Loe raamatut: «Братина Сварога»

Чистоту, простоту мы у древних берем,

Сказки, саги из прошлого тащим –

Потому что добро остается добром

В прошлом, будущем и настоящем…

В.Высоцкий

БРАТИНА СВАРОГА

(героико-авантюрная былина)

ЧАСТЬ I

ГЛАВА 1.

Хмурый, в серых тонах, рассвет не сулил ничего хорошего. Над сонной землей грязным нестиранным саваном нависал свинцовый небосвод. Поздняя осень, однако. Поля, ещё недавно золотившиеся налитыми колосьями, убраны и пусты. Земля черна. Пестревшие яркими лоскутами перелески тоже оголились, окончательно сбросив потрепанные ветром желто-красные наряды. И на заросших камышом озерах уже давно не слышно разноголосого птичьего гомона. Все нормальные твари на земле-матушке уже давно к приходу зимы изготовились. Мохнатые, те кто обычно в спячку залегают, давно по норам да берлогам разбрелись. Пернатые, те которые из перелетных, в теплые края подались, а оставшиеся на зимовку гнезда утеплили. Бородатые, из тех, которые по осени цыплят считают, урожай собирают, да соленья с вареньями запасают, со своими домочадцами в теплых избах да теремах укрылись. Домовые, банники и гуменные и те приутихли, не озорничают, никак тоже в спячку залегли. По всем приметам долгая да студеная зимушка ожидается…

Промозглый бродяга ветер, срывая с ветвей последние листья, заунывно посвистывал над голой дубравой, где устроился на ночлег могучий Дубыня Ставросович – штатный богатырь вельмипонежского княжества, государственного образования раскинувшегося на необъятных просторах Матери – Сырой Земли, как издревле называли русобородые аборигены родимую сторонушку.

Достославный князь Негодуй, он же по совместительству голова стольного града Вельмипонежска, откомандировал своего лучшего и единственного богатыря к окаянным хазырям, которые долгие века кочевали в Степи Дикой в поисках чего-то утраченного.

Зачем отправил, спросите вы?

Причина, тривиальная до зевоты.

Такое дело, намедни припомнил княже, что хитрые хазыри, опосля очередного «вековечного пакта о перемирии и ненападении» задолжали ему контрибуцию за уже, без малого, пятилетку. С накапавшими процентами, бонусами и штрафами, дань в кругленькую сумму хазырям выходила. А у Негодуя к концу года, как назло, серьезный дефицит бюджета образовался, проще говоря казна оскудела, отчего дебет с кредитом как ни крути, как не верти, никак не верстается. А вскоре князю финансовый отчет держать перед смутьянами (так за глаза он своих вельможных бояр полушутя величал). Вот, для того чтобы как-то улучшить среднестатистические показатели в финансовом секторе за прошедший год и послал князь богатыря своего в путь дальний в неурочное время, такое время, когда хороший хозяин собаку из дому не выгонит.

Дубыня Ставросович хоть и был уже немолод, а отказываться от служебной необходимости не стал – чувство долга перед каким-никаким а начальником, а в его лице государством, и в более широком понятии – родиной – не позволило. Хоть и не по душе ему были обязанности мытаря исполнять, молча оседлал богатырь своего тоже уже немолодого, но все так же могучего и верного богатырского коня Сивкобура (уменьшительно-ласкательное – Сивко), принял из рук князя доверенность на получение дани у хазырского баштыка и отправился в нужную сторону.

Дорога ему предстояла неблизкая и нелегкая: сначала дебрями таежными, затем горами крутыми, холмами заросшими, оврагами и буераками, бродами ручейными и порогами речными. Опосля того как превозможет он путь сей тернистый, останется всего лишь там Мертвый Лес (то еще недоброе местечко, я вам доложу) одолеть, а за ним уж и Степь Дикая – среда обитания шебутных хазырьских племен.

Долго ли коротко ехал богатырь, но в отмерянный срок преодолел он все вышеуказанные препятствия, осталось лишь вышеуказанный Мертвый Лес ему проехать, а там и до хазырей булавой подать. Так как к Мертвому Лесу Дубыня Ставросович подъехал к вечеру, решил не соваться в него по темноте, а переночевать невдалеке, чтобы с утра пораньше, по светлому, через него проехать.

Про Мертвый Лес много леденящих душу сплетен да слухов всяческих ходило, а Дубыня, хоть и был отважным богатырем, но, как и все герои своего времени, был довольно суеверен, то бишь верил в приметы и сказки мистические, а посему старался лишний раз на рожон не лезть, ежели дело хоть чуток потусторонним попахивало. Тем более, что и светлая дубрава, верная защита от темных сил, как нельзя вовремя подвернулась.

Очередной порыв ветра разбудил богатыря, бесцеремонно сорвав с него походный плащ. Дубыня Ставросович, поеживаясь, сел возле потухшего костра, сладко зевнул и потянулся. Хрустнули молодцевато хрящи межпозвоночные, окончательно выводя богатыря из дремотного состояния. Рядом с хозяином, положив голову на седло, в позе зародыша похрапывал его богатырский конь, смешно взбрыкивая копытами во сне.

Поглядев на коня, Дубыня усмехнулся в бороду и перевел взор на юго-восток, туда, где чернел «костлявый» сухостой Мертвого Леса. В этот момент над лесом в редких разрывах туч показалось восходящее светило, или, как его звали вельмипонежцы, Ярила-батюшка. Красные лучи солнца озарили на миг мертвые кроны деревьев и вновь скрылись за свинцовым саваном облаков. Кровавое светило – дурная примета, решил богатырь, в глубине души надеясь, что дурная она все-таки для хазырей.

Растолкав коня, Дубыня отсыпал ему добрую порцию отборного овса, и сам плотно позавтракал оставшейся в котелке с ужина полбой. Как чувствовал бывалый воин, что сегодня силушка богатырская ему пригодится…

Не прошло и часа опосля подъема, а Дубыня Ставросович уже подъезжал на все ещё зевающем и потягивающемся Сивкобуре к дорожной развилке у опушки Мертвого Леса. Остановив коня возле придорожного камня-указателя, Дубыня внимательно прочитал на нем информационно-указательные надписи. Первая надпись гласила: «Направо в обход поедешь, в трясину заедешь». Вторая надпись предупреждала: «Налево в объезд пойдешь, в зыбучих песках гибель найдешь». Третья надпись, наспех выцарапанная поверх другой, затертой, информировала: «Черес Мюртвий Лес паскачищ – ошень бистра в Степ Дикая выскачищ».

Богатырь равно не любил болота и пески, тем более зыбучие, а потому, несмотря на то, что орфографические ошибки в третьей надписи, ему смутно напоминали чей-то до боли знакомый акцент, он решил ехать напрямки через Лес, в принципе как изначально и планировал. Сивкобур, которого, благодаря его животному нутру, тоже терзали смутные сомнения, все же не стал упрямиться, чтобы хозяин не заподозрил его в трусости и не высмеял. Бывалый боевой конь смело потрусил по заросшей тропинке вглубь мертвой чащи, тем не менее, держа навостренные ушки на макушке.

Мертвый Лес в полной мере оправдывал свое мрачное название. Мало того, что здесь все давным-давно вымерло, и, по слухам, обитали только бессловесные мертвяки и упыри, отчего стояла вязкая могильная тишина, так еще и густой туман – вытяни руку, пальцев не увидишь – поглощал рассеянный свет, едва пробивавшийся через склонившиеся над тропинкой скелеты деревьев. Переместив на всякий случай притороченную сзади к седлу булаву поближе к себе, Дубыня Ставросович внимательно поглядывал по сторонам, так как не понаслышке знал, что в таких гиблых местах завсегда надо быть начеку, в любой миг ожидая подвоха. Напрягал свой нюх и Сивкобур. Нервы обох были натянуты как тетива богатырского лука. Чувства обоих обострены. Оба были настороже. И оба… прозевали засаду.

Хотя, чего греха таить, им даже свистнули. Ну, может и не им, но определенно свист был. Откуда-то сбоку. Дубыня и Сивкобур остановились и повернули головы, чтобы посмотреть, что за «соловушка» там свиристит-заливается.

Богатырь ещё успел увидеть, как к нему стремительно подлетало толстое заостренное бревно, привязанное длинными сыромятными ремнями к вершинам деревьев, но ничего не успел предпринять. Щит был приторочен к седлу, а голой рукой, пусть даже богатырской, супротив бревна особо не попрешь. Единственное, что он смог сделать в подобной ситуации, встретить древесный таран широкой богатырской грудью. От сильного удара бревно раскололось в щепы, словно с утесом столкнулось. Однако и «утес» не выдюжил встречи с ним. Кольчуга на Дубыне хоть и была трехслойного плетения, а и она не уберегла хозяина. Богатыря выбило из седла и откинуло на несколько шагов от дороги. Прямо в глубокую яму, словно специально на том месте выкопанную, упал Дубыня. Ничего не понявший конь богатырский растерянно вертел головой, пытаясь разобраться в происходящем, и пропустил второе бревно, предназначавшееся непосредственно ему. Сильнейший удар пришелся Сивкобуру под дых – таким ударом запросто и дух вон. Только именные подковы сверкнули в густом тумане. Богатырский конь отправился следом за хозяином в глубокую яму.

В тумане замелькали многочисленные тени с остроконечными шапками, украшенными кисточками конских хвостов. Они столпились вокруг темной ямы, где нашли свое последнее пристанище богатырь и его верный конь, и прислушались, не доносятся ли из неё стоны или вздохи. Нет. Гробовая тишина.

– Атлишна срапотана! – потирая пухлые ручки, похвалил своих коварных воинов Курдюкбей сын Бурдюкхана – главный баштык хазырей, который и устроил засаду на богатыря. – Таперя зафалите их трюпы каминями и айда тойдороить. Кынясь Нихадуй никагида ни палущит ат нас дань за пиять летов. Хе-хе. Фик иму. А по весине ми и сами к ниму в хости поездим, доховур пирисматиривать.

Курдюкбей отошел в сторону, предоставив своим воинам возможность засыпать камнями и землей братскую могилу богатыря и его коня, лучшего места для которой вряд ли можно было найти.

Управившись и утрамбовав землю на месте погребения Дубыни, хазыри вывели из чащи своих маленьких лошадок и, ликуя, отправились в свои селения «тойдороить» победу над вельмипонежским богатырем.

Что тут сказать, у Курдюкбея в окружении славного но безалаберного Негодуя имелись свои люди, которые своевременно довели ему информацию о планах князя насчет дани и отправленным в связи с этим в Дикую Степь богатыре. Остальное было делом техники. И главное, никто не докажет, что Дубыню ликвидировали именно хазыри. Кому в голову взбредет искать труп и остальные улики в Мертвом Лесу, а если кому и взбредет, то его будет ждать та же незавидная судьба, что и простодушного Дубыню.

Так бесславно закончилась жизнь славного богатыря Дубыни и его верного Сивкобура, и должность вельмипонежского богатыря стала вакантной. Конечно, сейчас можно дискутировать почему все так произошло и оправдывать, что будь Дубыня Ставросович и его конь чуток помоложе, а значит и глаз зорче, и слух чутче, и нюх тоньше, то все могло иначе получиться. Но лучше не будем искать отговорки. Вышло, как вышло.

Остается добавить одно, приметы не врут.

ГЛАВА 2.

Ни князь, ни его приближенные (за исключением одного-двух, из числа вражеских лазутчиков) ни сном, не духом, не ведали, что с богатырем приключилась ужасная трагедия. Хотя, справедливости ради стоит заметить, что Негодуй видел странный сон, в котором ему явился своей жирной персоной окаянный Курдюкбей. Баштык был в шеломе Дубыни и верхом на окровавленном Сивкобуре, и самое неприятное – он громогласно хохотал, свысока глядя на князя. Но князь Негодуй все равно списал кошмар на последствия позднего высококалорийного ужина. А с учетом того, что ему и раньше снилась всякая нелепица, не стал он связывать этот сон с четверицы на пятницу (кто не знает, это самое время для вещих снов), с несвоевременным походом богатыря.

Однако, по прошествии сорока дней и стольких же ночей князь и сотоварищи заволновались не на шутку. По всему выходило, что богатырь должен был давно уже вернуться с богатым калымом, если только… если только… Князь боялся даже и подумать, что могло стрястись с богатырем, не позволив последнему объявиться в родных краях.

Выждав, как и полагается, ещё сорок дней и ночей, князь созвал бояр на совет, на котором, вместе с боярами они первым делом помянули известным способом сгинувшего богатыря, а потом, собственно затеяли и расширенное совещание.

Дело в том, что согласно организационно-штатной структуры реестра придворных должностей, в княжестве мог быть только один штатный богатырь, утвержденный приказом по княжеству, имеющим силу указа. И ежели штатный богатырь погибал, али в течении оговоренного срока не давал о себе весточки, находясь в дальнем боевом походе или служебной командировке, то по правилам, необходимо было избирать и назначать нового богатыря. Ведь княжеству, пусть и такому как Вельмипонежское, затерянному в дремучих лесных просторах, без богатыря ну никак нельзя. Это и имидж, и защита, и надежа, и многое-многое другое. И если князь являлся гарантом государства, то богатырь, образно выражаясь, являлся гарантом гаранта. Кто из супостатов и потенциальных оккупантов вздумает переть супротив князя, если на переговорах за его спиной почти всегда маячит внушительная фигура в кольчуге, вооруженная до зубов, и прекрасно владеющая всем этим вооружением. Вот то-то же.

И пусть Негодуй сам недолюбливал богатырей, во первых за их практически несокрушимую мощь (хотя, как ни парадоксально, именно за это их и терпел, и холил, и лелеял), а во-вторых, за то что имели чувство собственного достоинства и не лебезили перед начальством, и особенно за то, что иногда позволяли себе выражать собственное мнение по основным направлениям политики, даже когда их не спрашивали, но без богатыря князь чувствовал себя, мягко говоря, неуютно.

Теперь предстояли долгие и щепетильные выборы нового витязя для княжества. Это в наше суматошное время, организовал голосование-референдум и готово, а во времена Негодуя избирательный процесс был намного сложнее. Сначала необходимо обеспечить кампанию по приглашению всех желающих участвовать. А это значит отправлять глашатаев по всем весям княжества, на что уже уйдет уйма времени. Затем первичная выборка кандидатов. После чего второй этап – профотбор. И, наконец, самый главный – аттестационная комиссия, на которой выявлялся лишь один, достойнейший из достойнейших. Избранный, после подписания необходимых контрактных грамот и внесения в списки государственных служащих, и становился штатным богатырем. Весь процесс мог занять от месяца и больше, а князь Негодуй не мог в этот раз позволить себе такой роскоши. Приближавшийся конец лютой зимы ясно давал понять, что «Мороз Воевода», испокон веков охранявший рубежи родины в зимнее время, скоро уйдет «в отпуск» до следующих белых мух. Этот факт, в свою очередь, означал, что активизируются беспокойные соседи, тот же хазырьский баштык Курдюкбей, который наверняка уже прознал об исчезновении Дубыни и ждет не дождется, когда снега сойдут и свирепые вьюги стихнут, чтобы вновь начать свои подлые разорительные набеги на отныне беззащитное княжество.

Потому и собрал князь бояр на совет, чтобы сообща решить, как быть. Ибо одна голова, пущай и княжеская, хорошо, а восемь (с учетом ещё семи боярских) гораздо лучше. Мозговой штурм в таком формате завсегда эффективнее.

И что вы думаете?! Надумали-таки бояре с князем, как им без шума, гама и паники отобрать себе нового богатыря в кратчайшие сроки.

Каким образом? А таким!

На носу что? Знаю, вы скажете бородавка. Ан нет, – Масленица!

На ней, родимой, князь с боярами и порешили выбрать достойные кандидатуры для замещения вакантной богатырской должности.

Ведь что такое Масленица? Это гулянье, веселье, игрища, где добрые молодцы из кожи вон лезут, дабы показать себя во всей красе пред красными девицами, ну и другим честным народом. Это место, где соревнуются едва ли не азартнее, чем на олимпионийских играх, в эллуинской жаркой стороне. Любой мало-мальский атлет из самой захолустной деревеньки спешит на столичную масленицу дабы и себя показать, и на других посмотреть. Это ли не лучшая «избирательная компания».

Князь едва не прослезился, слушая сладкие речи боярина Простофикла, расписывавшего прелести подобных выборов.

– Эх, так тому и быть! Ху-у!– дыхнул князь на перстень с вензелями и треснул кулаком по столу, за которым поминали и советовались, завизировав, лежавший перед ним протокол совещания. – Простофикл, поручаю тебе обмозговать все детали и нюансы, и представить программу Масленицы под кодовым названием «Богатырские смотрины».

– Задачу понял, светлый князь! – поклонился, привстав из-за стола Простофикл – рыжебородый боярин в высокой медвежьей папахе, самый молодой из всех присутствующих и довольно смекалистый малый.

– Прочим господам боярам я настоятельно рекомендую принять активное участие в операции, – пристально посмотрел князь Негодуй на остальных бояр, которые и сами были заинтересованы в благополучном проведении «смотрин». – Помните, – добавил он, понизив голос, – это вопрос государственной безопасности.

Бояре дружно закивали головами, сметая со стола крошки своими длинными бородами.

– Все как один пойдем на Масленицу! – ответил один за всех, боярин Кислорож – самый старый и авторитетный из бояр.

Ещё бы они не пошли. Ведь Масленица это не только игрища и веселье, это ещё и бесплатное угощенье за счет небогатых, но хлебосольных горожан, а также зажиточных, но прижимистых купцов всех гильдий, в добровольно-принудительном порядке назначенных спонсорами вышеуказанного мероприятия. Как тут не сходить. Тем паче, что и причина весьма уважительная наклюнулась.

– Ты за нас не беспокойся, княже, – подал голос другой боярин – Тихомир, – самый беспокойный и воинственный из княжеских вельмож. – Мы будем держать ухо, нос и глаз востро, и отберем самых подходящих кандидатов в богатыри.

– Так оно и будет, – согласно кивнул Харибор – самый добрый и гуманный боярин князя.

– Ужо мы расстараемся! – в один голос воскликнули Миложир и Сухофим, самый тощий и самый толстый бояре, соответственно.

И только боярин Гласлав ничего не сказал. Следуя логике, вы уже поняли, что он был самым молчаливым из всех бояр.

– Ну, что же, если больше вопросов и предложений нет, совет окончен! – встал из-за стола князь, за ним вскочили бояре. – Все свободны!

Наспех похватав со стола недоеденные куски аппетитной кулебяки, бояре, толкаясь, покинули зал совещаний.

Проводив их просветленным взором, князь Негодуй, находясь в приподнятом настроении, налил себе полный кубок медовой бражки и выпил за здравие будущего богатыря. Верный Дубыня, бесследно сгинувший на чужбине, уже был перевернутая страница книги его, князя, жизни.

ГЛАВА 3.

Настала долгожданная Масленичная неделя. Время веселых проводов суровой зимушки-зимы. Время прощания с колючими вьюгами, да холодами-морозами. Князь Негодуй всю Узкую Масленицу (кто не знает, это первые три дня Масленичной недели) был в благодушном настроении, наблюдая как встрепенувшийся словно после долгого сна честной народ готовился к празднованию разгульной Масленицы или Масленице-объедухе. С балкона княжеского терема он глядел как на крепком ещё речном льду веселые мужички, зубоскаля и хохоча над своими же сальными шутками-прибаутками, в одних рубахах, несмотря на морозец, устанавливали балаганы, лавки, качели, карусели да лепили снежные горки. С удовольствием поглядывал, князь, как сооружали бабы да ребятня чучело Масленицы из старых одежек, соломы, хвороста и других подручных легковоспламеняющихся материалов, и как потом это обряженное чучело возили по улицам стольного града на санях, под смех и прибаутки прохожих. На удивление безмятежно было на душе вечно беспокойного князя.

В среду вечером, накануне Широкого четверга, или как его ещё называют, Разгульного четвертка, княже вызвал к себе бояр, чтобы ещё раз «сверить часы».

– Итак, завтра господа бояре, наш выход! – торжественно провозгласил Негодуй собравшимся боярам. – У нас всего один день отобрать кандидатов на вакантное место штатного богатыря. А посему напоминаю, что наша с вами основная задача, особо не предаваясь общему веселью, внимательно отслеживать всех потенциальных кандидатов и помечать особо отличившихся. И чтобы не смущать своим присутствием честной народ на веселье и игрищах, повелеваю всем, включая меня, как ранее договаривались, облачиться в иноземные платья и загримироваться под басурманских путешествующих обывателей. Вот вам необходимый реквизит.

Князь выдал каждому из бояр увесистый узелок с «басурманскими» вещами и аксессуарами.

– У кого есть вопросы? Пожелания? Предложения? – поинтересовался Негодуй.

Вопросов, а тем паче предложений ни у кого из бояр не было.

– Тогда больше никого не задерживаю, уважаемые, – встал из-за стола князь. – Завтра, попрошу, без опозданий. Аривидерчи!

Поднявшиеся одновременно с ним из-за стола, бояре поклонились князю в пояс и, прихватив узелки с казенными пожитками, покинули княжий терем.

Поднявшись с утра пораньше, князь и бояре, каждый в своем тереме, мужественно отказавшись от завтрака (кто же на Масленицу идет с полным желудком!) поспешно облачились в заморские «ахлицкие» платья. Затем они надели поверх своих окладистых бород накладные «хишпанские» бородки клинышком, нацепили на головы завитые «хранцуские» парики, припудрились «немчурийской» пудрой, понацепляли на носы и щеки «хохландские» бородавчатые мушки и, таким образом «законспирировавшись», отправились на празднование Широкой Масленицы.

Эх, что это был за праздник! Скоморохи веселили народ в балаганах! Плясуны плясали, танцоры танцевали, а чечеточники отчебучивали! Дудари дудели! Ложечники лихо наяривали на ложках, трещеточники – на трещетках! Певцы запевали! Гусляры им аккомпанировали! И остальной честной люд от них не отставал! Все вокруг веселились, играли в игры, катались на качелях, горках и санях с запряженными в них тройками лошадей.

А сколько в лавках, и на лотках было всякой вкусняцкой снеди: медовые печатные пряники, бублики-баранки, пироги-расстегаи. Но самым многочисленным, и по праву, был блинный «модельный» ряд. Ведь блины являлись самым главным атрибутом Масленицы и имели сакральное значение для вельмипонежского народа. Круглые, горячие, румяные, они являли собой символ ясного солнышка, которое разгоралось с каждым днем все ярче и ярче, удлиняя дни и укорачивая ночи. Блинчики пшеничные, гречневые, пшенные, ржаные, гречнево-пшеничные, пшенично-ржанные, с маслом, луком, мясом, рыбой, грибами, икрой красной и черной, яйцами и ливером, медом и творогом, вареньем и сметаной (и это ещё неполный перечень!), и все это объеденье подавалось с пылу-жару на столы, а народ лопал в три пуза, нахваливая дородных стряпух и их стряпню, и прося добавки.

Не удержались от соблазна и князь с боярами. В тайне друг от друга новоявленные «басурмане» тоже наелись блинов, да напились кваса и медовухи. От знатной закуси совсем хорошо у князя на душе стало. Едва не запел, родимый.

Все бы ничего, да вот только небольшое досадное недоразумение с князем вышло. Митрополит Эполит, самый старший сановник среди вельмипонежского духовенства, катаясь на качелях с послушниками, заприметил подозрительно напудренного «басурманина», лавировавшего среди блинных рядов. И так как митрополит был на короткой ноге с князем, он сразу признал до боли знакомый золотой перстенек с именной печатью светлейшего на руке «басурманина». Надо сказать, что Эполит и так-то недолюбливал иноземных бездельников, за их безбожность и лукавство. А тут ещё Его Святейшество обнаружил, что один из забугорных чужаков княжеский перстень стибрил. Такого безобразия митрополит допустить не мог, и, несмотря на солидный вес и увесистый крест на груди, ловко спрыгнув с качелей, кинулся к басурманину с криками «Держите вора! Иноземцы наших грабят!». Подбежав к опешившему загримированному князю, Эполит схватил его мертвой хваткой за руку с перстнем, продолжая призывать окружающих «к оружию».

– Эполит, ты что творишь? Это я, князь твой! – придя в себя, опосля внезапного нападения, зашипел, что тебе королевская кобра, на духовника Негодуй. – Отпусти сейчас же, я тут инкогнито.

Теперь уже Митрополит, услышав знакомый до боли в печенках голос любимого князя, оторопел.

– Княже, ты что ли? – прошептал поп, встретившись с суровым взглядом княжеских карих глаз. – Прости, отец родимый, не признал.

Митрополит рухнул на колени перед князем.

Встревоженный народ, включая подоспевших на подмогу послушников, увидев митрополита, преклонившего колени перед «басурманином», потерял всякий интерес к происходящему и принялся веселиться дальше. Такая реакция окружающих была связана с нередкими чудинками батюшки, который, как уже не раз бывало, вкусив горячительных напитков, устраивал тот ещё «божий суд». Стоит ли говорить, что и в этот раз святой отец был немного навеселе.

– Ну все, батюшка, хватит привлекать к нам внимание, – оглядываясь по сторонам, попытался образумить митрополита князь. – Поднимайся, поднимайся, а то ревматизм коленных суставов подхватишь, будешь знать.

Эполит внял голосу разума и встал на ноги, но оттого что, как было сказано выше, митрополит был подшофе, чудить он не перестал.

– Княже! – провозгласил он своей луженой глоткой, вновь обескураживая Негодуя. – Ежели ты на меня искренне не сердишься, то давай тогда выпьем с тобой на брудершафт!

За излишнюю бдительность князь даже и не думал сердиться на Эполита, но такого панибратства, даже от митрополита, Негодуй стерпеть не мог. Вместо ответа князь щелкнул пальцами и в этот же миг, крепкие руки его личных стражников, переодетых под скоморохов, но с мрачными «штатскими» лицами, подхватили святого отца под локотки и потащили упирающегося батюшку прочь. Негодуй шепнул пару слов одному из «скоморохов» и уже спустя несколько минут, дежурная карета несла задремавшего митрополита в Старо-Дремовский монастырь на пятнадцати суточный «отдых», за нарушение субординации.

На этом с прискорбным недоразумением было покончено.

Переодетый князь ещё немного погулял по блинным рядам, отведал всяческой вкуснятинки, отвел душу, а уже потом, на сытый желудок отправился следом за боярами богатырей отбирать.

Как раз время для молодецких потех пришло.

На дальнем, пологом берегу, хлопцы устраивали скачки, и там, среди добрых молодцев, под видом басурманского путешественника-летописца сновал боярин Харибор, который делал пометки в своем берестяном блокноте «беря на карандаш» достойных наездников.

На правом крутом берегу, удальцы брали штурмом снежную крепость, проявляя чудеса ловкости, «героизма» и «ура-патриотизма». Рядом с штурмуемой крепостью крутился боярин Простофикл, уворачиваясь от снежков и внимательно наблюдая за розовощекими штурмовиками.

Посреди реки тем временем завязались кулачные бои. Сначала классическая «стенка на стенку», затем «свара» и «куча-мала», а напоследок, между теми крепышами, кто ещё остался стоять на ногах, судьи-старосты устроили самый зрелищный молодецкий аттракцион – кулачный бои один на один. Там, помимо боярина Миложира подрядился наблюдателем и боярин Сухофим. Все-таки это был наиболее ответственный «фронт работ».

Остальные бояре тоже не остались без дела. Тихомир поглядывал за соревнованиями стрелков из лука. Кислорож отмечал самых быстрых и ловких парубков по вскарабкиванию на высоченные столбы – обструганные и отшлифованные корабельные сосны – за новыми сапогами и подарками для девчат. А молчаливый Гласлав следил на дальней игровой площадке за играми силачей, метавших на дальность бревна и мельничные жернова.

Князь же Негодуй, как лицо наиболее ответственное и заинтересованное, неутомимо метался среди всех игрищ как заведенный, успевая отметить того или иного кандидата в каждом виде соревнований, причем, к своему вящему удовольствию, некоторых «уникумов» он отмечал в нескольких «номинациях».

Уже к обеду у каждого из бояр набралось по нескольку десятков претендентов. Скольких кандидатов на должность и звание княжеского богатырское отметил князь у себя, даже сказать страшно.

Подав условный сигнал Негодуй собрал всех бояр в неприметном шатре на окраине ярмарки, где был устроен их «оперативный штаб», и вокруг которого плотным хороводом хороводили «скоморохи» с характерными каменными физиономиями. Князь собрал своих приближенных, чтобы, так сказать «подбить бабки».

– Ну, у кого сколько претендентов вышло? – потирая в предвкушении руки, спросил князь.

Довольные «уловом» бояре достали карманные берестяные блокноты с записями и разложили их перед князем.

– Тэкс, тэкс! Будем делать поглядеть! – склонился Негодуй над «сводной ведомостью» претендентов. – Гляньте-ка, этот хлопчик и здесь, и здесь проходит. А этот молодец вообще в трех категориях успел призовые места завоевать. А этот пострел умудрился вообще в четырех ваших списках оказаться. А этот орел…

Князь с боярами ещё довольно долго сверяли свои списки, и в итоге у них набралось почти четыре дюжины гарных хлопцев, которые оказались практически во всех списках, из числа занявших с первого по пятое места в разных категориях. От такого количества отборных кандидатов князь даже приуныл слегонца. Получалось, что дальнейший «профотбор» с отсеиванием мог затянуться на неопределенный срок. А время нынче играло супротив княжества. Богатыря надо было избрать в кратчайшие сроки и точка. Сейчас он нужен был как воздух. И главное – не ошибиться.

Негодуй, в сердцах, треснул кулаком по столу.

Раздался оглушительный протяжный треск, конское ржанье и… женские вопли. По всей ярмарке дружно заголосили испуганные бабы.

Князь с изумлением воззрился на свою тяжелую руку. Бояре оробело отпрянули. Тут в шатер пролезла голова старшего «скомороха».

– Светлый князь, не вели казнить, вели слово молвить! – безошибочно определив князя среди присутствующих должностных лиц, одинаково замаскированных под «басурман», отрапортовал «скоморох».

– Глаголь, десятник Иероха! – кивнул тому Негодуй, все ещё зачарованно поглядывая на свою руку.

– Там, того, княже, лед на реке треснул, люди в воду угодили, – доложил десятник-«скоморох». – Вы бы, княже, ушли в безопасное место. Не дай бог и здесь…

– Больше ни слова! – замахал на десятника Негодуй и ринулся прочь из шатра. – Все за мной!

Бояре, пугливо поглядывавшие себе под ноги (не появилась ли трещина!) гурьбой кинулись за своим князем. Однако Негодуй их надежд не оправдал. Вместо того, чтобы спасаться от возможной беды на берегу, он помчался к месту происшествия, ибо у князя возникла гениальная идея продолжения «естественного отбора» богатыря.

– Глядите в оба, господа бояре! – поучал он на бегу догонявших его бояр. – Из той полусотни хлопцев, кто броситься спасать утопающих, и будем выбирать штатного богатыря для службы государственной.

Когда бояре поняли задумку князя, совсем приуныли. Ведь не ровен час и под ними лед треснет. Тогда им уже точно не до богатыря будет.