Loe raamatut: «Провиденциалы»
Глава 1
Эпоха каменноугольного периода, около 360 миллионов лет назад. Планета дышит, пульсируя в ритме древних приливов и отливов. Безграничный водный простор простирается до самого горизонта, где лазурное небо сливается с зыбкой гладью океана. Тёплые солёные волны, насыщенные минералами древнего мира, ласково накатывают на берег, шепча свои вечные тайны. Воздух, густой и влажный, наполнен ароматом первобытной жизни.
Постепенно воды начинают отступать, обнажая вязкое илистое дно, источающее терпкий запах тины и древних органических остатков. Из-под толщи вод проступают очертания застывшей земной тверди, ещё хранящей тепло подводных вулканов, из недр которой к палящим лучам древнего солнца тянутся чешуйчатые стволы лепидодендронов. Их кора, покрытая ромбовидными узорами, блестит от влаги. Грандиозные кроны, состоящие из длинных игольчатых листьев, шелестят на ветру, вплетаясь в звучание первозданного леса. Повсюду, куда ни глянь, вырастают гигантские папоротники, чьи изящные вайи разворачиваются, образуя непролазные заросли. Каламиты – древние предки хвощей – устремляются ввысь, их полые стволы поскрипывают при каждом порыве ветра. Воздух наполняется странными звуками: это шелестят могучие кроны на ветру, потрескивают стволы, растущие с невероятной скоростью, шуршат в зарослях первые наземные членистоногие. Где-то вдалеке слышится плеск воды – это древние амфибии, ещё не совсем привыкшие к жизни на суше, неуклюже передвигаются между водоёмами.
Однако вскоре нарастающая водная толща вновь начинает наступать на сушу. Медленно, но неумолимо, она поглощает вековой лес. Могучие стволы лепидодендронов и папоротников склоняются под напором воды, их листья опускаются, готовясь к долгому подводному существованию. И вот уже последние верхушки деревьев скрываются под водой. Безмолвие и первозданный покой вновь воцаряются на своём престоле. Океан, величественный и непостижимый, продолжает свой вечный танец, храня в своих глубинах тайны прошлого и зародыши будущего.
Время стремительно мчится вперёд, и вот мы уже в миоцене, 23 миллиона лет назад. Взору открываются необъятные просторы степей и редколесий. Янтарное море трав колышется под ласковым дыханием ветра. В воздухе витает пряный аромат полыни и чабреца, смешанный с хвойной свежестью. Эти земли населяют удивительные создания. Грациозные стада гиппарионов, трёхпалых предшественников современных лошадей, легко несутся по равнинам. Развевающиеся гривы и стройные ноги придают этим животным особое изящество. Неподалёку пасутся длинношеие жирафы – палеотрагусы и самотерии. Пятнистые силуэты этих долговязых существ мелькают среди деревьев, когда те лакомятся сочной листвой высоких ветвей. На горизонте, окутанные облаком пыли, виднеются могучие фигуры носорогов хилотериев. Оглушительное трубление этих гигантов разносится по саванне, служа предупреждением для соперников. В тени густых зарослей затаились хищные махайроды – саблезубые кошки с впечатляющими клыками. Эти грозные охотники терпеливо выжидают удобный момент для нападения.
Проходят тысячелетия, и климат становится холоднее. Мы переносимся в плейстоцен – эпоху великих оледенений. Ландшафт преображается: вместо саванн теперь простираются тундростепи – бескрайние холодные равнины с редкими островками лесов. По этим суровым землям бродят мамонты. Огромные бивни этих гигантов изогнуты серпом, а длинная шерсть колышется на ледяном ветру. Вот самка мамонта останавливается у замёрзшего ручья, хоботом разбивает лёд и набирает воду, чтобы напоить своего детёныша. Неподалёку неторопливо шагают шерстистые носороги, чьи массивные тела укрыты густым мехом, надёжно защищающим от холода. Два самца вступают в ожесточённую схватку за территорию, сотрясая воздух громким рёвом и стуком своих мощных рогов. В пещерах и расщелинах скал обитают исполинские пещерные медведи. Рычание этих могучих хищников эхом отражается от каменных стен, наполняя окрестности первобытным ужасом. На входе в одну из пещер медведица заботливо вылизывает своих новорождённых медвежат, пока те попискивают и неуклюже перебирают лапами. Стая волков, приспособившихся к суровому климату, крадётся по снежной равнине в поисках добычи. Их острый слух улавливает малейший шорох под снегом, выдающий присутствие мелких грызунов. И наконец, венцом этой долгой истории эволюции на сцене появляется человек.
Первые люди – охотники-собиратели, закутанные в грубые шкуры животных, с примитивными каменными орудиями в мозолистых руках. Их глаза, острые и внимательные, следят за каждым движением в окружающем мире. Они кочуют вслед за стадами, останавливаясь в временных стоянках и укрываясь в сырых пещерах. На шершавых каменных стенах своих убежищ они оставляют первые художественные творения – наскальные рисунки, запечатлевая сцены охоты и ритуальных танцев охрой и углём.
На следующей странице летописи человечества перед нами предстают оседлые земледельцы, бережно возделывающие поля, засевая их первыми культурными растениями. Вокруг построенных из глины и тростника жилищ пасутся одомашненные животные – козы, овцы, крупный рогатый скот. Дым от очагов поднимается к небу тонкими струйками, а в воздухе витает аромат свежеиспечённых лепёшек из пшеницы и ячменя. С течением времени возникают шумные базары и ярмарки. Цивилизация набирает обороты, и вскоре на месте, где когда-то плескались древние моря и бродили доисторические животные, вырастает современный город, чьё полумиллионное население заполняет улицы, площади и парки, а высотные здания устремляются в небо, как новые лепидодендроны каменноугольного периода. В этом новом мире технологий и прогресса рёв моторов и гудки автомобилей создают акустическую среду современности, вытесняя из памяти земли голоса мамонтов и саблезубых тигров; неоновые вывески и яркие фонари городских улиц разливают электрическое зарево по ночному небу, затмевая своим искусственным сиянием извечный блеск звёзд.
Михаил блуждал в лабиринте воспоминаний, пока осматривал музейные экспонаты. В его голове звучали отрывки из Священного Писания, академические мнемонические коды и стихотворные строки. Библейское «Земля же была безвидна и пуста…» сменялось учебным правилом для запоминания геологических эпох – «Каждый Образованный Студент Должен Курить Папиросы…». А затем всплывали поэтические строки С. Михалкова о великом вожде. Переходя от стенда к стенду, Михаил погружался всё глубже в вихрь ассоциаций. Но, бросив взгляд на часы, он с досадой выдохнул – до встречи с потенциальным работодателем оставался ещё целый час.
Несмотря на то, что хранитель памяти и летописец былых времён – краеведческий музей – располагается в одном из исторических зданий в самом сердце города, он редко становится центром притяжения для горожан. Лишь юные исследователи, сопровождаемые своими школьными учителями, периодически нарушают тишину этих залов. По негласному закону, интерес к этому храму истории у людей с возрастом только угасает. Причина такого равнодушия кроется в хронической проблеме современного человека – нехватке свободного времени. Чего нельзя сказать про Михаила, главного героя нашего повествования, который пришёл сюда, чтобы «убить время».
Восемь долгих месяцев минуло с тех пор, как он, окрылённый дипломом инженера, вступил на тропу трудовой жизни. Однако путь этот оказался тернистым и изобилующим разочарованиями. Все его резюме, отправленные с надеждой и рвением в качестве соискателя на должность инженера, так и остались гласом вопиющего в пустыне – ни единого отклика. Трижды за последние годы Михаил устремлял свой взор за рубеж, подавая заявки на стипендии и гранты на обучение в университетах США, Великобритании и ФРГ. Увы, его таланты так и остались незамеченными. Отчаяние подтачивало решимость, но Михаил был готов хвататься за любую возможность, пусть даже это означало работу плотником-бетонщиком.
Сегодняшняя, третья по счёту за день, встреча с потенциальным работодателем несла в себе крупицу надежды, ради которой он уже битый час скитался по музейным залам в ожидании. Два предыдущих собеседования разбились о холодную реальность – стоило Михаилу предстать перед кадровиками со своей сутулой тощей фигурой, как его тут же, махая руками, начинали отговаривать. Хрупкость его телосложения превратилась в их глазах в неопровержимое доказательство несостоятельности его амбиций.
Внешность Михаила была поистине примечательной. В свои неполные двадцать три года при росте в 174 сантиметра он едва дотягивал до 49 килограммов. Голова выделялась на фоне его тщедушного тела своими необычными пропорциями: в анфас она напоминала равносторонний квадрат, а в профиль поражала сильно выступающим затылком, наделяя его облик чем-то инопланетным. Глубоко ввалившиеся щёки, тёмные круги под серо-зелёными глазами, резко выступающие скулы и острый нос придавали его бледному лицу почти гротескные черты, на фоне которых уши оставались неприметными. Чёрный цвет волос добавлял контраста, а редкий тёмный пушок над верхней губой и на висках лишь подчёркивал его юношескую незрелость. На нём был надет костюм светло-бежевого цвета, подаренный матерью по случаю защиты диплома, который не только болтался на нём, как тряпки на огородном пугале, но и выглядел совершенно нелепо в такую не по сезону жаркую погоду.
С рождения Михаил обладал нестандартным строением опорно-двигательного аппарата: искривлённым позвоночником и деформированной грудной клеткой. Происхождение этих анатомических отклонений оставалось загадкой – врачи затруднялись определить, были ли они врождёнными или возникли вследствие осложнений при родах. Тем не менее, эти особенности, заметные лишь специалисту, никак не препятствовали Михаилу вести полноценный образ жизни. Единственным следствием этих скрытых аномалий, в сочетании со значительным дефицитом массы тела, стала его негодность к воинской службе.
Неудивительно, что Михаил стеснялся своей необычной наружности. Он ходил сутулясь, взгляд его был постоянно устремлён в землю, а речь отличалась сдержанностью, граничащей с молчаливостью. Слова застревали у него в горле – начинал он их уверенно, но к концу фраза утихала до едва слышного бормотания. Собеседникам то и дело приходилось переспрашивать и напрягать слух, чтобы разобрать смысл его речи. Нередко Михаила принимали за ученика старших классов, что вызывало у него мучительное смущение, заставляя его лицо покрываться багровыми пятнами.
Внешность – это не просто оболочка, а визитная карточка человека, особенно когда ты молодой специалист, только вступающий на профессиональный путь. В промышленной среде, где доминируют механизмы и запахи производства, индивидуальность может потеряться. Однако прежде чем попасть в цех, нужно пройти через офисные кабинеты, где эстетическое восприятие особенно обострено.
Нельзя винить людей за их стремление к идеалу. Это желание – не прихоть, а глубинный зов нашей природы, вплетённый в саму ткань человеческого сознания. Оно столь же неотъемлемо от человека, как дыхание.
В природе нет совершенства – каждое дерево несёт на себе отпечаток своей уникальной судьбы: изгибы от ветров, шрамы от засухи, следы неутомимого дятла. Но человеческий взгляд, хоть и привычен к несовершенству мира, с удивительным упорством выискивает изъяны и отклонения от воображаемой нормы – своего рода творчество, но с отрицательным знаком. Так запускается порочный круг: нестандартная внешность порождает предубеждение, которое, словно яд, проникает в душу, рождая сомнения в собственных силах. Эта неуверенность, подобно тени, следует за человеком, усиливая настороженность окружающих. Ведь если ты сам не веришь в свой потенциал, как могут поверить в тебя другие?
В интересах объективности стоит отметить, что стены музея стали для Михаила не только способом «убить время», но и щитом от неожиданных встреч с фигурами из своего личного прошлого. Ведь город регулярно сталкивает бывших знакомых и превращает неожиданные встречи в болезненное сопоставление жизненных путей. Не велика беда, если тебе повстречался твой одногруппник, с которым вы последний раз виделись по долгу учёбы всего каких-то полгода тому назад – за столь короткое время он вряд ли достиг головокружительных высот. Но неожиданное пересечение путей с давно потерянным знакомым способно превратиться в столкновение несовместимых реальностей. Именно такой катастрофой обернулась для Михаила недавняя встреча с Андреем Кряжиным, бывшим одноклассником, пути с которым разошлись ещё в восьмом классе, когда Андрей принял решение бросить учёбу в школе и поступить в ПТУ.
Теперь, спустя семь лет, Андрей предстал перед Михаилом воплощением житейского успеха: высококвалифицированный сварщик, семьянин, отец двоих детей. Его рассказ о путешествиях в экзотические страны и приобретении автомобиля звенел в ушах Михаила неземной мелодией с нотами, насквозь пропитанными ароматом недосягаемых грёз. Фотография красавицы-жены, гордо извлечённая из портмоне, стала последним штрихом в картине чужого счастья, на фоне которой Михаил почувствовал себя неуместным чёрно-белым персонажем, случайно попавшим в чужой полноцветный мир достижений. Когда Андрей, завершив свою победную оду жизни, поинтересовался делами Михаила, тот ощутил, как его реальность растворяется в кислоте чужого успеха; красный диплом, ещё недавно казавшийся ключом ко всем дверям, вдруг потерял свой блеск и вес.
«Нормально», – выдавил из себя Михаил, но это слово повисло в воздухе бессильной ложью. Спасительный автобус, подъехавший к остановке, увёз Михаила прочь от сцены его унижения. Он машинально шагнул в открывшиеся двери, не глядя на номер маршрута. И лишь когда незнакомые улицы замелькали за окном, Михаил осознал, что едет в совершенно противоположном от дома направлении. Но даже гул мотора и нарастающая тревога от неизвестного маршрута не могли заглушить горьких мыслей, терзавших душу. Он был готов ехать куда угодно, только бы не объяснять жестокую иронию своей судьбы: как вышло так, что человек с высшим образованием оказался безработным, прозябающим под крылом матери? Почему его мечты о дальних странствиях съёжились до размеров садового участка «Берёзка», куда он добирался на стареньком велосипеде «Урал»?
Михаил бродил среди экспонатов, словно путешественник во времени, изучая артефакты родного края и впитывая дух минувших эпох. Старинные фотографии привлекали его особое внимание – он вглядывался в лица людей, запечатлённых на пожелтевших снимках, пытаясь разгадать их биографии. Предметы быта, расставленные в витринах, позволяли Михаилу представлять повседневную жизнь предыдущих поколений. Он рассматривал старинную утварь, инструменты и украшения, мысленно воссоздавая картины прошлого. Геологические образцы, собранные в регионе, рассказывали ему об истории земли, на которой жили его предки.
Когда стрелки часов наконец сложились в нужный угол, Михаил вышел на улицу, где его встретила живая летопись времени – вереница зданий конца XIX – начала XX веков, молчаливых свидетелей минувших эпох. Первую половину пути он прошёл, погружённый в размышления об увиденном. В его сознании переплелись образы местных героев и легенды, создавая удивительную панораму прошлого. Шаги по брусчатке отдавались эхом ушедших лет, а километр пройденного пути показался мимолётным мгновением. Но чем ближе становилось место встречи, тем быстрее в его голове таяли эти исторические сцены. Реальность настойчиво вторгалась в сознание Михаила, вытесняя уютные мысли о прошлом; страхи и неуверенность выползали из тёмных уголков души. Увидев впереди массивное здание с вывеской, он почувствовал, как груз настоящего вновь обрушился на его плечи. Осанка, ещё недавно гордая от прикосновения к истории края, сгорбилась под тяжестью ожидания. Руки, только что с интересом касавшиеся музейных витрин, затряслись от волнения. А взгляд, жадно впитывавший исторические детали, теперь упёрся в землю, как если бы искал в ней опору перед грядущим испытанием.
Михаил вошёл в приёмную строительной фирмы, и его сразу же окатило волной прохладного кондиционированного воздуха, отделяющей внешний мир от мира деловых решений. Небольшое пространство дышало минимализмом, играя на противопоставлении белоснежных стен и чёрных кожаных кресел, расставленных вдоль них. В центре, за единственным столом, сидела молоденькая секретарь – олицетворение делового шарма и женственности. Она являла собой образец безупречности: от элегантной укладки белокурых волос до безукоризненного маникюра. Нежный шёлк светлой одежды мягко облегал её, искусно сочетая скромность и соблазн. В этой обители деловой строгости Михаил почувствовал себя неотёсанным камнем среди отполированного мрамора. Его речь вылилась в сбивчивый поток, в котором тонули остатки самоуверенности:
– Здрав…ствуйте, – начал он, запинаясь чуть ли не на каждом слоге. Его голос дрожал, как осенний лист на ветру. – М-можно к нач…альнику? – последнее слово он почти прошептал.
– Здравствуйте. Вы по какому вопросу? – тон секретаря прозвучал мелодично, но с нотками холодной стали.
– Я… я дог… оговорился. Можн… о зайти?
– С какой целью? – цепкий взор девушки прошёлся по Михаилу, фиксируя малейшие признаки его растерянности; её губы изогнулись в подобие улыбки – формальном жесте, лишённом даже намёка на теплоту.
– Я… э-э… договорился… Можно мне…?
– Вы насчёт работы? – секретарь теряла терпение. Её вопрос прозвучал отрывисто, как выстрел.
– Д-да, – пролепетал Михаил и инстинктивно отступил назад, готовый отложить это испытание на потом.
– Так бы сразу и говорили, – процедила она, едва сдерживая недовольство. – Присаживайтесь. Владимир Николаевич пока занят.
Михаил проскользнул в дальний угол приёмной и устроился в просторном кожаном кресле, удачно скрытом от пронзительного взгляда девушки громоздким офисным принтером. Вжавшись в мягкую обивку, он с облегчением перевёл дух и, машинально схватив журнал с подлокотника, принялся нервно шелестеть страницами. Щёки всё ещё пылали от недавнего замешательства.
Скукожившись в кресле, он делал вид, что увлечён чтением. На деле же буквы сливались в неразборчивую мешанину, а сознание то и дело возвращалось к эпизоду в другой строительной компании, где он продержался всего неделю.
Случилось это сразу после защиты дипломного проекта, когда сам драгоценный документ ещё не был торжественно вручен ему в руки. В газете бесплатных объявлений он прочёл заманчивое приглашение для студентов поработать на стройплощадке с весьма неплохим окладом. В конторе ему всучили адрес, где будут производиться работы, и приказали в понедельник к восьми утра быть на месте, имея при себе рабочую одежду и обед.
Когда рано утром первого дня недели он прибыл на указанное место, то обнаружил пустырь, огороженный кровельным железным профилем с прикреплённым паспортом объекта, где планировалось строительство коттеджа. Вместе с ним к работе приступили ещё двое рабочих. Прораб, человек немногословный и деловой, бросил им лопаты и обрисовал фронт работ несколькими скупыми жестами. «Копайте траншеи под ФБС-ки», – приказал он, показывая на невидимые линии будущего фундамента. «Потом сделаем стяжку», – добавил он, уже садясь в машину.
Автомобиль прораба ещё не успел скрыться из виду, когда один из рабочих предложил скинуться на выпивку. Михаил, не имея ни средств, ни желания участвовать, остался в стороне. Его товарищи быстро организовали всё сами. Час спустя они уже с трудом стояли на ногах; через два – улеглись прямо на голую землю; а ближе к вечеру, когда хмель начал потихоньку выветриваться, засобирались домой. Так прошёл первый рабочий день Михаила. Последовавшие за ним трудовые будни – вторник, среда и четверг – каждый был близнецом предыдущего. А в пятницу утром объявился прораб.
– Ёп-переёп… – прораб извергнул шквал нецензурной брани, его раздражение шипело и плевалось, как масло на раскалённой сковороде. – Вы почему ничего не сделали? Сейчас Дмитрича привезу посмотреть на ваши труды.
Отъезд разгневанного начальника послужил катализатором небывалой активности. Михаил и двое его коллег сразу же пробудились. Их движения, ещё минуту назад вялые и неторопливые, вдруг обрели невиданную скорость и точность. Лопаты в руках работников превратились в мелькающие тени, земля летела из-под них фонтанами. Невероятно, но им троим хватило менее получаса, чтобы выполнить все поставленные перед ними задачи. Закончив, они удивлённо переглянулись. Оставшееся время до конца рабочего дня превратилось в мучительное ожидание. Каждый звук приближающейся машины заставлял их вздрагивать и напряжённо всматриваться вдаль. Однако время шло, а прораб так и не появлялся. Когда часы показали пять вечера, рабочие молча переоделись и разошлись по домам. Эта стройплощадка больше никогда не видела Михаила.
– Вы меня слышите? Проходите, – сквозь густую пелену собственных дум Михаил расслышал настойчивый голос секретаря. Девушка приняла почти гимнастическую позу: откинувшись назад на стуле, опирающемся лишь на задние ножки, она вытянула шею и корпус вперёд. Её руки упирались в край стола, помогая удерживать равновесие, пока она пыталась разглядеть Михаила из-за загораживающего вид принтера.
– Спасиб… – едва слышным голосом проговорил Михаил, слова застряли в горле, превратившись в хриплый шёпот. Он мигом нырнул в кабинет начальника.
Комната руководителя фирмы, которая была раза в два больше, содержала стальной сейф, стальные стеллажи, стул и тот же оценивающий, примеряющийся взгляд, но уже на широком, мясистом, рябом лице. Хриплый бас на мгновение парализовал волю Михаила:
– Вы по какому вопросу? На работу?
– Да, плотником-бетонщиком, – на удивление самому себе довольно бодро и без запинки проговорил Михаил.
– Садись, – мужчина указал ему рукой на стул. – Мы собираемся строить дом частнику. Нужно подготовить фундамент, поработать с лопатой и носилками. Ребята там уже начали. Ты подходи в понедельник к восьми утра. Это в Затоне, Береговая 14. Найдёшь?
– Да, – произнёс Михаил, начиная вставать, полагая, что разговор подошёл к концу. Владимиру Николаевичу пришлось продолжать, поднимая глаза вслед за поднимающимся со стула собеседником.
– Возьми с собой что-нибудь грязное, рабочее – переодеться… обед захвати. Там дальше определимся. Согласен? – лицо Владимира Николаевича на протяжении всего разговора оставалось неизменно серьёзным. В то же время оно казалось как-то по-отечески приветливым, будто он знал Михаила маленьким, будучи давним другом семьи. Всё это подкупало. Доверие, выказанное ему этим человеком с первых минут, окрылило Михаила, и он был готов согласиться на какие угодно условия без колебаний. Последние слова своего нового шефа «Молодец, до понедельника!» он дослушал уже возле двери, держась за ручку.
Михаил буквально выпорхнул из здания, и его тут же окутал аромат тополиных почек – терпкий и целебный. Воздух вибрировал от щебета воробьёв, резвящихся в кронах деревьев. Солнечный свет щедро заливал исторический квартал. Лучи играли на фасадах двухэтажных деревянных домов дореволюционной эпохи, окрашенных в разные цвета. Затейливая резьба наличников и ставен так и притягивала взгляд, создавая впечатление живой, дышащей картины.
Сердце Михаила билось в унисон с его шагами, когда он направился к набережной. Ступив на неё, он повернул в сторону Затона, следуя изгибам береговой линии. Мысли о будущем кружились в голове. Улыбка, не сходившая с его лица, провоцировала прохожих невольно улыбаться в ответ.
До недавнего времени Затон тоже относили к старой части города. Этот район чудом уцелел во время ударной коммунистической стройки. На протяжении многих лет его вросшие по окна в землю и почерневшие от времени маленькие деревянные домишки исправно служили горожанам наглядным напоминанием о той руководящей и направляющей роли партии, благодаря которой за два десятка лет город изменил свой облик с уездного на индустриальный. Эти преображения произошли под руководством заслуженного строителя Крушилова, которому удалось в кратчайшие сроки переселить десятки тысяч семей из вагончиков в благоустроенные квартиры. Правда, столь стремительные темпы строительства не обошлись без компромиссов в области строительных стандартов. Так, в городе появились десятиэтажные дома с одним лифтом и шестиэтажные дома без лифта вообще – своеобразные памятники эпохе форсированной урбанизации.
Старые домишки оставались свидетелями прошлого, подчёркивая масштаб произошедших перемен. Однако с распадом государства эти дома один за другим потихоньку начали исчезать, уступая свои места роскошным особнякам. Старожилы Затона с грустью наблюдали, как меняется облик их родного района. Многие из них, не в силах противостоять натиску времени и денег, продавали свои участки и переезжали в современные квартиры на окраинах города. Другие упорно держались за свои корни, отказываясь покидать дома, в которых родились их деды и прадеды. Рядом с блестящими фасадами трёхэтажных коттеджей ещё можно было увидеть покосившиеся заборы и старые колодцы. Но с каждым годом таких островков прошлого оставалось всё меньше. Затон постепенно превращался в престижный район, где цены на недвижимость взлетели до небес. Тихие вечера, наполненные ароматом цветущих яблонь и звоном комаров, сменились шумными вечеринками и гулом дорогих автомобилей. Новая жизнь властно вступала в свои права, стирая последние следы прошлого в этом районе.
Глаза Михаила быстро выхватили из пестроты заборов нужный ему номер 14 на улице Береговой. Он замедлил шаг, осознавая, что перед ним – порог его будущей трудовой жизни. Взгляд невольно скользнул вверх, зацепившись за причудливое строение по соседству. Трёхэтажный дом-замок, будто вырванный из средневековой сказки, возвышался над окружающими постройками. Его острые шпили пронзали небо, а на вершине одной из башен гордо красовался позолоченный флюгер, отбрасывая солнечные зайчики на потрескавшийся асфальт. Губы Михаила тронула лёгкая улыбка. Он поднял руку в шутливом прощальном жесте и, разворачиваясь в сторону дома, негромко произнёс: «До встречи через два дня, петушок! Не улетай со своего насеста». С этими словами он зашагал прочь, унося с собой образ сказочного замка и предвкушение новой главы в своей жизни.
Однако столь романтическое настроение Михаила рассеялось, как только он переступил порог собственного дома. Мать встретила его с лихорадочным блеском в глазах, держа в руках потрёпанную записную книжку:
– Миша, звонили со сталелитейного завода! – выпалила она, не дав ему даже разуться.
Прихожая перед глазами Михаила внезапно поплыла. Сталелитейный завод – колосс индустрии, о работе на котором он робко мечтал, вдруг стал осязаемой реальностью. Слова матери о том, что его ждут в понедельник в восемь утра с документами на должность слесаря-ремонтника, звучали как волшебное заклинание. Стабильная зарплата, перспективы роста, бесценный стаж по специальности – всё это закружилось в голове Михаила, вытесняя образ сказочного замка с золотым петушком. Не чувствуя под собой ног, он развернулся и ринулся обратно в строительную контору.
Лишь оказавшись в душном салоне городского автобуса, трясущегося по разбитой дороге, Михаил осознал, что мог просто позвонить в контору. Но мысль о возвращении домой даже не пришла ему в голову. Так, за считанные секунды, жизнь Михаила совершила крутой поворот, и романтичный образ средневекового замка уступил место суровым очертаниям заводских цехов, обещающих не сказку, но стабильное будущее.
Михаил снова появился в уже знакомой ему приёмной, сохраняя вид человека, отлучившегося на короткий перекур, а не исчезнувшего на два часа. Лёгкая улыбка играла на его губах, когда он, излучая уверенность, указал секретарю пальцем на дверь начальника.
– Можн…? – слова застряли где-то между языком и зубами.
– Проходите, – отозвалась девушка, её голос на этот раз прозвучал как скрежет ножа по фарфору. Присутствие Михаила нарушало невидимый порядок в её мире. Несмотря на то, что это была лишь их вторая встреча, секретарь, очевидно, уже мысленно внесла его в список личных раздражителей, разместив где-то между заевшим ящиком стола и слишком громким звонком телефона.
Владимир Николаевич встретил появление Михаила с непроницаемым выражением лица, демонстрируя полное равнодушие к возвращению ушедшего до следующей недели посетителя. Хотя брови его на мгновение всё же чуть приподнялись, формируя немой вопрос, который он не посчитал нужным озвучивать.
– Извинит…, я в понедель… не смог… меня… завод позвал… – Михаил заговорил скороговоркой, теряя слоги и целые слова.
– Работу другую нашёл? – Владимир Николаевич решил подтвердить свою догадку, копируя интонацию опытного следователя, уже знающего ответ.
– Да, – выдохнул Михаил.
– Хорошо, ладно, успехов, – пробасил начальник и тут же уткнулся в бумаги, полностью поглощённый их содержанием.
