Loe raamatut: «Рождественская ночь. Сказка»

© Николай Лягуша, 2023

ISBN 978-5-0055-8628-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Николай Лягуша

1

Эта история, которую, я хочу вам, в очередной раз, рассказать, дорогие мои читатели, и слушатели, произошла в самый день православного праздника, Рождество Христово. Она случилась, не так уж, совсем давно, но и не так уж, между прочим, недавно. Так вот, начнем же ее поскорей.

В одной из провинциальной губернии, в пригороде, большого города, Российской Империи, а именно на её окраине, у которой, стоял небольшой домик, аккуратно выложенный из толстых, сосновых бревен, о котором, изначально пойдёт эта история, а так как на окраине стояло много домов, но мы поведаем речь об этом. Этот дом был как и все, в этой округе, с большими окнами со ставнями, русской печкой, дымоходной, кирпичной трубой, из которой клубился дым, так как на улице стоял трескучий мороз, шел снег, медленно падая, большими своими хлопьями, накрывая, своим белым одеянием, крыши домов, улицы и все что находилось в городе. Стоял вечер и все жители города готовились праздновать Рождество. Город уже был приготовлен к нему.

Проходя мимо по улице, возле витринных окон, магазинчиков, торговых лавочек, вряд ли, можно было не заметить, нарядно, по рождественскому, так уютненько, было все наряжено и развешено, обустроено в них, что, порой, даже останавливаешься и любуешься красотою убранства, которую, каждый делал по-своему, но не нарушал Рождественских традиций. К примеру, богатые особы, содержавшие магазины в центре города, всегда украшали на Рождество, не только сам магазин, внутри, но и с улицы, развешивая, красивые, разноцветные гирлянды у входа и на его окнах.

Если Вы ещё не знали, то я Вам подскажу, что на Рождество, принято было прощать друг другу обиды, которые, накопились с годами, к примеру на соседа, и Вы эту обиду в основном держали в тайне от него.

Ну, пожалуй, вернемся к нашему домику, что-то мы отвлеклись от него.

Внутри дома было очень жарко, так как в топки-печки, всегда пылали жарким пламенем дрова. Это была большая, русская печь, которая стояла в каждом доме у бедных крестьян. В этом доме жили дед Митрофан со своей внучкою-сиротою Фросею.

Русская печь имела высоту, почти до самого потолка. С задней части стороны, у нее, было такое место, где можно было на неё залезть, бывало, вечером и проспать до самого утра, вытянувшись, во весь свой рост, на перине из утиного или гусиного пуха, или еще, того гляди, по беднее, из соломы, и укрывшись пуховым одеялом, прихватив с собою мучную лепешку, затем, лежа на спине мечтать о каком-нибудь подарке, который тебе подарят на Рождество; к примеру о шерстяных носках, которые, уже кто-то носил до тебя, у которых уже имелись большие дыры, залатанные латками, ибо они сменили, не одного хозяина. Того и гляди можно было мечтать о чем угодно, так как в доме, под таким одеялом, было так жарко, что на душе, было так хорошо, от того что сегодня был святой вечер Рождества. Это был самый лучший день, в те далекие царские времена, когда монарх Российской Империи, на Рождество, каждой семье, где бы ни жили жители, Российской Империи, в городе, пригороде, деревне, селе, хуторе, по указу самого царя, всем было велено раздавать по одному рублю из царской казны. Такой указ был некогда издан царем, еще в далёкие времена. Эти рубли всегда развозили утром, помощники казначея, восседавшие, на королевских санях, которые были запряжены, пару тройкой, быстрых лошадей.

Казначеи были одеты в нарядную, Рождественскую одежду, всегда улыбались, когда им открывали двери, простые, крестьянские лица, с веснушками на лице, и непременно сразу, один казначей поздравлял с праздником и отдавал в руки один медный рубль. А его коллега подносил большую, длинную рукопись, для того чтобы, глава семьи, отец или мать, отчим или мачеха, бабушка или дедушка, расписался в королевских бумагах, для отчётности, которые, потом покажет, главный королевский казначей самому монарх, царю Российской Империи.

На один рубль можно было приобрести на рынке, на зиму из вещей:

– пять пар, шерстяных носков,

– или пять пар рукавиц,

– или же двое пар хороших валенок; из еды можно было бы купить, прямо к Рождественскому столу:

–1 кг сыра,

–1 банка мёда,

–1 кг сливочного масла,

–1 кг сметаны,

– 3 литра молока,

–1 кг рыбы, – 1 кг свинины или говядины, – 3 литра подсолнечного масла,

– 5 кг муки, и все эти покупки, можно было бы купить и вложиться в один медный рубль. Монарх Российской Империи всегда к Рождеству, из года в год раздавал, и радовал, более низшее сословие населения, относившееся к крестьянскому, бедному люду.

На Руси, в крестьянском сословии, всегда строились дома, по старинному обычаю, с обычным, простеньким, в основном, деревянным интерьером, для удобства, быта и труда. Так в доме, где стояла печь, (занимавшая, своими большими габаритами и неудобным своим расположением, половину залы, в доме, или же приёмную комнату для гостей) находился, длинный, деревянный стол, который стоял у небольшого окна. У стола, с обоих его сторон, стояли две низенькие, длинные, деревянные лавки, застеленные, во всю длину лавок, вязанными покрывалами.

В этом доме (о котором и пойдёт речь) уже все было приготовлено на праздник. Стол был накрыт праздничной скатертью, и на столе уже стояли праздничные блюда.

В этом доме жила девочка Фрося с дедом Митрофаном.

Эти рождественские блюда к столу приготовила, рыжеволосая Фрося со своим дедушкой Митрофаном. Готовить еду, Фросю, в основном научила ее покойная бабушка. Так как бабушка ее давно померла, передав ей все свои, кулинарные знания, собранные с годами, она сама, приготовила все к рождественскому столу, а ее дед, помогал лишь, советами да продуктами.

Жили они бедно. По простенькому, но и от голода не помирали.

Дед Митрофан был старый человек, но бодрый и энергичный. Рано вставал, поздно ложился. Ходил на охоту, рыбалку, в лес по грибы, да ягоды, бывало и дикого меда принесет из лесу.

В православной вере, первым по традиции, праздничным блюдом на Рождество была кутья. В ее состав входило: отварная пшеница с добавлением в неё изюма и сухофруктов, грецких, лесных орехов, арахиса или семечек. Кутья готовилась в специальных, глиняных горшочках, которые, по-народному, рождественскому обычаю, ставили потом, в начале, посередине и в конце праздничного стола. Далее, не нарушая традиции, праздничным блюдом на столе была запеченная в домашней печке, свинина, или же холодец (он же студень). Тут же находилась соленая и жареная рыба, утка с яблоками, или запеченный целиком гусь. Дальше, для украшения стола, также выпекались, мучные десерты, которые полностью продолжали, праздничный, рождественский стол. Мучные изделия были уж очень разнообразными; различные пироги, закрытые и открытые ватрушки, калачи, пирожки, колобки, кулебяки, курники, лодочки, саечки, расстегаи, шаньги, блины и так далее, и всего их тут было, просто завались. И все эти мучные изделия были с различными начинками: травяные, овощные, фруктовые, грибные, мясные, рыбные, творожные, сметанные. Но это были не все яства. На столе стояли сладкие блюда, которые относились уже к десерту, собранные дедом Митрофанов в лесу, это были: всевозможные ягоды и купленные на ярмарке фрукты; шоколадные конфеты, пастила, пряники, хворост, печенье и многое другое. Приготовленные дедом Митрофаном отвары из всевозможных трав, тут тоже имелись, вдоволь, например: компоты, сбитни, кисели, все это стояло в кувшинах на столе. Тут стояли и различные соления, принесённые из погребов. Мочёные яблоки, арбузы, солёные грибы, огурцы, помидоры. Ну и конечно же были и покрепче напитки. Самогонка, градусов под шестьдесят, вино, различные настойки на лесных ягодах и другие разнообразные, спиртные напитки. Словом, рождественский стол ломился от всевозможной еды и ее было вдоволь, просто ешь, не хочу!

За неделю, до Рождества, как правило, всегда, испокон веков, православные и верующие крестьяне, соблюдали старые обычаи. Убирались в своих домах, мылись в бане. Так как в сам праздник Рождества, нельзя было мыться в бане, и считалось большим грехом, если кто-то сходит в этот день в баню. В сам день Рождество, всегда надевали новую одежду. В коровниках, курятниках, убирали, вычищали начисто пометы от домашних животных.

В самый канун Рождества и в сам день Рождества, нельзя было шить, зашивать, резать, вязать, плести, мести, убирать, стирать, сгибать, ковать, копать и т. далее.

В доме у деда Митрофана с Фросей все было приготовлено к Рождеству Христову. Во всех комнатах было чисто и убрано. Пол выметен. Пыль вытерта, белье выварено, выстирано, поглажено и уложено ровными стопками в шкафу. Всё кругом блестело и сияло!

Было очень жарко, от натопленной печи, и стоял приятный запах, во всем доме, от горевших полена в топке. Фрося с дедом Митрофаном были нарядно одеты и готовились к выходу из дома на городскую площадь.

Именно на Рождество, раз в год, на городской площади, будет происходить, представление спектакля, по Библейским притчам о жизни Иисуса Христа. По-старинному, православному обычаю, так происходило всегда, во всех городах Российской Империи, ставили и показывали спектакль на городской площади для крестьянского и барщинского сословия.

Внучка Фрося с дедом Митрофаном, как раз, уже стояли, на пороге своего дома, чтобы пойти, как и все местные жители пригорода на это театральное представление, на городской площади.

И вот, в этот год, в зимний, морозный, по-настоящему святой, рождественский праздник, на городской площади, собиралась толпа зевак, горожан, которые приходили, приезжали, отовсюду, со всего города, чтобы посмотреть рождественское, театральное представление. Это народное мероприятие, называлось «Вертепный театр». Театр давал одно единственное представление из жизни Иисусса Христа, сценарий, у которого был, из Библейских рассказов.

Театр был большой, он приезжал на площадь, запряженный 3-мя парами празднично-нарядными лошадьми с колокольчиками, которые звонили так звонко и мелодично, что все, кто всё еще задерживался в доме (а идти надо было всем, так как это была уже просто традиция) не успел прийти на площадь до их приезда, поспешно, быстренько одевались и выбегали из дому, в спешке догоняя театр, следуя за лошадьми, выбегали кто с чугунными или деревянными санями, кто с салазками, и всех их, вела одна дорога, прямо на городскую площадь.

Вертепный театр- это был специальный, деревянный повозок-сцена на лыжах, со стеклянными, небольшими окнами по бокам повозка, который мог переменяться сразу в один миг в сцену, для представления театра.

Представление было кукольным, в музыкальном сопровождении небольшого органа, и песен из церковной литургии.

Дед Митрофан с Фросей жили далеко от городской площади. И на площадь они приехали на небольших, чугунных санях, запряженной старой кобылой, по кличке Маруся.

Когда они прибыли на площадь, тут уже толпилась, огромная толпа людей, приехавшие с разных сторон и окрестностей большого города. Озябшие, замершие, толпы зевак, под ногами, у которых, хрустел снег, стояли в ожидании представления. А ведь нынче сегодня выдался день по-настоящему зимний, и стоял крепкий, жгучий морозный вечер, но без единого ветерка. Стоял, настоящий, рождественский вечер!

На площадь, в этом городе, можно было попасть с любой улицы. Все улицы в этом городе, вели на центральную площадь. Городскую площадь, со всех ее сторон окружали различные здания. Каменные здания стояли так, что если посмотреть на площадь с высоты птичьего полета, то площадь имела круглую форму.

Весь город был засыпан снегом. Снег шел уже неделю, не переставая, то медленно падая, средними хлопьями, то шел быстрее, большими хлопьями, заметная и засыпая все в городе.

По середине площади, возле приехавшего театра, уже толпился народ. Народу было очень много. Стоял шум, крики, детский смех. Дети играли в догонялки, а их родители трещали друг с другом во все горло, сплетничали, шутили и рассказывали друг другу, разные истории. На площади уже зажгли фонарщики, городские фонари, и свет от фонарей падал на скрипучий снег. Свет отражался от снега и казалось издали, как будто бы, он был не белым, а слегка голубым.

Тут толпились люди всех сословий и разных чинов. От бедных крестьян до богатых и знатных барских вельмож, благородных, аристократических персон, и иных других ремёсел, таких как:

врачей, учителей, портных, кузнецов, пекарей, бондарей, каменщиков, гончаров, поваров и т. далее. И естественно, все они были одеты, кто бедненько, кто богато-разодетый в дорогие одежды.

К примеру, богатые, аристократические женщины, были одеты в песцовые, норковые шубы, а их мужья в овчинные, дорогие тулупы, меховые шапки, кожаные сапоги, или валенки, по колено, разрисованные, всякими рисунками, ручной работы, мастерами художниками из разных городов и губерний, а того и гляди и привезенных из разных, европейских стран. Естественно, обычные же, крестьянские простолюдины, были одеты победнее, чем аристократы. Или даже можно сказать, они настолько были бедны, что на них были, старые, престарые, рваные лохмотья, зашитые, перешитые, много-много раз, а кое-где, у кого-нибудь даже имелись круглые дырки на тулупах или шубах, не один год, проеденные молью, мышами, крысами или иными грызунами, или того гляди, стертые-протертые, от того, что они уже настолько сносились, износились, истаскались, истрепались, изветшали, что надо было, эти вещи, уже выкидывать на мусор, помойку, но, по их, крестьянскому повеленью и хотению, они их, все же, донашивали до такой степени, до конца, что, с виду уже казалось, это уже не шуба была, а рванье какое-то несусветное, что издали можно было на них смотреть и думать про себя, что это стоит не человек, а какое-то, пугало огородное, вот настолько, у них была изношена, верхняя одежда. Ткань их повседневной, нижней и верней одежды, затерялась, истрепывалась, просто до неузнаваемого рванья. У глупых, крестьянских душ, был такой обычай, что вся, их личная одежда, передавалась друг другу по наследству. Ее просто отдавали, очень близкому, своему родственнику, тогда, когда она уже совсем изнашивалась, очень сильно, настолько сильно, что теряла свой, родной цвет, и повсюду на ней уже стояли латки, к тому же, почему-то, они были разного цвета, и даже из разной ткани, а не из той ткани, из которой была сшита шуба, или тот же тулуп. И когда новый владелец получал эту вот одежду, ему, при этом, еще приговаривали, строгим голосом: " – Держи, вот тебе, почти, новая шуба и береги ее, как зеницу ока, до самой своей смерти и никому не отдавай!»

*****

Театр всегда останавливался посередине площади и готовился к представлению. Толпа людей ждала этого представления с нетерпением каждый год, из года в год и это была уже народная, праздничная традиция.

Дед Митрофан поставил сани с лошадью на то место, где уже стояли иные сани и укутавши потеплее внучку Фросю, ее же платком, направился с ней к сцене театра, пробираясь, сквозь плотную, толпу горожан.

Дед Митрофан с Фросею были одеты, естественно бедненько, как и все крестьяне. Дед был закутан в длинный, потертый, старый-престарый овчинный тулуп, на бараньей шерсти, подол которого, доходил ему до самых валенок. Его тулуп уже давненько таки, потерял свой, родной цвет. Этот тулуп, естественно, ему достался от его деда, а его деду, от его деда и когда его купили, никто этого уже не помнит. Его тулупу было примерно сто пятьдесят лет. Он был неудобен в ходьбе и тяжёл, как будто бы ты, носишь не тулуп, а рыцарские латы. Деду тулуп служил и подушкой и одеялом. Он ему служил верой и правдой. На голове дед Митрофан носил зимой меховую шапку из бобра. Она была такая изношенная, что, с виду казалось, будто бы у него на голове была не шапка, а сплюснутая кепка, настолько она была истрепанная, истасканная, исхудавшая, что с виду она была похожа на сушёную крысу. На ногах старые валенки, на ладонях, тёплые, овчинные варежки. Фрося же была закутана в зашитый-перешитый шерстяной, длинный, серый платок, который находился у нее на голове и он был обмотан вокруг ее шеи много-много раз. На теле у нее была накинута зимняя, темно-синяя, длинная накидка, из ткани, с толстой, тканевой подстежкой, на ладонях вязаные варежки, на ногах валенки.

Дед Митрофан с Фросей слились с толпою горожан. Почти у каждого зрителя в руках были металлические фонари, внутри которого находилась толстая свеча, горевшая тусклой, желтой личинкой огня. Точно такой вот фонарь с собой прихватил дед Митрофан. Он держал его за металлическое, круглое кольцо, на уровне голени, при опущенной руке и в случае надобности, если вдруг он замечал, тут на площади, какого-либо своего знакомого, то он сразу поднимал фонарь над уровнем своей головы, прищуривал правый глаз и сам себе говорил: – Знакомый, незнакомый, идёт, тьфу, черт его знает, окликну его, поздороваюсь, и авось, опять обознаюсь, и буду как дурак выглядеть, пущай себе идёт, милый, добрый человек, на этот раз не буду кликать его, небось, опять обознаюсь! Так он говорил сам себе всегда, потому как прожил он уже многое количество лет и знал местных своих жителей, что стоит, если уж, не поздороваться, хоть один раз, то сплетни разнесутся по всему городу, о том, что он, дед Митрофан, милая душа, зазнался, заважничал, ходит себе важный в тулупе, а простых простолюдин и знать не знал, хотя прожил среди них многие лета, а там и растреплют, то, что и замечать уже, ходит себе и не замечает никого. Настолько дед Митрофан был всегда отзывчив к людям, чтобы они не думали о нем, ничего плохого, всегда чем-то угостит и доброе слово скажет.

Неожиданно заиграла церковная музыка, в сопровождении органа, церковные певчие, молодые девушки и парни, состоявшие в церковной литургии представления, с хоровым нарастанием, запели, какую-то, литургическую, Рождественскую песню и спектакль начал свой вступительный этап, который состоял из трех этапов, Библейской кантаны.

Большая, городская сцена, за считанные часы, на глазах крестьянского и богатейшего люда, при помощи, самих же артистов спектакля, состоявшие в нем, преобразилась в сказочный, Рождественский вертеп. Вертеп мог похвастаться неописуемыми декорациями, костюмами и прекрасными хореографичными движениями и манерами, вокальными данными, и прекрасными голосами артистов спектакля.

Первым этапом спектакля, было то, как к Марии пришли пастухи и сказали, что они увидели звезду и что эта звезда предвещала рождение избранного младенца, нашего Ииссуса Христа, что она родит сына Божьего и чтобы она назвала его Ииссусом.

Вторым этапом, представления, было то, как Ииссус ходил по городам и деревням и исцелял больных, хромых, немых, слепых и воскрешал мертвых.

Заключительный этап был, распятие Ииссуса Христа на кресте, за все наши грехи, римскими солдатами и Воскрешение его из мира мертвых.

После спектакля, по рождественскому обычаю, староста города, деревни, брал в руки Рождественскую, большую звезду, которая была прикреплена на длинном, деревянном посохе и в сопровождении главного настоятеля церкви и со всей толпою, местных горожан, (конечно, кто хотел шёл следом, а кто не хотел участвовать в шествии, шёл сразу, после представления домой), обходили каждую улицу в городе, каждый переулок, в сопровождении церковной, рождественской литургией, для того чтобы в эту ночь, их не посетила и не пробралась в каждый, из их домов, нечистая сила, которая после двенадцати ночи, появлялась, вот у тех самих девушек в зеркалах, которые сидели дома или в бане и гадали, и одним словом, больше вызывали, они себе нечистую силу, чем суженного-ряженого, таким образом они и открывали, для себя, тем самым, дорогу в мистический портал, между нашим миром живых и тем миром мертвых (Ада), запуская «нечистую силу» в наш мир, через зеркало, именно, как раз, в этот праздник, Рождество Христово.

И так, просочившись через зеркало, нечисть проказничала и веселились вдоволь в нашем мире. Но все их веселье, длилось, у них, не долго. Вся нечистая сила покидала мир людей, после того, как закричит петух. Но проста так «нечистая сила» не исчезала с нашего мира, с пустыми руками она не уходила ещё ни разу. Вот тут-то как раз и делался церковный, святочный, Рождественский обряд, заранее, настоятелем церкви, чтобы обезопасить каждую улицу в городе, каждые закоулки, переулки, проулки, дворы, придворотни, скверики, заходя чуть ли не в каждый дом или квартиру, дабы отвести себя и соседа от «нечисти», которая так и норовит прокрасться в каждый дом, чтобы забрать душу у человека, и преспокойно уйти в Ад. И для того чтобы нечисть не прокралась в дом или сарай к домашним животным и не забрала душу человека, по рождественскому обычаю и проводили эту святую литургию с церковными песнопениями и Рождественской звездой. Вот эта та самая, Рождественская звезда, хранила в себе особую энергию, святую силу, и оберегала от всякого недоброго, черного глаза, сглаза, порчи, приворота, недоброго лиха, и другого злого лиходейства. И весь этот процесс мероприятия надо было успеть обойти до двенадцати часов ночи, (так как после двенадцати ночи, церковный обряд уже не действовал и не имел никакой святой силы) и потом всем разойтись по домам, праздновать Рождество, так как, после полночи, наш мир, все же посещала нечисть, и шастала в поисках жертвы, лишь обходя те святые места, где был совершен Рождественский, святой ритуал, против ее же самой.

И как только часы в домах пробили двенадцать ночи на звездном небе при холодной луне образовывался туман. Этот туман и был порталом между Адом и нашим миром. Вся православная нечисть вылетала из этого тумана в составе «Дикой Охоты», во главе которой стоял распорядитель- администратор, высший министр Янгелъ, со своим помощником Томервилем. Янгелъ же направлял бесов, чертей, вурдулаков в города, деревни, поселки, хутора для их же собственного развлечения. «Дикая Охота» пролетала в небе по всем православным странам и городам, высаживая при этом, закрепленную за каждым городом или деревней, того же вурдалака или оборотня и далее улетала с высшими, нечистыми силами, на свой королевский пир, где туда же слеталась вся нечисть с Ада, в свиту которой входили ведьмы, колдуны, заклиначи, и другие существа. Этот самый главный праздник происходил в Голландии и праздновался он там до рассвета. В Голландии и происходило массовое гулянье всей бесовской силы Ада, гуляя и резвясь, под обратной стороне луны, которая светила именно так, своей обратной стороной и именно в Голландии, цвета копыта животного, «бесовского цвета».

Для защиты от «святочной нечисти», или, из боязни вызвать их недовольство, крестьяне соблюдали ряд запретов, предписаний и правил поведения, необходимых знать, и соблюдать на Рождество. Так, после праздничных трапез, запрещалось убирать на ночь остатки еды, особенно кутью; её оставляли для душ умерших родственников, для которых открывали заслонку в топке-печке, дабы по древнеславянскому поверью, душа родственников прилетала из Рая, просачивалась в дымоходную трубу, минуя в доме печку и оказывалась под утро за одним столом со своими родными.

Готовя еду на Рождество, нельзя было её пробовать, стучать ложкой о край горшка, мешать кочергой головешки в печи; сидя за столом, одно место, следовало, оставить и держать свободным для покойной «души». Во время трапезы не стоило дуть на ложку с горячей пищей, часто вставать и вновь садиться, пользоваться ножом, поднимать упавшую ложку, ставить локти на край стола, шуметь, голой рукой дотрагиваться до печи и т. п.

В течение всего святочного периода вплоть до Рождества, нельзя было подметать и выносить мусор из дома, чтобы «не вынести свою удачу», дотрагиваться до посевного зерна, иначе оно «замрёт» и не даст урожая, выливать воду за порог, чтобы не облить покойную родственную душу, оставлять без присмотра в доме прялку, веретено или ткацкий станок. Строго соблюдались запреты:

– шить,

– вязать,

– вить,

– мотать,

– крутить,

– прясть,

– ткать,

– стирать,

– рубить,

– гнуть,

– резать,

– колоть шилом, иначе, на свет появятся увечные новорожденные дети и гнилой приплод у скота. У южных славян считалось опасным выходить из дома после захода солнца, особенно беременным женщинам; женщины по вечерам старались не называть себя и друг друга по именам; не выгребали пепел и сгоревшие угли из очага. Супругам следовало избегать половой близости, чтобы зачатые в это время дети не стали упырями.

Но если, все же, кое-какую хату или сарай, не успела обойти праздничная, Рожественская литургия, то люди запирали сараи на замок в которых находилась скотина и сами запирались, дома изнутри. Дымоходы затыкали тряпками чтобы нечисть не смогла залезть через него, или просочиться через окна, входные двери, подвал, чердак и прочитав Рождественскую молитву, садились за праздничный стол, дабы отведать кутью, три раза из разной миски, чтобы нечисть не проникла в дом. Это был еще один Рождественский обряд. Если три раза отведать из трех разных мисок с кутьей, то «нечистая сила» пройдет мимо вашего дома. Но если и этот святочный обряд не успевали сделать, то тогда «нечистая сила» сразу появлялась возле дома и стучала в двери домов, сараев, погребов, в окна, крышу, забор, по чем угодно, лишь бы только ее впустили, прикинувшись в обличии соседа, соседки, заблудившейся коровой, козой, свиньей, и если ее впускали в дом, то там она уже орудовала своим силами колдовства.