Loe raamatut: «От Особой группы до легендарного Смерша. 1941—1946»

Font:

* * *

Часть 1
Особая группа и ее преемники в огне Великой Отечественной войны

Глава 1
«Братушек» встретили не по-братски

Трагическое начало Великой Отечественной войны похоронило все предвоенные концепции командования Красной армии о ведении войны на вражеской территории. Об этом прямо говорил нарком НКВД Берия на совещании с участием Мекулова, Кобулова, Фитина и Судоплатова. Отмечая в сложившихся условиях важность стратегической разведки, он основной акцент сделал на все возрастающей роли разведывательно-диверсионной деятельности на коммуникациях противника и в его ближайшем тылу.

Особое внимание участники совещания уделили Болгарии. Берия рассматривал ее как важнейший плацдарм для развертывания широкомасштабной повстанческой деятельности в глубоком тылу немецких войск. Он полагал, что намеченная операция имеет все шансы на успех. Важную роль в его достижении он отводил будущему старому – новому подразделению – Особой группе при наркоме НКВД СССР. Предложения Судоплатова по ее структуре, штатному составу и задачам не вызвали у участников совещания серьезных возражений. Ряд высказанных замечаний, он тут же внес в проект будущего приказа. Окончательный его вариант, конкретные кандидатуры к замещению должностей начальствующего состава, а также места размещения учебных полигонов Берия распорядился представить в недельный срок.

В этот же день, поздно вечером Судоплатова снова вызвали к нему в кабинет. Встреча заняла несколько минут. Берия был предельно лаконичен и конкретен. Он потребовал, не дожидаясь приказа о создании Особой группы и назначений на должности, немедленно приступить к формированию двух-трех разведывательно-диверсионных групп из числа болгар, в кратчайшие сроки провести их подготовку и затем осуществить заброску в Болгарию с целью организации восстания.

Такая срочность, видимо, объяснялась тем, что советское руководство цеплялось за малейшую возможность, чтобы хоть как-то притормозить неумолимое продвижение вермахта и его сателлитов в глубь Советского Союза. В Кремле и на Лубянке рассчитывали на то, что Болгария, восставшая против фашизма, при поддержке частей Красной армии могла бы нанести серьезный удар в тыл Германии и оттянуть ее силы на новый балканский фронт.

Замысел такой масштабной и стратегической по своему характеру операции, вызревавший в умах советских руководителей, вызывал сомнения у опытнейшего Эйтингона, хорошо владевшего обстановкой в Болгарии. И для того у него имелись основания. После поражения народного восстания в 1923 году в стране установилась полуфашистская диктатура. Ближайшее окружение царя Бориса безоговорочно ориентировалось на Германию, а ее советники диктовали свою волю в армии, спецслужбах и полиции. Что касается подполья, то те немногие коммунисты, кто остался жив, вынуждены были скрываться от преследований полиции и через третьи страны добираться до СССР. Положение усугублялось еще и тем, что после репрессий 1938 года, обескровивших советскую разведку, были полностью утрачены оперативные позиции в самой Болгарии.

Ситуация складывалась патовая, но Эйтингону и Судоплатову ничего другого не оставалось, как только выполнять приказ наркома. Бросив взгляд на карту Европы, висевшую на стене за спиной Судоплатова, Эйтингон задержал взгляд на Софии, Сливине и Пловдиве, там могли еще сохраниться старые связи, знакомые ему по разведработе в Болгарии, и задался вопросом:

– Итак, с чего или с кого начнем, Павел Анатольевич?

– Как всегда, с людей, – предложил Судоплатов.

– А их как кот наплакал. Кто-то погиб в Испании, а кто-то сидит в тюрьмах Болгарии, – с горечью произнес Эйтингон.

– Что делать. Тогда начнем с тех, кто сейчас находится в Москве.

– Да. Других вариантов у нас не остается.

– Кого из них мы можем рассматривать на должности руководителей разведгрупп? Есть такие? – задался вопросом Судоплатов.

– Есть! И не один! – решительно заявил Эйтингон.

– Выходит, не так уж все и плохо. А кто конкретно?

– Первый – без всяких сомнений, Родионов Андрей.

– Слышал про такого, но лично не знаю.

– Настоящая фамилия Радойнов. Участник восстания в Болгарии. По линии разведки работал во Франции, Германии и Испании. В Испании проявил себя…

– Можешь не продолжать. Отличная кандидатура! Кто еще?

– Ангел Николов.

– Николов?.. Не знаю. Не слышал.

– С ним мы точно не ошибемся. Воевал в Испании. Хорошо воевал. Командовал пулеметной ротой. Не раз с диверсионной группой выходил на задания за линию фронта. Не только хорошо стреляет, а еще и отличный минер.

– Достойная кандидатура. Есть кто еще?

– Да! Про Ивана Винарова ты, наверно, слышал?

– В общих чертах.

– А я знаю его отлично по совместной разведывательной работе. Принимал активное участие в восстании 1923 года, приговорен болгарским судом к смертной казни. Иван готовый командир группы.

– Три – это не один. Как говорится, Бог троицу любит. Но нам коммунистам не гоже на него равняться, – с улыбкой заметил Судоплатов и вернулся к рассмотрению следующих кандидатур.

Эйтингон назвал еще нескольких человек. Их надежность и профессионализм в области разведки и оперативно-боевой деятельности не вызывали сомнений. Одни являлись участниками восстания в Болгарии, другие храбро сражались в Испании. Но их явно было недостаточно, чтобы выполнить ту масштабную задачу, которую поставил нарком Берия. Поэтому Судоплатов и Эйтингон перебирали известные им имена и фамилии, таковых, кто бы по состоянию здоровья и духа мог бы рискнуть жизнью, оказалось немного. В сложившейся ситуации им ничего другого не оставалось, как обратиться за помощью в Коминтерн. И здесь они рассчитывали на поддержку одного из его лидеров – «болгарского Ленина» – Георгия Димитрова.

– Сегодня же на имя Георгия Михайловича надо подготовить и направить соответствующий запрос, – торопил события Судоплатов.

– Павел, и все-таки лучше будет, если запрос вручить ему лично, – предложил Эйтингон и пояснил: – Чем меньше лишних глаз и лишних ушей, тем меньше вероятность расшифровки операции.

– Согласен. Вопрос: будем ли посвящать Георгия Михайловича в замысел самой операции?

– Полагаю, что в общих чертах будет достаточно. Он профессионал в нашем деле и понимает все с полуслова.

– Кстати, как назовем операцию?

– Тут как говорится: как назовешь, так и поплывешь, – заметил Эйтингон и обратился к истории русско-болгарских отношений. – В декабре 1877 года русская армия после длительной осады взяла Плевну, и в войне с турками наступил перелом.

– Предлагаешь назвать «Плевна»?

– Можно и «Шипка». В сознании болгар их свобода больше ассоциируется с Шипкой.

– В сознании говоришь?.. – Судоплатов задумался и после паузы продолжил: – Ближе народов, чем болгары и сербы, среди славян у нас нет. По вере и по сознанию мы почти братья… А что, если назвать «Братушки»?

– «Братушки»?.. А что – отлично! В этом названии есть что-то такое, что ложится на сердце русского и болгарского человека, – согласился Эйтингон.

– Итак, с названием решили. Кадры будем комплектовать с участием Димитрова. Кому из наших поручим подготовительную работу?

– Из наших … А почему бы не Митрофану Дубовику. Он работает в среде болгар, ему и карты в руки.

– Согласен, – поддержал его кандидатуру Судоплатов и распорядился: – Возьми на контроль подготовку Дубовиком запроса на имя Димитрова.

– Хорошо! – принял к исполнению Эйтингон и, положив на стол список кандидатов на замещение руководящих должностей в Особой группе при наркоме, уточнил: – Павел, это наш окончательный вариант?

– Да! Мы же уже определились! Какие могут быть еще сомнения?

– У меня нет. А вот там… – Эйтингон ткнул пальце вверх и заметил: – Могут появиться не то, что сомнения, а обвинения.

– Обвинения?! В чем?

– Нас в связях с врагами народа.

– Чт-о?! – здесь выдержка изменила Судоплатову, и он сорвался: – Яков Серебрянский?!.. Иван Каминский?!.. Враги народа?!.. Это они, которые столько раз рисковали свои жизнями, враги народа?!.. О чем ты говоришь, Леонид?!

– Извини, Павел. Я все понимаю. Но там наверху…

– Наверху! Внизу! Где те, кто записал их во враги? Где?.. Червей уже кормят!

– Я все понимаю, Павел. Но сейчас война и можно попасть под горячую руку и тогда…

– К черту руку! Сам говоришь: война! Нам что, в бой идти с такими, как Сенькин? Болтун! Всю жизнь протирал в кабинетах штаны. Нарком по поводу Серебрянского и остальных так прямо и сказал: «Вы уверены, что они нам нужны?» Он распорядился, чтобы Кобулов их всех освободил!

– Сегодня сказал так, а завтра как оно повернется…

– Леонид, перестань! – перебил Судоплатов и заявил: – Сейчас идет война, она расставит все по своим местам и даст каждому свою оценку.

– Ладно, будем надеяться, что они будут объективными, – согласился Эйтингон.

– Тогда за дело! Завтра жду от тебя и Дубовика окончательные предложения по кадровому составу «Братушек», – завершил на этом разговор Судоплатов.

На следующий день на стол Судоплатова лег совершенно секретный список из 29 «болгар-коминтерновцев», поступивший из секретариата Георгия Димитрова. Он был доставлен специальным курьером из Коминтерна. В нем на каждого кандидата в будущую резидентуру содержались исчерпывающие характеризующие данные. Павел Анатольевич основательно потрудился над ним. Страницы густо испещрены его краткими пометками, и в конце стоит короткая и энергичная резолюция:

«…т. Дубовик. Весьма срочно! Проверить по выездным делам всех перечисленных в этом списке лиц».

Через пять дней заместитель начальника 5-го отдела 1-го управления НКВД капитан госбезопасности Митрофан Дубовик подробным рапортом доложил о результатах выполнения указания Судоплатова. Он и подчиненные сотрудники отдела за короткое время выполнили титаническую работу. Несмотря на хаос и неразбериху, царившие в первые дни войны во многих учреждениях, органы госбезопасности работали без существенных сбоев. Все 29 кандидатов в будущую резидентуру были установлены и изучены. По каждому из них в рапорте Дубовика содержалась подробная информация. В большинстве своем кандидаты оказались людьми, которые не нуждались в особых рекомендациях. Их многолетняя нелегальная работа, участие в войне в Испании, преданность идеалам коммунизма и приговоры военно-полевых судов властей Болгарии говорили сами за себя и служили наилучшей аттестацией. Один был достойнее другого.

Николов Ангел Ангелов (Миленков Александр Петков) имел за своими плечами многолетний опыт подпольной борьбы. И когда над ним нависла угроза ареста, по каналам Коминтерна покинул Болгарию и затем в ряде стран Западной Европы выполнял его специальные задания. С началом гражданской войны в Испании добровольцем отправился на фронт. Там командовал пулеметной ротой.

Янков Георгий Петрович (Петков Мирко Станкович) в 1923 году руководил революционным восстанием в одном из районов центральной Болгарии и был осужден к 12 годам тюремного заключения. Бежал из тюрьмы и снова включился в повстанческую деятельность. Заочно трижды приговаривался к смертной казни. Спасаясь от преследований, по нелегальному каналу ушел в СССР и продолжил активную партийную работу в Коминтерне. В 1937 году в составе группы коммунистов-интернационалистов добровольцем отправился в Испанию. Службу начинал простым танкистом, а закончил инструктором 1-го батальона броневиков.

Димитров Дмитр Илиев. За революционную деятельность заочно был приговорен к смертной казни. Несмотря на это, не покинул Болгарию и продолжил борьбу в глубоком подполье. Полиции, несмотря на неоднократные попытки, не удалось его захватить: помогли скрыться русские друзья. В Советском Союзе он нашел не только новую родину, но и ответственную работу. Долгое время по линии нелегальной резидентуры Илиев работал в Китае, а затем в составе интернациональной бригады сражался в Испании.

Родионов Андрей Константинович (Радойнов Колев Цветко) принимал активное участие в народном восстании 1923 года. Спасаясь от преследований полиции, вынужден был эмигрировать в СССР, где обрел свою вторую Родину. Преданно, не раз рискуя жизнью, служил ей на самых ответственных и опасных участках. Неоднократно выполнял специальные задания Коминтерна и советской разведки. За свои заслуги удостоился высокого воинского звания «полковник».

Иван Цолович Винаров за революционную деятельность в Болгарии был приговорен к смертной казни. Чудом ее избежал и продолжал борьбу, находясь в Советском Союзе. На талантливого и смелого революционера обратили внимание руководители разведки Красной армии. С 1924 года он стал выполнять ее задания сначала в Австрии, а затем в Китае, Франции и Испании.

Других их соратников – Ярома Панайота Георгиева и Мискетова Атанаса Дойчева – в Болгарии также ждал смертный приговор болгарского военно-полевого суда.

Несмотря на это, все без исключения кандидаты приняли приглашение Дубовика и пришли на встречу. Она состоялась в административном корпусе стадиона «Динамо». На ней также присутствовал сотрудник 1-го управления НКВД СССР лейтенант Александр Галкин. Ему предстояло с позиций советского Полпредства в Софии координировать работу руководителей групп резидентуры. Это была непростительная и, к сожалению, не последняя ошибка, допущенная подчиненными Судоплатова. То ли горячка первых военных дней, то ли абсолютная вера в людей, которые не раз смотрели смерти в глаза, заставили Дубовика и Галкина пренебречь главным и святым правилом в любой спецслужбе – конспирацией. Участники будущей РДР «Братушки» не только увидели друг друга в лицо, но и теперь знали своего будущего координатора – Галкина!

В последующем одна ошибка породила другую. Дубовик и Галкин, видимо, понадеялись на многолетний опыт нелегальной работы ее участников, не провели требующийся в таких случаях подробный инструктаж по мерам конспирации и сохранению в тайне содержания состоявшегося с ними разговора. Как следствие, отдельные наиболее несдержанные и горячие проговорились в кругу близких друзей о скорой высадке разведывательных групп на черноморском побережье Болгарии и последующей подготовке восстания. Позже выяснилось, что кроме самого Георгия Димитрова, ряд членов болгарской секции в Коминтерне был в общих чертах осведомлен об особой миссии «Братушек». Как результат, произошла банальная утечка информации о предстоящей операции.

Поэтому не удивительно, что уже 7 июля 1941 года из 3-го отдела 1-го управления НКГБ СССР на имя Судоплатова поступила ориентировка «О расконспирации задания». В ней сообщалось:

«…О фактах распространения гражданином Болгарии «П» слухов о том, что, якобы по поручению НКВД СССР он должен вылететь на самолете в Болгарию с каким-то заданием».

Павел Анатольевич отреагировал незамедлительно и потребовал от Эйтингона, Дубовика и Галкина:

«…Срочно отозвать из групп лиц, отрицательно зарекомендовавших».

К сожалению, его решение оказалось запоздалым, слухи о предстоящей высадке разведгрупп в Болгарии с целью организации восстания пошли гулять среди более чем тысячной болгарской диаспоры коминтерновцев, проживавших в Москве. Поэтом нельзя было исключать того, что уже на этом этапе операции гитлеровские спецслужбы могли заблаговременно получить информацию о ней. Последующий после высадки в Болгарии провал «Братушек», когда в считанные недели разведчики были выслежены, а затем уничтожены, а часть захвачена в плен, вероятно, объясняется не только серьезными организационными просчетами при подготовке, а и тем, что противник – гитлеровские спецслужбы – имел свою агентуру среди болгар-коминтерновцев.

Но тогда, в июле 1941 года, как Павел Судоплатов, так и его подчиненные вряд ли рассчитывали на подобный ход развития событий. Безжалостное военное время подгоняло их вперед. Отсеяв нескольких болтунов, они определились по составу резидентуры. 8 июля 1941 года 32 добровольца-болгарина приступили к подготовке на спецдачах НКВД неподалеку от станций Сходня, Быково и Можайское. В течение нескольких недель под руководством опытных инструкторов участники резидентуры интенсивно изучали минно-взрывное и радиодело, совершенствовали навыки в стрельбе и топографии.

14 июля 1941 года подготовка «Братушек» подошла к завершению. Перед тем как отправить разведчиков на выполнение задания, Судоплатов вместе с Эйтингоном и Дубовиком выехали на базу, в Можайское на встречу с ними. Она проходила под открытым небом, на стрелковом полигоне.

Здесь, за тысячи километров от линии фронта внешне ничто не напоминало о войне. За рекой, на заливном лугу пестрым цветником рассыпались косари. Началась заготовка на зиму сочного, ароматного разнотравья, и все мужское взрослое население вышло на покос. Без дела не осталась и женская половина, на сходнях у воды женщины стирали и полоскали белье. Оставшись без строгого присмотра, деревенская ребятня беззаботно плескалась на мелководье. В излучине реки, в тенистой речной заводи играла рыба. Блеснув на солнце серебром, в воздух взлетали карпы и, вметнув фонтан брызг, исчезали в хрустально чистой воде. Что нисколько не пугало молодой выводок диких утят. Выбравшись из густых зарослей камыша, они, держа ровный строй, старались не отстать от родителей. В воздухе был разлит медовый запах цветущих лип, а их кроны гудели от гомона птиц. И только запах пороховой гари, доносившийся со стороны стрельбища, напоминал об идущей войне.

Оставив машину на стоянке, Судоплатов, Эйтингон и Дубовик прошли к беседкам, где собрались разведчики. В занятиях наступило время перерыва, кто-то курил, кто-то, распластавшись на траве, наслаждался редкими минутами покоя, а кто-то, сняв сапоги, расположился на берегу реки и плескал ногами в воде. И только несколько пар продолжали отрабатывать борцовские приемы. На приветствие Судоплатова и Эйтингона ответил недружный хор голосов. Не прошло и минуты, как вокруг них собрались все разведчики, и тридцать две пары внимательных глаз обратились к ним, в них читались холодная решимость и нетерпение. Они рвались в бой и не просто в бой, а в бой за свою Болгарию, по которой за долгие годы разлуки истосковались их сердца. Убеждать в важности предстоящего задания и той смертельной опасности, что ждала впереди испытанных бойцов, однажды, раз и навсегда сделавших свой выбор, Судоплатов посчитал неуместным и начал разговор с шутки:

– Ребята, и что, много среди вас тех, кто бегал за молоком?

– Все, что было, выпили еще за завтраком, Павел Анатольевич, – отшутился Родионов.

– Руки уже чешутся надрать задницы боша!.. Надоело по мишеням палить!.. Пора в Болгарию! – звучало со всех сторон.

– Понимаю вас, ребята, соскучились по родине.

– Не то слово, Павел Анатольевич!.. Душа рвется в Болгарию!.. А по ночам родной дом снится!.. Пришло наше время! – наперебой заговорили разведчики.

– Осталось уже немного. Как, готовы?

– Да!.. Можете не сомневаться!.. Не подкачаем!

– Вижу, что готовы! Поэтому зачетами мучить вас не станем, – пообещал Судоплатов.

– Это уже мы будем принимать зачеты у бошей! – заявил Родионов.

– И на второй год никого не оставим! – сказал как отрезал Винаров.

– В этом, Иван, я нисколько не сомневаюсь, – с улыбкой произнес Судоплатов и поинтересовался: – Товарищи, как обстановка в ваших семьях? Какие есть нерешенные проблемы?

– Да, все нормально, Павел Анатольевич… Проблем нет… Спасибо вам за поддержку, – недружно прозвучало в ответ.

– Будем поддерживать и дальше. С того дня, как только вы будете отправлены в Севастополь, ваши семьи будут обеспечены продпайком, – заверил Эйтингон.

– Усиленным пайком, – дополнил Судоплатов и снова обратился к разведчикам: – И все-таки, товарищи, не стесняйтесь, говорите. Мы с Леонидом Александровичем постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы облегчить положение близких вам людей.

Родионов переглянулся с Винаровым, бросил взгляд на Михайлова, тот замотал головой и решительно заявил:

– Павел Анатольевич, если сможете, то помогите семье Михайлова! Она сейчас находится в Турции.

– Чем конкретно?

– Можно ли ее как-то перебросить сюда?

– Решим! И решим в ближайшее время! – заверил Судоплатов и обратился к Михайлову: – Цветан, дай ее координаты. Мы сегодня же займемся этим вопросом.

– Спасибо, Павел Анатольевич. Век этого не забуду. Я… я … – растрогался Михайлов, и у него сорвался голос.

– Перестань, Цветан! Это мой долг.

– Павел Анатольевич, если можно, тогда еще одна просьба, – решился Винаров.

– Ну, конечно, Иван. Мы с Леонидом Александровичем для того к вам и приехали, чтобы решать проблемы. Слушаю тебя, Иван.

– Видите ли… в общем, жена Бонева ждет третьего ребенка, а семья ютится в одной комнате.

– Третьего? И когда ты только успеваешь, Христо? – спросил Судоплатов, и на его лице появилась лукавая улыбка.

Щеки Бонева окатил яркий румянец, и он только развел руками.

– А если двойня? – допытывался Судоплатов, и в его глазах заскакали лукавые чертики.

– Какая двойня, Павел Анатольевич! Врачи говорят, что минимум тройня! – с самым серьезным видом заявил Димитров.

– Ты… ты, Сыби… – Больше у Бонева не нашлось слов.

– Павел Анатольевич, Христо просто красавчик! Воюет на всех фронтах! – не унимался Димитров и, похлопав его по плечу, обратился к разведчикам: – Товарищи, берите пример с ударника Христо! Вот так, как он, надо ковать кадры советской стране назло буржуазной Европе!

– Ха-ха, – раскатистый смех прозвучал на полигоне.

И когда он стих, Судоплатов обратился к Эйтингону:

– Леонид Александрович, когда из командировки должен возвратиться Савельев?

– Точно не скажу, Павел Анатольевич, но не раньше, чем через два месяца, – сообщил Эйтингон.

– Его квартира пустует?

– Да. Но иногда мы ее используем для оперативных целей.

– Отлично! Сегодня же организовать переезд в нее семьи Боневых! – распорядился Судоплатов и пообещал: – За семью не волнуйся, Христо. За два месяца мы найдем что-нибудь подходящее.

– Спасибо, Павел Анатольевич! Спасибо, – поблагодарил Боев, и его глаза повлажнели.

– Какие есть еще вопросы, товарищи? – продолжил разговор Судоплатов.

– Как обстановка на фронте?.. Что говорит товарищ Сталин?.. Как там наши?.. Когда они начнут наступать?

Вопросы разведчиков как иглы вонзались в сердце Судоплатова. На них у него самого не находилось ясных ответов. Кривить душой перед ними, кому вскоре предстояло смотреть в глаза смерти, он не имел права. Несмотря на большие потери Красной армии и ее отступление на всех фронтах, в его душе продолжала жить вера, что враг будет остановлен и рано или поздно в войне наступит перелом. Эту свою веру Судоплатов старался передать разведчикам. Он не прятал от них глаза, а в голосе сохранял твердость:

– Товарищи, будем смотреть правде в глаза! Враг силен и вероломен! Не буду скрывать, он очень силен!

– Наше отступление носит временный характер, – поспешил заметить Эйтингон.

– Да! Да! Сейчас из глубины страны на помощь Красной армии идут свежие силы. Враг будет разбит! В этом, товарищи, у нас не должно быть никаких сомнений! – голос Судоплатова крепчал.

– Товарищ Сталин верит в нашу победу! Он верит в солидарность трудящихся всего мира, – вторил ему Эйтингон.

– Он верит и надеется на поддержку братского нам болгарского народа! – подчеркнул Судоплатов.

– Мы не оставим русский народ в беде!.. Болгария поднимется на восстание!.. Земля будет гореть под ногами фашистов и их прихвостней! – звучали гневные голоса.

– Вы будете первыми, кто разожжёт пламя восстания в Болгарии! Там будет открыт второй фронт борьбы с фашизмом! Победа будет за нами…

Эти слова Судоплатова, идущие из глубины его сердца, находили живой отклик у разведчиков. В их глазах он находил ответ – твердую решимость бороться с фашизмом и освободить от него родную Болгарию. В тот и на следующий день перед отправкой в Севастополь ни один из 32 человек не заявил об отказе от выполнения задания.

С 16 по 25 июля отдельными группами по семь-восемь человек разведчики были переброшены военной авиацией на оперативную базу разведотдела Черноморского флота в Севастополь. Там под руководством Галкина и опытного начальника отдела полковника Дмитрия Намгаладзе они шлифовали последние детали предстоящей операции. В Севастополе также окончательно определились составы четырех передовых групп. Первую возглавил Винаров, в нее вошло пять человек. Ей предстояло через Иран перебраться в Турцию, там легализоваться, затем проникнуть в Болгарию и в заданном районе приступить к повстанческой деятельности. Второй и самой многочисленной группой, насчитывавшей четырнадцать человек, руководил Родионов. На нее возлагалась наиболее важная и ответственная задача: после высадки на болгарском побережье связаться с коммунистами в городе Сливен, с их помощью развернуть основную базу и обеспечить прием двух других групп: Боева и Янкова.

Перед каждой из групп были поставлены близкие по своему характеру задачи, которые сводились к тому, чтобы в зоне оперативной ответственности, опираясь на поддержку коммунистического подполья:

«…создать разветвленную нелегальную сеть в целях получения разведывательной информации, осуществления соботажнических и террористических актов на военных объектах. Обеспечить сохранение нейтралитета Болгарии в войне с СССР и подготовку вооруженного восстания».

Все участники операции имели на вооружении несколько комплектов стрелкового оружия: пистолеты вальтер или маузер, автоматы, ручные гранаты, комплекты карт, деньги в болгарской и немецкой валюте, документы прикрытия и запас продовольствия.

К 4 августа Намгаладзе и Галкин полностью завершили работу над планом переброски резидентуры «Братушки» в Болгарию, согласовали с командованием Черноморского флота порядок доставки групп на подводных лодках к ее берегам и доложили в Москву о готовности к выполнению задания. С незначительными изменениями Судоплатов утвердил предложенный ими план и распорядился приступить к его выполнению.

5 августа настал час икс. Разведгруппа Винарова первой покинула оперативную базу разведотдела Черноморского флота, специальным авиарейсом прибыла в Тегеран и там растворилась в городе. В те дни столица Ирана напоминала бурлящий котел, в ней сошлись интересы главных разведок мира. Чтобы не попасть под прицел германских спецслужб, разведчики, сменив документы на новые, в течение недели изучали обстановку и, не обнаружив за собой следов слежки, выехали на границу с Турцией. Благополучно пройдя пограничный контроль, они двинулись к следующей точке своего маршрута – Стамбулу, где им предстояла встреча с советским резидентом. Минули сутки-другие, истекло контрольное время, а разведчики так и не вышли на связь с ним. Винарова и его товарищей подвела непростительная мелочь. Но об этом Судоплатов узнал позже от агента резидентуры Разведывательного управления Генштаба Красной армии, действовавшего в Турции.

20 августа Павел Анатольевич, обеспокоенный столь долгим молчанием группы Винарова, срочно запросил Намгаладзе и Галкина:

«…Сообщите о месте нахождения и положении первой группы. Когда может быть отправлена вторая группа?»

Но они ничего определенного доложить не могли. Радист Винарова на вызовы радиоцентра не отвечал. Нарком Берия вынужден был дать указания советским резидентурам в Турции и Болгарии выяснить причины молчания группы Винарова. И пока они занимались ее поиском, Судоплатов и Эйтингон сосредоточили все свое внимание на остальных трех группах. Основная – Родионова – 6 августа, заняв места на подводной лодке Черноморского военно-морского флота, покинула Севастополь и взяла курс на Болгарию. Благополучно миновав гитлеровские заслоны, субмарина вышла в заданный район и легла на дно. На море разыгрался сильный шторм, и разведчикам в течение пяти суток пришлось ждать подходящего момента, чтобы высадиться на берег.

11 августа шторм начал стихать. Наступила ночь. Небо затянуло тучами. Командир подводной лодки воспользовался этим, и она вошла в устье реки Камчия. Высадка разведчиков проходила нервно и неорганизованно. Сильный дождь и кромешная тьма свели видимость до нуля. Волна захлестнула одну из шлюпок, и неудачникам пришлось перебираться в те, что находились поблизости. К счастью, все четырнадцать разведчиков благополучно высадились на берег. Но из-за непогоды и сильного течения им не удалось собраться вместе. Этому также помешали патрули, они рыскали по берегу, а в небо взлетали осветительные ракеты. Не мешкая, разведчики двумя группами, одна во главе с Родионовым, а другая – Сыби Димитрова, покинули место высадки и направились в район общего сбора, находившийся вблизи города Сливен. Он был выбран не случайно. В далеком 1923 году Родионов и ряд других разведчиков в этом районе поднимали народ на восстание и рассчитывали на поддержку старых связей.

На четвертые сутки группа Родионова первой благополучно добралась до основной базы и разбила лагерь. Не дожидаясь подхода группы Димитрова, он выслал разведку в город Сливен для налаживания связи с местным подпольем и затем направил в Севастополь шифрованную радиограмму. В ней Родионов сообщал:

«…Высадка прошла без помех со стороны противника. Ввиду плохой погоды часть группы из шести человек во главе с С.Б. отстала. Нахожусь в заданном районе развертывания. Жду С.Б. и остальных. Устанавливаю связь с местным подпольем».

В тот же день одновременно с этой радиограммой Родионова из Севастополя с базы разведотдела Черноморского флота по ВЧ-связи в Москву к Судоплатову поступила служебная записка, подписанная Галкиным. В частности, он докладывал:

«…Подводная лодка противником не была обнаружена, благополучно возвратилась на базу. Веду подготовку второй и третьей групп для отправки в Б».

После затянувшегося молчания группы Винарова это была первая обнадеживающая информация, свидетельствовавшая об успешном развитии операции с участием «Братушек». Она стояла на особом контроле у наркома Берии. В последние несколько дней он трижды интересовался ходом ее развития. Теперь Судоплатову было что доложить. Сложив радиограмму Родионова и служебную записку Галкина в папку, он поспешил на доклад. В приемной ему не пришлось ждать. Берия закончил разговор по телефону, начальник группы охраны Рафаэль Саркисов, доложив о приходе Судоплатова, распахнул перед ним дверь в кабинет.

Павел Анатольевич прошел через тамбур и застыл у порога. Выражение его лица говорило само за себя. Берия, стрельнув в него пронзительным взглядом, кивнул на стул за приставным столиком и заметил:

– По тебе вижу, Павел Анатольевич, наконец есть что доложить по «Братушкам»!

– Так точно, товарищ нарком! – подтвердил Судоплатов.