Loe raamatut: «Бежит к рассвету река»

Часть первая

Глава I

Я всегда знал, что выход есть. Он ждёт меня где-то рядом, делая существование сносным. В раннем детстве это был материнский аромат и её нежный голос, приносивший с собой успокоение. Позже, в школьные годы, его олицетворяли новогодние праздники и долгие летние каникулы, как проводники в беззаботный мир, куда не терпелось сбежать от напряжённого учебного процесса. Студенческая половозрелость обманывала надеждой на обладание той единственной, которая подарит райское блаженство и утолит тяжесть познания нелюбимой специальности. И вдруг теперь, в зрелые годы, я оказался в тупике. Ад окружал меня со всех сторон, проникал в сознание, пробирал до печёнок. Окружающие, казалось, могли принести исключительно беду, в лучшем случае неприятности. С каждым днём внутри росло чувство безысходности и трагического мировосприятия. Ежедневная рутина мелких дел и событий могла отвлечь лишь на несколько минут, но даже в эти моменты гнетущее жало напоминало о себе. И как подсказывала интуиция, всё дело было в том, что мной был утерян райский ориентир, блистающий маяк, дававший силы через утешение все предыдущие периоды жизни. Мне доставляло нездоровое удовольствие впитывать информацию об агонии последних дней Есенина, Маяковского, Цветаевой, Хемингуэя и подбирать разнообразные способы суицида, с трудом находя их в сети, так как с определённого времени подобная информация вычищалась. Что-то надо было делать, иначе скучающая в чулане верёвка раньше или позже петлей затянется на шее.

Как-то в выходные я ехал с женой на природу, что бы на фоне речного пейзажа приготовить шашлык, позагорать и набраться сил от летних соков Матери-природы. У дороги я увидел старого школьного приятеля, он в свою очередь заметил меня за рулём. Машинально притормозив, я опустил стекло и поинтересовался:

– Куда тебе, Руслан?

– На «дикие пляжи», мы там с ребятами договорились встретиться.

– Садись, – говорю. – Почти по пути.

Широко улыбнувшись моей жене и чуть ли не заплясав от радости, Руслик запрыгнул на заднее сидение и всю дорогу не мог остановить весёлый словесный понос. Он не отличался большим умом, но в тот момент я страшно завидовал его приподнятому настроению, безудержному оптимизму и умению радоваться абсолютной, как мне казалось, ерунде. Из всего сказанного им меня зацепило за живое упоминание о силе мысли и способах визаулизации, способной притянуть в жизнь желаемое без особых усилий. «Вот оно», – блеснула мысль, пусть слабая, но дарящая надежду. В последующие дни я посмотрел несколько видеофильмов и прочитал кучу литературы по данной тематике. Жизнь превратилась в постоянное удерживание в уме образа счастливого и беззаботного существования, но на самом деле это лишь усугубляло погружение в адские пучины. Через пару месяцев я забросил это занятие, вернее сказать оно отмерло естественным путём. Но нет худа без добра. Дело в том, что в процессе поиска информации по позитивному мышлению и визуализации я совершенно случайно наткнулся на беседы таких учителей адвайты, как Рамана Махарши, Роберт Адамс и Нисаргадатта Махарадж. И тут, как оказалось впоследствии, мой мозг, мой ядовитый клубок мыслей о прошлом и будущем, запустил механизм уничтожения самого себя, оставив надежду на рай, на светлые маяки, на выходы и входы из всевозможных состояний, принимая факт того, что всё уже совершенно как есть и не к чему стремиться.

В состоянии опьянения свободой от потребности обрести счастье я часами бродил по улицам города, радуясь совершенству всего окружающего, которое доселе я считал уродливым и отвратительным. Будто тяжёлый камень упал с моих плеч, и я моментально прекратил упрекать себя во всём, что уже произошло и могло произойти в будущем. Вернувшись домой около полуночи, совершенно уставший и счастливый, умывшись и быстро раздевшись, я нырнул в согретую супругой кровать. Вдыхая лёгкий запах шампуня для волос и пряный аромат женского тела Ольги, я стал погружаться в пограничное состояние сна и бодрствования, когда тело уже онемело, но мозг ещё улавливает звуки. Приятная истома набегала волнами, обещая глубокий сон. Однако я как бы завис в этом состоянии, не отключаясь до конца, что ничуть меня не тревожило. Сложно сказать, сколько прошло минут или часов, но со временем ко мне пришло предельно отчётливое чувство приближения того, для встречи с которым я родился и жил, чьи слова будут откровением. Вскоре мне стало понятно, что он здесь, рядом со мной, готов поведать и выслушать.

– Здравствуй, Олежек, – сказал спокойный голос.

– Здравствуйте, – отозвался я, не размыкая губ.

– У тебя всё хорошо, чрезвычайно хорошо.

– Да, сейчас прекрасно. Правда, ещё вчера…

– Всё и было хорошо. Не могло быть иначе, – прервал он моё намерение рассказать о своих метаниях.

– Но прежде всё шло ужасно! – не удержался я.

Его тёплая улыбка, которая была внушительнее самого аргументированного ответа, заставила меня растеряться.

– Ужасно, прекрасно, правильно, неправильно, лучше, хуже – загадочно произнёс он, – не давай силы этим словам, смотри на них со стороны, наблюдай, как одно состояние вытекает из другого и возвращается обратно. Впрочем, разговоры вряд ли что-нибудь прояснят, поэтому засыпай, утро мудренее.

Несколько последующих дней я был немного подавлен обыденностью серых будней, состояние абсолютного покоя хоть и покинуло меня, но и привычного погружения в мрачную пучину тяжёлых мыслей не было. И вот как-то светлым сентябрьским днём, в первую неделю отпуска, я встретил Наташу, старую знакомую, с которой до женитьбы на Ольге состоял в тесных дружеских отношениях. Она была замужем, но невидимая связь между нами оставалась. Проговорив дежурные фразы о здоровье и погоде, неожиданно для себя самого я предложил ей недвусмысленно пойти куда-нибудь «посидеть и попить чаю». К моему удивлению Наташа не просто согласилась, но и пригласила к себе, сообщив вскользь, что муж с сыном уехали к бабушке. Немного взволнованный развитием событий я почувствовал страсть не столько к ней, сколько ко всей полноте жизни, которая, как мне казалось, могла предложить весь спектр манящих удовольствий. Мы решили не вызывать такси, а пройтись пешком, попутно заглянув в магазин. На выходе из супермаркета меня кто-то будто случайно толкнул в плечо. Оглянувшись, я увидел помятую физиономию Виталика по кличке «Пузо», с которым у нас были неприязненные отношения. «Жирная тварь» – подумал я, а вслух сказал:

– Куда прёшь?

– Ой, извини пжлста, тебя трудно заметить, – губы искривились в заученной улыбке.

Чтобы разрядить ситуацию Наташа потянула меня за руку, и я вскоре уже сидел за покрытым клетчатой скатертью столом в маленькой уютной кухоньке, прихлёбывая осторожными глоточками горячий чай.

– Ты счастлив, Лежик? – вдруг спросила Наташа.

Взгляд её тёмно-карих глаз был серьёзным и манящим одновременно и пробуждал во мне животное желание, возведённое в квадрат бессилием дать ответ на животрепещущий вопрос больше себе, чем ей.

– Жизнь налаживается, – неопределённо пробормотал я.

Повисла пауза, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов.

Конечно, назвать себя счастливым я не мог, но вкус к жизни у меня определённо появился. Подтверждением тому стала вырвавшаяся наружу страсть, моментально разрушившая остатки приличия и сплетя наши тела в лихорадочном любовном танце. Увлекая гостеприимную подругу ближе к дивану, я нежно, но твёрдо освободил её от застиранного халатика и резким движением рук сорвал трусики, обнажив густой тёмный треугольник между бёдрами. Натуральная красота женщин возбуждала меня куда сильнее, чем современные барби с эпиляцией зоны бикини. «Вскрою этот мохнатый сейф», – мелькнула в голове похабная мысль, усиливая вожделение. Резко уложив её животом на кровать, я несколько раз шлёпнул ладонью по аппетитным ягодицам с незагорелыми следами от купальника, отчего они быстро порозовели, как щёки зардевшейся девочки. После по-настоящему сильного удара Наташа вскрикнула и закрыла рот рукой. Я знал, что она всегда любила жёсткие прелюдии. Готовый взорваться член вошёл в сочащееся лоно, и мы всецело отдались древнему непобедимому инстинкту, попеременно перехватывая друг у друга инициативу. При приближении кульминации я вышел из неё и выстрелами спермы щедро оросил своими залпами зажмурившееся лицо Наташи. Несколько секунд мы не двигались. Отдышавшись и посмотрев на меня одним незапачканным глазом, она, улыбаясь и немного стесняясь своего экстравагантного вида, поставила перед фактом:

– Мои вернутся к одиннадцати!

Струйки вязкой жидкости стекали у неё со лба и повисали на кончике носа, губах, подбородке, вытягиваясь в длинные сосульки.

Минут через десять провожая меня в прихожей, она снова спросила:

– Ты счастлив?

– Сегодня определённо! Постараюсь не расплескать, пока иду домой!

– Ну, тогда пока-пока, счастливчик! – сказала Наташа и шутливо толкнула меня к открытой входной двери.

И я побрёл по залитому огнями проспекту в сторону центра, где мог встретить какого-нибудь собеседника, готового от нечего делать или по причине подпития поболтать со мной и вскоре поравнялся с небольшой компанией сильно помятых мужичков – местных опустившихся алкоголиков, облюбовавших скамейку в кустах прямо за остановкой общественного транспорта. На моё вежливое приветствие моментально отреагировал худой высохший тип неопределённого возраста:

– Земеля, выручай, не хватает.

Получив полтинник, он обменялся непонятными для меня звуками с остальными и поскакал в сторону киосков, быстро возвратившись с пузырьками спиртосодержащей отравы.

– Держи, бро! – сказал абсолютно лысый молодой парень, протягивая стакан.

– Не могу, скоро за руль, – соврал я.

У меня не было ни отвращения, ни пренебрежения к этим людям. В чём-то они казались мне даже романтиками, клошарами, сбросившими с себя навязываемые социумом условности, не стремящимися попасть в рабство ради карьеры и места под солнцем, не желающими ради этого лицемерить, обманывать, предавать и убивать. Опалённые солнцем и спиртом лица не были враждебны; напротив – с ними всегда было легко общаться, оставаясь самим собой, не пытаясь подать себя лучше, чем ты есть на самом деле. Поначалу говорить было не о чем, но один из них узнал меня и мы долго вспоминали общих знакомых: кто женился, кто сидит, кто завязал, кто уехал, кто ушёл навсегда. Остальные бедолаги встревали, заслышав знакомое имя, смеялись невпопад, пытались заговорить о своём.

Видимо из-за того, что прошедший день выдался насыщенным, я, сидя на скамейке, стал клевать носом и вскоре меня совсем сморило. «Надо немного выпить и взбодриться», – подумал я, а мужикам сказал:

– Труба зовёт, домой поковыляю.

Все начали протягивать руки на прощание, кто-то стрельнул ещё мелочь. Пожелав им всего доброго, я перешёл на другую сторону проспекта, дошёл до ближайшего круглосуточного супермаркета, где взял литровую бутылку водки, кусок сырокопчёной колбасы, чёрный хлеб, колу и пластиковый стаканчик. Расплатившись со скучающей девушкой-кассиром и миновав седого толстого охранника, ввергающего в уныние своим дебильным видом, я вышел на улицу. Осенний ветерок с нотками опавших листьев, скошенной травы и выхлопных газов шевелил волосы. Погуляв ещё немного по засыпающему городу, я притомился, свернул в близлежащий двор, где присел на скамейку в самом тёмном месте и отпил прямо из бутылки огненную жидкость. Через мгновение в животе стало нарастать приятное тепло, распространяясь волнами энергии по всему организму. Положив на полиэтиленовый пакет колбасу и хлеб, я стал аккуратно нарезать их подаренным двоюродным братом на девятнадцатилетие складным ножом, который часто носил с собой. Нехитрая закуска показалась настолько вкусной, что мне вспомнилось детство, когда наигравшись, я прибегал с улицы домой и с аппетитом уплетал то, что находил на кухонном столе или в холодильнике.

Невдалеке под фонарём стоял бородатый мужчина средних лет, явно кого-то ожидающий. Заметив меня, он крикнул:

– Пшёл вон и чтобы я больше тебя здесь не видел. Тут не кабак.

Конфликт мне был нужен меньше всего, поэтому спрятав всё в пакет и демонстративно смахнув крошки со скамейки, я направился к нему в надежде разрядить ситуацию. Наверное, надо было уйти сразу, но алкоголь усиливал собственную важность.

– Послушайте, я ведь никому не мешаю…

Незнакомец, глядя злыми глазами, демонстративно сплюнул и прошипел:

– Слышь ты, петушок, слов не понимаешь?

И не успел я опомниться, как получил резкий удар в нос. Из одной ноздри хлынула кровь, но на ногах мне удалось удержаться. Бородатый потёр правую руку левой, пальцы обеих синели криминальными татуировками. Второй удар в живот был сильнее, я согнулся в три погибели, и меня вырвало ещё не переварившейся трапезой. Незнакомец поднёс ногу к моему лицу так, что в нос ударил запах обувного крема, правда бить не стал, но медленно, с хихиканьем, вытер подошву о мою куртку и джинсы.

– Братва подъехала, некогда, – презрительно бросил он довольным хриплым голосом.

Обуреваемый нахлынувшими чувствами, я поднял глаза и увидел удаляющуюся фигуру бородача. Автоматически, как робот, достав нож из кармана, я в два прыжка настиг и три раза ударил им в шею своего обидчика. Зажав руками мощно хлынувшую кровь, он стал оседать на колени. Следующие три удара, вспоровшие кожаную куртку, пришлись в область печени, после чего я со злостью вдарил ступнёй ноги по спине, заставив его рухнуть лицом на землю. Тут же тишину ночной улицы прорезали громкие возгласы со стороны стоявшей неподалёку серебристой иномарки: «Костыль, чё такое!». И уже в мой адрес: «Стой, падла, стоять!». Полное осознание происходящего пришло только тогда, когда я, что было сил, рванул в близлежащий парк, цепляясь пакетом и курткой за колючий кустарник, огибая на бешеной скорости скрытые во мраке стволы берёз, лип и осин. Чтобы не выбегать на хорошо освещённую улицу без густой зелени, я упал, распластавшись всем телом на холодной земле в зарослях боярышника. Немного отдышавшись, прислушался. Идеальную тишину подчёркивал лишь шорох осенних листьев, доживающих свои дни на раскачиваемых ветром ветках. Но вскоре сквозь частое сердцебиение стали слышны обрывки фраз: «Не мог далеко уйти!»; «Да не туда, сюда!»; «Витёк, он где-то здесь!». Совсем рядом блеснули лучики айфонных фонариков и хрустнула сухая ветка. «Ну, вот и всё, в этот раз не пронесёт», – подумал я. Страха и паники к моему удивлению не было совсем, спастись хотелось, да, но это был продиктованный природой инстинкт самосохранения без нарисованных воображением пугающих картин расправы, возводящих в куб любую опасность. Перевернувшись на спину, я достал из пакета водку, сделал несколько судорожных глотков и посмотрел в космическую бездну, точнее сказать в тот момент бездна смотрела на меня. «Кто я такой, если взглянуть из космоса? Хоть что-то есть на этом маленьком шарике достойное внимания, из-за чего стоит страдать и жить?». Эти размышления, настоенные на алкоголе, прогнали остатки робости и вернули самообладание. Немного полежав, я встал, огляделся по сторонам и вышел на парковую дорожку. Вокруг не было ни души, лишь пряное дыхание сентябрьской ночи и свет редких фонарей создавали сказочную атмосферу. На секунду всё произошедшее показалось осколками дурного сна, но бурые пятна крови на тёмном джинсовом костюме вернули осознание реальности. Мелькнула мысль: «Хорошо, что не одел бежевый свитерок». Не теряя времени, я двинулся сквозь зелень парка по направлению к своему району, пересекая короткими быстрыми перебежками ярко освещённые места. Долго шёл унылыми дворами и переулками, избегая центральных улиц и проспектов, сторонясь прохожих, вздрагивая от завывания сирен, прячась от слепящих лучей фар. У подъезда своего дома и в лифте, никого не встретил, расценив это как особое везение. Открыв входную дверь, прокрался на цыпочках в ванную комнату, забросил куртку и джинсы за стиральную машину, почистил нож и принял душ. Подошёл к нашей с Ольгой кровати: она была пуста. В тревоге включил торшер, осветивший спальню нежным золотистым светом. На столике у зеркала не было привычной косметики, только одиноко белел блокнотный лист. Подойдя, я увидел на нём слово, выведённое крупным размашистым почерком: «Ушла!». В конце стоял жирный восклицательный знак, пригвождающий меня к доске позора.

На самом деле я обрадовался отсутствию жены, ибо Ольга уже не раз уходила к маме, когда её бесили мои ночные загулы с последующими слёзными оправданиями. Зато теперь у меня появилось несколько дней для сокрытия следов.

На кухне я порезал недозревший помидор, ветчину и репчатый лук, залил всё двумя куриными яйцами и, немного посолив, зажарил. Выпив залпом рюмку водки, разломал руками хлеб и стал с удовольствием поглощать пусть примитивное, но вкусное и питательное кушанье, цепляя вилкой куски прямо из сковородки. Наворачивая за обе щеки, я подумал, что наибольшее удовольствие приносят самые обыденные, простые вещи, которым редко придают значение. И человек уже счастлив, если он видит краски природы, чувствует вкус хлеба, слышит свой голос. Просто он об этом не догадывается до поры.

Наевшись до отвала, я переместился из кухни в зал, где раскинулся на любимом диване и моментально провалился в глубокий омут сна без сновидений. Утром, ближе к пробуждению, ещё не понимая, кто я, что я и где, ко мне вновь пришло волнующее чувство его присутствия. Точнее понимание того, что он никогда никуда не уходил, всегда оставаясь рядом.

– Здравствуй. Вижу, жизнь кипит. Доволен?

– Я чудом выжил, но, видимо, это недоразумение скоро исправят!

– Ты наслаждаешься яствами, женщиной, вином. Чувствуешь месть, сладострастие, страх, гнев, возмущение. Философствуешь и повергаешь врагов. В общем, испытываешь весь спектр эмоций, доступный бренному телу, с которым себя отождествляешь. Даже сильным мира сего большего не дано.

– И теперь я в ужасной ситуации! Что делать?

– Ужасное рождает прекрасное, хорошее – плохое, по-другому эта планета не сможет существовать. Доверься силе, которая привела тебя в этот мир и заставляет биться сердце. Сдайся ей.

Безмолвный диалог закончился, и я окончательно проснулся. Солнечные лучи наполняли комнату золотистым прозрачным светом, ветерок играл занавесками, заставляя пылинки кружиться в радостном танце. Мне хотелось лежать без движения и мыслей, но всему хорошему есть предел.

Умывшись, я включил компьютер и нашёл папку с аудиофайлами симфонической музыки, которую очень ценил, но слушал редко, в основном тогда, когда надо было подумать и найти решение. Выбор пал на седьмую симфонию Антона Брукнера, хотя чаще я слушал симфонические поэмы Ференца Листа и симфонию номер девять Франца Шуберта.

Первые же струнные звуки мягко коснулись слуха, сразу вводя в лёгкий транс, из которого яснее виделась вся картина. Надо было срочно избавляться от джинсового костюма. Не будучи оригинальным, решил поехать в лес и сжечь, а потом затаиться на некоторое время или уехать из города. Ольге можно сказать, что пьянствовал с незнакомыми людьми и подрался. Позже поразмыслив, сжигать костюм передумал, решив, что следы крови, скорее всего, мои. Достаточно будет выбросить его в мусорный контейнер подальше от дома.

Зайдя в соцсети, я внимательно просмотрел информацию о криминальных происшествиях города, но ничего похожего на вчерашние события не обнаружил. «Рано ещё, позже обязательно напишут», – подумалось мне. Жуткие раскаты финальной части симфонии Брукнера придавали возвышенно-трагический оттенок моему незавидному положению. Вспомнился случай полуторагодовой давности: жена попросила отвезти её утром в торгово-развлекательный комплекс шопиться с подружками, а вечером забрать. Зная страсть Оли к покупкам модных тряпок и безделушек, я, конечно, согласился, в ущерб моим планам на день. Не поставив нас в известность, её подруга Аня взяла с собой шестнадцатилетнюю двоюродную сестру Дашу, чуть полноватую крашеную блондинку с темными корнями волос. Не успели мы тронуться с места, как она начала безостановочно тараторить, сообщая ненужные подробности школьных перипетий и любовных приключений старшеклассниц, временами надувая пузырь жевательной резинки, наполняя салон мешаниной запахов банана, клубники и помады. Иногда мне приходилось краснеть, услышав скозь тихий ровный шум мотора очередные пикантности. Устав от её трескотни, я громко включил автомагнитолу с подключенной флешкой, на которой была симфоническая поэма Ференца Листа «Мазепа». Даша резко замолчала, в зеркале заднего вида отразились её надутые в обиде и без того пухленькие губки и округлившиеся зелёные глаза. Жена с Аней уставились в боковые окна, а юная балаболка, нацепившая маску разобиженной девочки, продолжила жевать жвачку с удвоенной энергией. Меня такой расклад вполне устраивал. Я наслаждался зловещими аккордами, изображающими бешеную скачку с завыванием фанфар переходящих в торжественный марш. Неожиданно Даша перевалилась через передние сиденья автомобиля, выдернула флешку и стала, как ни в чём не бывало, жать на кнопки магнитолы в поиске какой-то музыкальной станции FM-диапазона. «Сядь на место!», – вырвалось у меня, и я локтём правой руки толкнул её назад, ощутив большую упругую грудь. Она полезла снова. Развернувшись вполоборота, я силой усадил её обратно, и тут Даша, видимо от бессилия, укусила мою ладонь между большим и указательным пальцем. Потеряв на мгновение бдительность, я увидел, что мы быстро приближаемся к затормозившему перед нами «Рено». Избегая столкновения, я резко взял вправо, девушки закричали, мы выехали на тротуар и остановились через десять метров, визжа покрышками. К великому счастью прохожих не было. Под звуки оркестра и начинающего стучать по крыше дождя я про себя благодарил судьбу, Ольга с Аней молчали, у Даши по лицу катились слёзы. Когда нам всё-таки удалось доехать до торгового комплекса, я решил побродить по магазинам вместе с ними. В процессе шопинга мы с Дашей помирились и даже обменялись телефонными номерами. Всё закончилось прекрасно, но тот день в моей памяти теперь навсегда ассоциируется с симфонической поэмой «Мазепа» Ференца Листа.

Вечерело. Упаковав испачканную кровью одежду в чёрный пакет, посмотрев в окно и не заметив у дома ничего подозрительного, я вышел из квартиры, намереваясь быстро дойти до намеченного контейнера и вернуться обратно. Возле подъезда никого не было, но в глубине двора, на лавке у берёзы, сидели два короткостриженных молодых мужика, которых я здесь никогда не видел. Ускорив шаг, я почувствовал как бешено забилось сердце и вспотели ладони. Навстречу мне шагал сосед с третьего этажа, дородный детина лет тридцати, живущий с мамой:

– Здорово, Олег! – поприветствовал он меня и просиял.

– Привет, Андрей! Извини, очень спешу! – быстро ответил я и прошёл мимо, решив не подавать потной руки.

Завернув за угол и пройдя около пятидесяти метров до автобусной остановки, оглянулся – хвоста не было. Проехав пять остановок, дошёл до утопающих в горах мусора контейнеров и озираясь по сторонам, выбросил пакет. Вспомнил вдруг цитату графа Петра Толстого, сказавшего, что «если у вас паранойя – это не значит, что за вами не следят». Весь обратный путь напрасно пытался успокоиться, мысленно доказывая себе самому, что узнай они мой адрес, не стали бы следить, как в шпионском триллере, не стали бы даже ждать у подъезда, а легко бы нашли способ расправиться со мной без промедления. Подтверждением этих размышлений стало то, что возле дома, в лифте и у входной двери со мной ничего не случилось, но тревога не унималась, распространяясь пожаром, рождая жуткие картины будущего.

«Надо выпить и успокоиться, а лучше проглотить две-три таблетки феназепама, может отпустит», – подумал я, но не стал принимать ни того ни другого, потому как алкоголь даёт лишь краткосрочную иллюзию того, что «жизнь налаживается», а быстрая расплата с ударом по психике, напротив, вполне реальна. Транквилизаторы уменьшают тревожность, снимают мышечное напряжение, иногда дарят несколько часов спокойного сна, но находиться в аморфном состоянии пациента психоневрологического диспансера не хотелось, дабы не терять ясности ума.

Пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, заварил себе крепкого ароматного чая с мятой, намазал на хрустящие пшеничные хлебцы густое арахисовое масло, положил сверху нарезанный кружочками банан и вдруг дословно вспомнил фразу: «доверься силе, которая привела тебя в этот мир и заставляет биться сердце. Сдайся ей… ». Меня как током ударило! В самом деле, я не просил никого о рождении, однако живу, хожу, дышу. Организм не спрашивает у меня разрешения на выполнение основных своих функций. Способность наслаждаться хорошей музыкой, литературой, кинематографом заложена с детства. Даже то, кем я стал, видимо, не было результатом личных усилий – всё сложилось само. Что же можно изменить в нынешней ситуации, бесконечно обдумывая варианты спасения? Ответ очевиден: ничего! Размышляя таким образом, я решил отпустить ситуацию, отдать всё в руки Бога и прекратить бессмысленное сопротивление непреодолимым обстоятельствам.

Допив остывающий чай с бутербродами, я ощутил долгожданное умиротворение. Включив компьютер, не стал выискивать новую информацию в соцсетях, а вместо этого позвонил жене, но она ещё злилась и не стала говорить. Вышел на балкон. В гулкой темноте осеннего вечера причудливым калейдоскопом дрожали огоньки далёких многоэтажек, напоминая загадочные созвездия. Во дворе выгуливали собак, у соседнего дома тусила компания подростков, заливаясь временами неприятным гоготом. Пока стоял, взирая сверху вниз на разномастный ряд припаркованных автомобилей, поймал себя на том, что по-настоящему раскованным бываю лишь в одиночестве, где не приходится подстраиваться под чужие стандарты, опуская себя до уровня группы, толпы, социума. Со стыдом вспомнилось, как в школьные годы изображал дружбу и заискивал перед одноклассниками, издевающимися над более слабыми ровесниками, лишь бы не оказаться на месте унижаемых. Да и повзрослев, приходилось подстраиваться под правила поведения в кругу знакомых, ведя себя противоестественно, даже отвратительно. Одиночество же лишь поначалу кажется тоскливым и пустым времяпрепровождением, однако окунувшись в него и подружившись с ним, улавливаешь его неповторимый аромат. Примерно так же не сразу понимаешь вкус чёрствого хлеба, зато впоследствии признаёшь в нём изысканное яство.

Звук пришедшего в социальной сети сообщения прервал моё пребывание на свежем воздухе. Опьянённый кислородом я зашёл в комнату, открыл его и прочёл:

«Привет! Как дела? Трезвый? Если да, то тебе наверное интересно будет знать, что я в курсе твоих приключений прошлой ночью и радуюсь, ведь ты жив и здоров ))».

Я перечитал послание несколько раз. Испуга не было. Совсем. Взволнованное любопытство – может быть, но спокойствие меня не покинуло. Аккаунт в соцсети, с которого отправили письмо, явно был фейковый, созданный накануне специально для анонимных сообщений. Одно было совершенно ясно: отправитель хорошо осведомлён и нашёл меня по имени и фамилии. Но кто он? Чего хочет? Если это шантаж, то что я могу предложить? Для чего этот спектакль с перепиской? К моему удивилению атака мыслей не привела к панике. Они просто информировали, а я делал выводы, но не устремлялся за ними, подобно взявшей след собаке, громоздя версии одна ужаснее другой и вызывая тем самым неконтролируемые эмоции. Ощущая себя хозяином своих чувств, я спокойно, не торопясь, написал язвительный ответ, как бы намекая на то, что мне плевать:

«Здравствуйте, мой неведомый доброжелатель. У меня на самом деле всё нормально, на здоровье не жалуюсь, почти протрезвел. Единственная проблема в том, что Вы меня знаете, а я Вас нет».

Щёлкнув мышкой, отправил сообщение и стал ждать. Прошла минута, пять, десять – никакой реакции. Решив размяться, оторвался от кресла, достал из-под дивана гантели, сделал несколько заученных упражнений и пошёл в душ. Стоя под тёплыми тонизирующими струями, я тщетно пытался понять логику адресанта, его мотивы и конечную цель. Довольно скоро меня пресытили водные процедуры, и я, благоухая сандаловым мылом и оставляя мокрые следы на ламинате, вернулся к экрану монитора в удобном хлопковом халате. Новых сообщений не было.

«Надо не выключая компьютер постараться уснуть. Рано или поздно отзовётся, иначе совсем бы не писал», – решил я и устроился на диване. С недавних пор сон и сновидения стали моими желанными гостями. Как говорил Артур Шопенгауэр «Самое счастливое мгновение счастливого человека – это когда он засыпает, как самое несчастное мгновение несчастного – это когда он пробуждается». Я часто и не хотел пробуждаться, понимая, что глубокий сон без сновидений, в котором нет боли и разочарований, куда предпочтительнее бессмысленному и напряжённому бегу в колесе реального мира. Что касается сновидений, то иногда в них было страшно, иногда гнетуще, иногда интересно и весело. Помню, в одном из них я мог менять форму тела по своему усмотрению, в другом – соблазнить любую красавицу, в третьем ощущал такую радость, по сравнению с которой реальная была лишь намёком на это чувство. Конечно, не обходилось без догоняющих монстров, застрявших ног, страшных катастроф, тяжёлых заболеваний, позорных ситуаций. Но это издержки. Явь же была однообразной чередой безысходных серых будней, с маячившей на горизонте смертью. С недавних пор, я перестал считать действительность чем-то настоящим, а сновидение – иллюзией, потому как испытывал одни и те же чувства в обоих состояниях, только во сне их гамма шире, ярче и сочнее настолько, что при пробуждении они ещё продолжали владеть мной, постепенно угасая, несмотря на все попытки их удержания. Было ясно и то, что все окружающие объекты во сне рождены мной самим. Это привело меня к глубокому убеждению того, что каждое утро мой мозг создаёт мир, который принято называть реальным. Подобным образом я относился и к виртуальной жизни во всемирной паутине, где мог часами слушать, читать, лицезреть и общаться с интересными людьми, переноситься во времени и пространстве, получать нужную информацию, слушать любимую музыку, быть в тёплой компании сходных по духу и мыслям друзей. Эта реальность для меня и стала настоящей, а виртуальным оказалось пребывание в скучных компаниях и на постылой работе.

Морфей ещё не успел крепко обнять меня, когда пришло сообщение. Вскочив с дивана и вывив его на экран, я прочитал: