– А куда все складывать?
– Что там у вас было раньше? – Штейнберг показал рукой на стоявший слева полуразвалившийся сарай.
– Это цех где забивали и разделывали овец.
– Необходимо будет все расчистить и построить каменный склад, а пока в небольших количествах разложим все по цехам, для этого надо привести доски и собрать в каждом цеху стеллажи вдоль глухой короткой стены.
– Так мы сарай разберем, а доски пустим на стеллажи, сколько не хватит, тогда довезем. Как только строители освободятся, так сразу и начнем.
– Вам виднее, Войцех Каземирович, делайте, как считаете нужным. Уже можно подбирать людей. Кстати, где мы их будем искать?
– Найти несложно, Серафиму Дмитриевну в городе уважают, к ней пойдут. Ко мне уже не раз обращались, интересовались условиями.
– Сегодня Анна Германовна представит нам экономический расчет, и к завтрашнему дню мы выработаем эти самые условия.
Обсудив еще с полчаса насущные проблемы, собеседники разъехались. Управляющий отправился закупать котлы и договариваться с поставщиками, а Штейнберг в кузницу, и столярную мастерскую.
Вечером вся четверка собралась на ужин, после которого приготовились слушать доклад Анны.
– Должна сразу признать, – начала она свой доклад, – что Генрих Карлович оказался прав. Себестоимость мыла, сваренного по разработанной им технологии значительно ниже, чем у конкурентов, примерно в два – три раза. Точную цифру смогу назвать, после того, как мы определимся с зарплатой наших работников.
– А что у нас по объему? – Спросила Казанцева.
– Генрих Карлович уже называл эти цифры, я их просто конкретизирую. При двенадцати работниках завод будет производить минимум 768 пудов мыла в месяц, или 122 880 кусков. Если цена одного куска будет пять копеек, то в денежном выражении месячный объем завода составит 6 144 рубля. Соответственно по году это будет 73 728 рублей. Если увеличить число бригад, то соответственно, прямо пропорционально будет расти и объем производства.
– Сколько бригад мы можем задействовать на этом заводе?
– Максимально восемь бригад по двенадцать человек при трехсменном графике. – Пояснил Генрих. – В этом случае цех будет работать непрерывно, а дневная выработка составит почти двести пудов мыла.
– В денежном выражении это полторы тысячи рублей в день.
– Честно говоря, я о таком даже не мечтала. – Призналась Казанцева. – Цифры на уровне средних уральских заводов. Какова по твоим расчетам прибыль предприятия?
–Больше пятидесяти процентов.
–Бог мой! – Воскликнула Серафима. – Можно даже снизить цену.
– Тогда весь верх снимут перекупщики. – Охладила благородный порыв подруги Анна. – Ниже пяти копеек за кусок весом четверть фунта никак нельзя.
– Извини, я об этом не подумала. Генрих Карлович – вы гений!
– Вы это уже говорили, Серафима Дмитриевна.
– Не грех и повторить. – Улыбнулась Казанцева. – Когда мы сможем начать производство?
– Через пять дней, как только высохнут печи. Начнем с одной бригады, обучим людей, отработаем технологию, проведем хронометраж операций и, когда все заработает как часы, добавим еще одну бригаду. За это время нужно будет подготовить капитальные склады, наладить поставку сырья и определиться с объемом заказов.
– Вы слишком много наговорили, Генрих Карлович, нужно оговорить, кто и за что будет отвечать. – Серафима взяла лист бумаги стала писать. – Виктор Алексеевич занимается строительством, это понятно, Генрих Карлович будет обучать рабочих и отрабатывать технологию, а мы с Анной возьмем на себя поставки сырья и сбыт. Подпор рабочих доверим Войцеху Каземировичу, у него уже там целый список. Какие-нибудь возражения есть?
Возражений не последовало и все разошлись по комнатам.
Глава 40. Екатеринбург, 31 мая 1798 года (четверг).
В два часа пополудни у почтовой станции Екатеринбурга остановилась покрытая толстым слоем пыли дорожная карета. Кряхтя и стеная, на землю сошел невысокого роста мужчина в коричневом суконном кафтане. Потянувшись и размяв занемевшие от долгого сидения ноги, он взял лежащие на сиденье бумаги и, слегка прихрамывая, направился к зданию. Отметившись у смотрителя и забрав адресованную ему записку, он вернулся к карете.
– Трактир купчихи Казанцевой. – Сказал он кучеру и, забравшись в карету, занял свое место. Судя по явно выраженному акценту, приезжий был иностранцем. Кроме него в карете находились еще два человека.
– Уже близко, мистер Барнс. – Обратился он на чистейшем английском языке к сидевшему напротив хорошо одетому молодому человеку лет тридцати. – Минут через десять будем на месте.
– Хорошо, Джеймс, в каком номере он остановился?
– Второй этаж, комната номер десять. – Посмотрев в записку, ответил Джеймс.
Проехав вперед, до пересечения с Главным проспектом, карета повернула налево и вскоре остановилась возле двухэтажного каменного здания. На вывеске крупными буквами было написано «ТРАКТИР», а чуть ниже, более мелко – Серафимы Казанцевой. Кучер соскочил с козел, открыл дверцу и откинул подножку. Первым вышел Джеймс, за ним мистер Барнс, а третий пассажир остался в карете.
– Узнай насчет номеров и договорись о лошадях, – обратился Барнс к стоявшему рядом Джеймсу, – а я пока поговорю со Скоттом.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, Барнс остановился перед дверью с номером десять и постучал.
– Входите, открыто.
Услышал Барнс голос Скотта. Он ничего не понял, поскольку ответ прозвучал на русском, но здраво рассудив, что ему разрешили войти, открыл дверь. Скотт сидел за столом и рассматривал лежавшую перед ним карту. Увидев вошедшего Барнса, он слегка удивился, но не встал и даже не ответил на приветствие бывшего друга.
– Ты один приехал? – Поинтересовался Скотт.
– Это только ты можешь в одиночку путешествовать по этой варварской стране. – Барнс подошел к столу и наклонился над картой. – Со мной слуга, переводчик и кучер.
– Ты вроде собирался в Европу?
– Ситуация изменилась. Как идут поиски рудника?
– Пока я знаю только примерный район его расположения. – Скотт обвел указательным пальцем участок северо-восточнее Екатеринбурга. – Вот здесь в районе между рудником номер шесть и рекой Большой Рефт.
– Как ты собираешься его искать в лесу? – Барнс, так и не дождавшись приглашения, самовольно уселся в кресло.
– Нужно найти поселение староверов, сомневаюсь, что их там много.
– Очень хорошо. Если мы знаем, где находится изумрудный рудник, то вообще не должно быть никаких проблем. Думаю, не стоит тянуть, и уже завтра мы можем идти к этому саксонцу Файну и начинать переговоры.
– А что конкретно ты ему предъявишь? Нелегальную добычу изумрудов? Да он просто посмеется над нами. Пока ты будешь собирать доказательства, Файн уничтожит все улики, и ты никогда не сможешь найти этот рудник. Даже если получится сохранить рудник, то его непременно отберут в казну и тебе ничего не достанется.
– Я не настолько глуп и наивен, как ты думаешь. У меня на руках козырь, который саксонцу крыть нечем. Мы нашли мастерскую, где они обрабатывают изумруды.
– Саксония?
– Дрезден, территория бывшего фарфорового завода, но главное, что там всем заправляет Иоганн Файн.
– Брат?
– Сын Густава Файна. Наши люди полностью контролируют ситуацию – в любой момент мы можем захватить мастерскую и самого сыночка в качестве заложника. Если саксонец не согласится на наши условия, так и будет. Я смотрю, ты не очень обрадовался?
– Ты же знаешь, я люблю честную игру.
– Вот поэтому я директор, а ты мой работник. Моралисты, типа тебя, Ричард, не могут быть лидерами. Руководить должны жесткие беспринципные люди, только они способны добиться успеха.
– Оставь этот пафос, Льюис, ты не на заседании совета директоров. Ситуация действительно изменилась, здесь ты прав, но твой козырь может и не сыграть.
– Это почему?
– Появился еще один серьезный игрок, и какие у него на руках карты, известно лишь господу богу.
– Не говори загадками, Ричард, ты же знаешь, я этого не люблю.
– В Екатеринбург приехали братья Дуловы, их тоже интересует этот рудник.
– Кто такие?
– Бандиты.
– Откуда они узнали про изумруды?
– Осенью прошлого года один уральский купец привез в Москву партию изумрудов с рудника. Каким образом они к нему попали неизвестно. Купца убили, но до того, он успел кому-то продать два камня. Это все, что мне известно.
– Пока они будут искать рудник, мы уже приберем его к рукам. Ничего менять не будем, завтра отправимся в школу. Предоставь все мне, я лично буду беседовать с Файном.
– Хорошо, вот мы завтра возьмем в оборот этого Файна, а что если бандиты уже вышли на него? Сам понимаешь, с конкурентами у них разговор короткий, они ведь люди жесткие, я бы даже сказал жестокие, да к тому же совсем не обремененные моральными принципами, а именно такие, согласно твоей философии и добиваются своей цели.
– Bloody hell! (Проклятье!)
– Не нравится? Но ведь ты действуешь точно так же.
– Оставь свои проповеди, лучше давай подумаем, что делать?
– Думаешь и решаешь здесь ты, Льюис, я всего лишь рядовой исполнитель.
– Сейчас не время препираться, Ричард, на карту поставлена судьба компании. Ты лучше меня знаешь обстановку, что посоветуешь?
– Нужно подождать несколько дней, посмотреть, что они предпримут.
– И как мы это узнаем?
– Долго объяснять, скажу только, что в банде есть мой человек и надеюсь, в ближайшие два-три дня он выйдет на связь.
– Хорошо, пару дней можно подождать. – Барнс встал и, не прощаясь, вышел.
Скот уже хотел закрыть дверь, чтобы спокойно отдохнуть, как опять раздался стук. На пороге появился незнакомец, в котором Скотт без труда узнал переводчика английского посольства Генри Джеймса.
– Добрый день, мистер Скотт.– Джеймс слегка поклонился, приветствуя Скотта. – Мистер Барнс просил сообщить вам, что мы остановимся в трактире у Рязанова, это чуть дальше по Главному проспекту. К сожалению, у мадам Казанцевой нет свободных номеров.
– Спасибо, Джеймс, я все понял.
После ухода непрошеных гостей Скотт, наконец, запер дверь и, не раздеваясь, завалился на кровать. Неожиданный приезд новоиспеченного директора фирмы окончательно запутал и без того довольно сложную ситуацию вокруг изумрудного рудника. По большому счету миссия Скотта в Екатеринбурге закончилась едва начавшись. Барнсу он уже не нужен, не только здесь на Урале, но и в фирме тоже. На нем уже давно поставили крест и должны были выкинуть практически сразу после смерти императрицы, когда стало понятно, что никакой перспективы в России у фирмы нет, но тут всплыли изумруды и его оставили. Скотт рассчитывал, что Барнс надолго застрянет в Европе, разыскивая мифического хозяина Художественной школы, и ошибся. Барнс, которого Скотт считал прямолинейным и предсказуемым его переиграл. Используя наработанные Скоттом связи, он быстро нашел общий язык с личным секретарем Марии Федоровны Григорием Ивановичем Вилламовым и получил неограниченные полномочия для ведения переговоров с руководством школы, от имени императрицы. Фактически это означало, что ювелирный дом «Ellis», стараниями именно Барнса вошел в число придворных ювелиров России. Скотт потратил пять лет, пытаясь решить эту задачу, а Барнс провернул все за один месяц. На каких условиях состоялась эта сделка, Скотт не знал, но его бывший дружок прибыл на Урал с такими бумагами, которые частная школа не сможет игнорировать. С другой стороны, про изумруды и мастерскую в Дрездене Вилламов, судя по всему, не знает, а это дает хороший шанс расстроить все, далеко идущие планы Барнса. Это хорошо, вот только что получит с этого лично Скотт? Он прибыл сюда с определенной целью – занять свое место в цепочке по реализации уральских изумрудов. Какое? Огранка или продажа? Этот вопрос был не принципиален, поскольку у Скотта не было ничего, ни мастерских, ни торговых сетей, зато у него были деньги. Имея солидный капитал, Скотт обладал большими возможностями для организации целенаправленной работы не только в Англии, но и в Европе. Все должно было решиться в личной беседе Скотта с настоящими владельцами екатеринбургской Художественной школы, однако для этого нужно было найти рудник и неуловимого хозяина – Струмилина. И вот, когда Скотт решил обе задачи и уже готов был к разговору с директором школы, появляется Барнс с его неограниченными полномочиями и козырным тузом на руках в виде мастерской по огранке изумрудов и сына Густава Файна. Вероятность того, что Файн пойдет на уступки, очень велика, но что делать Скотту? Конечно, как вариант, можно признать поражение и вернувшись в Англию, заняться продажей шерсти, попутно подбросив Вилламову информацию об изумрудах. Понятно, что Скотт останется ни с чем, но и Барнс вылетит из России, как пробка из бутылки с шампанским. Идея не плохая, но нужно учесть, что Барнс очень злопамятен и обязательно отомстит. Учитывая, что он не обременен моральными принципами, за свою жизнь Скотт не даст и ломаного гроша. Нет, этот вариант не годиться, слишком высока цена – рисковать собственной шкурой ради мести своему бывшему дружку. Пойдем дальше. Московские бандиты. Можно предложить свои услуги, ведь надо же им куда-то реализовывать изумруды, в этом случае пригодится и рекомендация Золотова. Сбыт камней самая сложная фаза всей этой аферы и вряд ли они позаботились об этом заранее. В России на такое количество камней просто нет покупателей, да и наплыв изумрудов сразу обратит внимание властей. Вариант всем хорош, можно даже чужими руками избавиться от Барнса, натравив на него бандитов, но дело в том, что братья Дуловы еще не захватили рудник и скорее всего, пока даже не знают его местоположение. Самое главное, они не знают, что за изумрудами стоит школа, а это солидная организация. Конечно, можно подсказать и то и другое, но в противостоянии со школой у бандитов нет никаких шансов. Даже если получится временно захватить рудник, удержать его они не смогут, поэтому ставку на них делать тоже нельзя. Есть еще варианты? Штейнберг? Что вообще здесь делает этот московский ювелир? Официально он якобы приехал к другу, у которого закончился срок ссылки, и они вот-вот отбудут в Москву. Внешне вроде все в порядке, если не принимать во внимание тот факт, что Штейнберг еще осенью прошлого года знал про уральские изумруды. Напрашивается очевидный вывод, что его приезд в Екатеринбург как-то связан с поисками этого рудника, а его, так называемый «друг» тоже в деле, что хорошо вписывается в эту концепцию в смысле знания местности и необходимых связей. То, что их всего двое не особенно волновало Скотта, ведь удалось же ему в одиночку определить местоположение изумрудного рудника, интересовало другое. Хорошо, нашли они рудник, а что дальше? Пойдут с докладом к главному горному начальнику? Идиотизм! Тащиться за две тысячи верст, рисковать жизнью (ведь за ним охотится не кто-нибудь, а сам «Князь») и отдать все лавры местным чиновникам. Это он мог сделать сразу по приезде, даже не занимаясь поисками рудника, или вообще в Москве, доложив тому же губернатору, однако же, не сделал. Поездка в Екатеринбург удовольствие не из дешевых, а Штейнберг не богат, и вряд ли может позволить себе совершить подобное путешествие ради простого удовольствия. Судя по всему, за его спиной стоит кто-то очень богатый и влиятельный, что вполне вероятно, учитывая связи его дяди Вильгельма Брандта. Что вообще известно об этом Штейнберге? Со слов Буланова, два года назад он не побоялся пойти против членов комиссии и, встав на сторону сирот, пытался защитить детей от произвола чиновников. Когда ничего не получилось, не опустил руки и писал императрице, пытаясь добиться справедливости. Уже здесь в Екатеринбурге, защищая честь и достоинство незнакомой девушки, не побоялся выйти один против четверых. Это говорит о нем как о смелом и честном человеке, в отличие от тех же Забелина и Буланова или того же Барнса. Такие люди никогда не пойдут на сделку со своей совестью, с ними можно иметь дело, не опасаясь удара в спину.
Глава 41. Петербург, октябрь 1794 года (Предыстория).
– Ну, здравствуй, Тимофей, сколько же мы не виделись?
– Да, почитай больше двадцати лет прошло. Присаживайся, Федор, закажешь что-нибудь?
– Может позже, ведь ты разыскал меня не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Друзьями-то мы с тобой никогда не были. Поэтому давай сразу о деле на трезвую голову, а там посмотрим.
– Хорошо. Ты ведь сейчас в ведомстве императрицы?
– Да, директор экспедиции по вкладам в Сохранной кассе. У тебя что, появились лишние деньги, и ты хочешь их положить под проценты?
– Для этого, Федор, мне не нужно было обращаться к тебе. Впрочем, деньги мы, конечно же, положим.
–Мы?
– Я представляю интересы уральского промышленника Струмилина Сергея Александровича.
– Никогда о таком не слышал.
– Неважно, главное, что у него есть деньги и он открыл в Екатеринбурге школу для детей.
– А причем здесь я?
– Школа это учреждение для обучения и воспитания детей, и Струмилин хочет, чтобы ее делами ведал Опекунский совет.
– Боюсь, ничем не смогу тебе помочь. – Забелин достал из кармана золотые часы – луковицу, щелкнул крышкой и мельком взглянув, убрал обратно. – Извини, Тимофей, но лишних денег у нас нет.
– Ты меня не правильно понял, Федор. – Лачин улыбнулся, видя, как его бывший дружок строит из себя важного, сильно занятого человека. – Деньги нам не нужны, напротив, мы сами ежегодно будем вносить свою долю пожертвований.
– Если я правильно тебя понял, то обучение и содержание детей будет осуществляться на частные средства?
– Совершенно верно.
– Этот Струмилин настолько богат, что может позволить себе такие расходы?
– Расходы только на первом этапе – строительство здания, закупка оборудования и материалов – все это мы уже прошли и сейчас школа способна сама зарабатывать деньги.
– И чем будут заниматься дети.
– Огранка уральских самоцветов.
– Иначе говоря, школа будет готовить ювелиров.
– Если быть более точным, то ювелиров-огранщиков.
– Не совсем понимаю, ты сказал, что твой хозяин уральский промышленник, какое ему дело до огранки камней.
– Струмилин Сергей Александрович владелец шести приисков, на которых добывают уральские самоцветы.
– Так, вот теперь кое-что проясняется. Он добывает камни и для их обработки хочет создать целую школу. Не проще ли было открыть заведение, по типу Гранильной фабрики и пригласить уже готовых мастеров?
– Может быть и проще, но мой хозяин считает, что прежде, чем открывать фабрику нужно создать заведение, которое будет готовить кадры для нее. Недра Урала содержат огромное количество самых разных самоцветов, все цветов и оттенков. Добывать и продавать необработанные камни невыгодно, а для обработки такого количества камней нужно много специалистов высокого класса, вот их и будут готовить в этой школе.
– О каких камнях идет речь?
– В основном это аметисты, гранаты, цитрины и горный хрусталь.
– И твой хозяин серьезно считает, что это выгодное дело?
– Мы уже были в Голландии и заключили контракт на поставку уральских самоцветов. В Амстердаме будет открыт специальный магазин по продаже уральских самоцветов.
– Тем более не понимаю, зачем тебе Опекунский совет. Деньги вам не нужны, контракт вы заключили, работайте на здоровье.
– Сейчас на таможне нет экспортных пошлин на ограненные камни, фактически их можно свободно вывозить, никаких ограничений для этого нет. В лучшем случае заставят заплатить от двух до четырех процентов от общей суммы. Это сегодня, что будет завтра, одному богу известно, а нам нужна стабильность. Не исключаю, как только мы начнем официально вывозить ограненные камни в Европу, кое-кто из чиновников захочет наложить лапу на наши доходы, а то и вовсе запретить экспорт, или ввести монополию для казны. В этом случае Опекунский совет, за которым стоит императрица, охладит не в меру горячие головы. Платить придется по любому, однако, чем выше покровитель, тем надежнее. Мы предлагаем сделку: операция по экспорту наших камней будет осуществляться через Сохранную казну, за что мы отчисляем десять процентов в фонд Опекунского совета.
– О какой сумме идет речь?
– Пятьдесят тысяч золотых дукатов.
Называя сумму, Лачин внимательно следил за выражением лица Забелина. Тот, как ни пытался, не мог скрыть своего удивления. Федор всегда был неравнодушен к деньгам.
– Это сколько же в рублях? – Нервно сглотнув слюну, спросил он.
– Если брать по металлу, то примерно сто пятьдесят тысяч серебряных рублей, хотя на самом деле больше. Сохранная казна забирает десять процентов, или пять тысяч золотых дукатов в качестве платы за услуги. Думаю, сумма более чем достаточная.
–Какова наша задача?
– Мы доставляем камни в Петербург и сдаем в Сохранную казну по описи. В один из дней за ними придет курьер из Голландии. Ваша задача, подготовить документы на вывоз, организовать надежную охрану и транспорт для перевозки. Как только курьер примет заказ по описи, вы доставляете камни на корабль и обратно привозите золото.
– Сколько это по весу?
– Около одиннадцати пудов. Для транспортировки достаточно одной хорошей кареты и несколько человек сопровождения. Для вас это не проблема.
– Я все понял, Тимофей, но желательно иметь образцы продукции. Сам понимаешь, не на пальцах же объяснять начальству, что конкретно будет проходить через Сохранную казну.
Лачин достал из правого кармана квадратную плоскую коробочку и, раскрыв ее, поставил на стол перед собеседником. Внутри, на белом бархате в небольших углублениях, лежали ограненные камни. Отражая свет горевших свечей, они искрились и переливались всеми цветами радуги, отчего у сидевшего напротив Забелина перехватило дыхание.
– Здесь двадцать пять камней весом от двух до четырех карат, а список с ценами на верхней крышке.
– Очень хорошо. – Забелин, наконец, справился с волнением. – Это цены, по которым вы будете отпускать свой товар?
– Там проставлена стоимость одного карата. Думаю, не нужно объяснять, что такое карат.
– Тебе наверняка известно, что мы часто имеем дело с ювелирными изделиями. – С апломбом сказал Забелин. – Я возьму их?
– Да, конечно, это же просто самоцветы.
Голос Лачина звучал абсолютно равнодушно, как будто речь шла об обычных булыжниках. Лачин прекрасно понимал, что Забелин ему не верит, что завтра же потащится к ювелирам и замучает их расспросами, что ближайшую ночь проведет без сна, ворочаясь с боку на бок и все только потому, что боится продешевить. Лачин хорошо знал своего бывшего сослуживца по горному ведомству, еще смолоду отличавшегося патологической жадностью, и заранее был уверен, что дело выгорит, вопрос только в цене. Главное, все оформить, а там, если аппетит его «благодетеля» не уменьшится, с ним можно будет поговорить по-другому.
– Я хоть и директор экспедиции, но это дело мне не плечу. Здесь без поддержки кого-либо из опекунов не обойтись. Попробую поговорить с управляющим Сохранной казны, он член Опекунского совета, вот его веса и влияния вполне хватит, что бы протолкнуть ваше дело. Извини, Тимофей, но его интерес тоже должен быть чем-то обоснован.
– Вы получаете на руки пятьдесят тысяч дукатов золотом, а со мной будете расплачиваться русскими серебряными рублями по курсу один к трем. На обмене денег вы сможете заработать не менее пяти процентов, но с твоими способностями эта цифра будет значительно выше.
– Если ты пытался меня задеть, Тимофей, то должен тебя огорчить, с некоторых пор на меня это не действует.
– Бог с тобой, Федор, это был комплимент.
– Ладно, давай ближе к теме. Если все это перевести в цифры, то мы отдаем тебе вместо золота, сто тридцать пять тысяч российских серебряных рублей?
– Именно так, думаю, в обиде вы не будете.
– Согласен, только ответ дам дня через неделю, когда все согласую.
От ужина Забелин отказался, сославшись на занятость, и быстро исчез.
Глава 42. Екатеринбург, 1 июня 1798 года (пятница). Начало.
– С местными салотопщиками я, слава богу, разобрался. – Самодовольно заявил купец Воронин. – Теперь узкоглазые будут продавать скот только мне.
– Придется расширять производство, Никита Петрович. – Услужливо напомнил сидевший рядом приказчик. – Да и со сбытом нужно что-то решать, этот Белых совсем распоясался, каждый год снижает закупочные цены.
– Чего ты удивляешься, его тесть начальник Казенной палаты в Перми, все финансовые дела губернии в его руках, вот и помог зятю. Белых не имеет ни одного салотопенного завода, а стал единственным экспортером уральского сала в Англию. Все уездные промышленники вынуждены продавать ему сало по установленной им же цене – абсурд! Кому пойдешь жаловаться?
– Нужно наладить с англичанами прямые контакты, минуя Казенную палату.
– Как ты себе это представляешь? Английские купцы едут в Пермь, в губернское правление, а там их уже ждет Белых с распростертыми объятиями. До Екатеринбурга они не доезжают, да и что им здесь делать?
– Ошибаетесь, Никита Петрович, – ухмыляясь, сказал приказчик, – есть в Екатеринбурге англичанин, даже два. Один только на днях приехал, поселился на постоялом дворе у Рязанова в третьем номере, а второй уже неделю живет у Казанцевой в десятом номере.
– Купцы?
– Нет, они по ювелирной части. Один директор ювелирного дома, второй торговый представитель.
– Каким ветром их сюда занесло?
– Приехали заключать договор с ювелирной школой.
– И на кой хрен им наше сало?
– Понятно, что сало они покупать не будут, но могут помочь в налаживании контактов. Этот англичанин, который директор – личный представитель императрицы с очень большими связями в Петербурге. Ему даже делать ничего не надо, просто посоветовать своим соотечественникам, к кому именно обращаться. Там в Петербурге есть даже Английская набережная, где проживаю их купцы.
– А чем мы его можем заинтересовать?
– Взятка, Никита Петрович, от золотишка редко кто отказывается.
– Хорошо, только беседовать с ним будешь лично, Рязанов твой дружок, авось пособит.
– Займусь этим прямо сейчас.
Через полчаса после ухода Бабакина, пришел купец Зырянов.
– Зачем пожаловал, Спиридон Макарович?
– Не прикидывайся, Никита, – осадил Воронина Зырянов, – оставил нас без работы и еще насмехаешься.
– Так я же закон не нарушал, предложил киргизам лучшую цену – они согласились. Перебей мою цену, и они продадут свой скот тебе.
– Ты прекрасно знаешь, что дело не в цене. Ладно, не будем переливать из пустого в порожнее, давай вернемся к насущным проблемам. Сколько ты дашь за мои два завода – салотопенный и мыловаренный?
– Спиридон, ты что, собрался продавать свои заводы?
– Никита, перестань паясничать. – Со злостью сказал Зырянов. – Ты ведь этого добивался? Вот я пришел, называй свою цену.
– Хорошо, – убрав ехидную улыбку и переходя на деловой тон, сказал Воронин, – дам триста рублей.
– За два завода? Побойся бога, Никита, это же грабеж!
– То, что ты так громко называешь заводами, Спиридон, на самом деле, просто два больших сарая.
– А земля? Сколько там земли?
– А зачем мне земля, на которой ни хрена не растет, там одни камни.
– Ну, дай хоть четыреста. – Смирившись, попросил Зырянов.
– Только из уважения к твоим сединам. – Отрезал, вставая Воронин. – Поехали оформлять, пока я не передумал.
Вернулся домой он только к вечеру – после оформления заехали в трактир «Париж», по русскому обычаю нужно было обмыть сделку. Бабаков сидел за столом и пил чай.
– Вот Иван. – С порога начал хвастаться Воронин, размахивая бумагами. – Зырянов только что продал мне два своих завода. Завтра с утра отправляйся принимать их, да смотри, чтобы все было на месте, с рабочими не церемонься, кого не устраивают наши условия, пусть убираются на все четыре стороны.
– Насколько я помню, Никита Петрович, у Зырянова только один салотопенный завод.
– Он мне еще и мыловаренный продал. – Сияя от удовольствия, уточнил купец. – Поверь, Иван, Зырянов – только начало, сейчас придут на поклон Толстиковы, Гилевы и эта цыпа Казанцева.
– Казанцева вряд ли придет. – Засомневался приказчик, прихлебывая горячий чай с блюдца. – Я вчера слышал, что она начала перестраивать один из своих заводов.
– Глупая баба! – Категорично заявил Воронин. – Знает, что я подкупил всех крупных поставщиков, где она собирается закупать скот?
– Ей не нужен скот, Никита Петрович, – возразил Бабкин, – она закупает сало.
– Сало? – Удивился купец. – Зачем ей сало?
– Вроде как собирается варить мыло.
В Екатеринбургском уезде оставалось всего два мыловаренных завода, и оба теперь принадлежали Воронину. Фактически он стал местным монополистом и мог диктовать цены на мыло во всем Екатеринбургском уезде, что сулило немалый доход, поэтому появление конкурента он посчитал сродни оскорблению.
– От кого слышал? – С тревогой в голосе спросил он.
– Вчера заходил этот немец Леман. Я напомнил ему, что пора закупать мыло для канцелярии, так он сказал, что они уже договорились с Казанцевой, там и качество выше и цена ниже.
– Черт, и ты только сейчас мне это говоришь? – Возмутился Воронин. – Что раньше нельзя было сказать? Этот прохиндей Зырянов наверняка знал про Казанцеву, и решил быстренько избавиться от балласта.
– Так, это пока только слухи, Никита Петрович. – Начал оправдываться Бабкин.
– Какие слухи, Иван, если Леман говорит о качестве и называет цену, значит, он уже видел товар. Немец, человек серьезный, он никогда не будет повторять слухи. Срочно все узнай и доложи. Задача простая – перекупить у нее мыловара. Не скупись, обещай в два-три раза больше, лишь бы поставить эту суку на место. Срочно нужно приказать нашим конкурентам, чтобы не продавали сало этой стерве.
– Так она покупает сало в Оренбурге. Им выгодно, не нужно тащиться в Пермь, а цена та же самая.
Воронин от злости поджал губы и сжал кулаки. Здесь он был бессилен, на Оренбург его влияние не распространялось, туда даже его головорезы не сунуться. Можно конечно перехватить по дороге пару обозов и сорвать работу мыловаренного завода, но это все равно, что объявить войну оренбургским купцам. Накостыляют так, что мало не покажется.
– Ладно, займись пока мыловаром. Что там насчет этого англичанина?
– Его сейчас нет на месте, Рязанов обещал договориться с ним, и сообщить, когда тот согласиться меня выслушать.
– Англичанин говорит по-русски?
– Ни бельмеса не понимает.
– Как же Рязанов с ним общается?
– С ним приехал переводчик.
– Ты же не можешь беседовать при переводчике.
– Я хорошо владею французским, уроки моих гувернеров не прошли даром.
– Черт, я и забыл, что ты из дворян. Ладно, занимайся Казанцевой и этим англичанином, а на заводы я завтра пошлю своего обалдуя, хватит ему под маменькиным крылышком на перине отлеживаться.
– Как здоровье Никиты Никитича? – Поинтересовался приказчик.
– Синяки почти прошли, теперь жалуется на сломанные рёбра, все ходит по комнате и стонет, делает вид, что не сегодня-завтра помрет, лишь бы, не работать. Вот послал господь наказание, такой же дурак, как и его мамаша, только пить да жрать.