Loe raamatut: «Мачеха для Золушки»

Font:

Кое-что из прошлого Виктора Филимоновича Лушко и его славных друзей-спасателей: Елисея, ставшего впоследствии садовником, воина Абакара и Афони, царство ему небесное.

Наняв для трех осиротевших дочек няню со странным именем Дездемона, он вышел на работу после вынужденного отпуска по уходу за детьми. И угодил в спасательную операцию после землетрясения в Индии. По профессии Виктор Филимонович был пожарником, ушел в МЧС не столько из-за денег – там была выше зарплата, сколько из-за разнообразия опасностей и возможности посмотреть мир. Он управлял почти всеми средствами передвижения, был необычайно силен физически и редко терял присутствие духа в самых непредвиденных ситуациях.

В Индии он столкнулся с невероятной нищетой и таким количеством трупов, которое до этого даже при своей профессии не мог вообразить. Виктор Филимонович не видел ранее столь огромную площадь – из конца в конец нужно было идти двенадцать минут, – всю заваленную в несколько рядов трупами.

То ли от запаха разложения, то ли от горького жара чужой земли на третий день своей палаточной жизни на развалинах Виктор Филимонович почувствовал подозрительную невесомость и сильную головную боль. Он только что со своим напарником достал семью из шести человек из-под обломков – все мертвы. Елисей пошел прослушивать завалы. Ждали поисковую собаку, потом по рации передали, что собака погибла от какой-то заразы.

Застыв перед большой плитой, Виктор Лушко пытался справиться с пульсирующей болью в висках, мечтая о глотке холодной воды. В этот момент он почувствовал чужое присутствие как посторонний запах – цветочный, тонкий, неуместный в приторном дурмане смерти. Подошла темноволосая женщина европейского типа, но в сари, с покрытой головой. И сказала по-русски:

– Простите, вы здесь главный?

Виктор Филимонович очнулся и попробовал рассмотреть ее лицо, но она отворачивалась, скрывая под нарочитым смущением и тонкой тканью платка желание быть неузнанной.

– Вы не могли бы поднять эту плиту и углубиться еще на три метра? – спросила она.

Виктор Филимонович тупо посмотрел на огромную плиту.

– Нет.

– А есть причина, по которой вы могли бы это сделать? – настаивала женщина.

– Есть, – кивнул Виктор, – наличие под ней людей. Желательно живых. У вас кто-то остался под развалинами? Семья?

Его шатало.

– Нет. Там должна быть золотая фигурка Будды. Очень древняя. Один человек похитил ее из храма как раз перед землетрясением и принес в свой дом. Это реликвия, понимаете.

Виктор Лушко не сразу нашелся что ответить.

– Идите к черту и не мешайте работать.

– Там есть двое живых людей. Они почти не пострадали. Мужчина и женщина. Женщина беременна.

Виктор посмотрел на Елисея, у которого был поисковый сканер. Тот отрицательно покачал головой – никаких сигналов снизу.

– Они американцы, – продолжала женщина.

– Такую плиту придется взрывать направленно, – заметил Елисей, сняв наушники и респиратор.

– Так зовите же вашего взрывника! – нервничала женщина.

– Послушайте, гражданка… – Виктор решил умерить ее настойчивость.

Она его перебила:

– Меня зовут Марго.

– Ладно, Марго. Три метра вниз – это много. Если живые попали в пустой пенал под упавшими плитами, взрыв может нарушить устойчивость плит, и тогда этих двоих просто расплющит.

– Они спрятались в подвале, взрывайте!

Елисей предложил позвать взрывника Афоню. Виктор Лушко настаивал, чтобы пришел старший в роте Абакар и принял решение. А женщина в сари сказала, что тогда чемодан с золотыми слитками им придется делить на четверых.

– Чемодан с золотыми слитками? – хмыкнул Елисей. – Мадам! Что вы называете слитком?

– В данном случае это брусок весом двадцать килограммов. В чемодане их пять. Решайте же!

Позвали ротного и взрывника Афоню. Выслушав совершенно невероятное предложение «странной дамочки», Афоня тут же развил бешеную активность по спасению «беременных женщин и детей». Через двадцать минут после взрыва под взглядами собравшихся местных зевак, помогавших растаскивать обломки, был обнаружен заваленный вход в подвал. В свалке бытового мусора – среди разбитой мебели, посуды, кусков ковра – и блеснул металлический уголок чемодана. Чемодан этот был пристегнут наручниками к трупу молодого мужчины европейского вида. Тогда Виктор Лушко установил по периметру поисков полосатую ленту и вывел за нее зевак под угрозой образования провала и обрушения развалин.

Сначала достали женщину, она была без сознания, но жива. Нашли и мужчину. Он все это время кричал как резаный, услышав удары сверху. Елисей уже решил, что его придется доставать по частям, но мужчина оказался совершенно невредим, а кричал от страха, что про него забудут. Лушко поспешил сделать ему успокоительный укол, чтобы прекратить непрерывный поток объяснений, и сам удивился своей поспешности – неужели поверил в золото?

Афоня достал ножницы по металлу, чтобы перекусить цепочку, но Абакар остановил его, осмотрелся и открыл наручники попавшимся на глаза куском проволоки. Он же потом принес два черных пластиковых мешка. Виктор Лушко в третий раз опустил лебедку. Подняли тело. Потом втроем они выгребли чемодан и затолкали его в мешок, как уже не раз делали с разрозненными частями человеческих останков.

– Эй! – крикнула сверху женщина, заметив, что они собираются подниматься. – А мой Будда?

Виктор осмотрелся. Знать бы, какого размера скульптура. По наитию он тронул ногой что-то завернутое в холстину размером с узбекскую продолговатую дыню.

Местные понесли носилки на соседнюю улицу – туда мог подъехать транспорт, а четверо спасателей, насквозь пропотевшие в своих куртках, и женщина в сари присели покурить.

Елисей заглянул в мешок.

– Если там действительно золото, – с сомнением сказал он, – то что с ним, на хрен, делать?!

– Увезете послезавтра с собой вместе с инвентарем, – устало предложила женщина, пряча тяжелого Будду в тряпке под сари. – Ваш багаж досматривать не будут. А дальше уже вам решать. Если захотите другой жизни – возьмете себе, а не захотите – напишете докладную куда следует, получите взыскание, что посмели достать такой груз без разрешения начальства, и больше вас за границу не пустят.

– Гражданочка, а вот разрешите ненавязчиво так поинтересоваться, – проникновенно обратился к ней Афоня, – вы ведь вроде ясновидящей тут сидите, так? И вот мне очень интересно, что вы ясно увидели там, под завалом, – золото или живых людей?

– Золото само по себе путешествует редко, – ответила Марго, вставая. – Вы послушные мальчики, других приходилось упрашивать по часу. Англичане редкостные тугодумы в таких делах.

– А мы послу-у-ушные! – с радостью подхватил Елисей. – Мы на такие завалы – всегда пожалуйста!

– Там посмотрим, – сказала женщина, уходя.

– А как бы телефончик ваш… – начал было Афоня, но Виктор его одернул.

– Замолчи. И так вляпались в неприятности, ты еще хочешь дополнительной информации? Чтобы было что на допросе выложить?

Женщина обернулась – яркое живое пятно в пыльном мареве завалов.

– Я сама позвоню. Если вы примете правильное решение.

На это Елисей флегматично заметил:

– Как же!.. Знаю я такое кидалово. Позвонит она, а даже имен не спросила.

– Дурак! – постучал себя по лбу Абакар. – Она же ясновидящая!

– Ерунда, – отмахнулся Елисей. – С какого хрена мы, по ее словам, послезавтра отсюда улетим? Тут пахать и пахать немерено.

Через день они улетели – Виктор Лушко с подозрением на лихорадку, а трое его товарищей с ее первичными признаками.

Марго позвонила Виктору Лушко, как только его усадьба во Владимирской области была достроена. Афоня, купивший себе большую квартиру в Москве, удивился:

– Ты чего в такую даль забрался?

– Во-первых, мне это место кажется более безопасным, чем город. А во-вторых, не могу жить в квартире, где Надежда умирала.

«…Заболела раз у одного богача жена и почувствовала, что конец ей приходит. Подозвала она свою единственную дочку к постели и говорит:

– Мое милое дитя, будь скромной и ласковой, и господь тебе всегда поможет, а я буду глядеть на тебя с неба и всегда буду возле тебя…»

Братья Гримм. «Золушка»

Золушка

– Ты не можешь этого помнить! – заявила сестра Маринка.

– Могу.

– Не можешь! – вступила сестра Иринка. – Тебе было всего два года.

– Я помню, – настаивала Зоя, покраснев скулами, что предвещало близкую схватку.

– Если помнишь, скажи, в каком платье ты была?

– Я была в ночной рубашке. – Маленькая Зоя посмотрела на сестер исподлобья.

Сестры раздосадованно переглянулись.

– Тебе все отец рассказал, – предположила Маринка. – Что это такое – «господь всегда тебе поможет…»? Твоя мать не могла так говорить, это Средневековье какое-то.

– «Мое милое дитя…» – передразнила Иринка.

Поэтому Зоя напала сначала на нее.

Когда на шум прибежали взрослые и растащили дерущихся, отец стал в который раз стыдить старших дочек:

– Дылды недоразвитые, она же меньше вас!

Дочки возразили:

– Она первая начала, а мы нормальные, доразвитые!..

А потом, когда две женщины из гостей повели младшую, Зою, умыться и переодеть рваную одежду, девочка сказала, что все дело в птицах.

– Что ты такое бормочешь? – спросила гостья.

– Когда на могилу кладут печенье и конфеты, на поминках. Они всегда потом пропадают, – объяснила Зоя. – Я, маленькая, думала, что мама их забирает себе… – Стушевавшись под напряженными взглядами взрослых, девочка неуверенно уточнила: – Вниз… – и показала пальцем в пол.

Одна из женщин оказалась психологом, и даже с ученой степенью. Она тут же стала объяснять второй гостье, что у девочки нормальная реакция на смерть матери, а с сестрами она постоянно дерется, потому что…

– Восемь лет уже прошло. Не слишком ли много для такой «нормальной» реакции? – перебила ее гостья, близко знакомая с историей девочки.

– А почему я дерусь с сестрами? – спросила Зоя.

– Успокойся, – психолог ласково потрепала ее по голове, – все в детстве дерутся со своими сестрами и братьями. Это естественное поведение взрослеющих млекопитающих… – Она задумчиво изучала клок темных волос, оставшийся в ее руке после случайной ласки. – Становление навыков выживания…

– Это странно, – заметила девочка, – потому что они не мои сестры.

– А чьи? – брезгливо содрогнулась психолог, тряся рукой с волосами над раковиной.

– Они папины дочки.

– А ты чья дочка?

– А я – мамина и птицына.

– Не поняла, – вынуждена была сознаться психолог, не реагируя на жестикуляцию второй гостьи.

Та пыталась объяснить ей полную бесперспективность и даже опасность подобных бесед с девочкой.

– Прекрати, Мара, ты же не глухонемая, – пристыдила ее Зоя. – Это птицы съедали с могилы печенье и конфеты. Мама сказала, что будет глядеть на меня с неба и всегда будет рядом.

Она ждала, переводя взгляд с одного лица на другое. Реакции не последовало. Освободив наконец руку от волос, психолог решила перевести беседу в другое русло.

– Тебе не больно? – Она показала на голову девочки.

– Ерунда, – отмахнулась Зоя. – Вот тут, видите… – подняв волосы на затылке, она наклонила голову вниз, – два шрама. Вот тогда было больно. Мне их зашивали. Вон еще на коленке и на плече. На плече укус. Глубокий! Врач сказал, что шрам останется навсегда.

– У меня тоже есть шрам на коленке, – неуверенно заметила психолог. – Я в детстве упала…

– А кто упал на вас?

– На меня?

– На вас упала парочка сестер или братьев?

Психолог была вынуждена сознаться, что – нет. Никто на нее тогда сверху не падал.

– Вот видите! – снисходительно заметила Зоя. – Вы каких птиц любите?

– Я?.. Всяких. Нет, подожди, я не люблю ворон, – определилась психолог, справившись с неожиданной сменой темы разговора.

Вторая гостья, осмотрев лицо Зои, ушла, оставив их в ванной вдвоем.

– А горлиц любите? – настаивала девочка.

Психолог была вынуждена сознаться, что понятия не имеет, как выглядит горлица.

– Я тоже не знаю, – грустно заметила Зоя. – Мама всегда будет рядом со мной при помощи птиц. Так и в книжке написано. Птицы помогут выбрать чечевицу из золы, когда понадобится. «Хорошую – в горшочек, поплоше – ту в зобочек». И они обязательно выклюют моим сводным сестрам глаза.

– Как это? – От удивления психолог села на резную скамью у стены.

Зоя подсела к ней.

– Это будет на свадьбе. Когда принц наконец определится и мы поедем в церковь жениться, сестрички захотят сесть рядом со мной в свадебной повозке, украшенной цветами. А у меня на плечах будет сидеть по голубю. Они выклюют одной сестре левый глаз, а другой – правый.

В ванную вернулась вторая гостья со льдом в полотенце. Она заставила Зою поднять лицо и приложила лед под левый глаз.

– А когда мы будем возвращаться из церкви, одноглазые сестры поменяются местами, чтобы хорошенько меня видеть, и птицы выклюют им еще по глазу.

Психолог растерянно посмотрела на вторую гостью. Та сидела рядом с девочкой, прислонив ее голову к себе и придерживая рукой лед.

– Тетя Мара, у меня так щека отморозится и отвалится.

– Не отморозится. – Тетя Мара отводила глаза и не замечала взглядов тети психолога.

– А когда в прошлом году в горах сестрички закопали меня в снег и потом сидели полчаса сверху, врач сказал, что еще несколько минут, и нос бы у меня отвалился! Потому что Маринка сидела на моей голове и носом я влипла в снег.

– Забудь, – предложила тетя Мара.

– Вам жалко моих сестер, да? – спросила Зоя у психолога.

Поскольку та не ответила, растерянно соображая, кого ей больше жалко, Зоя предложила свой вариант объяснения выклевывания глаз у сестричек.

– Они же мазохистки!

– Кто они? – не поверила своим ушам психолог.

– Мазохистки. Не традиционные, а с отклонениями. Они меркантильные мазохистки.

– Детка, – попросила тетя Мара, – не надо опять рассказывать посторонним людям о своих проблемах с сестрами.

– Не буду, – легко согласилась Зоя. – Но спорим, Маринка отрубит себе большой палец на ноге, а Иринка запросто оттяпает кусок пятки и не поморщится?

– Зачем? – в ужасе прошептала психолог.

– Я же сказала: из меркантильных соображений – чтобы выйти замуж за принца. Им туфелька не будет налезать. Они отрубят себе лишнее, принц, конечно, вынужден будет выполнить свое обещание о женитьбе, но птицы! – Зоя многозначительно подняла палец. – Птицы пропоют:

Погляди-ка, посмотри,
А башмак-то весь в крови,
Башмачок, как видно, тесный,
Дома ждет тебя невеста.

– Какой башмак в крови? – шепотом спросила психолог.

– Золотая туфелька, – с готовностью разъяснила Зоя. – Они себе поотрубают лишнее, чтобы натянуть золотую туфельку и выйти замуж за принца. А кровь-то потечет! – зловеще прошептала она, грозя пальцем.

– Золушка, прекрати, – тихо попросила тетя Мара, убирая от ее лица полотенце со льдом.

– Так это все фантазии из сказки! – с облегчением выдохнула психолог. – Как же ты меня напугала! Золотая туфелька, надо же! А я почему-то думала, что она должна быть хрустальной.

– Я больше не могу это слушать, – сказала тетя Мара и ушла.

Убедившись, что за нею закрылась дверь, Зоя доверительно заметила, что туфелька была золотой, помогали Золушке птицы, а не какая-то там крестная, а птицы, как она уже говорила, – посланники ее умершей матери, которая таким образом всегда находится рядом с дочерью.

– Ладно, допустим, – уступила психолог, – но отрубить топором большой палец на ноге?.. И эти выклеванные глаза…

Зоя уверила сомневающуюся гостью, что именно так и написано в сказке. Сестры отрубили себе: одна палец, а другая – кусок пятки. И птицы точно выклевали им глаза – оба! – потому что сестры-мазохистки, даже оставшись одноглазыми, не побежали в тавмопункт, а поменялись местами возле Золушки, после чего ослепли полностью.

– Кто это… такое написал? – возмущенно поинтересовалась тетя психолог.

– Братья Гримм, – ответила Зоя и пояснила: – Но в наших судьбах есть некоторые неточности. Например, отсутствие мачехи. В сказке мачеха Золушки сама посоветовала своим родным дочерям поотрубать кое-что на ступнях. Сначала старшей, потом младшей.

– Не-е-ет… – простонала психолог, впав в полное отчаяние от такого варианта группового сказочного сумасшествия.

– Да! – убеждала ее Зоя. – Она была уверена, что ее дочь после такого фокуса с надеванием золотой туфельки станет королевой и вообще больше никогда не будет ходить пешком. Понимаете?

Психолог затравленно посмотрела на девочку. Желание объяснить странные фантазии ребенка у нее пропало напрочь.

– Несоответствия, – объяснила Зоя. – Мачеха, понимаете?

– Нет.

– У нас нет мачехи. Мой отец женился на моей матери, будучи вдовцом с двумя дочерьми. Не сходится. Должна быть хоть какая-то мачеха.

– Я запуталась, – созналась гостья, мечтая выбраться из огромной – метров двадцать – ванной комнаты.

– Вы натуральная блондинка? – прищурилась девчонка здоровым глазом.

– Я?.. – опешила гостья. Поправила волосы пшеничного оттенка на плечах и созналась:

– Нет. А что?

Тогда Зоя кивнула удовлетворенная:

– Не люблю блондинок. Заметили? – У моих сестер светлые волосы. А я брюнетка. – Она вздохнула и закончила с затаенной беспечностью: – Ну что, будете моей мачехой?

– А как же… – растерялась психолог, – твой отец? Разве он…

– Он пожарный.

– Да, но разве не он выбирает себе жену, которая может стать вашей… твоей мачехой?

– Повторяю, он – пожарный! – повысила голос Зоя. Поскольку тетя психолог продолжала смотреть на нее удивленно, Зоя снисходительно пояснила: – Все пожарные после сорока – импотенты. Он совершенно не будет вам досаждать. Можете на этот счет не волноваться.

– Досаждать?.. – прошептала психолог. – Не волноваться?!

– В плане секса, – многозначительно подняла брови Зоя.

Психолог встала, потом подумала, осмотрела ванную комнату с вьющимся плющом по стенам и букетом роз на подоконнике арочного окна, и ей стало стыдно, что она спасовала перед какой-то толстой коротконогой девчонкой, да еще и конопатой.

Зоя поняла ее сомнения по-своему и тут же стала убеждать:

– Зато отец богат. Проворачивает какие-то странные делишки со своими коллегами-спасателями. Он совсем нежадный. Еще он часто уезжает за границу в разные командировки на места бедствий. Как консультант. С оборудованием. Чем страшней бедствие, тем выше командировочные.

– Зоя… – Женщина присела перед сидящей на скамье девочкой и заглянула снизу в светло-карие, почти желтые глаза. – Почему ты решила, что мне нужен именно такой муж?

– Богатый? – прищурилась Зоя.

– Нет. Который… не будет досаждать, – определилась психолог, стараясь смотреть в Зоины зрачки.

– Но вы же лесбиянка, – с легким удивлением ответила Зоя.

– Я?.. – От неожиданности женщина села на пол. Попе стало тепло и уютно.

Пол с подогревом.

– Кто тебе сказал? – прошептала психолог.

– Никто, – Зоя отвела глаза. – Я знаю, и все.

– Как это – знаю? Как это – все?! – Женщина встала и прошлась туда-сюда перед девочкой.

– Я знаю, о чем вы думаете… иногда.

– Врешь, – выдохнула психолог.

– Начинается! – вздохнула Зоя. – Не парьтесь, я никому не скажу. Я бы и вам не сказала, просто хотела уговорить на сделку.

– Какую еще сделку?!

– Вы становитесь моей мачехой, живете в свое удовольствие и делаете иногда так, как я попрошу. Тогда я никому ничего не расскажу, всегда вас прикрою, если нужно.

– То есть ты собралась меня использовать, да еще с помощью шантажа?

– Все люди друг друга используют. При полном взаимопонимании шантаж не потребуется.

Женщина задумалась, потом посмотрела на девчонку в озарении.

– Ты ведь мне не первой предложила стать мачехой? Сколько их было – претенденток?

– Штук пять-шесть, – промямлила Зоя.

– И перед каждой подобной беседой ты дралась со своим сестрами, так?

– Это несложно. Мы деремся регулярно. Если бы меня не было, они бы дрались друг с дружкой. Я уже говорила – врожденный мазохизм.

– И все-таки мне кажется, что ты сама устраиваешь свое избиение сестрами для последующего разговора с очередной претенденткой. Чтобы сразу выступить в качестве жертвы, которой нужна помощь. Так?

После долгого молчания Зоя серьезно ответила:

– Я подумаю над вашей версией. Раньше я не придавала этому значения. К взрослому человеку трудно просто так подойти и завести беседу на тему его потаенных желаний.

– Ты можешь узнать потаенные желания любого человека?

– Иногда… – пожала плечами Зоя.

– Я тебе не верю.

– И правильно делаете. Просто я заметила, как вы переглядывались с тетей Марой. А она – мужененавистица. Так вы согласны?

– Я хочу поговорить с твоим отцом. – Психолог решительно направилась к двери.

– Отлично, – уныло кивнула Зоя. – Это как раз дверь в его спальню. Выход в холл – там, – она показала на другую дверь. – Хочу предупредить…

Психолог остановилась.

– Если вы согласны стать моей мачехой, говорите со мной. А если хотите нажаловаться, это плохая идея. У отца сегодня небольшая вечеринка. С кем вы пришли?

– С Марой, а что?

– Это хорошо, что не с мужчиной. Драки не будет. Это хорошо.

Пожав плечами, женщина вышла.

Из другой двери тут же проскользнули Маринка с Иринкой.

– Ничего не вышло, да? – спросила Иринка, садясь слева от Зои.

– Почему ты им сразу выдаешь свои разоблачения? Лесбиянка, нимфоманка, кто там еще был? – спросила Маринка, садясь справа.

– Эротоманка, мужененавистница и беременная, – подсказала Маринка.

– Была еще поэтесса, – вспомнила Иринка.

– Вы, дуры припадочные, выдрали мне волосы. – Зоя наклонилась, закрыв лицо ладонями.

– Будешь плакать? – ехидно поинтересовалась сестра справа и посмотрела на сестру слева.

Обе прыснули.

Из холла послышались крики и звуки падающих предметов.