Loe raamatut: «Почти как три богатыря»
Коли перевелись в родном отечестве богатыри, их следует… назначить
Вместо предисловия
Если вам посчастливилось столкнуться с этой, откровенно говоря, повестью разновременных лет, то, перед тем как вы начнёте с упоением её читать, давайте-ка «не отходя от кассы» сразу расставим все точки над «Ё». Под этими пресловутыми «точками» я подразумеваю следующее: лучше здесь и сейчас определитесь (чтобы потом не было мучительно больно за нецелевую растрату вашего драгоценного времени), чего вы хотите получить от прочтения. Может быть, вам, действительно, лучше не рисковать и почитать что-нибудь иное. К примеру, если вы целенаправленно изъявили желание пощекотать свои и так расшатанные нервы – лучше почитайте жёлтую прессу с всякими шокирующими «сенсациями»; если есть необходимость в том, чтобы гарантированно стошнило (допустим, по каким-либо медицинским показаниям или после молодецкой забавы) – вдумчиво (и это обязательное условие) полистайте пухленький гламурный «глянец»; нестерпимо потянуло к вечному – достаньте с пыльных антресолей фундаментальный труд классика, («Войну и мир», например, вечно её никто не дочитывает до конца); неожиданно для себя соскучились по прекрасному – откройте поэтический томик с вдохновенной лирикой; просто надо убить приличный отрезок времени – кроссворд (как вариант: сканворд, чайнворд или судоку), лучший помощник в этом небезопасном деле. А если вам и так тошно, ни к чему не тянет, нет никакого желания, вы ни по чему не скучаете, и чувствуете, что время само, медленно, но верно убивает вас, значит вы по адресу, значит пришла пора дать достойный ответ вашей нешуточной депрессии.
Нет депрессии? Не огорчайтесь! Эта повесть показана при любом душевном состоянии.
Жизнь прекрасна, с этим согласны все и даже те, кто считает, что жизнь всего-навсего чудесна, но в ней, непонятно откуда, всегда столько всякого негатива, столько, что даже закалённые чужими неурядицами семейные психологи порой, без видимых причин, внезапно «съезжают с катушек». А вот именно для того чтобы успешно противостоять многочисленным нынешним переживаниям и стрессам, неплохо было бы взглянуть на нашу серую обыденность под иным ракурсом и, параллельно, прошвырнуться по «местам боевой славы», то бишь хоть на несколько минут окунуться в тот мир, когда «деревья были большими», каждый день был полон удивительных открытий, а перед сном, после кружки парного (стакана пастеризованного, бокала стерилизованного) молока, мы отправлялись в путешествия по безграничным сказочным королевствам. Здесь, кто ещё не уловил тонкого намёка, имеется в виду наше безоблачное детство – время, когда герои сказок частенько оживали в наших, ещё далеко не эротических, и, зачастую, не радужных снах, помогая справляться нам с самыми скверными монстрами наших сновидений. Правда, в этой истории, где, кстати, каждое королевство и герцогство уже имеет не только свои юридически оформленные границы, но и стойких бравых пограничников, герои, как и мы, «повзрослели», стали немного циничными, деловыми, но где-то глубоко-глубоко в душе остались теми же бесшабашными наивными детьми.
Не спорю, может быть, эта тёмная история покажется кому-нибудь чересчур «сказочной», если не сказать большего, но не забывайте, что давным-давно один очень старый и, не смотря ни на что, мудрый человек, однажды совершенно точно подметил, приблизительно, следующее: сказка – она того, истинная ложь, основанная на сюрреальных событиях, и в ней, ко всему прочему, завсегда кроется некий ненавязчивый урок – всем, без исключения, добрым молодцам «шпаргалка», всем красным девицам, если не ошибаюсь, благопристойный намёк или что-то в этом духе.
Да, и давайте сразу договоримся: в процессе чтения не будем искать никаких ассоциаций, намёков и полунамёков, параллелей, совпадений, скрытого смысла, двояких толкований, схожести имён и событий, над– и подтекста, двусмысленностей и т. д. и т. п. Не надо, не ищите. Они сами найдут вас. Поэтому рекомендую по возможности отключить аналитическую составляющую мозга (я имею в виду его левое, нет правое, секундочку, гляну в медсправочнике… а нет, всё правильно, левое полушарие), а с ним и все имеющиеся чувства, кроме чувства юмора, а вместо этого выставить на максимум чакры, отвечающие за ваше дикое воображение.
А вообще, между нами говоря, если безжалостно вырвать с корнем, суффиксом и приставкой из этого неоклассического произведения всякую аллегорическую выдумку, перефраз, откровенное вранье, сомнительные исторические события, тщательно закамуфлированный плагиат, колючий сарказм, грустную иронию и чёрный юмор, то в нём практически ничего не останется кроме занудной нравоучительной истории о вечных, никому кроме нас с вами не нужных, ценностях: любви, дружбе, чести, долге.
И последнее. Хочу сделать официальное заявление, кто бы там, что по ходу повести ни говорил, лично я за неформативную лексику, заумные цитаты и крамольные реплики, использованные героями и злодеями сказки, как любое уважающее себя физическое лицо, юридической ответственности не несу и нести никуда не собираюсь, все же случайные совпадения здесь абсолютно закономерны, а закономерные, соответственно, совершенно случайны.
Надеюсь, не утомил, нет?
Отлично! Если вы добрались до этого вопроса, значит, с уверенностью можно заявить, что у вас крепкие нервы и высокая сила духа, а это, в свою очередь, означает, что у вас появился отличный шанс потратить небольшой промежуток своей единственной и неповторимой жизни на то, чтобы с нескрываемым удовольствием погрузиться в мир буйной фантазии, от корочки до корочки прочитать сказку и, уж поверьте моему честному слову, это того стоит.
1-я часть: Про то, как «заваривалась каша»
В некотором царстве, в некотором государстве, жили-были как-то старик со старухой. Хотя нет, слишком неопределённо, да и про царя с царицей так говорить неприлично, ну и волшебно-приключенческие сказки излагаются несколько иначе.
Вот так, например.
Давно это было. Так давно, что и представить трудно. А придётся.
В те стародавние времена, когда колорадские жуки только-только начинали выгрызать одноимённый каньон, а в зоне вечной мерзлоты нет-нет, да и попадались ещё первобытно-общинным оленеводам депрессивные мамонты, саблезубые тигры и неадекватные реликтовые ленивцы, а в тридевятом (по уровню жизни) царстве, в тридесятом (по количеству ВВП на душу населения) государстве уже торжественно занимал пост «гаранта конституции» государь по имени Владибор (что означает – владеющий определённой, в основном заросшей лесом, территорией земли, в простонародье – наследный президент 1/6 части суши), по отчеству Ильич (чувствуете, да, корни Муромские?), а по прозвищу – Ясно-Понятно Солнышко. Сам-то царь Владибор Ильич и не подозревал про своё прозвище народное, коим его подопечный электорат, несмотря на постоянную заботу государя о нём, без зазрения совести, стыда и элементарного уважения к монарху нарёк. А всё из-за благоверной супружницы государя – Надежды, по прозвищу Крупной.
Ну, тут и к волхвам-друидам не ходи, издалека видно, откуда такое прозвище – от массы её тела, помноженного на объём. Крупная женщина была, и всё тут. И чтобы она не возжелала, на все её неординарные, мягко говоря, капризы только и вздыхал царь Владибор: «Ясно-понятно, солнышко, быть по сему».
Во-от!
Ну, значится, жили они, поживали дружно вместе с вышеуказанным подопечным народом. Друг дружке хлопот особых вроде-бы не доставляли, а кое-где даже и веселились сообща. Так, бывало, царь с августейшей супругой в гости к народу пожалуют, поглядеть, кому окромя их на земле родимой хорошо живётся. А всезнающие воеводы да бояре заранее среди народа рассредоточатся и щекочут того: кому пятки, кому подмышки, а кому и нервишки. Народ-то и не хочет смеяться, а деваться некуда, хохочет до слёз, воеводу-то не отгонишь аки муху назойливую и как занудливого комара боярина не прихлопнешь, они, если что не так, опосля с дружинами своими вернутся с обидчика спрашивать. А кому эти «тёрки-разборки» надобны, никому не надобны. Вот и лыбятся люди добрые, по добру, по здорову.
Посмотрит царь, как его народ весело живёт, и не менее радостный и умиротворённый возвращается в покои царственные. А в следующий раз уже к нему ходоки-парламентёры, от народных масс отряженные, пожалуют, с жалобой ли челобитной, али с поклоном-просьбою, а как увидят необыкновенные хоромы государевы, так и забывают, зачем, собственно, приходили. А воеводы с боярами их не прогоняют, за сущие гроши экскурсию им устроят, поводят гостеприимно по палатам, покажут, где белоснежные мармарисовые нужники басурманского производства установлены, где джакузии окаянные, размером с баскетбольную площадку, пузырятся, да и к фонтанам немыслимым аквапарка государева отведут, чтобы окончательно оных охмурить, а потом ошеломлённых ходоков и к царю препроводят, ежели тот более государственными делами не занят. Ходоки потопчутся-потопчутся, похихикают нервно в кулак, облобызают преданно рученьки царёвы, да спешат сломя голову из хором беломраморных. А другим рассказать бояться про всякую невидаль заморскую во дворце виденную, дабы не попасть за «малохольство» на учёт к лекарям-аптекарям, что в специализированном остроге душевнобольных излечивают шиловой терапией.
Так и жили государь с челядью и народ евонный. Жили, не тужили.
Иллюзия. тьфу ты, идиллия, другого слова не подберёшь.
Всё бы ничего, только вскоре серьёзная оказия с ними приключилась. Со стороны болот гиблых, из-за дебрей непролазных, да из-за гор верхолазных явилось к ним, хоть и запылилось, Чудо-Юдо страшное и совершенно дурнопахнущее. За то, как омылось оное чудище без элементарного, с позволения сказать, разрешения в джакузии пузыристой от пыли да грязи болотной, пригладило да уложило свою шерсть (хотя некоторые очевидцы утверждают, что у него просто борода такая, по всему телу расположенная), что в дебрях да в горах взъерошилась, так и увидели все, что не Чудо-Юдо это вовсе, а ЛихоОдноглазое, в отличии от других «лихачей», белое и пушистое, но и не Циклоид, а нечто ещё крупнее и совершенно иное внешностью.
Попытались отважные, до поры до времени, воеводы со своими не менее бесстрашными ратниками да дружинниками, на бои-баталии тренированными, отогнать Лихо от джакузий государевых, да только рассверипили оное, разнервировали и схлопотали от последнего по число, да по первое, да по полной программе.
Когда увидел государь, что Лихо не так-то просто «попросить выйти» и числом и умением, приуныл слегка, а Лихо, знай себе, полощется в джакузиях, лопочет что-то непонятное, видно, песню задушевную затянуло. А тут супруга государева Надежда, как специально, в самый разгар острого сюжета вышла из опочивальни, потянулась со сна и, узрев сию неприглядную картину, так смачно выразила своё недовольство сложившейся ситуацией, что и воеводы, места свои ушибленные потиравшие, рты разинули, и бояре дрожать от страха перестали, и царь забыл промямлить «ясно-понятно, солнышко», что было совсем уж нетипично, и даже Лихо, прекратив бубнить, открыло свой глаз огромный и, поведя им по сторонам, узрело хозяйку короткого, но весьма насыщенного восклицательными предложениями монолога.
Непонятно какими такими чувствами руководствовалось Лихо, может, красноречием нешаблонным, может голосом визгливо-ласковым, только улыбнулось оно нежно, оскалив клыки бивнеподобные, и, схватив государыню за талию (хотя уместней будет сказать – за «экватор» телесный) в несколько скачков скрылось в том направлении, откуда прежде объявилось, оставив на память о себе запачканные джакузии, развороченные фонтаны да потоптанные садово-огородные плантации царские, а на память о царице корону погнутую, что с головы её слетела, покуда размахивало ей Лихо, прикидывая «на глазок» удельный вес последней.
Тут бы возрадоваться царю (как весь его двор уже мысленно поспешил сделать), что так лихо и скоротечно избавились и от Лиха одноглазого, царицей откупившись, и от царицы капризной, агницей жертвенной (вечная ей память) в итоге обернувшейся. Ан нет! Пригорюнился царь, приуныл почему-то. Челядь подумала, что по джакузиям да фонтанам скорбит Владибор Ильич, быстро всё в порядок привела, ещё и шарами праздничными оформила, да к пиру подготовку начала. А царь и не смотрит на шарики разноцветные, радужные струи и пузырчатые бассейны, а переводит взгляд свой тоскующий то на палача, то на бояр с воеводами, и всё по государыне вздыхает.
Видят дворовые, неладное с царём-батюшкой творится, совсем худо ему, в таком унынии он прежде никогда не бывал, даже с похмелья пиргоройского таким сумрачным не припоминал его никто. А как его хандра может на них отразиться, даже думать никто не хочет, от того что головы на плечах другими думами заняты.
Подумали, значит, придворные, поразмышляли ещё немного, поломали головы, да смекнули, наконец, что никак по августейшей супружнице скорбит царь-батюшка. Эка невидаль, государю новую невесту оформить, мысленно ухмыльнулись придворные и мигом преподнесли самодержцу несколько резюме принцесс-царевен-герцогинь в безвозмездное владение. К слову сказать, резюме те были с эротохабными портретами девиц, с волшебсайта знакомств Бабы-Ягодки, которые бояре прежде у себя под одеялками рассматривали, мечтая, втайне друг от дружки, хоть разок на какой-нибудь пожениться, посему, уверенно считали они, царь в один миг забудет про Надежду, а изберёт себе гораздо более другую царицу. Вот, например, Зульфию Шамаханскую, Пенелопес Грекоримскую, или, на, совсем уж худой конец, Эвелизу Ричардовну, княгиню Берелевскую.
Однако глянул государь Владибор на картинки скабрёзные, пробежался мельком по тексту с параметрами девичьими и пуще затужил. Ему, пожилому, ведь не титьки пустоголовые нужны были, а душа родственная, вновь догадались бояре с воеводами, и, хлопнув себя по лбу, тоже пригорюнились. Знали – у государя одна «душа» Надежда, она и «компас его земной» и, при удачном стечении обстоятельств, та самая «награда за смелость».
А где её, царицу, нынче искать, не ведал никто из придворных. Но сидеть, положа руки на сердце, на почки, на печень (в общем, у кого что болит), боярам да воеводам тоже не пристало. Делать что-то надо. Ведь ежели без царицы государь-батюшка занеможет, захворает, зачахнет и скоропостижно умрёт от тоски, то царство-государство безотцовщиной останется, да по миру пойдёт. Наследников у него нет, завещание суеверным государём до сих пор не написано. А это что значит? Верно! Ведь как пить дать перегрызёмся за власть, перебьём друг дружку, угрюмо думали придворные, искоса поглядывая на золочёный трон, да и народ за время смуты распоясаться может, тоже аспект немаловажный. Так кто виноват и что же делать, искали ответ на исконные сакраментальные вопросы в своих головах придворные и додумались-таки до того, что оба вопроса у них слились воедино – кого виноватым сделать? А тут и царь из думы горькой, почти даже государственной, вышел ненадолго и задал тот же вопрос, только совершенно другими словами:
– Азм есмъ кесарь, али не кесарь эгидодержавный?! Инда допрежь аки паки негоже намо троноправити, ибо быху во намо лютозвереху проснути, земляху во кровути утопиху. Азмо велимо понежу, али не добже азм боги веди глаголю добре есмъ живот зело земля иже инить гервь како людие мыслито наш он покою рцы слове твирдо херъ ци шта ёта ять?
Ничего не понявший из сказанного царём, но нутром прочухавший, что речь не поздравительная, боярско-воеводский люд сидел чинно, не шелохнувшись, опасаясь нарваться на более крупные неприятности. Видя, что никто из близкого окружения ничегошеньки не понимает на древневелиречавском наречии, удручённый Владибор перешёл на упрщёный язык межнационального, межклассового и меж так далее общения.
– Ну что, слуги мои верные, притихли несвоевременно и глядите, словно в первой видите? – поинтересовался самодержец, мрачно оглядев сидевших на скамьях бояр да воевод, и вновь кинул клич в массы. – Кто из вас, мужики, готов храбро броситься вослед супостату великорослому, да в смертном бою отбить у оного разлучника, царицу, мать вашу? А-а?
Замолк государь в ожидании ответа, а в ответ. такая тишина, словно уже никто не вернулся из боя.
Мужики в поле пашут, дружно подумали придворные, недовольные подобным обращением («слуги»-то уху привычней слышать), но вслух никто не решился обмолвиться, вдруг его и пошлют за «супостатом». Зато, опосля вопроса царского, все бояре с воеводами дружно занялись внезапно возникшими делами: кому срочно в носу поковыряться приспичило, кому в ухе (мол, обожди государь, чего-то со слухом не то), более культурные начали сморкаться в батистовые платочки, лишь бы не встретиться с внимательным взглядом государевым, и только боярин Годунович (вот же чувствительный человек) решительно обратился к царю с низким поклоном.
– А можно выйти? – зажимая нос пальцами, испросил он разрешения у Владибора Ильича. От событий последних, включающих и речь государеву, так худо стало бедолаге, что у него поднялось давление и кровь носом пошла.
Отпустил его царь восвояси и ещё раз окинул взглядом свою челядь, но больше ничей взгляд так и не споймал. Спички жеребьёвочные же не стал заставлять тянуть оных, справедливо предположил, коли по доброй воле не решились, силком от них толку ещё меньше будет. Озадачился государь и задумал, как время будет, пересмотреть свою кадровую политику, провести аттестацию и ротацию с регионами. А пока решил стариной тряхнуть.
– Эх, вы! – поднялся государь с трона золочённого, сжимая скипетр-батюшку и державу-матушку. – Неужто не осталось среди вас отчаянных героев?! – зыркнул он в первую очередь на заслуженных воевод. Те же, уже схлопотавшие от «супостата», только растерянно развели руками, мол, нет, не осталось, ни героев, ни желания. – Али не я государство наше сколачивал, ночи недосыпал? – пытался пристыдить царь своих «слуг верных». Те только криво мысленно ухмылялись, мол, уж точно не ты. – Али не батя мой, Илья-богатырь, полный кавалер былинных наград, пядь за пядью расширял уделы родины нашей? – напомнил царь «преданье старины недавней».
Бояре с воеводами дружно закивали, соглашаясь, мол, тут, да, Илья-богатырь человек авторитетный, его заслуги у всех на виду.
– Эх-ма! – молодецки взмахнул скипетром Владибор Ильич, словно булавой богатырской. Революцию бы затеять, как раз ситуация подходящая – верхи хотят, низы не могут, боятся – да уже сам не первое лето на троне, свергать некого. Али, для науки, бороды боярам да воеводам поотрубать всем поголовно (экое страшное словосочетание в государевой-то голове оформилось).
Да, согласен, немного остыл в своей горькой думе царь, бороды рубить, это вообще беспредел для отморозков, лучше уж революцию. Ну, а про неё, родимую, государь уже думал чуть раньше и понимал, что с революцией тоже ничего не выйдет, но, всё же, как говорится, «туфлёй постучать по трибуне» самодержец не преминул – высказаться решил по полной, по кузькиной.
– Дак доколе нас, царя-государя эгидодержавного, во всех державах иностранных, да и свой люд, пьяницей алкозависимым да лентяем расточительным считать будут? Вот займусь дзюдо, вольной борьбой или вообще на горные лыжи запишусь, буду к Людовику Надцатому на горно-обогатительные курорты ездить, слалом осваивать, – пафосно, правда, не совсем в тему, выпалил государь, и тут же поправился: – Но эти дела подождут, а сейчас подайте мне мово богатырского коня, Макроцефала, доспехи мои парадно-выходные с орденами и планками, я сам отправляюсь за матушкой вашей, Надюшенькой-царицей! – вновь взмахнул государь скипетром, но в этот очередной раз что-то стрельнуло у него в пояснице, и царь с пронзительным стоном повалился на трон.
Трон со стонущим царём моментально окружила ватага озабоченновозбуждённых вельмож.
– Не бережёшь ты себя, царь-батюшка, хорохоришься всё, – с тугой повязкой на носу суетился рядом с самодержцем вовремя обернувшийся туда-обратно боярин Годунович. – В твои-то годы так скипетром махать неосмотрительно. Благо, что ещё державу отжимать от груди не стал, мог ведь растяжение связок и сухожилий схлопотать на ровном месте.
– Так с вами, дармоедами, по-другому никак, – слабо просипел царь, поправив сползшую на лоб корону. – Вы же ни делом, ни словом подсобить в критической ситуации не способны, только празднества устраивать, да ягодицы наши августейшие лобызать горазды.
– Без этого никак, не нами ритуал установлен, – не смутился боярин Годунович, подкладывая подушку царю под локоток. – Но и словом, то бишь своевременным советом, помочь можем. Мне тут идея светлая на ум пришла.
– Озвучь-ка! – вперил государь тяжёлый взгляд в боярина. Кажется, он уже предварительно наметил себе кандидатуру «виноватого». – Только гляди, Годунович, не огорчи меня! Если что, пеняй на себя!
– Ладно! – сглотнул боярин, орошая вмиг пересохшее горло и, взяв себя в руки, поделился с царём своей «светлой идеей». – Я что разумею государь? Ежели у нас в стране нынче наблюдается кризис на собственных героев богатырственных и богатырей героических, то можно не заморачиваться, не посылать глашатаев по деревням и весям, а запросто заказать оного за рубежом. У тамошних киллеров – по-иноземному героев, и такса на любые услуги установлена, и расценки, судя по прайс-листам, вполне нашему бюджету государственному по плечу. Если хочешь, милостивый государь, можно с ними через Бабу-Ягодку связаться, обговорить условия и заключить двусторонний обоюдовыгодный контракт с наиболее приоритетным киллер-богатырём. Как вам такой план?
Владибор Ильич не обратил почему-то внимания на то, откуда такая осведомлённость в вопросах, касающихся иноземных киллеров, и зачем она вообще понадобилась его боярину, а задумался ненадолго над словосочетанием «обоюдовыгодный контракт», взвешивая всевозможные «за» и «против», и единственный вывод, который он из всего этого извлёк, что на отечественном безрыбье и заморский рак желанный рыбак.
– Быть по сему! Я к Бабе-Ягодке ездок! – провозгласил царь и, превозмогая боль в пояснице, поднялся с престола. – Карету мне, ох-хо-хонюшки, карету!
* * *
Не успел царь и глазом моргнуть, как к главному входу подали карету, точнее, солидный кортеж из карет, в количестве трёх единиц. Путь царю предстоял недальний, но крайне непредсказуемый. Ведьма с псевдонимом Баба-Ягодка проживала на территории заповедной резервации «Черноборье» – заросшей лесом пересечённой местности в несколько гектаров, которую соответствующим указом, имеющим силу закона, основал приснопокойный батя нынешнего государя, легендарный Илья – разрушитель стереотипов. Устав «без выходных и праздничных» громить нечисть, донимавшую простой люд, а может, что маловероятно, сжалившись над ней, богатырь, таким образом, нашёл компромисс между простыми людьми и разного рода тёмными личностями: лешими, магами-колдунами, упырями, ведьмами, оборотнями, соловьями-разбойниками, стадами воинственных кентавров и косяками русалок, водяными и бездомными домовыми, подколодниками и подкаблучниками, соломниками и боровчаками, дупляками и кротовушниками, болотниками и бесами, блударями и лярвами-лихорадками, игошами и злыднями, и многими другими экзотическими, и даже эзотерическими существами. Это забытое богами местечко (причём, знающие люди и нелюди говорят, что нарочно ими забытым) имело свои неписанные законы, основными из которых были: не верь в бога, не бойся чёрта, не проси пощады.
Если это кому-то что-то говорит, то теперь вы представляете, в какое место отправлялся царь – в самые, что ни есть, задворки империи.
Поэтому и кортеж был соответствующий. Первой в походной колонне стояла бронированная заморская колесница ручной сборки с вращающимися спереди и по бокам обоюдоострыми лезвиями, которую государю, по спецзаказу собирали в Илладии. На ней помимо возницы имелись места для двух арбалетчиков, стоявших наизготовку возле бойниц. Затем расписанная золотом лимузиновая карета самого царя, с увеличенной базой и усиленной ходовой частью. И заключала кортеж открытая повозка, запряжённая четвёркой тяжеловозных лошадок – першеронов, на которой была установлена скоропалительная мортира и располагался дежурный боевой расчёт суровых ратников-пушкарей. Помимо царских штандартов, развивавшихся на передке, все транспортные средства были оборудованы проблесковыми факелами.
Вот в каком солидном сопровождении, прихватив с собой только хитромудрого советника-подстрекателя боярина Годуновича, царь отправился к ведьме за подмогой.
Выехав из стольного града, кортеж миновал несколько зажиточных деревень и подъехал к «Черноборью». Узревши издали приближавшийся караван с царскими штандартами, стоявшие на посту-заставе около леса стражи вытянулись во фрунт и, отдав воинское приветствие, проводили взглядом промчавшийся кортеж государя-батюшки.
– Эка приспичило государю, коли самостийно в гиблое место сунуться решил! – покачал головой начальник караула, когда дорожная пыль, поднятая колёсами кортежа, осела на землю.
– Наверное, опять к Бабе-Ягодке за кремом из омолаживающих яблок для царицы помчался, – выдвинул версию один из караульных и сплюнул вслед.
– Или за пилюлями окаянными, плоть будоражащими, – криво усмехнулся второй.
«Начкар» зыркнул строго на болтунов, и те прикусили свои длинные языки.
Не знали ничегошеньки они о беде великой, не ведали. Вот и несли чушь всякую.
А царский кортеж тем временем продолжал свой путь по заколдованному местами лесу. Спустившись с очередного холма, кортеж подъехал к развилке-перекрёстку и остановился. Боярин Годунович по велению царскому выпрыгнул из кареты и подбежал к указующему камню, на котором мелким шрифтом было выгравированы адреса более-менее значимых жителей «Черноборья». Проблема была в том, что такие тёмные личности, как Баба-Ягодка, обладавшие мобильными жилищами, как-то: терема на куриных окорочках, одно-двухкомнатные самоступы, берлоги-сороконожки, саморойные норы или ещё что-то в этом нечистом духе долго на одном месте не застаивались, чтобы двигательные рефлексы жилищ не атрофировались. Из-за этого егеря-почтальоны с ума сходили, кружа по зловещему лесу в поисках соответствующих адресатов (по крайней мере, такой была официальная версия их сумасшествия). Во избежание этого, мягко говоря, недоразумения и был придуман фокус-покус с камнем, указующим место последнего пребывания того или иного субъекта. Вот вельможа Годунович, аки мифический Ахиллес, с сердцем в пятках, бойко покружил вокруг камня и, найдя нужный поворот и указав колесничному вознице поворот направо, запрыгнул в царёву карету.
– Далече ещё? – озабоченно поглядывая на темнеющее небо, спросил Годуновича государь.
– Совсем уже рядом, – переведя дух, ответил боярин. – Третья поляна слева.
Спустя буквально пять минут царский кортеж свернул на просеку и, выехав на небольшую утоптанную полянку, остановился аккурат напротив генномодифицированной избушки с закрытыми наглухо ставнями, которая скучающе переминалась с одной гигантской куриной лапы на другую. Зрелище было не для слабонервных, и Годунович уже сто раз проклял свою болтливость, но деваться ему было некуда. По приказу царя-батюшки (не царское это дело с избушками дискутировать) он вышел из кареты и достал шпаргалку.
– Терем-терем, теремок, – стал зачитывать боярин круговоротное заклинание. Избушка перестала раскачиваться и, прислушиваясь, замерла. – Ты не низок, не высок. Не яранга ты, не чум. Хоть не юрта, но кочуешь. Ты мобильней, чем вигвам, обернись-ка входом к нам, – закончил читать Годунович, но избушка так и не шелохнулась.
– Пожалуйста! – раздался подсказывающий шёпот из государевой кареты.
– Ах, да! – хлопнул себя по лбу Годунович и заискивающе улыбнулся избушке. – Пожалуйста!
В этот раз терем-теремок не заставил просить себя трижды, довольно резво для своих массогабаритных характеристик развернулся на сто восемьдесят градусов вокруг своей строительной оси, также резко затормозил входом напротив кортежа и присел к земле так лихо, что сорвал висевшую над входом вывеску «Ведьма и в сто сорок пять Баба-Ягодка опять». Что это: девиз или скрытая реклама, боярин Годунович додумать не успел, так как в избе одновременно с избушкиным приседом раздался грохот утвари и непристойная ругань.
– Кого сюда черти принесли?! – выскочив на крыльцо, закричала, словно ошпаренная опрокинувшимся чугунком, ведьма Баба-Ягодка, в самом соку, не по годам косметически зачарованная женщина.
* * *
Тут, я считаю, необходимо сделать небольшое, допустим лирическое, отступление и сказать пару слов про этот весьма любопытный персонаж – Бабу-Ягодку. Ведьма её уровня могла запросто очаровать кого угодно, когда угодно, где угодно и как угодно. Сами понимаете, в подобного рода сказках, опытная ведьма, без особых ухищрений может в мгновение ока обернуться «секси гёрл» на неопределённый промежуток времени, и если бы не предательский возрастной целлюлит, от которого ни одна ведьма не может отделаться в силу законов природы (прошу не путать с жестокими законами джунглей), то наивным женихам: царевичам, королевичам, султановичам и прочим пришлось бы туго, потому как хитрую ведьму, только по этим признакам и можно было отличить от любого другого юного невинного создания, которому до ведьмы, было ещё как до золотой свадьбы. Но, тем не менее, уважаемые господа, так как в данный момент эта ведьма вам ничем не грозит, расслабьтесь и смело вообразите Бабу-Ягодку эдакой «фигуристой пышногрудкой» с очаровательной родинкой над верхней, пухлой, как у Анджелины, губкой. Милые дамы, вы тоже можете не напрягаться, так как какой бы вы не старались вообразить себе эту ведьму, всё равно ваше уникальное воображение рисует старую, толстую и горбатую бабу-«жабу» с бородавкой на большом носу. На этом «лирическое отступление» прошу считать «закрытым». Вернёмся к сказке.
* * *
Приглядевшись, в сгустившейся темноте Ягодка разглядела Годуновича.
– Ты чего здесь околачиваешься, подлиза государева? – напустилась ведьма на боярина. Тот пытался ей глазами показать, мол, он не один, а с первым лицом государства, но та приняла его подсказки за порочные знаки внимания и пуще возмутилась. – И не строй мне тут глазки, бесово отродье. Тьфу, на тебя, охальник! Как самодержцу зелье-отраву готовить, так Ягодка, а как замуж – так баба глупая! Ещё раз тьфу на тебя!
– Да уймись ты, дура Ягодка! – зашикал на неё Годунович, пока царь сам не подошёл и чего лишнего не расслышал. – Мы с самим царём-батюшкой к тебе по делу государственному прибыли. А ты тут ахинею крамольную несёшь, на каторгу нарываешься.
