Loe raamatut: «Сын безумия»
Часть первая
Студент
– Благополучие миров Оззимы всегда основывалось на разработке богатых залежей витахрома, обнаруженных семьсот лет назад экспедицией Сурана на спутниках планет этой звездной системы. – Профессор Эйринам уверенно вел лекцию к кульминационной части. Лекция длилась уже более полутора галачасов, и внимание студентов начинало рассеиваться. Огромная, напоминающая прозрачные соты аудитория была заполнена сверх меры, и если не сделать небольшой паузы-отступления, скоро она потонет в перешептывании, и возвращать внимание слушателей придется, прикладывая усилия. – Толчком для создания Содружества, как это часто бывает, послужил вооруженный конфликт! – Эйринам слегка повысил голос и, уподобившись цирковому артисту, сделал театральный жест: за его спиной возник видовой фон Туранской битвы. Сверкающие шары двух планет-гигантов и матовые сферы спутников окружали мерцающие точки боевых кораблей. Две флотилии – Оззимы и Турана – встали на изготовку и приготовились к атаке.
Аудитория затихла. Красочная видовая реконструкция битвы – завораживающее зрелище.
Перемещение в пространстве сотен линкоров и крейсеров напоминало полет светлячков на фоне черного бархата ночного неба. Скоро панораму битвы расчертят всполохи взрывов, гибнущие линкоры станут распадаться на части, сверкание искр окажется почти ослепительным…
Профессор знал, что делал. Его молодые слушатели всего лишь мальчишки и девчонки, недавно закончившие виртуальные игры в «Великие битвы». Реконструкция столь грандиозного побоища надолго вернет профессору внимание аудитории.
Впрочем, подумал Эйринам, грандиозной Туранскую битву стали считать лишь спустя два столетия после ее завершения. Поскольку именно эта битва послужила отправной точкой для летосчисления Содружества Суверенных Планет. На данный момент Содружество готовилось отметить пятисотлетний юбилей.
– На стороне Оззимы выступили сто шестьдесят шесть боевых кораблей…
– Сто шестьдесят восемь, – донесся до профессора негромкий, но отчетливый комментарий.
Эйринам повернул голову и встретился взглядом с юношей, занимавшим скамью слушателя во втором ряду.
– Простите? – приподняв брови, улыбнулся профессор.
– Я говорю, сто шестьдесят восемь кораблей, – спокойно повторил юнец.
Рядом с ним сидела невероятно привлекательная, пунцовая от стыда юная особа. Девушка кусала губы, морщилась и как будто отстранялась от приятеля-нахала, нарушившего течение лекции.
«Понятно, – мысленно усмехнулся профессор, – кавалер решил произвести впечатление на подружку. Что ж, некоторая пауза сослужит мне добрую службу…» Эйринам ослепительно и сердечно улыбнулся – сажать в лужу молодых наглецов он предпочитал любовно и бережно, без последующих разбрызгиваний слез. Зачастую самоуверенность молодых людей основывается только на желании завоевать красотку. И в том их право.
А профессор Эйринам был добрым человеком. Он не хотел урезонивать распоясавшегося юнца и устраивать ему прилюдную интеллектуальную порку.
– И от каких же источников отталкивается ваша убежденность, молодой человек? – все с той же сердечной улыбкой поинтересовался ученый.
Юнец пожал плечами и, не отвечая на поставленный вопрос, спокойно продолжил:
– Через сорок две минуты к флотилии Оззимы примкнули два боевых корабля сванов. На левом фланге.
– Простите?.. – слегка опешил профессор. – Но…
– Вы пользуетесь общепринятой официальной версией реконструкции Туранской битвы. – Голос юноши уверенно резал тишину аудитории. Братья студенты, вытянув шеи, рассматривали нахала и от удивления даже не перешептывались.
По лицу хорошенькой соседки юнца было заметно, что она готова уползти под лавку, лишь бы только не попадать под артиллерийский обстрел любопытствующих взглядов. Она готовилась принять унижение друга как личную пощечину и злобно косилась в его сторону.
«А красотка у нас с характером, – как-то отвлеченно подумал Эйринам. – Юноши всегда влюбляются в неприступных сумасбродок. А зря… Взбалмошные девицы не всегда это заслуживают, сужу по личному опыту…»
– А вы придерживаетесь иной версии, молодой человек? – все еще с ласковой, покровительственной улыбкой произнес профессор.
– Да. Первоначальная схема битвы выглядит более достоверно…
– Ну-ну, – ободряюще кивнул историк, но почему-то внутренне сжался. – И в чем же вы находите ошибку?
– Левый фланг проваливается. Если вы переведете реконструкцию в действующий режим, то мы все увидим, как четыре корабля оззимцев разгромили цепь из восьми линкоров Турана…
– Там командовал контр-адмирал Франф! – повысил голос Эйринам. – Он – гений тактики!
– После Туранской битвы этот гений не выиграл ни одного сражения, – с усмешкой парировал юнец. – Так что появление на левом фланге двух дополнительных кораблей выглядит куда как достоверно. И эти корабли принадлежали сванам.
– Но надеюсь, вы знаете, что договор между Оззимой и Сваном был подписан спустя шестнадцать дней? – Профессор начинал нервничать, и в его голосе зазвучали недовольные нотки.
Юнец снова не ответил на поставленный вопрос, а только пожал плечами – мол, зачем обсуждать очевидное, – и продолжил:
– У вас есть более древняя реконструкция битвы? Я могу доказать свои слова…
«Вот оно, – печально подумал историк, – наказание за беспечно проработанную подготовку к лекции». Профессор прилетел в университет планеты Кухтран на симпозиум, и инициативная группа студенческого исторического общества уговорила его провести открытое выступление. Ученый диспут не входил в планы профессора, знаменитые лекции выдающегося артистичного ученого и без того собирали полные аудитории. Эйринам собирался преподать материал в максимально занятной форме, оставить о себе обычные феерические впечатления и – улететь. Более важные научные проблемы ждали своего разрешения на другом конце галактики, лекция в университете Кухтрана была «проходной». Привычной, веселой формой обогащающего общения…
Тема Туранской битвы была еще более «проходной». Эйринам не собирался на ней останавливаться и не готовил детальной разработки сражения. Его лекция была посвящена созданию Содружества Суверенных Планет.
– Думаю, если запросить информаторий университета, то там найдется схема первоначальной реконструкции битвы, – неловко промямлил профессор, удивляясь самому себе и, прежде всего, настойчивому студенту.
– Долго, – отмахнулся юнец. – Переведите на мой монитор эту схему, я сам ее исправлю.
– По памяти? – пытаясь сохранить лицо, усмехнулся Эйринам.
Юноша снова не нашел нужным отвечать на колкости, принял в свои руки управление видовым фоном и уверенно запустил пальцы в хитросплетение шаров, сфер и кораблей-искр.
Как завороженный следил ученый за точными, выверенными движениями студента. За спиной Эйринама на общем видовом табло перемешивался левый фланг Туранской битвы. Корабли выстраивались в иной порядок, и доказательства «провисшего фланга» становились все более очевидными.
Профессору даже показалось, что юноша мог бы перемешать и заново восстановить по памяти расположение каждого из более чем трех сотен кораблей в пространстве и провести реконструкцию битвы без единой ошибки, не прибегая к помощи информационной базы университета. Он создал новый рисунок левого фланга, хмуро прищурился в сторону общего видового фона и, наконец, удовлетворенно кивнул:
– Готово.
Если бы не видимая молодость самоуверенного студента, профессор мог бы голову заложить – юнец выглядел человеком, лично участвовавшим в событиях пятисотлетней давности. Корабли стояли именно в той последовательности, которой придерживались первоисточники.
Много позже эскиз Туранской битвы претерпел уточняющие дополнения, и ученые до сих пор спорили, какую из реконструкций считать достоверной, поскольку присутствие в битве кораблей Свана не было подтверждено материальными источниками. А военная история – наука точная. Она не допускает в схемы домыслы и слухи.
– Два корабля сванов вышли из подпространства через сорок две галаминуты после начала битвы, – глядя мимо профессора на левый фланг сражения, говорил студент. – Неожиданность их появления разрушила строй кораблей Турана, и огневая поддержка двух линкоров помогла контр-адмиралу Франфу повернуть исход сражения в свою пользу. Через шестнадцать галаминут корабли сванов вновь ушли в подпространство. Доказать их скрытое участие в битве было некому. Все корабли Турана на левом фланге были уничтожены вместе с экипажами. Все, – отчеканил студент, – я закончил.
– Присутствие линкоров Свана считается спорным фактом, – больше соглашаясь, чем возражая, произнес Эйринам. – Позднейшая реконструкция…
– Фикция, – перебил юноша. – Схему сражения подогнали под исход, не имея доказательств прямого вмешательства сванов.
– Пожалуй, – пробормотал ученый. И вдруг, оставив недовольство, вскинул голову и стал аплодировать: – Браво! Браво!
Притихшая аудитория сначала неуверенно, а потом все громче и громче поддержала профессора хлопками сотен ладоней. Редкое зрелище – приезжая знаменитость получила оплеуху от такого же, как они, студента – заслуживало аплодисментов. Кое-кто даже засвистел от переизбытка чувств.
Когда овации затихли, профессор театрально поклонился в сторону юнца и, подняв правую руку, воскликнул:
– Попрошу вас представиться, молодой человек! Ваши знания заслуживают громкого признания!
Красотка, что сидела рядом с юношей, уже давно сменила мину кислую на восторженную. Манипуляции с довольно сложным прибором – объемным монитором – произвели на нее требуемое впечатление, и сейчас девушка мало напоминала разъяренную фурию. С горделивым выражением лица она взирала на своего приятеля, и щеки ее розовели уже от удовольствия. Внимание всей аудитории было сосредоточено на их паре.
«Ах, молодец! Ах, проказник! – с не меньшим удовольствием подумал добряк профессор. – Добился! Выпорол заезжего лектора и… поделом!»
Но реакция странного студента продолжала удивлять ученого. Молодой человек потерянно крутил головой и принимал всеобщее одобрение с видом человека, допустившего оплошность. Казалось, что теперь не девушка, а он сам был готов спрятаться под лавку слушателя или провалиться сквозь пол и исчезнуть с глаз долой. Аплодисменты его даже не смутили, а – напугали.
– Как ваше имя, студент? – громко повторил профессор.
– Его зовут Зафс Варнаа! – звонко выкрикнула девушка, и следующие ее слова: – Он не студент, он мой сосед! – потонули в шуме возбужденного улья аудитории.
– Зафс Варнаа, – задумчиво проговорил историк и добавил громче: – А вы, случайно, не сын доктора Варнаа? Профессора медицины – Орта Варнаа?
– Да! – снова выкрикнула красотка. – Он его сын!
– Что ж… ваш отец может гордиться, он воспитал достойного потомка. И если не возражаете, я бы попросил вас дождаться меня после окончания лекции. – Говоря все это, Эйринам смотрел совсем не на студента, а на его соседку. Почему-то профессор был совершенно уверен – юноша исчезнет из аудитории одним из первых. А вот его подружка… Она не преминет вдосталь насладиться нечаянной славой. Такие, как она, моментов не упускают, девушка заставит парня исполнить роль соседа-провожатого до самого конца и не позволит ему сбежать. – А сейчас я бы хотел продолжить свой рассказ. Задействуйте исправленную реконструкцию, Зафс!
Сверкание макетов планет, мерцание спутников и искрящаяся россыпь кораблей пришли в движение. Всесторонняя, объемная реконструкция битвы заняла все внимание отдохнувших слушателей.
Лекция закончилась. Но группа молодых энтузиастов-историков долго не отпускала профессора. Его осыпали вопросами, пытались вызвать на диспут, но Эйринам, давно приметивший в некотором отдалении Зафса с держащей его за руку красоткой, отвечал торопливо. Девушка была готова ждать сколько угодно, но юноша, хотя и выглядевший спокойным, выдавал нетерпение и скуку недовольным блеском глаз. Зафсу Варнаа не были интересны вопросы, его не занимали ответы, он просто старался быть вежливым. Вынужденно вежливым.
И профессор это понимал.
– Позвольте мне откланяться, – не вникая в трескучую риторику очередного энтузиаста, довольно доброжелательно оборвал его Эйринам. – Я устал, и мне необходимо проветриться.
– Вы пойдете по улице? – сразу несколько студентов предложили себя в провожатые.
Но у профессора были другие ориентиры: сияющая красотка и хмурый юноша, застывший в углу.
– Да. Я хотел бы переговорить вот с этим молодым человеком.
Триумф подруги Зафса состоялся. Самые блестящие студенты ее курса были отставлены ради нее и… Зафса Варнаа. Унылые завистливые взгляды сопровождали их – профессора, ее и… Зафса – уход из аудитории.
«Надеюсь, юноша прозреет, – с доброй грустью подумал Эйринам. – Честолюбивые красотки способны испоганить жизнь любого начинающего ученого. Честолюбие не любит тени, не любит делиться. Оно – всеподавляющий стимул. И к сожалению, неискоренимо личный».
Девушка крепко держала поклонника за руку и вела его как тельца на заклание своей гордыни.
«Не удивлюсь, если, идя сюда, она держалась на полшага сзади», – почти не вслушиваясь в девичье щебетание, размышлял историк. Зафс Варнаа не был писаным красавцем и вряд ли относился к лидерам студенческой братии. Иначе, как успел заметить профессор Эйринам, его имя было бы известно в университете Мирхана.
«Итак, не лидер, не энтузиаст, не принадлежит к историческому обществу… Кто вы, Зафс Варнаа?»
– Преподавание на нашем курсе оставляет желать лучшего, – чирикала тем временем красотка. – Вот – Зафс. Он прибыл в университетский городок… чуть больше года назад, или… – Девушка тряхнула кавалера за руку и капризно надула розовые губы: – Когда ты прилетел, Зафс?
– Недавно, – буркнул тот.
– Вот я и говорю. Мы – ровесники, а он, даже не посещая курса, осведомлен о… об… – Словарный запас красотки был явно небогат, и она – наконец-то! – замолчала.
Обычно любезный профессор Эйринам не пришел ей на помощь. Исторический факультет Мирхана он считал одним из лучших в этом секторе галактики, и выслушивать увещевания не слишком умной девушки – «Мы, а конкретно я, очень способные, и в нашем недостаточном на фоне Зафса образовании повинны нерадивые преподаватели», – он не собирался.
– Где вы учились, Зафс? – проходя по лабиринту коридоров огромного университета, спросил Эйринам.
– То там, то здесь, – все так же неохотно ответил юноша.
– Ваш отец часто перелетает из университета в университет?
– Да.
Молодой человек категорически не хотел идти на контакт. Только цепкая хватка подруги удерживала его рядом с профессором.
«Что ж… – подумал ученый, – посмотрим, как ты устоишь перед соблазном…»
Посещая различные миры, профессор Эйринам никогда не останавливался в гостевых домах. Много десятилетий он путешествовал в своем небольшом корабле по просторам Вселенной и всегда добивался разрешения опускаться на поверхность пригласившей его планеты целым Домом. Его корабль давно превратился в своеобразный личный музей. Странствуя по мирам, ученый пополнял коллекцию артефактов, реликтов и прочих археологических диковинок. О летающем Доме Эйринама ходили легенды. Собрание старинных вещей имело такую ценность, что университеты просто не находили возможным оставлять летающую сокровищницу на орбите и всегда позволяли профессору опускаться на служебные стоянки.
Профессор не покидал своего Дома надолго. Дом всегда ждал возвращения ученого-космополита поблизости от места проведения лекции.
Серебристая полусфера корабля занимала добрую треть просторной посадочной площадки университета. Орбитальные челноки, стоявшие рядом с Домом, деревья и кустарники, окружавшие стоянку, казались кукольными декорациями на фоне огромной выпуклости, вздувшейся на краю площади.
– Прошу, молодые люди, – приветливо произнес Эйринам, и Дом выбросил из подбрюшия язык трапа.
Девушка взбежала по пологой лестнице первой. Мрачный, неразговорчивый Зафс какое-то время постоял над первой ступенью, но, заметив некую ироничность во взгляде профессора, решительно поставил ногу сразу на вторую ступень.
Эйринам неспешно поднимался следом. Впервые за многие, многие годы его Дом не пробудил интереса у молодого гостя. Равнодушие Зафса Варнаа казалось непробиваемым. Без всякого любопытства он прошел в довольно тесную, забитую стеллажами и светящимися подставками гостиную и обернулся, поджидая хозяина.
Его подружка, полуоткрыв в восхищении пухлые губки, разглядывала витрину с выставкой древних украшений и драгоценностей. Эта витрина всегда завораживала женщин любого возраста. Не все ювелирные изделия были безусловно красивы, некоторые из них имели ценность только как исторические реликвии…
– О-о-о-о, – простонала девушка. – Зафс, ты только взгляни на эту диадему!
– Не трогай ничего руками, Левера, – скупо обронил Зафс.
– Это невозможно! – не в силах оторвать взгляд от россыпи сверкающих камней, воскликнула девушка. – Профессор, можно я примерю этот браслет?!
– Конечно, – пожав плечами, отозвался Эйринам. – Все, что находится в этой витрине, не рассыплется в прах от ваших прикосновений.
Пальчики Леверы проворно заскользили, поглаживая украшения, девушка все никак не могла решиться и надеть на себя реликвию. У студентов исторического факультета вырабатывалось стойкое уважение к предметам старины, и в даже очень красивых украшениях девушка прежде всего видела экспонат.
– Нет, не могу, – вздохнув, отвернулась от витрины Левера. – Когда мечта исполняется сразу, к этому следует привыкнуть. – И улыбнулась хозяину: – Вы позволите мне небольшую экскурсию по вашему дому?
– Вы моя гостья, – сердечно произнес Эйринам. – И хочу дать вам совет, милая Левера, пройдите дальше. За этой дверью вы найдете коллекцию древнего холодного и стрелкового оружия. Пока я готовлю напитки, Зафс составит вам компанию.
Левера упорхнула в соседнее помещение, Зафс, так и не остановивший взгляда ни на одном предмете из богатой экспозиции, прошел за ней.
«И все-таки он странный, – разливая по сверкающим стеклянным бокалам ягодный сок, размышлял профессор. – Если бы не сцена, разыгравшаяся на лекции, я бы подумал, что молодой человек непроходимо глуп». Словно проверяя, все ли экспонаты Дома-музея находятся на своих местах, ученый оглядел гостиную и поразился – как эта выставка могла не заинтересовать начинающего историка?! Что здесь не так?!
Каждый предмет, каждая вещь переднего зала Дома была рассчитана на то, чтобы поражать! Тысячи студентов и молодых коллег замирали в оцепенении перед этими витринами и стеллажами. Сотни самоуверенных юнцов моментально теряли спесь перед выставкой любовно собранных реликвий.
Реакция на это собрание всегда – была.
Но Зафс…
«Нет, – подумал Эйринам. – Это не Дом виноват, а я. Я ошибся в молодом человеке».
Поставив на инкрустированный перламутром поднос три бокала, профессор прошел в оружейную комнату, а подставка с напитками поплыла за ним следом.
Перегруженная оружейными подставками комната тоже была тесной. Профессор редко расставался со своими экспонатами, на стенах практически не осталось свободного места от развешанных по ним пик, сабель, арбалетов; сверкающие жала мечей слепили глаза не хуже драгоценностей. Эта комната была гордостью ученого. Только богатейшие из музеев освоенной Вселенной могли соперничать если не с количеством, то с безукоризненным подбором экспонатов.
– Впечатляет? – все еще надеясь на чудо, спросил Эйринам.
– Вполне, – меланхолично отозвался гость.
– Вполне?! – возмутилась подруга. – Да я только на видовых экскурсиях видела подобное великолепие!
– Я не отрицаю достоинств экспозиции, – пожал плечами Зафс.
«Все, – подумал профессор, – пора заканчивать. Тратить время на этого… болвана! – мне жаль».
Почти не слушая восторженных восклицаний Леверы, профессор медленно попивал прохладный сок. Еще никогда тщеславие знаменитого ученого-коллекционера не было так уязвлено. Зафс не задал ни единого вопроса, не проявил интереса ни к одному экспонату, он остался холоден и сдержан перед самым блестящим музейным собранием оружия.
И словно бы заражаясь от гостя равнодушием, профессор сам стал безучастным, хладным зрителем. Вопросы Леверы не будили в нем желания поведать занимательную историю древнего арбалета или рассказать о предназначении искривленного ножа для жертвоприношений. Ему не хотелось, как обычно, заострять внимание гостей на выставке ядов для наконечников мечей и копий. Впервые в жизни профессору показались скучными и зал, и Дом, и гости, и он сам.
«Все это тщета, – устало подумал ученый. – Все это скопище рухляди, пыли и пустого блеска…»
Нет! Нет, нет и нет!! Это гость так действует на Дом!
– Мне надо заняться работой, – внезапно, перебив Леверу, сказал Эйринам.
– Ой, профессор, – сконфузилась девушка. – Простите. Мне так тяжело оторваться от этих сокровищ! Зафс, ну скажи хоть что-нибудь!
– Мы благодарны вам, профессор, за доставленное удовольствие, – с холодящим душу ученого равнодушием произнес Варнаа. – Пошли, Левера.
Постоянно оглядываясь, цепляясь взглядом за каждый предмет экспозиции, Левера двинулась к выходу. Зафс шагал следом и безучастно скользил глазами по стенам.
«Болван! Какой болван!» – идя за гостем, негодовал профессор. Зафс раздражал его все больше и больше.
Вдруг, налетев на спину гостя, как на каменную стену, Эйринам остановился.
– Какая вещь. – Слова, произнесенные Зафсом, приковали ноги профессора к полу. – Земное зеркало. – В тоне юноши не прозвучало вопроса. Молодой человек, без всякого сомнения, точно определил один из самых драгоценных и диковинных предметов экспозиции. – И рама… из красного дерева…
– Что вы сказали? – недоверчиво, пожалуй, даже шепотом проговорил профессор.
– Я говорю, земное зеркало, – невозмутимо повторил юноша. – Чудная вещь. Ему ведь несколько тысячелетий?
Левера, уже дошедшая до трапа и не дождавшаяся приятеля, вернулась в зал и встала за плечом юноши.
– Что это, Зафс?
– Просто – зеркало, – ответил тот.
– Оно… Оно совсем простое?
– Да. Отображает лишь действительность.
– Не меняет одежду…
– Не меняет, не разговаривает и не лезет с советами, – впервые усмехнулся странный гость. – Оно – отображает. В этом его первозданная суть.
– Какая скука, – фыркнула Левера. – А если я хочу проверить, как мне подходит новое платье или помада? Оно мне подскажет?
– Нет. Придется экспериментировать самой, – все с той же усмешкой проговорил юноша.
– Какая скука! – повторилась Левера. – Весь день можно потратить на подборку одежды! А почему оно такое мутное… в каких-то трещинах…
– Трещин нет на поверхности, – спокойно объяснил Зафс. – Это всего лишь дефекты амальгамы. Естественные, от древности.
– Амаль… что?
– Амальгама. Сплав ртути в данном случае с серебром. Он наносится на обратную сторону стекла…
Совершенно не вмешиваясь в диалог молодежи, профессор слушал, как Зафс Варнаа детально и со знанием дела описывает древнейший процесс создания зеркал, отвечает на вопросы подруги, и с удивлением понимал – невероятный юноша осведомлен о давно забытом производстве гораздо больше достославного профессора Эйринама. Академика, члена всевозможных исторических обществ, лауреата, кавалера и прочая, прочая, прочая…
Но как?! Откуда?! Почему?!
Совершенно не заботясь о производимом на профессора впечатлении – девушка внимала почти без интереса, – Зафс обернулся к застывшему ученому и произнес:
– Еще раз спасибо за доставленное удовольствие, профессор Эйринам. Прощайте.
И, взяв Леверу под локоть, пошел к трапу.
А Эйринам еще долго стоял напротив зеркала, отразившего действительность – обескураженное лицо старого профессора. Только один человек, побывавший в его Доме, смог опознать в мутном стекле ценнейший реликт – настоящее земное зеркало в раме из практически утерянного красного дерева.
Но то был ученый, историк, один из известнейших специалистов по древней истории Земли. А это довольно узкая специализация, сам Эйринам не мог похвастаться глубокими знаниями в этой области.
Зафс изучает доисторические справочники галактики Млечный Путь и конкретно – Землю?
Но три галачаса назад он уверенно произвел реконструкцию Туранской битвы! А это совершенно другая область! Другое время! Другая цивилизация!
Или… его обучение узко направлено на… несколько отраслей?
Нет. Временной и пространственный разрыв неоправданно велик.
Кто он – Зафс Варнаа?
А Зафс Варнаа сидел рядом с Леверой на пассажирском сиденье флаера и безучастно следил, как девушка лихо обгоняет медлительный общественный транспорт, грузовые платформы и прочие неторопливо летящие машины. Левера наслаждалась скоростью, хорошей погодой и вновь переживала каждую минуту недавнего триумфа. Профессор Эйринам пригласил ее в Дом! Разговоров об этом посещении хватит на несколько дней…
«Как все глупо, однако». – Зафса терзало чувство досады. И вины.
Он не смог, а точнее, не захотел побороть всплеск. Он позволил себе поддаться искушению, он – выделился.
И дело было не в том, что в последний момент «экскурсии» он пожалел добряка профессора и похвалил первый же, случайно выбранный экспонат. Дело было в самом факте отступления от правил: не обращать на себя внимания, не бросаться в глаза, не выделяться, быть обычным.
Несколько сотен зрителей стали свидетелями его беспечности. Как цирковой жонглер, он выпрыгнул на освещенную арену, и крики «браво!» совсем сроднили его с клоунадой.
«Идиот, фигляр, мальчишка! – кусая в досаде губы, ругал себя Зафс. – Нельзя было идти на эту лекцию! Ты уже чувствовал всплеск! Знал, что он тебя захватит!»
Зафс покосился на улыбающуюся Леверу. Точеный носик, розовые ушки, тонкая шея в пене белых, шелковых волос и глаза – два голубых сапфира в оправе из почерневшего серебра…
Зафс мечтал прикоснуться губами к этой нежной шее уже долгие месяцы. Соседка каждый день мелькала под окнами его комнаты – то в прозрачном домашнем одеянии, то в строгом костюме прилежной ученицы, то… ее силуэт появлялся в его снах…
«Болван! Влюбленный недоросль!»
Отец его предупреждал. Он говорил не раз, что чувства проявятся там, где логика заснула. Эмоции становятся властителями самых крепких умов, когда узда разума ослабевает…
«Ты будешь наказан. И поделом», – подвел итог «влюбленный недоросль». На несколько дней его оглушат увеличенной дозой разима и вышибут из памяти все лишнее, тревожное, наносное. Интеллект Зафса уснет на несколько дней и очнется уже очистившимся от памяти.
Память была главным наказанием Зафса Варнаа. Словно мутный, состоявший из множества течений поток, она то и дело переполняла некий резервуар – и выплескивалась.
Сегодняшний всплеск произошел при максимально возможном числе зрителей. Завтра о сыне доктора Варнаа будет говорить весь университет, Зафсу припомнят все его несуразности, кто-то обязательно расскажет, как странный молодой человек до изнеможения истязает себя на спортивной площадке, в тренажерном технозале и никогда не посещает библиотек, информаториев и лекций…
Так уже было. Семье доктора Варнаа снова придется уезжать. Теперь с планеты Мирхан.
Сколько их было, этих перелетов! Семья меняла планеты чаще, чем домашние тапочки. Как только в очередном университетском городке начинали муссировать слухи о необычных способностях Зафса Варнаа, доктор прерывал контракт с учебным заведением и перелетал на новое место работы.
Из года в год, все чаще и чаще. И скоро эта закономерность станет очевидной.
Печально. Но в этом не было вины Зафса. Доктор Варнаа не мог упрекнуть сына в том, что юноша беспечен и неосмотрителен. Зафс старался. Подавляя память, он изводил себя физическими нагрузками: до ломоты в костях поднимал тяжелые снаряды, вечерние и утренние пробежки сделали его лучшим стайером многих университетов, в единоборствах и схватках на ринге он почти всегда побеждал. Его фантастическая реакция опережала действия соперников, и только природная сила некоторых из них могла конкурировать со стремительностью выпадов Зафса. На необходимую долю секунды сын доктора Варнаа предварял действия противника и наносил удар.
Из-за быстроты реакции ему были запрещены отцом техноигры. С одним из последних университетов семье пришлось расстаться после того, как техник-ремонтник виртуального игрового зала пришел к доктору с просьбой отлучить сына от занятий на макетах боевого транспорта. Рассчитанные на обычных студентов тренажеры не справлялись с быстротой команд Зафса и регулярно выходили из строя.
– Переведите сына на спецкурс, доктор, – смущаясь, говорил ремонтник. – Там другие скорости, другая, более профессиональная техника. Она рассчитана на опережение команд пилота… А мои «игрушки» – не справляются.
Перед самым отъездом с той планеты Зафс уговорил отца, и тот добился разрешения у заведующего кафедрой Боевого Флота разрешения на одноразовое ночное посещение тренажерного зала для пилотов сверхманевренных истребителей. Доктору выдали электронную карту доступа, объяснили, как перевести макет на щадящий тренировочный режим, и выделили два ночных часа. Когда в зале не было курсантов, преподавателей и технического персонала.
Сев за макет новейшего истребителя, Зафс испытал волнение, сравнимое с… первым поцелуем, первым вздохом новорожденного, ослепительной вспышкой сверхновой! Это было незабываемое, ослепляющее чувство. Чувство единения умной машины и стремительного человека надолго выключило Зафса из действительности.
Иллюзия полета и битвы была полной.
Головокружительные броски машины, трассирующий след мощнейшего огневого натиска противника…
Сначала Зафса преследовал один «вражеский» истребитель, потом тренажер автоматически перешел из щадящего в полный боевой режим, и пилота окружили два, три, четыре истребителя…
– Достаточно. – Мрачный голос отца ворвался в наушники, и экраны макета погасли. Ослепший, выдернутый из боя Зафс застыл в кресле. – Больше никогда не повторяй этих экспериментов, сынок.
На единственном освещенном табло тренажера стоял высший балл оценки мастерства пилота. Машина словно аплодировала своему ученику.
Зафсу Варнаа было четырнадцать лет.
После этого случая он впервые задумался – а так ли уж правдивы с ним родители?
Переезжая из одного университета в другой, доктор никогда не упрекал сына в неосмотрительности. Мама привычно и легко собирала их нехитрые пожитки и весело шутила, рассказывая, какой прекрасный город ждет их где-то на другом конце галактики. Как будет хорошо встретить новых друзей, посетить иные миры, набраться свежих впечатлений. «Мы непоседы и странники», – говорила мама, и маленький Зафс ей верил. Почти. Все больше и больше год от года он находил несоответствий в ее словах. Как бы и чем ни объясняли родители неординарные способности ребенка, нестыковки начинали преобладать над логикой. Сколько Зафс себя помнил, а помнил он себя с младенчества, ему внушали – ты жертва научного эксперимента своего родителя. Доктор Варнаа работал со своим новорожденным сыном, загружал в его мозг всевозможную информацию и развивал мышление ребенка. В годовалом возрасте (!), еще не научившись уверенно держаться на ногах, Зафс абсолютно подчинил себе речевые центры и начал – говорить. Не просто, а осмысленно Зафс делал комментарии к последним политическим событиям, делал прогнозы; обсуждал на равных с отцом последние новинки передовых технологий.
