Loe raamatut: «Тотальное танго»

Font:

Прелюдия. Вместо предисловия

«Он и Она» – извечная тема. Все жаждут познать, что такое Любовь. Но как объяснить? И существует ли вообще такая форма, образ, мысль, чтобы вот так вот просто взять и сразу проявить её в пространстве наших чувств? Любовь…

– Ma-donna santa! Сколько слов! – Адам изобразил изрядно утомлённое лицо, откинувшись на спинку стула, закончив фразу элегантным выбросом руки с зажатой между пальцами сигарой.

– Я – итальянец! Сколько слов… И я ищу ответы! – Томазо поспешил запить свои слова прохладным Chardonnay. Бокал последовал на стол, а послевкусие растаяло во вздохе.

2009 год. В Италии вовсю кипело лето. Июль стихал, ему на смену зажигался Август. Горячий день ушёл с закатом Солнца, а знойный вечер только начинался.

Два давних друга поглощали «скромный» ужин в премодном пляжном заведении «Bistrot». Его легко найти в пресказочном курортном городке, куда съезжались на Vacanza вальяжные Тузы со всей Европы и, соответственно, изысканные дамы. И, соответственно, Адам. А следом и Томазо. Оба безмерно обожали женщин, но и, отнюдь, не бегали за ними. Просто, являясь частью европейского «Jet-Set», они невольно попадали в эпицентры светской жизни: сегодня здесь, в Версилии, «зависли», а завтра… в Монте-Карло, Каннах, Ницце – и снова фото в глянцевых страницах – в Дубае, Марракеше, Лондоне, Париже и на денёчек в Куршевель – скатиться с гор на лыжах… Затем гольф-клубы, снова светские приёмы, а на уикенд – на белой яхте в укромных гаваней проёмы – уединиться тоже надо, не всё ведь светская забава.

А жизнь тем временем проходит… И чтобы зря ей не пропасть, Адам с Томазо так решили: «Постичь в Любви всю её страсть! Достичь вершины наслаждений, понять, где пик вулкана чувств! И сформулировать доступно рецепты всех шальных безумств!»

Задача эта оказалась непростая. Нужны эксперименты! Женщин – стая! И к каждой – правильный подход. И понеслось… Не прямо к цели, как хотелось, а в обход.

Адама дамы называли «Диамантовый Амур» за то, что, просыпаясь по утрам в постелях пятизвёздочных отелей, вместо любовника на смятых белоснежных простынях, они внезапно находили россыпи чистейших, как слеза, бриллиантов – компании Адама добывали их в ЮАР и поставляли в Ювелирные Дома Европы. Весь этот бизнес, хоть и нелегальный, служил отличной ширмой для отвода глаз – и Интерпол, и ЦРУ, и Анти-Мафия – все сдались, не понимая, что ещё искать. В реальности, Адам был первоклассным аферистом. И имя «Адам» было вовсе не его – так, псевдоним, на всякий случай. Их у него премного про запас, смотря какую даму обольщает. Знакомясь с ними, он мгновенно проникал в их души и представлялся именем, которое они (!) желали слышать: Эдмон, Диего, Марко, Доменик… А дальше начиналась сказка на ночь для взрослых девочек, кому за двадцать пять. В делах любовных наш Адам был искушённым джентльменом, предпочитая зрелых остроумных дам. Модельки из «Play Boy», конечно, тоже были, но не было в них искорки искомого огня.

Да, много женщин было у Адама, но преданность хранил он только двум! Одну из них он ласково именовал «La Vita», другую страстно называл «La Morte» – всегда крутился где-то между – то в Жизнь врывался, то срывался в Смерть. Всех остальных он просто дико обожал. А женщины… Они, ведь, чувствуют, когда их обожают, но отвечают только тем, кого любить невыносимо больно.

Томазо был Адаму ровней – практически, ничем не уступал, только годами был постарше – Адаму было тридцать, Томазо – тридцать пять. А так – типичный итальянец и гениальный аферист (!): в Америке поднял сто сорок миллионов, в Италии держал свой ресторан. Да и ни где-нибудь, а в самом центре флорентийской суеты – на набережной Arno. Считалось самым модным заведением Тосканы, где каждый вечер тусовались VIP-персоны и, соответственно, изысканные дамы. И, соответственно, Адам, с которым пропадали эти дамы, Томазо оставляя не у дел.

Вот так и проявлялась конкурентная борьба между Адамом и Томазо в делах синьора Казановы – они бесстрашно приносили себя в жертву ради познания великих тайн алхимии любви. И каждый раз, когда они встречались, делясь открытиями новых постижений, рождался жаркий спор об истинах «Amore Vero».

Так и на этот раз, вальяжно заседая за круглым столиком в «Bistrot», неспешно запивая нежное мясцо из клешней краба знатным Шардоне, они спешили, кто вперёд, дать точное определение Любви. И атмосфера вся к тому располагала. Богатое убранство залов ресторана в мягких бежевых тонах приятно утопало в ярком свете от причудливых настенных бра. Столы различных форм-размеров накрыты скатертями белыми, спадающими в пол, словно подолы свадебных нарядов. Огонь свечей ласкает розы в белых вазах. Повсюду светский гул и женское «хи-хи» со шлейфом их гламурных ароматов на фоне бряцания серебряных приборов о фарфоровый сервиз. Чёрный пустующий рояль по центру одного из залов всё ожидал, когда придёт его маэстро – тогда и он, рояль, заявит о себе. Официанты, тут и там, с прямой осанкой, гордо и бесшумно метали на столы неповторимые по вкусу яства – их виды наполняли рот слюной быстрей, чем ароматы сочного лимона. И старый сомелье всегда тут наготове: «Прошу вас, карта вин. Мои вам пожелания…».

Здесь каждый вечер собираются знакомые друг-другу люди, с порога никого не замечая, играя в странную игру «а кто кого вперёд узнает» – кто первым скажет «Ciao!», тот проиграл. И кто играл в эту игру, их итальянцы называли «Russo!» – ещё одна игра «а ну-ка, угадай!».

Адам с Томазо в эти игры не играли, и никого вокруг себя не замечали – сегодня между ними важный спор, а кто вмешается, тому войны топор!

В речах Томазо было, что ни аргумент, всё к одному – к простому сексу.

– Да что мы спорим, Cazzo Santo! Любовь – есть секс! E basta с этим! – он насадил на вилку мясо краба.

– Здесь секс лишь техника в моменте! – закуривая, возразил Адам, – То есть, аккорд финальный в твоём опыте печальном…

– Аккорд финальный, спору нет! Но вся прелюдия нацелена на это!

– О! – заметил на секундочку Адам, – Прелюдия! Вот где скрывается Любовь на пике страсти! Вот что в действительности нужно пронести Ему и Ей сквозь кульминацию оргазма! И этим…

– Сквозь кульминацию оргазма… – расхохотался сексо-гладиатор, – Смотреть на сцену, когда занавес опущен… Спектакль окончился, и зал давно пустой.

– Ma tu sei stupido cretino! – от безысходности Адам развёл руками, – Ты просто фаллоимитатор говорящий! Сто слов в секунду мимо сути!

– Я? Говорящий фаллоимитатор? – ещё сильнее хохотал Томазо, – Сто слов в секунду… Ха-ха-ха… Всё мимо… сути… Ей Богу, если так смеяться… кончить можно… О-о-о… Подожди… ха-ха… сейчас я успокоюсь…

А успокоившись, продолжил:

– Мои слова… – салфеткой слёзы смеха вытирая, он даже и не думал отступать, – Слова мои нужны, как воздух! Ведь женщины влюбляются ушами… И той же ночью обнимают меня длинными ногами… И вся любовь! И в этом радость!

Они как будто бы не слышали друг друга. Адам искал определение Любви в глубинах скрытых чувств, когда Томазо формулировал её животными страстями.

– Ну, хорошо! – вздохнув, Адам решил попробовать иначе, – Отчасти, ты, конечно, прав – стартует женщина ушами. Но это всё опять детали!

– Вся жизнь в деталях…

– Обожди! Я мысль иную до тебя пытаюсь донести! В деталях можем мы с тобой копаться бесконечно. В определениях Любви – это как звёзды собирать по всей Вселенной – не хватит жизни… ни твоей, и ни моей. Но! Есть одно лишь ключевое слово, в себя вмещающее абсолютно всё! Один простой понятный Образ, способный сразу объяснить, что есть Любовь! Ты произносишь это Слово и Образ тут же раскрывается вулканом острых чувств. Твой мозг взрывается от перегрузки, но Сердце понимает всё, как надо…

– О, как загнул! Ушам своим не верю!.. – Томазо снова попытался пошутить.

– Послушай! – перебил Адам, – Я говорю вполне серьёзно! Способен ты меня услышать или нет?

Томазо вдруг осёкся, брови свёл, запил вином и стал серьёзным. Он знал Адама слишком хорошо – когда тот говорит о чём-то, как сейчас, то это значит, мысль его растёт из сути. А суть Адама в опыте его! В том опыте, что он познал реально. От этой мысли наш Томазо поперхнулся – глоток вина чуть не ушёл в другое горло. Он посмотрел внимательно в глаза Адама – прямой уверенный холодный взгляд.

– Не уж-то хочешь ты сказать?.. – Томазо сомневался. Адам кивнул ему в ответ, не дожидаясь окончания вопроса, – Тогда скажи мне это Слово. Что за Образ? Что за история с тобою приключилась?

– А ты готов это услышать и принять? – теперь Адам внимательно смотрел в глаза Томазо, выискивая там остатки чувственного мачо, которого любили в нём изысканные дамы.

– Что за вопрос! Конечно…

– Она сказала мне, что этот Образ постичь способны только зрелые мужчины…

– Да кто «она»? Не интригуй! Рассказывай, дружище! Или ты думаешь, что я ещё не зрелый?

Адам, раскуривая новую сигару, в ответ пожал плечами, мол, кто знает.

– А ты постиг? – слегка обиделся Томазо.

– В том-то и дело, что не сразу.

– Тогда начни историю с начала!

– О-кей! Пойдём, прокатимся по Lungo Mare.

– Отличная идея! – подхватил Томазо.

Глава I. Спонтанный флирт

Двойным эспрессо завершился ужин. Стрелка часов неумолимо штурмовала полночь. На улицах Форте Дей Марми вовсю бурлила жизнь: туристов пёстрая толпа, цветными мокасинами шлифуя мрамор тротуаров, искала себе новых развлечений; витрины модных бутиков сияли тысячью соблазнов; отрывки звонких реплик отовсюду тонули в шуме городских дорог – брутальные клаксоны дорогих авто как будто обсуждали планы на ночь, а между их ксеноновых огней сновали скутеры – назойливые мухи; из недр переполненных кафе и пляжных клубов басами вырывались ритмы популярных тем. Развесистые шапки редких пальм, смущаясь света фонарей, строптиво обнимались с тёплым ветром. И запах моря в лёгкой дымке собою полнил грудь привычной жаждой драйва.

Обычно, в это время, наши неуёмные герои приходили в «Твигу», где находили знойно-сладострастных дам – от слова «дам» – и искушали их затем до самого утра. Но в этот вечер было не до них.

Bentley Continental GT с салоном «Mulliner» ручной работы, весь чёрный, как шальная ночь, послушно отозвался на призыв Адама – мотор звучал свирепо, но покорно, еле слышно – рычаг на «Drive» и медленно вперёд. Томазо развалился рядом и молчал – он ждал историю. Адам не торопился. Неспешно вывернув с парковки ресторана, втесавшись в гущу Lungo Mare, они направились куда-то в Виареджио. Траффик по-прежнему плыл плотной вереницей, и публика мелькала в свете фар – опаздывали все… Куда? Да, кто их знает!

Салон авто заполнил голос Барри Уайта – любимого певца Адама. Томазо потянулся к мини бару и вытащил бутылку «Chivas», а следом и тяжёлые стаканы. А на закуску две кубинские сигары. Обычно за рулём они не пили, но в этом траффике – само собой. И после третьего глотка Адам заговорил.

– Недели две тому назад, в разгар июля… Последний покерный турнир в нейтральных водах. Помнишь?

– А! После него я улетел на Мальту! Конечно, помню! – довольно улыбнулся сам себе Томазо.

– Так вот. А я вернулся во Флоренцию тогда, чтобы уладить с адвокатами свои вопросы. Затем мне позвонил синьор Морено и пригласил к себе в кафе на «Piazza della Liberta». Я до него доехал в полседьмого, хотя назначились на семь. И эти полчаса мне вздумалось занять своим любимым делом – простым, обычным созерцанием людей. Разгар аперитива. Народу было много – люди покидали офисную пыль. Жара спадала неохотно. Внутри прохладного кафе свободных мест не оказалось, поэтому на улице, в тени широкой колоннады, я занял самый скромный столик. Сижу, смакую свой эспрессо, наблюдаю, ищу глаза – смотрю, что там у них внутри. Всё, как обычно, без сенсаций – стандартные людские души всё с теми же заботами, надеждами и гневом. И тут я замечаю за соседним столиком, буквально в метре от меня, сидит чета Манеджи…

– Кто-кто? – не смог понять Томазо.

– Манеджи! В возрасте уже. Они обычно ужинают в «Harry’s Bar». Синьор Манеджи, старый финансист.

– А-а-а!.. «Maneggi startup group»! В офшорах венчурные фонды! Какой он, к чёрту, финансист! Один из нас он – аферист!

– Одно и то же, но не суть, – Адам продолжил свою повесть, – Сидят они лицом друг к другу, меня не замечают. И, между делом, но с акцентом, судьбу сыночка обсуждают:

«Не нравится мне эта пассия его!» – жена Манеджи грозно заявляет. А тот, напротив, далеко не против, с иронией, спокойно отвечает: «Да что ты, милая, оставь его в покое! Уж лучше эта Лаура, чем шлюхи с Круазетт в его покоях…».

Она хотела было что-то возразить, но осеклась, и они оба вдруг заулыбались – к ним молодая пара приближалась. Сыночка их любимого я сразу же узнал – бездельник Мирко, сорок лет – за папин счёт проводит в Каннах вечеринки, где и тусуется со шлюхами с Бульвара Круазетт. Но… на секундочку… постойте! Что это за милая особа рядом с ним! На вид – лет тридцать, максимум, а может и моложе. Фигурка – просто блеск – словами не опишешь. Хотя, чего там долго думать – Сальма Хайек!

– Не может быть, чтобы она! – протяжно заявил Томазо, – Ты Сальму знаешь! Где Она!.. – он подчеркнул высоким жестом, – И где там он – пыль праха под ногами.

– Всё верно, – улыбнулся Адам, – К тому же, как я понял из нечаянно подслушанной беседы, зовут её совсем не Сальма. И всё же, до чего ж похожа! Как будто отражение её! Короче, я сижу и наблюдаю за развитием сюжета. Чета Манеджи поднялась навстречу молодым: Чао-Чао! Чмок-чмок! – по-доброму, любезно. И вчетвером – все разместились за столом: спиной ко мне уселся Мирко; чета Манеджи, как и прежде, боком ко мне, лицом друг к другу; а Лаура – напротив Мирко – смотрела прямо на меня, но и ещё не замечала. Зато уж я, ох как её заметил! О, если бы ты знал, что я нашёл в очах её бездонных. Там просто Космос! Бездна! Небеса! Она была совсем не итальянка. И даже не испанка. Пылала в ней иная красота, настолько жгуче, яростно и ярко, что я подумал на минутку – мексиканка! Одета скромно, но со вкусом: простое платьице с глубоким декольте на тонких лямочках, пошито, точно на заказ, из лёгких белых тканей с шёлковым отливом; широкий белый ремешок по моде этого сезона и босоножки в тот же тон, похоже, что от «Mauro Volponi». Бюстгальтера на ней я не заметил, да и синьор Манеджи – старая скотина – украдкой наблюдал слегка набухшие под платьицем соски. Преровный бронзовый загар, казалось, что врождённый. Вся кожа… просто нежный шёлк – ванильно-карамельный аромат. И волосы, как ласковое море на закате, спадали чуть волнистым ровным чёрным блеском немного ниже плеч. Но главное – глаза! Большие, ясные, как Солнце на восходе в нити горизонта. И если она смотрит на тебя – ты чувствуешь, что это Жизнь бросает тебе вызов! И всё же, в них была своя печаль, – какая-то глубинная тоска – она её скрывала, как могла, и у неё это отлично получалось – никто не замечал, кроме меня… К тому моменту я уже успел проникнуть в её душу, и отыскал там сокровенную жемчужину – тот ПервоЦентр ПервоСути самых сильных её чувств. Тем временем чета Манеджи вместе с Мирко активно обсуждали планы на грядущий отпуск. Варианты разные звучали, но Лаура на них никак не отвечала. Ей было будто всё равно. Да и вообще она держалась отстранённо, всем видом выражая: «Я чужая здесь, увы». В её позиции читалась безысходность, как если бы вулкан накрыть другой горой. Огромный мир в её душе искал пути к свободе, но в голове жил страх оставить ненавистный ей комфорт, навязанный семьёй Манеджи.

– И что мешало ей решиться на свободу? – проникся состраданием Томазо.

– Не так всё однозначно в этом мире, как нам хотелось бы порой, – в задумчивости отвечал Адам, при этом дерзко обогнав на светофоре какой-то слишком медленный Cayenne, – Хотя, по сути, всё предельно просто! Желаешь жить – решайся и живи! Но, чтобы жить, нужно любить! А как любить, когда все чувства сковывает страх? В итоге, ни любви тебе, ни жизни. А чтобы страх перебороть – нужна отвага в чистом Сердце! У Лауры она была, хоть отбавляй, но в тот момент она сама в себе запуталась немного. Ей показалось, что она влюбилась в Мирко. А ты прекрасно знаешь этого засранца – трепаться он умеет лучше нас с тобою вместе взятых. К тому же, он известен и богат. А Лаура… бедняжка из другого мира – поверила и тупо повелась. Но вот теперь, когда я наблюдал за ней в кафе на Piazza Della Liberta, она как будто начинала понимать реальность – иллюзии ушли, как дивный сон. Надежды не сбылись – родился гнев в её горячем сердце, а вместе с ним колючий страх самой себя. Ну, в общем, я решил вмешаться и начал действовать, как никогда.

Сначала мы с ней встретились глазами, но я не улыбался в этот раз своей флиртующей улыбкой. Она смотрела мне в глаза, как будто что-то узнавая. На самом деле, я всего лишь отразил те чувства, которыми она жила в своей душе. Ей показалось, что она меня как будто знает, хотя узнала во мне собственное «Я». В какой-то миг её это немного напугало, и в этот миг я улыбнулся ей – она от этого лишь растерялась и сразу отвела глаза. Всё что хотел, я ей оставил. Теперь в её глазах читались мысли обо мне: «Кто он такой? Откуда я его так знаю? Наверное, мы встречались раньше. Ой, не помню. И этот взгляд – он тоже меня знает! Какой кошмар! Он видит всю меня насквозь!».

Она боялась снова посмотреть в мои глаза и начинала делать вид участия в дискуссиях семьи Манеджи. И это предсказуемый манёвр. Понятно, что она боялась не меня, а только собственной неловкости в моменте. К тому же, и одет я был в тот день не по-пиратски, даже бандану с Роджером на лбу оставил, где – не помню. На мне был синий деловой костюм в полоску и белая сорочка – никаких пантов! Хотя. Запястье золотили модные часы от Vascheron(a) Constantin(a), да перстень на мизинце… и золотой мобильник «Vertu» на столе… Но это мелочи, кому они нужны. Словом, во мне она могла заметить вполне нормального мужчину. И надо было двигаться вперёд.

Я подозвал официанта, сказал сварить мне новый кофе, поднялся, снял пиджак (надел его на спинку стула), снял запонки с манжет и засучил по локоть рукава. Уселся в той же позе, вооружился ручкой, взял салфетку и начертил на ней насколько мог прилежно: «Ciao, Laura!» и ниже крупный смайлик. Послание поставил вертикально – она его мгновенно прочитала и с удивлением взглянула на меня: «Откуда Вам известно моё имя?».

Я улыбнулся ей в ответ простой естественной улыбкой и принялся писать послание второе: «Я твой хороший добрый друг, но ты меня не помнишь. Зовут меня Elmar». Здесь элементом ключевым являлось имя, что по-испански означает море (Mar), поставленное в род мужской – артикль El. Эльмар – есть море на испанском – её родном любимом языке – оно пробудит в ней воспоминания о чём-то близком, чем станет для неё живое воплощение Эльмара, сидящего так близко, даже рядом.

Глаза её как будто засияли, а уголки клубничных губ поджались в сдержанной улыбке – она скрывала от «своих» эту игру, стараясь выглядеть вполне серьёзной.

Теперь она смотрела на меня совсем иначе, с доверием в душе, но сомневаясь в мыслях: «Имя Эльмар. О, Боже, как люблю я море! Но этот внешний его облик – сущий дьявол-искуситель! Он не похож на итальянца – слишком открытое лицо. Загар – арабский, но эти волосы, сгоревшие на Солнце – пепел. В хореографии манер вообще читалось что-то от Фламенко. Улыбка и бездонные глаза к тотальному доверию взывают».

Мысли её неслись сумбурно, в глазах интрига – она ждала чего-то дальше. И я склонился над салфеткой номер три: «Я вижу, что творится в твоём Сердце, и именно поэтому пришёл. Я знаю, ты не веришь в чудеса, и я, поверь, совсем не чудо. Не верь ни мне и никому другому! Доверься только собственной душе».

В глазах её родился трепет, я взялся за четвёртую… и пятую салфетку: «Судьба твоя упёрлась в перекрёсток. И жизнь теперь – Песочные Часы: две чаши из стекла, запаянные в символ “бесконечность”… И ты – прекрасная живая роза – совсем одна среди жестоких дюн чужой пустыни в верхней чаше… за стеклом. Иллюзии разносятся ветрами – песок стремительно уходит… и в нижней чаше образуется гора. Соединяющая чашу горловина – беспощадна – она убьёт тебя, когда закончится песок. Но ты её не видишь – не знаешь, сколько времени-песка осталось под ногами… Не жди и не надейся! Разбей стекло! Освободись для жизни! В привычных дюнах пусть тепло, но в золотых песках не вырастить цветов…».

Она как будто замерла – мурашками покрылись руки. Она смотрела мне в глаза, отчаянно ища ответа.

О, Боги! Я влюбился! И нет пути назад – над следующей салфеткой я склонился: «Сейчас я встану и уйду. И я зову тебя с собою. Доверься мне! Стекло часов уже разбито…».

Глаза в глаза – невидимый тростник среди бушующих стихий Вселенной. В моих глазах она искала силу. В её глазах я пробуждал решимость. И было слышно, как бунтует её Сердце – душа и разум слились в битве огненных противоречий…

И, не сводя с неё уверенного взгляда, я осторожно встал из-за стола, забрал пиджак и медленно пошёл к своей машине.

Салфетки оставались на столе. И в этом для неё был выбор: оставить себе память о не сбывшейся любви или без памяти влюбиться в неизвестность…

На полпути меня узнал синьор Манеджи, но, слава Богу, даже виду не подал, хотя заметил – что-то здесь неладно – на Лауру тревожно посмотрел. Она же не сводила с меня глаз, не слыша больше даже Мирко – он обратился к ней с вопросом и сразу обернулся на меня. Конечно, он меня узнал, но даже встать не соизволил. Мне было вовсе наплевать – я просто шёл к своей машине.

Завёл мотор и задним ходом вывернул с парковки, остановившись на проезжей полосе – за мной немедленно скопилась пробка. А Лаура смотрела на меня не шевелясь и не моргая, боль прорастающей потери в своём Сердце ощущая. Я чувствовал её смятенье той же болью, но продолжал смотреть в её глаза достойно. Машины позади давай вовсю клаксонить, а я пытался её взглядом успокоить. Душою она вся была со мной, но в мозг вцепился тот, другой – засранец Мирко взял её за плечи и начал что-то грубо объяснять: он тыкал в мою сторону перстами, сей жест сопровождая красными очами, какие-то словечки на повышенных кричал – меня, похоже, грязным матом покрывал. А Лаура сидела и молчала: «Не уходи!» – глазами мне кричала. Дверь пассажирскую я настежь распахнул и Лауре многозначительно кивнул, мол, не волнуйся, я с тобой и уважаю выбор твой…

Заметив это, в роль вошёл синьор Манеджи, и начал меня жестом прогонять. От этого вся драма усложнялась. Я вышел из машины, думал, что вмешаюсь. Но тут жена Манеджи, желая поддержать сыночка, на Лауру вульгарно покатила бочку. И Лауру от этого прорвало, понесло. Она, как дикая пантера, тихо встала: «Allora, basta!» – повелительно сказала и, дав пощёчину Миркуччо, к моей машине подбежала: «Не понимаю, что со мной, но я хочу уйти с тобой…» – дрожащим голосом она мне прошептала, и я в машину её молча усадил, бесшумно дверь за ней закрыл, за руль моментом заскочил, акселератор в пол вдавил… И мы сорвались в неизвестность – свободой ублажать беспечность.

€1,07
Vanusepiirang:
18+
Ilmumiskuupäev Litres'is:
04 oktoober 2019
Kirjutamise kuupäev:
2019
Objętość:
180 lk 1 illustratsioon
Õiguste omanik:
Автор
Allalaadimise formaat:
Tekst
Keskmine hinnang 4,8, põhineb 10 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 5, põhineb 1 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,9, põhineb 7 hinnangul
Tekst
Keskmine hinnang 0, põhineb 0 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 0, põhineb 0 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,7, põhineb 4148 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,8, põhineb 3553 hinnangul
Tekst, helivorming on saadaval
Keskmine hinnang 4,8, põhineb 2939 hinnangul
Tekst
Keskmine hinnang 5, põhineb 8 hinnangul