Самое унылое место на земле

Приляг в мою могилу

 Я распечатала довольно много статей, которые меня заинтересовали. А вот из-за отсутствия цветного принтера картины распечатать не смогла, да и чернил, наверное, на это не хватило бы.

 Не удержавшись, я посмотрела множество картинок, на которых был Оскар. Разглядывая его, улыбалась как идиот. Мне понравился его стиль в одежде: никаких строгих костюмов, всегда что-то небрежное, стильное и запоминающееся. Например, шапка лимонного цвета крупной вязки или длинный белый шарф в сочетании с футболкой. Он не боялся цвета, но не перебарщивал. Всё в меру и со вкусом. К тому же он относился к тому типу людей, на которых всё смотрелось гармонично. Оскар был не очень высок, но из-за худой фигуры казался выше. Может его и портили чуть острые скулы для такого тонкого лица и синяки под глазами, но я считала, что эти черты придают ему некую приятную нестандартность. У него была очень интересная улыбка, которая совершенно меняла его внешность, но улыбался он, видимо, не часто. Я нашла лишь пару фото, которые явно были сделаны случайно, где Оскар смеётся. Все остальные – как на подбор, словно с похорон. Везде он выглядел печальным или задумчивым, а чаще всего отстранённым, но если смотрел прямо в кадр, то видно было, что старался выглядеть приветливым, натягивая улыбку, не разжимая губ. Я решила, что он не любит фотографироваться. Хотя может такой стиль в поведении и в одежде ему насоветовали стилисты. Это вполне вероятно, ведь его раскручивают как звезду, а тут важен шарм и определённая линия поведения.

 Мне нравился его специфический «прищур», тот самый всепроникающий взгляд. Но на фото он смотрелся иначе. Казалось, что он задумал нечто забавное, и вот-вот улыбнётся, или поделится неким секретом.

 Я могла ещё часами разглядывать его и даже хотела посмотреть пару видео с интервью, но время подходило к концу.

 Вернулась секретарь, внеся в кабинет аромат шоколада, и многозначительно покашляла, намекая, что мне пора закругляться. Поблагодарив её, я попрощалась и ушла обдумывать прочитанное и увиденное.

 Пока что все мысли были в разброс и это будоражило меня похлеще, чем алкоголь. Уже тогда где-то в подсознании я знала, что приду в гости к Оскару Вишу. Но на тот момент я боялась озвучить эту мысль даже себе самой.

 Я медленно ехала на велосипеде по окрестностям, старательно избегая приближаться к той части города, где жил художник. Когда я вернулась к «центру» и зашла в супермаркет, то заметила знакомую фигуру. Это был Дэн.

 Совершенно абсолютно и стопроцентно я не собиралась с ним общаться. Когда он окликнул меня, я сделала вид, что не услышала. Я собралась смыться по-быстрому, но он успел догнать меня и схватить за руку.

– Подожди!

– Отвали от меня! – сквозь зубы гаркнула я, выдёргивая руку.

– Прости меня, – вдруг заявил он, – это вышло случайно.

– Я сказала – отвали.

– Извини меня. Знаю, отвратительно получилось, – очень жалобно произнёс Дэн. – Я не хотел.

– Ты меня толкнул! Оставил одну! – В моём голосе послышался упрёк.

– Это случайность. Я и не собирался тебя толкать! – он улыбнулся, разводя руки в стороны. – Правда, прости.

– Ты меня бесишь.

– Мне очень жаль, так не должно было случиться. Я потом искал тебя, куда ты пропала?

– Ушла домой. – Я развернулась, собираясь уходить, а он пошёл за мной.

– Что там случилось? Что он сказал? Угрожал полицией?

– Слава Богу, нет. Но он понял, что это был ты, – со злостью выпалила я. – Теперь у тебя будут неприятности.

– Со мной обойдётся. – Он попытался погладить меня по плечу. – Главное, что с тобой всё в порядке.

– Какая забота! – фыркнула я, собираясь сесть на велосипед и умотать от сюда, как можно скорее.

– Майя! Прости меня! – У Дэна был очень виноватый голос, но мне по-прежнему не хотелось его прощать. – Как мне загладить свою вину?

– Никак, – отрезала я.

– Я могу много тебе рассказать о нём, хочешь?

– С чего ты взял, что мне это интересно? Давай, Дэн, пока.

Я села на велосипед и поехала от него прочь.

– Увидимся! – раздался его крик мне вдогонку.

Меня переполняло негодование, но то, что он попросил прощения и не один раз, слегка подкупило меня. Может он и в правду толкнул меня неспециально? Хотя зря я пытаюсь найти для него оправдание.

 Эта встреча не смогла прервать мои мысли об Оскаре Више. В моей голове был настоящий калейдоскоп. А мне очень хотелось разложить всё по полочкам.

 К тому же я поймала себя на отчётливой мысли, что хочу увидеть загадочного художника ещё раз. Это было похоже на желание вляпаться в историю с потенциально плохим концом. Желание узнать правду? Нет, это не про меня. Любопытство, которое сгубило не одну кошку? Да, это уже ближе ко мне. Где-то в глубине души я уже знала, что найду какой-нибудь предлог и пойду к художнику. На этом фоне маячило понимание того, что я в здравом уме хочу пойти к тому, за кем закрепилась слава убийцы. Это нормально? Совсем нет. Глупо говорить, что так становится интересней. Для меня моя смерть ради чьего-то искусства – это совсем невесело. Бешеное количество адреналина не искупает этого, тут нельзя сказать: «Это того стоило». Очень похоже на дешёвый фильм ужасов: «Я знаю, что там опасно и ночь на дворе, почему бы мне не зайти в этот страшный дом с его мрачным обитателем»? Тем не менее, как-то так.

 Да что я пытаюсь рассуждать об этом?! Я не знаю, в какой последовательности двигались мои мысли. Не знаю, какое из моих чувств двигало мной. На следующий день я приехала в Кирккоярви и более чем неспеша двинулась к дому художника.

 Педали велосипеда я крутила как можно медленнее, пытаясь отсрочить встречу.

 Небо затянули тучи и редкие капли дождя уже падали на землю. Такая мрачноватая погодка не добавляла мне смелости.

 Я строила в голове остроумные диалоги, проговаривала фразы, пыталась почувствовать уверенность в себе, но чем ближе подходила к цели, тем больше представляла, что просто пройду мимо. Это же так просто – сделать вид что ты просто следуешь куда-то по своим делам.

Всегда боишься заговорить с тем, кто тебе симпатичен, потому что думаешь: «А вдруг тебя пошлют». Это самое неприятное. Смесь позора и разочарования. Где же взять смелость? Как сделать так, чтоб казаться естественной и сделать вид, что тебе одновременно всё равно и нет? Говорить правду и то, что придет к тебе в голову? Я так уже делала. Может, это и есть нужная модель поведения? Не всем она по вкусу, но всё же. Тут и ситуация не самая стандартная.

 За всеми этими мыслями я прятала свою робость. Вот уже показался забор, выкрашенный в тёмно-зелёный цвет, и заветная калитка бордового цвета в окружении кустов сирени. На ней белой краской стоял номер дома – 77/1. Что за 1? Не знала, что здесь есть корпуса.

 Как по заказу дождь стал накрапывать сильнее. Тёмное с бледно фиолетовыми полосами небо низко опустилось над городом и казалось, что можно дотянуться до него рукой. Сильно пахло сиренью, влажной травой и почему-то мятой.

 Ещё пару секунд и я бы проехала мимо, но тут же мысленно одёрнула себя: не сделаю сейчас, буду жалеть всегда.

Резко остановившись и бросив велик на землю, я подошла к калитке. Осторожно открыв её, вошла на участок, отчего-то постоянно оглядываясь. Опять мелькнула мысль уйти, правда уже это было бы чересчур глупо. Поздно, уже поздно.

 Веранда дома была длинной, более новой, чем сам дом и остеклённой, что позволяло полностью рассмотреть, что внутри. Но мне не понадобилось тайно заглядывать в окно. Ведь я уже здесь.

 Открыв дверь на веранду, я оказалась внутри, но не все препятствия были пройдены, ведь входная дверь всё ещё была закрыта.

 Я поддалась нерешительности и бесцельно застыла на веранде не в силах постучать в дверь. Здесь пахло сосновым деревом, красками и той самой мятой, запах которой я почувствовала ещё у калитки. Пристроенное помещение не было захламлено, но вещей и различных предметов мебели было много.

 Помимо маленького круглого столика, деревянных стульев и двух кресел, у стены разместились полки, на которых лежало столько всего разного и непонятного, что с первого раза всё и не запомнишь. Повсюду стояли рамы для картин. Большие, маленькие, высокие, длинные, узкие. Разных цветов и форм. Прямо на полу в хаотичном порядке лежали коробки и парочка старых чемоданов внушительного размера. Имелся даже старинный на вид комод, стоявший при входе у самой двери, на котором стоял керамический горшок с араукарией.

 На пару секунд я прикрыла глаза, а когда открыла их, то сделала глубокий вдох и постучала в дверь.

 Никакого отклика не последовало. Удивляясь самой себе, я постучала второй раз. Неуютное ожидание под шум дождя длилось дольше обычного.

Дверь распахнулась резко, словно её дёрнули нетерпеливо и рывком. Хмурый художник появился на пороге, посмотрел на меня с явным удивлением, но ничего не сказал.

 Его каштановые волосы были собраны в небрежный хвост, а «лёгкая» небритость придавала ему довольно брутальный вид.

 Он продолжал молчать, только слегка кивнул головой и чуть поджал губу. Этот жест напоминал фразу: «Ну и чего тебе надо?»

Я опустила глаза, уставившись на чёрные пуговицы его синей рубашки.

– Добрый день, – изрекла я, не решившись взглянуть прямо на него. – Прошу прощения, что побеспокоила…

 Почему-то я рассчитывала, что он начнёт говорить, и помедлила, но он по-прежнему ничего не произнёс, только немного склонил голову к плечу. Выражение его лица стало чуть более заинтересованным.

 Ну мне хотелось думать, что оно стало заинтересованным.

– Хочу ещё раз извиниться за произошедшее и…, – Его молчание было хуже, чем любые слова и ставило меня в полнейший тупик. – Вы же меня помните? – зачем-то спросила я. К счастью, этот вопрос был успешным. Он утвердительно кивнул.

– Ну да, – чуть усмехнулась я, не зная, куда деться от стыда. – Глупый вопрос.

 Я начала дергаться и делать странные движения, которые напоминали порывы к бегству. Я ожидала всего, была готова к любому развитию диалога. Но так? Это предугадать было сложно.

– Мне очень стыдно, что я опять надоедаю вам. – Я решила, что терять мне уже нечего, – и скорее всего вам совершенно не нужны мои извинения, но, тем не менее, я чувствую себя виноватой. Я знаю, что вы занятой человек, которого явно достало внимание посторонних людей. Это неприлично с моей стороны, но… вы не могли бы дать мне автограф? – Я высоко подняла брови, пытаясь изобразить жалостливые глаза, и улыбнулась.

– Ты же вроде не фанатка, – очень спокойным голосом, наконец-то ответил он, а я вздохнула с явным облегчением, что не укрылось от его глаз.

– Нет, не фанатка. – Я постаралась улыбнуться, как можно радужнее. Не зная куда деть руки, я выкручивала их, загибая пальцы и запястья, что в принципе было мне не свойственно. – Знаете, даже в искусстве толком не разбираюсь. Просто вы личность очень известная, как я выяснила, так что… Я бы с удовольствием стала обладателем вашего автографа. – Только после сказанного я поняла как это тупо и глупо: «Я не фанатка, но вы знаменитость, так что дайте автограф».

– А мне казалось, что ты не знаешь о моём существовании. – В его голосе звучало столько эмоций, что хватило бы на целую толпу девчонок, но их не было, так что всё досталось мне. – Или ты прониклась чувствами ко мне после того, как повалялась в могиле?

 В конце фразы его губы всё-таки тронула лёгкая улыбка, видимо, чтоб хоть чуть-чуть скрасить резкость. Или он был очень саркастичен, или обладал специфичным чувством юмора. Если бы ситуация была другой, то я смогла бы воспринимать его фразы как остроумные и забавные.

– Признаться, рассказ Дениса и вся ситуация заинтриговали меня. Судя по всей информации, которую я нашла, вы личность неоднозначная и интересная. – Я чуть помедлила, прикусывая губу. – Даже можно сказать загадочная. – Я окончательно пришла к выводу, что полная откровенность – единственная верная политика разговора.

– Интернет помог? – хмыкнул он. – И, конечно, журналист Денис.

 Художник слегка вздохнул и даже на миг закатил глаза, что напоминало фразу: «О, господи, да как мне это надоело и сколько уже можно». Но ручаться за правильность расшифровки жеста я не могла. Мало ли что у него на уме.

Я пожала плечами.

 Оскар вышел на веранду, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я отошла на несколько шагов вглубь веранды, чтоб не стоять к нему так близко.

– А ты очень любопытная, да? – На этот раз он улыбнулся, не разжимая губ, видимо для того, чтобы показать, что это не оскорбление.

– Наверное. – Я скованно улыбнулась в ответ, наблюдая как он отрывает пожухлую веточку араукарии.

– По-твоему, я личность неоднозначная и загадочная? – Он взглянул на меня всего лишь раз, мельком, а потом его внимание полностью захватила оторванная ветка растения. Да и двигался он так, словно у него есть свои дела, а я просто оказалась здесь случайно. Хотя так оно и было.

 Оскар выглянул на улицу, вытянул руку ладонью вверх, поймав на ладонь множество дождевых капель. Рассмотрел их, будто там было зашифровано послание, а потом лёгким движением стряхнул воду. Развернулся в мою сторону, прислонившись плечом к косяку входной двери, и сложил руки на груди. Теперь он выражал всё своё полное и безраздельное внимание к моей персоне.

 Я непроизвольно сглотнула, ведь он перекрыл мне выход. Специально или нет, этого я знать не могла, но заволновалась. Это не помешало мне с удовольствием разглядывать его фигуру. Всё в нём было небрежно гармонично. Тёмно-синяя рубашка на выпуск, чёрные зауженные джинсы, коричневые ботинки с красными шнурками. Мне определённо нравился его стиль. Особенно меня увлекли его тонкие пальцы и изящные запястья, украшенные кожаными браслетами, под которыми виднелась татуировка.

Я не могла скрыть от себя, что художник был более чем привлекательным. При этом он казался слегка жутковатым из-за той ауры таинственности, которую создала ему пресса. Мне не удавалось отделаться от чувства, что я смотрю на убийцу.

– Определённо загадочная, – ответила я. – Про вас много пишут, и всё написанное покрыто тайной.

– Ты говоришь о славе убийцы? – прямо спросил он, посмотрев мне в глаза. Я тут же отвела взгляд в сторону.

– Об этом пишут больше всего.

– А ты как считаешь? – почти вкрадчиво спросил он, и я подумала, что мне пора идти домой подальше от всех этих волнительных загадок.

– Это не самый простой вопрос. – Это была моя попытка «съехать» со скользкой темы для разговора.

– А ты попробуй ответить, – с настойчивостью попросил он. Пока я думала, Оскар достал из ящика комода обрывок листка и карандаш и быстрым росчерком нацарапал автограф. Но не отдал его мне, как можно было предположить. Он вернулся в исходное положение, вновь перекрывая выход, зажав листочек пальцами.

 Облизав пересохшие губы, я решила сказать то, о чём не стала бы разглагольствовать в иной ситуации.

– Дело в том…. Если бы я сказала, что вы не убийца и, допустим, это правда, то вы могли бы подумать, что на самом деле я так не считаю и просто боюсь показаться глупой, говоря так. А если бы вы были убийцей, а я сказала бы, что так не думаю, вы только бы посмеялись над моей наивностью. Назвав вас убийцей, я бы опять поставила себя в глупое положение если это не так и оскорбила бы вас такими обвинениями. В любом случае мой ответ был бы дурацким. Поэтому я говорю, что не знаю.

– Сложно разобраться, да? – Его ухмылка была очаровательной.

– Да, сложновато. – Я передёрнула плечами, всем видом показывая, что мне неприятен этот разговор. – Почему вам так важно моё мнение?

– Интересно, что у тебя на уме. – Он слегка скривил губы, словно в глубокой задумчивости, и опять склонил голову набок. – Всё же, каков твой вариант?

 Я решила, что настало время уходить, и сделала пару шагов к двери, то есть к нему.

– У меня его нет. – Мой голос непроизвольно стал тихим. Чтобы исправить эту ситуацию, следующую фразу я произнесла громко, не забывая на всякий случай самозабвенно улыбаться. – Всегда есть вариант, что у вас где-то припрятана лопата. Так что спасибо за автограф, мне пора домой.

 Я намерилась решительно выйти несмотря на то, что он стоял на пути.

 Оскар протянул мне листочек, но не отпустил его и даже не двинулся с места, чтоб дать мне пройти.

– На улице дождь. – Он не просто смотрел на меня, он пристально меня разглядывал, и я уже не знала куда себя деть, что говорить и делать. При этом его голос был безразличным, почти холодным. – Останься. А то промокнешь.

– Не думаю, что это хорошая мысль. – Я выдернула листик из его пальцев и почти попыталась высунуться на улицу.

– Значит, всё-таки считаешь меня убийцей? – Он криво улыбнулся и чуть отодвинулся от двери, что вселило в меня надежду. От всех этих жестов и слов я уже давно покрылась мурашками, а сердце отбивало ритм военного марша.

– Сейчас мне действительно становится страшно. Я лучше пойду. – Опустив голову, я двинулась вперёд, но он загородил мне дорогу рукой, откровенно не давая пройти, и наклонился ко мне, чтоб заглянуть в глаза.

– Я не буду тебя убивать.

 Это фраза окончательно вывела меня из баланса. Весь диалог и вся ситуация были в высшей степени нелепыми и напоминали мрачноватые гротескные рассказы. Но от этого становилось только страшнее.

– Что? И я должна поверить?! – ляпнула я, поперхнувшись словами.

– Ну ты же пришла… – многозначительно сказал он, приподняв бровь.

– Да и что? А теперь я напугана и хочу уйти.

 Он неохотно убрал руку от прохода, освободив дверной проём.

– Хорошо. Прости.

 Кивнув, я взглянула на него и чуть улыбнулась для приличия, не забывая выходить при этом на улицу. Но его голос заставил меня остановиться.

– Хочешь посмотреть мои картины?

 Предложение было действительно неожиданным, но не соблазнило меня.

– Не думаю…

– Ах, да, – Он провёл рукой по подбородку, – ты же не поклонница искусства.

– Да, не поклонница.

Я уже сделала шаг на ступеньку, и почти оказалась на улице под дождём, когда Оскар резко схватил меня за руку и почти потащил в дом.

– Пойдём со мной, я хочу кое-что тебе показать.

 Удивительным было то, что я не стала сопротивляться, и желание уйти совсем пропало. Я безвольно следовала за ним под бешеный ритм ударов своего сердца. Мне ясно запомнилась планировка и обстановка дома. Наверное, мой мозг таким образом составлял план побега на экстренный случай. Хотя куда уж экстренней?

 Мы вошли в узкую длинную прихожую без окон, из которой попали на такую же длинную, но широкую кухню-столовую. Слева вместо дверей были просто широкие проходы, один из которых вёл в большую комнату, где виднелась ещё одна закрытая дверь, а второй – на дополнительную веранду, которая явно задумывалась как столовая.

 Мы направились именно на веранду, которая была превращена в мастерскую художника.

 Там было много света, несмотря на мрачную погоду, и очень много пространства.

 Пахло красками, растворителями и чем-то терпким, но приятным. Повсюду стояли картины, а на стене висели фотографии, прикреплённые к деревянным панелям железными кнопками. Много разных фотографий: пейзажи, какие-то люди, предметы, вещи. Всё это напоминало доску с элементами дела, над которым работает полиция или странную памятку сумасшедшего. Это слегка пугало. Хотя ничего неприятного или гадкого в самих фото не было.

 Рамы, холсты, кисти, краски и куча различных приспособлений лежали повсюду, причём в таком огромном количестве, что я просто не успевала на чём-либо остановить свой взгляд.

 Больше всего внимание привлекали несколько мольбертов разного размера с будущими картинами. Это были только наброски: фон, линии и мазки, непонятные мне очертания чего-то волнующего, размытые контуры фигур. Оскар не дал мне их рассмотреть. Он повёл меня в самый угол веранды, к большой картине.

 Мы встали прямо перед ней.

 Я очень внимательно, более чем пристально, уставилась на то, что открылось моему взору. Это было только что начатое полотно, но на нём отчётливо прослеживался сюжет.

 В могиле лежала темноволосая девушка с пятнами крови на белом платье, фигурой и одеждой похожая на меня. А рядом с каменным надгробием стоял неясный силуэт с лопатой в руках. У девушки ещё не было лица, но я определённо догадывалась, каким оно может стать.

 Я безмолвно открыла рот, не зная, что сказать и стоит ли вообще, а потом закрыла его. Поверьте мне, это было не из-за восхищения перед творчеством.

– Это только набросок… – начал Оскар, эмоционально жестикулируя. – Видишь, только основное, только сюжет. Это может стать серией, целой линией. Но это лишь начало, первые штрихи. Мне…

– Мне кажется, – перебила я, – самое время убегать.

 Я сделала осторожный шаг назад. Заметив моё выражение лица, Оскар улыбнулся, замахал руками и даже засмеялся.

– О, нет. Нет, нет. Ты не поняла. – Он заметался по веранде, пытаясь что-то найти. –Это твой образ. Как вдохновение, понимаешь? Но это лишь набросок, и он ускользает, теряется. Мне не хватает деталей.

 Он наконец нашёл то, что искал и протянул мне фотографию человека, который стоял над могилой.

– Видишь, – начал объяснять он, проводя пальцем по фото. – Здесь всё есть. Все детали, контуры, выражение лица. Все то, что меня волнует. То, что необходимо.

– И?

– Может, ты знаешь. – Художник явно не знал, какие слова подобрать. – Я часто работаю с реферансами. – Тут он усмехнулся, облизал губы и осторожно забрал у меня фото. – Сначала делаю снимок, чтоб не упустить важные для меня детали. Так рождается образ, который я переношу на полотно.

 Я молчала, не собираясь его перебивать.

– На этом рисунке нет деталей, но образ – он уже в моей голове, и я не могу забыть его. Но и воссоздать полностью не могу. Я хочу, чтоб ты помогла мне.

– В смысле? – опешила я.

– Помогла мне, – он смотрел на меня всё так же спокойно, как тогда, при первом знакомстве. – Я хочу попросить тебя поучаствовать в фотосессии.

– То есть ты хочешь, чтоб я легла в яму и полежала там, изображая мёртвую, пока ты делаешь удачные кадры? – Я резко перешла на «ты», и в моём голосе намечался сарказм.

– Да.

– Действительно, что тут такого? – хмыкнув, я дёрнула бровями и ещё отчего-то фыркнула.

– Я могу заплатить тебе. Если хочешь, даже проценты с продажи.

– Дело не в деньгах. – Я пыталась понять, шутит он или и в правду собирается сделать меня героиней своих картин. Почему последнее время все предлагают мне деньги? Ещё один вопрос по-прежнему оставался открытым. Придётся мне для этого умирать по-настоящему? Чтоб было большее количество деталей?

– А что тогда? – Искреннее недоумение, отразившееся на его лице, почти поставило меня в тупик.

– Оскар, – я впервые назвала его по имени вслух, – ты же понимаешь, что это даже звучит жутко.

– Может всего лишь чуточку жутковато. – Он пожал плечами, но судя по тону, ему так не казалось. – Так что ты об этом думаешь?

– Не знаю, – я покачала головой, – совершенно точно, не знаю.

– Хочешь чаю? – Вопрос был неожиданный. Для этой ситуации всё было неожиданно.

– Наверно, пожалуй, может быть. – Мама мне всегда повторяла, что чашка чая помогает даже в самых безнадёжных ситуациях, а папа говорил не пить ничего, что предлагает незнакомец. В этот раз я решила послушать маму. Хотя в голове тонким колокольчиком звенел папин голос: «Ох, зря».

 Оскар довольно резво пошёл на кухню, а я задержалась где-то в коридоре, заглядывая в большую комнату, на которую действительно стоило посмотреть.

 Оказалось, что в доме есть второй этаж. Просто он половинчатый, если так можно сказать, и в нём не хватает одной стены. То есть из большой комнаты вверх поднималась лестница, что примечательно, без перил, и вела она на второй этаж-чердак, пол которого был потолком той комнаты, где закрыта дверь.

 Смотрелось это впечатляюще. Стены и лестница – из светлого дерева, а вся мебель из тёмного. Такие контрасты мне нравились. Много места, много света и воздуха. Этот эффект создавался благодаря большому количеству окон.

 Крыша большой комнаты-спальни была сделана под скос и тоже застеклена от стенки кухни до начала второго этажа. Это было одно большое, нет, огромное окно.

 Широкая кровать стояла прямо под стеклянной крышей, по которой стучал дождь, и капли весело скатывались вниз, уступая место другим.

 У дальней стены с дверью, под лестницей, замечательно смотрелся винтажный шкаф. В стене, которая разделяла комнату и кухню, была печь с камином, рядом с которым уютно пристроились два кресла.

 Напротив кровати была дверь в ещё одну комнату, где располагался небольшой офис: рабочий стол с открытым ноутбуком и массивным принтером. Там же лежали и фотоаппараты. Рядом на комоде стояли высокие колонки и стопки книг.

Ещё одна дверь была рядом с гостиной, которая примыкала к кухне, но она была закрыта.

 Я могла бы разглядывать все, что там есть до бесконечности и описать каждую пылинку в мелких подробностях, но Оскар отвлёк меня от этого занятия.

– Тебе с сахаром?

– Да, три ложечки, – отозвалась я. – Очень красивый дом. Необычный и поразительно уютный. Ты его снимаешь, да?

– Сначала да, снимал. – Оскар аккуратно достал пакетик чая из чашки и размешал сахар. – Ещё весной мы перестроили кое-что, добавили окна, веранду и много чего по мелочи. Потом я его купил, и мы построили гостевой дом – там, за соснами. Мне нравится здесь.

– Здесь необычно, – ответила я, раздумывая над загадочным «мы».

– Дом изначально был довольно странной архитектуры, этим-то он меня и привлёк. А после перестройки стал ещё лучше. – Художник сделал несколько глотков чая. Сейчас, прислонившись к столу и держа кружку обеими руками, он совсем не походил на кровожадного убийцу и казался милым. – Правда, надо ещё кое-что доделать, но это пустяки.

– Здорово, – неопределённо сказала я. – Здесь, наверное, потрясающая атмосфера для художника. Много света и пространства…. Так и тянет… творить художества, – ляпнула я очевидную глупость, насмешив Оскара.

– Да, – он приподнял бровь. – Кстати, как насчёт художеств? Поможешь мне?

 Ну вот. Я так и знала. Просто так чая попить не предлагают. «Поможешь мне», что за странная фраза?

 Беспокоило меня то, что я хотела согласиться и судорожно искала причины этого не делать. Или наоборот, пыталась найти больше плюсов в этом не самом стандартном предложении.

– Думаешь, чашка чая поможет мне найти ответ? – Мой вопрос прозвучал иронично, но Оскар воспринял его серьёзно.

– Обычно так случается. Могу предложить чего-нибудь покрепче. – Он слегка пожал плечами и направился к полочке за бутылкой и стаканами.

– А, да, – хмыкнула я. – Спиртное тут больше подходит.

 На самом деле я не собиралась пить. Или собиралась? Предложение звучало соблазнительно, но это если смотреть только с одной стороны. Хотелось пойти на компромисс, но оказалось, что его нет.

 Тем временем, Оскар налил два бокала и один из них подал мне. Теперь у меня был неплохой выбор – чай и виски. Ненавижу виски.

 Пока я делала маленькие глоточки, Оскар, не отрываясь, смотрел на меня. В его взгляде застыл один большой вопросительный знак. Мне стало очень неуютно от такого пристального внимания.

– Ждёшь, когда алкоголь ударит мне в голову, чтоб вновь задать мне свой вопрос? – я ухмыльнулась.

– Может, и так, – он улыбнулся, не разжимая губ, и хитро прищурился.

 Ситуация была немного скованной. Я постоянно думала о том, как она будет развиваться и будет ли вообще.

 Я не могла просто стоять, допивая виски, и что ещё сказать для поддержания беседы не знала. Художник не спешил мне на помощь. Он явно чего-то выжидал. Или так же, как я, не знал, что сказать. Он с улыбкой смотрел, как я пью то чай, то виски. Я улыбалась ему в ответ и даже строила смешные рожицы.

 Наконец, я не выдержала, залпом допила содержимое стакана и шутливо сказала:

– Так каким был вопрос?

– Хочешь поучаствовать в фотосессии? – как ни в чём не бывало, отозвался он в том же духе, что и я.

– И ты правда напишешь картину, используя меня как модель? – В моём голосе проскользнула детская недоверчивость.

– Картины. Я напишу картины. И, да, я хочу, чтоб ты была моей моделью, – очень спокойно, не прекращая улыбаться, ответил он.

– Хм… – Я сделала вид, что вновь обдумываю это, но быстро сдалась. – Хорошо. На что не пойдёшь ради искусства.

 Было заметно, что он обрадовался, просто по выражению лица и это несмотря на то, что он никак не прокомментировал мой ответ. Может, хотел скрыть свою радость, или это была особая черта его поведения, не знаю. Оскар промолчал. Только кивнул.

 А потом, пробормотав: «Одну минуточку», ушёл с кухни в студию.

 Через некоторое время я пошла за ним. Он сидел рядом с большой чёрной коробкой и перебирал фотографии и бумаги.

– Извини, что ушёл. Мне надо кое-что найти. – Не отвлекаясь от своего занятия, он сделал глоток виски.

– Ничего страшного. – Я не стала подходить близко, хотя мне было интересно что за фотографии он просматривает. – Так что же мне надо делать? Я никогда не участвовала в фотосессиях. Совершенно не представляю, как это бывает. Ты объяснишь, что от меня требуется?

 Он не ответил. Ни через десять секунд, ни через двадцать и даже ни через минуту.

 Эти странности меня смущали, потому что ставили в тупик. Я могла бы промолчать, но мне очень хотелось, чтоб наши разговоры хотя бы приблизительно приняли стандартную форму общения. Чтоб я перестала впадать в растерянность.

– Ты меня слышишь?

– Да, конечно, – совершенно легко ответил он, словно не замечая угловатость беседы. – Это очень просто, даже весело.

– Это радует, – вставила я.

– Главное привыкнуть друг к другу. – Он отложил фотки, обращая всё своё внимание на меня. – Хорошо бы настроиться на мою волну. Я постараюсь объяснить тебе, что я имею в виду, с максимальной точностью. Хочу найти некоторые работы, чтоб объяснить общую атмосферу.

– Послушай, Оскар, а как…

– Можешь называть меня Виш, – перебил он, добавив: – А ты… как твоё имя?

– О, – встрепенулась я, вспоминая, что ни разу не представилась. – Я Майя.

– Рад знакомству. Что ты хотела спросить? – сосредоточенно нахмурился он, ожидая ответа, будто мы обсуждали теоретическую физику.

 Я ещё не привыкла к его своеобразной манере общения и совершенно не разбиралась в мимике, но поняла, что Оскар слегка рассеян или задумчив. Будто он уходит в себя и его мысли полностью поглощают его, а потом он понимает, что надо вернуться в реальность. Видимо, это переключение, своеобразный скачок, давался ему не так легко.

 Значит, привыкнуть друг к другу, да? Поймать волну. Насколько это будет просто? И даже весело, как он говорит. Интересно, сколько для этого мне придётся выпить?

– Как мы поступим? В смысле, сделаем сразу кучу фоток или как-то ещё, поэтапно? Когда мне надо приходить, и, может надо что-то особенное?