двух лет, едва успевает выхватить из ножен саблю, но падает сраженный из маузера пузатым бандитом.
Во второго полицейского, средних лет, из-за дерева, попадает из ружья-берданки старик в мятой папахе.
Третий полицейский, с косматой бородой, попадает из винтовки, в старика с ружьем-берданкой и направляет своего коня в лес. Но, из-за первого же дерева, появляется такой же бородатый разбойник с вилами наперевес, и лошадь полицейского встает на дыбы!
С дерева, с кинжалом в зубах, на третьего полицейского спрыгивает еще один разбойник, и они оба падают и катятся по земле.
Последним отстреливается пристав. Под приставом падает лошадь, и он пытается убежать с дороги в лес. Пристав поочередно попадает из револьвера в трех бегущих на него вооруженных бандитов.
В четвертом, пристав, узнает Шмагина, наставника Мякишкина, и от неожиданности на долю секунды опускает пистолет.
И в эту секунду, выставив барьером левую руку, и положив на нее правую руку, в спину приставу, без промаха, стреляет Гунька Кучерявый.
Пристав, перед тем как упасть, кричит Шмагину.
ТИТР: ИУДА!!!
Налетчики открывают створки дверей кареты и расстреливают в ней, поднявшего вверх руки учетчика. Они достают из кареты тяжелый баул с сургучной печатью. Срывают печать, обнажают баул с самородком и, довольные, зовут главаря.
Главарь и Шмагин, не спеша, подходят к карете. На мгновение, Шмагин разворачивается спиной к карете, и в это время раненый пристав приподнимается, и из последних сил, стреляет в Шмагина.
Гунька Кучерявый, и вся банда, не жалея патронов, стреляют в пристава.
Рассеивается дым от выстрелов, и раненый в плечо Шмагин оседает, прислонившись спиной к колесу кареты. Шмагин пытается встать, но не может, он протягивает руку и умоляет главаря оставить ему жизнь.
Но, Гунька Кучерявый неумолим, холодно усмехнувшись, он дает знак, своему помощнику, пузатому бандиту.
Пузатый бандит, не раздумывая, стреляет в Шмагина.
Глава 2 Не отчаивайся и не сдавайся
Сто лет спустя. Москва. Полдень.
Слышны шумы современного города: звуки газующих машин, отдаленная сирена скорой помощи, створки закрывающихся дверей автобуса.
На металлической сетке забора, ограждающего стройку, висит баннер: реконструкция «Доходного дома» по адресу, Болотный проезд.
Во внутренних помещения Доходного дома идет начальный этап реконструкции: кругом кучи строительного мусора, снуют рабочие с носилками, стоит невообразимый грохот от стука отбойных молотков, в воздухе висит строительная пыль.
По лестнице, в строительной каске, спускается, немолодой мастер, пятидесяти пяти лет. Он входит в слабо освещенное помещение, где трудится один рабочий.
В помещении, пол, как и везде, завален строительным мусором. Вокруг: деревянные стремянки, лопаты, ломы, мешки с цементом.
Мастер подходит к рабочему-строителю, двадцати семи лет, который электрическим перфоратором откалывает от кирпичной стены старую штукатурку и останавливает его работу.
В соседних помещениях с такой силой грохочут отбойные молотки, что слов не разобрать.
Мастер, строго показывает рабочему-строителю пальцем на свои часы и отнимает у него электрический перфоратор. Жестом, указывая куда-то вверх, мастер, недвусмысленно дает понять, что этот инструмент сейчас гораздо нужнее в другом месте.
Рабочий-строитель, с запыленным лицом, с висящим на шее респиратором, возмущенно разводит руками и эмоционально указывает на стену: "Мол, а я чем буду долбить!".
Недолго думая, мастер, достает, откуда-то сбоку, тяжелую, допотопную, кирку-кайло и вручает ее рабочему-строителю. Показав жестом, что на этом разговор закончен, мастер уходит.
Рабочий-строитель, остервенело, замахивается кайлом, вслед ушедшему начальнику, и затем, вкладывает всю силу удара кирки в старую кирпичную кладку.
Неожиданно, кайло проваливается через рыхлый слой кирпича, и рабочий-строитель, потеряв равновесие, припадает к образовавшемуся в стене проему и замирает.
Бросив взгляд в сторону ушедшего мастера, рабочий-строитель лихорадочно разбирает старую кирпичную кладку.
Что-то, нащупав, он с трудом вытаскивает из тайника тяжелый баул. Подтащив находку к окну, он ослабляет узел и раскрывает баул.
Рабочего-строителя ослепляет блеск, представшего перед ним во всей красе, гигантского золотого самородка.
В одном из спальных районов Москвы, на третьем этаже многоквартирного панельного дома, обычным летним днем, в «двушке», в туалете, с открытой дверью, на крышке унитаза, в подавленном состоянии, с недельной щетиной на лице, сидит Игорь Маслов, начинающий литератор, фрилансер и интроверт. Он строен, но не качок, с располагающим лицом и вдумчивым взглядом, с вулканчиками в глазах, как подметила однажды его мама, но уже неделю, как потухшими, с короткими, чуть взъерошенными волосами и как деталь – когда размышляет, порой, не произвольно, по-детски, обиженно поджимает нижнюю губу; на нем вельветовая рубашка и спортивные штаны.
В руках Игорь держит мишень дартс. Отрешенным взглядом он смотрит на фотографию в центре мишени, утыканная дротиками.
На фотографии он и молодая, стройная и гибкая, как березка, девушка-блондинка, двадцати трех лет, с "плакучим", приподнятым хвостиком волос, над изящной шейкой. Оба они, в пляжной одежде, у моря, и запечатлены в тот момент, когда девушка-блондинка, неожиданно, увлекает оторопевшего Маслова, стоящего спиной на краю волнореза, за собой в воду.
Глядя на фото, он, мстительно представляет, что рука его бывшей "березки" соскальзывает с его руки и девушка-блондинка неловко шлепается в огромный ком проплывающих рядом с буной зеленых водорослей. Неуклюже в них барахтается, потом встает и понуро бредет к берегу, со стекающей с головы и плеч склизкой зеленой жижей. А у самого берега ее настигает мощная волна и валит с ног, головой вперед, уже в прибрежную «зеленую кашу».
Маслов вынимает из фотографии дротики, встает, поднимает крышку унитаза, рвет фотографию и спускает обрывки в унитаз.
Он идет в зал. В зале: беспорядок и запустение, окна затянуты шторами. На столе, среди пустых водочных бутылок, Маслов находит мобильный телефон и прокручивает на нем видео сюжет.
В кадре все та же, с очаровательной улыбкой, девушка-блондинка, в джинсах и топике, сидит в такси, на переднем сиденье, с открытой дверью. Позади нее дорожный чемодан.
Маслова до боли режет свой же вопрос.
– Да, забыл спросить, откуда у тебя бриллиантовые сережки?
На что девушка-блондинка, певучим голосом.
– Это подарок от моего самого любимого драматурга. Все – пока! Игорь, я тебе позвоню.
Такси трогается с места, девушка-блондинка посылает Маслову воздушный поцелуй и закрывает дверь.
Но, Маслов не дает на видео "мотору" беспрепятственно отъехать, он тут же представляет, что через пару метров такси резко тормозит, из него выскакивает разъяренный таксист, выходец из средней Азии и на ломаном русском, призывая прохожих в свидетели:
– Воровка! На этой девушек сережки моя бабушка – она их воровать! Ми ехать полиция!».
– Не нужно в полицию – мне их подарили! Меня обманули! – всхлипывая и размазывая тушь по своему лицу, девушка – блондинка, в слезах, снимает и отдает сережки таксисту, – Вот, возьмите их! – она пытается всунуть ему в руку еще и деньги, но водитель с гневом их рвет, подбрасывает вверх и топчет…
"Нет… с деньгами – это перебор, – невесело улыбнувшись, Маслов еще раз прокручивает видео и удаляет его из. Мобильный телефон он кладет в карман рубашки и подходит к серванту.
В серванте за стеклом, в рамках, стоят грамоты, полученные им за участие в соревнованиях по шахматам. Там же фотография десятилетнего Игоря Маслова с шахматной доской "под мышкой" и грамотой в руке.
Маслов открывает верхние створки серванта, достает оттуда водочную бутылку, выплескивает из нее остатки в стакан и залпом выпивает. Затем садится на тахту и тянется за джинсами.
Маслов, выходит из квартиры в подъезд, закрывает дверь на ключ, поднимается на пятый этаж и подходит к открытому окну на площадке.
Он смотрит вниз, на небольшой палисадник, под окнами дома.
Маслов видит себя со стороны: вот он встает на подоконник и бросается вниз.
Неожиданно, прямо под ним, из кустов палисадника встает старушка, за восемьдесят лет, в сломанных, без дужек, очках, на резинке, с рассадой «анютиных глазок» в руках. Она резко задирает голову вверх, и, увидев, летящего прямо на нее Маслова истошно кричит. И… вот он он, Игорь Маслов, уже сидит в наручниках на низком бардюре полисадника, рядом бездыханная старушка и полицейский, который записывает его показания; мигает маячок полицейской машины, и закрыв личико ручками, у машины, горько плачет, в беленьком платьице, маленькая девочка.
Маслов прикрывает окно и выходит на улицу. Он подходит к пешеходному переходу, ждет – пока все пешеходы пройдут на зеленый сигнал светофора, и, зажмурив глаза, идет на красный. И тут же он представляет, светлый, в белом мраморе зал, в траурном убранстве, и себя, как живого, в центре зала, в гробу, со сложенными груди руками, родителей и друзей погруженных в не поддельную скорбь. Открываются тяжелые двери, и появлется в траурном платье его девушка-блондинка в шляпке таблетке, с черной вуалью. Взоры всех присутствующих с негодованием обращаются к ней. Но его бывшая, страдая еще горше других, не ровно ступая, идет к центру зала. Ее сопровождает молодой, спортивного вида человек в черном костюме-тройке, с прилизанными волосами и фальшивой маской участия в таком траурном мероприятии. И вот она подходит к гробу, и горько рыдая, наклоняется к безвременно ушедшему Игорю. В это самое время ее элегантный спутник наклоняется к девушке-блондинке, что-то пытаясь прошептать ей на ухо. Неожиданно, она разворачивается и с ненавистью, со всего размаху влепляет пощечину своему кавалеру, потом еще одну, еще и еще!
"Хотя… можно было и проще – когда она наклонилась, схватить ее за руку и не отпускать! И посмотреть… на ее реакцию…"
Слышен оглушительный визг тормозов, Игорь вздрагивает сжимается от страха. В пару метрах от него останавливается оранжевый мусоровоз.
Водитель мусоровоза, за пятьдесят, просунув круглое красное лицо в открытое боковое окно, возмущенно рявкает.
– Эй, кто-нибудь! Помогите слепому перейти дорогу!
К Маслову, неуклюже, высоко приподнимая колени, подбегает близорукий молодой человек, лет семнадцати, в очках с несколькими диоптриями и старательно переводит его на другую сторону пешеходного перехода.
Вскоре, Маслов, чтобы уже наверняка, идет по виадуку. Под ним, как пчелы, гудят железнодорожные линии с высоковольтными проводами. Убедившись, что рядом никого нет, Маслов, привстает одной ногой на перила виадука, заносит вторую ногу…
Семнадцать лет назад. Окраина провинциального городка.
По улице с буханкой хлеба под мышкой, не спеша, идет, печальный, погруженный в себя, мальчик. Это Игорь Маслов, в детстве, ему десять лет.
Недалеко от него, в поле, на фоне пасущихся коров, несколько ребят играют в футбол. От них отделяется один не складный долговязый мальчик – это Руслан Греков, друг и ровесник Игоря Маслова.
Греков догоняет Маслова и с трудом его окликает его.
– Игорь! Игорь! Маслов! Привет!
Услышав свою фамилию, Маслов останавливается.
Маслов. не весело.
– А… это ты… привет Руслан…
Греков с обидой.
– Тебя несколько дней не было! Почему играть не приходишь?
– А нам… это… жить негде. У нас квартиру забирают.
– Кто?
Маслов, с трудом выговаривая.
– Какие-то черные риэл-роты.
Греков, на редкость, легко произносит незнакомое слово.
– Риэл-роты?
– Да, черные-пречерные…
– А они кто – бандиты?
– Еще страшнее – мама сказала, что они инопланетяне – и с ними бороться бесполезно. В нашу квартиру завтра уже новые жильцы въезжают.
– Ну а вы… пока к нам, я с мамкой и батей поговорю…
– Я понял, Руслан, спасибо – ты настоящий друг. Я пойду – меня дома ждут. Пока.
– До завтра!
Игорь Маслов открывает дверь и входит в квартиру, в старом, двух этажном, чуть косившимся, облезлом доме, на первом этаже.
В коридоре и в зале находятся упакованные и перевязанные, готовые к переезду вещи, большей частью книги.
Маслов входит с хлебом в зал. К нему бросается со слезами на глазах, счастливая, молодая, тридцатилетняя, мама. Она обнимает и целует его.
– Сынок, нашего папу взяли на работу в Москву! И еще – сказали, что жилье дадут! – у Игоря Маслова начинает сотрясаться грудь – он плачет навзрыд, мама обнимает сына и обращается к отцу Игоря, – Он у нас такой впечатлительный – весь в меня!
К Игорю подходит спокойный, интеллигентный, философски настроенный отец, ровесник его мамы, с улыбкой тормошит его за плечи, затем, хватает сына «под мышки», и как маленького, подбрасывает вверх.
– Игорек, сынок – никогда не отчаивайся и не сдавайся! – ставит Игоря на пол и добавляет, – наши потери и страхи – это всего лишь миражи… черные-пречерные миражи!
Маслов стоит на перилах виадука, с ужасом смотрит вниз, на высоковольтные провода под собой и вспоминает слова отца.
Маслов проговаривает вслух.
– Наши потери и… страхи – это всего лишь миражи… черные-пречерные миражи…
До Маслова доходит весь ужас его безумной затеи. Он, осторожно, пытается сойти с перил, но в это самое время, у него, в нагрудном кармане рубашки, оглушительно звонит и вибрирует мобильник! От неожиданности, Маслов, действительно, едва не сваливается через ограждение.
Он падает на пол виадука, и, сидя спиной, к перилам, трясущимися руками достает, в шоковом состоянии, из кармана рубашки телефон.
– Кто? Кто-кто? Не понял? – непонимающе, – какой еще Вадик?… Вместе служили в армии? – удивленно, – да? и… я в письме дал Вам э-э… тебе телефон? – узнает, – Вадик?! Так, это ты, что ли?! А, я то думаю – кто звонит? Здоровье?… Нормально. Просто немного… устал. Сегодня вечером? А, где? Вадик… у меня… в ресторане? Но, я сейчас… на мели. Ты «банкуешь?» Все – больше не спрашиваю! Договорились – до вечера!
Tasuta katkend on lõppenud.