Я оцепенел, не в силах пошевелится. Страх и ужас лишили меня сил.
– Скоро барин! Ско-о-о-ро барин! – дьявольски гоготал он.
Потом подпрыгнул, вращаясь в воздухе, свистнул и закричал.
– Ча-а-а-а!
Собаки громогласно стуча своими костями еще быстрее, понесли нас навстречу горизонту, где полыхало кровавое северное сияние, словно кровь лилась по небосклону.
Вокруг меня проносился белёсый туман, в котором слышались стоны и плач. Мутные белые лица, словно в кисельной влаге вырывались, горестно вздыхая и стеная, уносились прочь. Одно лицо приблизилось, вытянув руки в мольбе, зашевелило губами. Я узнал его, это был земский врач Ерошкин. Он пропал почти году полтора тому назад. Его так и не нашли. До этого он все ходил, посмеивался над аборигенами.
– Все ваши шаманство, это суеверия, а суеверия от незнания наук.
И вот теперь я вижу его, бестелесным духом он несется рядом нартами, завиваясь и закручиваясь штопором. Глазницы его головы пусты и черны. Изредка из них выворачиваясь кольцами, выпадали белые черви, и, лицо исказило страдание.
– Ваня… Ваня… Братец помоги мне. Плохо мне здесь. Ох, как плохо. Едят они, так больно едят…
Каюр, повернув голову на триста шестьдесят градусов увидел, как я нерешительно потянул руку к призраку. Закричал и огрел шестом приведение Ерошкина. Тот истошно завизжав исчез в тумане. Череп с огнедышащей трубкой приблизился ко мне и выдыхая серный дым мне в лицо проскрежетал.
– Не-е-е тронь, братец, он мой…
Я в отчаянье взмолился:
– Да какой же я тебе «братец»! Маменька, маменька помоги мне!
Снизу нарт раздалось легкое постукивание. Я опустил глаза.
Цепляясь за поперечины нарт, из-под них влезал мертвец, у которого не было нижней челюсти, только гниющие ошметки плоти и кожи трепыхались, трясясь от быстрой езды. Ее он держал в одной руке, действуя как крюком и, цепляясь за поперечины, пытался вылезти ко мне в нарты. Я начал сбивать его ногами. Но он ловко схватил меня за меховые торбаза. Вставил челюсть и, открыв распухшие веки, из которых сочилась черная слизь уставился на меня.
– Помнишь меня, друг мой? – прохрипел он.
Я отчаянно пытался сбить его ногами. Но он цепко, клещом, держался за меня.
– А ведь это ты меня стрелил, Ваня. Вот прямо прямехонько в нижнюю часть головы и попал.
Он захохотал. У меня мурашки побежали по спине – поручик Лавлинский!
– Теперь моя очередь, ты не уйдешь. Я заберу тебя! – зловеще хрипел он и, потянув меня, начал тащить под нарты.
Но каюр, широко размахнувшись, ударил его шестом.
– Не балуй! – грозно крикнул он.
Мертвец разлетелся на куски. Рука, которой он меня держал, переломилась и кисть с плечевой костью отлетела вверх. Каюр подхватил ее, распахнув малахай, с треском провел себе по белым ребрам, и хрипло захохотал. Потом он швырнул ее, далеко вперед прикрикивая на собак.
– Ча! Ча! Ча! Быстрее мои дьяволы!
Скелеты собак, рванули за костью и понесли еще быстрее.
Его дьявольский смех рвал не щадя слух, я зажмурился, попытался заткнуть уши. Получилось сделать одной рукой. Вторую поднять с колена не смог. Что было сил потянул ее к себе и закричал, надрывая связки, чувствуя, как душит горло ледяной ужас. Вместо руки была безобразная бурая когтистая лапа. Сжатая в кулак, она что-то таила в глубине, скрывая от меня пугающую истину. Я стал медленно разжимать потемневшие от засохшей крови мощные пальцы. Один за другим. Пока ладонь не обнажилась полностью. В углублении задубевшей кожи лежал большой глаз. Тонкие кровавые вены свисали между гадких, в липкой крови, скрюченных пальцев. Фиолетовая радужка его играла сеткой столбцов, а расширенный зрачок мертвеца в ней постоянно двигался вправо – влево. Словно искал кого-то. Вот он посмотрел вверх и замер. Нашел! Смотрит на меня. Дожидается. Чего?!
В шее хрустнул первый позвонок. За ним, практически без паузы второй.
Голоден.
Как же я голоден.
Я опять взмолился.
– Маменька! Маменька помоги мне!