Волны и небо!

– Но я не единственный, кто может туда пройти.

– Ты имеешь в виду Лену? – Юрий нехорошо сощурился.

– Нет-нет. Причем тут она… – торопливо отнекался Витя.

– Тогда ты, наверное, имеешь в виду других магов. А я туда ни-ко-го не пущу. Да никто и не согласится. Это табу. Наша этика. Или ты думаешь, что можно послать туда Костю? И что он там поймет? В чем разберется? Костик хороший человек, классно готовит еду, но уровень у него, извини, не тот.

Витя молчал минуты две. Стоял, прислонившись к калитке и уставившись в одну точку. Только желваки бродили по щекам. Потом вскинул голову, облизал губы:

– Когда идем?

Глава 2. Исследователи

Яркий день. Зеленая трава и кипы деревьев на краю пустыря. Редкие пушистые облачка в вышине.

Лена сидела в траве, поджав под себя ноги, и, чуть щурясь от Солнца, смотрела на стоящих поодаль ребят.

Высокий стройный Юрий, в своем темно-сером комбинезоне с вышитыми золотом и серебром знаками, был гибок и красив, как дикая кошка. Черные волосы вороньим крылом перечеркивали лоб, быстрые и плавные движения рук уверенно чертили в воздухе чуть светящиеся иероглифы.

Витя стоял в двух шагах от него. Как всегда нахохлившись и сжавшись. Но глаза, опять же, как всегда, его выдавали. Чудесные глаза, в которых мечутся непокорный ищущий дух и глубоко спрятанная от самого себя страстность. Они так влекли к себе Лену, так будоражили ее.

Лена давно прекратила попытки вызвать Виктора на откровенность, раскрыть его. Зачем? Может Витя и будет лучшим любовником, чем Юра, но их отношения сразу потеряют ореол романтики и острый привкус несбывшейся возможности. Нет, не станет она ловить журавля, тем более, когда в руках такая чудесная синица. С Юрой удивительно легко, весело, интересно. Он сильный и смелый. А что до его излишней самоуверенности, так это даже хорошо. Его легче контролировать.

«Ладно, хватит, – Лена привычно оборвала поток мыслей. – Копаться в себе и переживать ты будешь потом. А сейчас смотри и запоминай».

И она смотрела, холодно и отстраненно, фиксируя каждую мелочь, каждый жест и слово, произносимое там, у Провала.

Юрий остался сзади. Он внутренне подобрался, неотрывно, цепко следя за идущим к Провалу Виктором.

Ощущение связующей нити. Упругий толчок повелительно ткнул Витю в спину. Шаг. Второй, третий. Спровоцированное извне движение, погрузившее Виктора в Ничто. Или Нечто?

Каскад.

Каскад огней и света. Дикий безумный хоровод неопределенных очертаний и резких линий, пролетевший мгновенным вихрем, оставившим после себя гулкий вакуум.

Отдаленный блеклый отсвет. Нарастающий, властно охватывающий и насквозь просвечивающий одновременно.

Холодная промозглая сырость. Монотонный звон капели. Придыхание шепчущих отзвуков, многократным эхом бьющих в тугие невидимые стены. Тени, уплотняющиеся в полуреальные предметы непривычных форм.

Виктор поднял прозрачную руку, потянулся к ближайшему из них. Тот резко выдвинулся из вязкого тумана, приобрел реальную вещественность. Рука, преодолев легкое сопротивление, погрузилась в холодную инородность.

Ощущение собственной нереальности пронзило Виктора, на мгновение парализовав непонятным страхом. Он здесь не существовал. Он мог быть чем угодно: ветром, дымом, зыбью, но не существом. От осознания этого мысли пришли в расстройство, сумбурно замельтешив, забегали, наталкиваясь, перекрывая одна другую.

Но извне пришла теплая мягкая волна, угомонила разбушевавшийся рассудок. Юрий усиленно пытался вернуть Виктора в равновесие, посылая ему силу спокойствия.

Жужжание. Рой женских голосов, попеременно нарастающий и стихающий, постепенно усиливающий давление, переходящий в настырный гул, с каким-то неестественным упорством прогибающий стенки сознания, пытающийся проникнуть внутрь. Поток прорвался, захлестнул Виктора волной бредовых образов, обнаженных тел, сплетенных в неимоверно страстных позах, развратных, вызывающих стыд, отвращение и болезненное влечение, выворачивающих наизнанку душу и изматывающих тело.

Виктор закричал, но не услышал своего крика. Вернулся страх. Обрушился на него, увлекая в бездонную пропасть, в хаос животного ужаса. Обезумев, Виктор рванулся прочь, в панике цепляясь за спасительный канал связи с Юрой.

Перед глазами сужающийся хобот тоннеля, по которому он несется, вытягиваемый напарником. Скорей! Быстрей, пока не сомкнулись двери, замыкая его в этом адском рае…

Горловина. Проскок в Свой мир.

Разбалансированное, покачивающееся тело. Осторожная, неуверенная поступь. Нескоординированные движения.

Юрий жестко схватил его за плечи, сильно встряхнул, приводя в чувства.

Два бледных, в испарине, лица, две пары глаз, объединенных общим знанием. Одно – исполненное ужасом, другое – лихорадочным восторгом первого проблеска понимания. Не сговариваясь, товарищи, поддерживая друг друга, шаткой походкой побрели к бегущей навстречу Лене.

Витя сидел на табуретке, напряженно жевал пряник.

– И что дальше? – не скрывая интереса, выспрашивал Костя.

– Да ничего, – нехотя отозвался Витя. – Я ушел.

– А Юра с Леной что, остались там?

– Ага…

– Эхе-хех.

– Ну что мне с ними делать?! – Витя вскинул голову. – Ничего не понимают! Я им твержу-твержу, а без толку. Ну, Юра – понятно, он давно уже всякой ерундой занимается, а Лена?.. Зачем ей туда лезть? Ну, как они не поймут?! Это же грех. Ад это. И туда, к Ариману… Юрка еще о какой-то силе говорит. А Сила эта – Дьявол. Сила, знание, зачем они – если Ад? Здесь молиться надо, каяться, исповедоваться. Да и то не поможет. А они…

Костя только сокрушенно вздыхал и качал головой. Он давно уже стал невольным слушателем взаимных сетований своих старых друзей. Те все дальше и дальше расходились в противоположных направлениях, переставали понимать друг друга и отводили душу в гостях у Кости.

– Ну, повлияй ты на них, – с горечью продолжал Витя. – Ведь ты-то меня понимаешь, хоть и не воцерковленный. Ох, ну почему вы так этого боитесь, почему не придете к Вишну? А, Костя?

Тот развел руками и ответил, как бы извиняясь:

– Я не могу так. Это ведь не честно. Идти в церковь надо, если действительно веришь, а если в душе сомнения – то Бог только обидится. И я не знаю… Если Бог есть, то Он совсем другой, не такой, каким представляет его церковь. Он не может быть злопамятным и жестоким. Основа его – любовь, а не ненависть. А в церкви… Я слишком часто сталкивался с проявлениями зла.

Наступило неловкое молчание. Лишь минуту спустя Костя осмелился его нарушить:

– Витя, а что дальше? Что вы решили делать с Провалом?

– Ничего не решили, – сумрачно отозвался тот. – Я ушел. И больше туда не пойду. Нет уж… ищите другого дурака.

– А Юра?

– Да что я с ним сделаю?! Вбил себе в голову: «Сила, Знание, Новые Миры». Какая, к Ариману, сила?! Оттуда бежать надо без оглядки. А он еще и Лену уговаривает туда идти. О-ох! Ну, дураки они! Дураки!!!

Он замолчал, сжав голову в ладонях и скорчившись на табуретке. В сумрачной тишине звяканье поставленной Костей на стол чашки разнеслось как колокольный звон.

Они еще долго так сидели. Витя – скорчившись, и Костя – сочувственно притихнув. Потом Витя встряхнулся, потер лицо ладонями и резко встал:

– Пойду я. На вечерню опоздаю, – и направился к двери.

Костя проводил его до порога, но там Витя замешкался, смотря куда-то в сторону, тихо проговорил:

– Знаешь, Костя, у меня в последнее время такая заморочка… Кажется, что все кругом – только сон. А настоящий Виктор валяется где-то в постели и переворачивается с боку на бок. В каком-то другом мире, где полно механизмов и нет ни Церкви, ни Магов. Странно, да?

И он, не прощаясь, вышел на улицу.

Костя вернулся на кухню, стал быстро и ловко убирать со стола, наводить в доме привычный идеальный порядок.

На душе было тошно.

«До чего же людям нравится создавать себе проблемы. И при этом они тщательно прячут истинные причины, закапывают их под ворохом слов, делают вид, что беда совсем в другом. И начинают войну с тенями. Вернее с Тенью самого себя. Обзывают то, потаенное, злом и, не щадя живота своего, ведут жесточайшие бои с неотъемлемой частью собственной личности. И ведь ничем им не поможешь! Говорить в лоб – только обидятся и причислят тебя к кровным врагам. Пытаешься косвенно подтолкнуть – не помогает. Они слишком ослеплены борьбой».

Блюдечко выпало из рук и с жалобным звоном разбилось.

Костя присел на диван, уставился в пространство.

«Жалко их. Ох, как жалко! Витю, который пытается убежать от самого себя и своих чувств. Не понимающего, что любовь не может быть греховна, что уродливой и некрасивой делает ее именно подавление чувств. Юру, который играется в Силу. Купается в собственной свободе и независимости, мощи и известности и не замечает тех, кто с ним рядом. Вернее замечает только тогда, когда они ему полезны. А это вывернется изнанкой. Нельзя постоянно только брать… И жалко Лену. Бедная ты моя. Как же тебя угораздило так вляпаться? Ты думаешь, что я не знаю о твоей беде? Нет, не о той, игрушечной, в которую впутали тебя Юра с Витей. О настоящей. Как же ты можешь так жить? Я бы не смог. И что ты будешь делать, когда они узнают? И ведь ни помочь тебе, ни взять часть твоей ноши. Это ведь только вспугнет тебя, порвет ту ниточку, которая нас связывает. Которую мы оба называем дружбой, даже не разобравшись в том, что это такое. А как тогда я буду жить? Я ведь не могу без тебя. Мне плевать, с кем ты, и что ты к кому чувствуешь. Лишь бы тебе было хорошо, и ты была рядом. Ведь любовь, это когда другой человек для тебя важнее самого себя. Тебе сейчас нужен друг. Гораздо больше, чем любимый – с ними-то у нас все в порядке. Ни ты Юрку с Витей, ни я Анжелу ни на кого не променяем. Хотя не пойму я, при чем здесь обмен? Почему любовь должна быть одной-единственной, и какие ограничения может наложить на это штампик в паспорте и обряд венчания? Если Бог – это Любовь?! Ну, ладно, я буду другом, если ты хочешь этого. Или, по крайней мере, попытаюсь оставаться только им. Но разве это тебя спасет, когда откроется скрываемое? Разве смогу я защитить тебя от самой себя? И что же мне с вами всеми делать?!»

Бездонные карие глаза. Золотистые лучики вокруг черных омутов зрачков. Только они. Остальные черты такого знакомого и милого лица отошли на второй план, растворились. Остались только глаза, внимательно и чуть настороженно глядящие на него, в него. Они сопротивляются напору, не впускают внутрь, как никогда не впускали, даже в самые интимные мгновения их встреч. Как бы тонкая ледяная пластинка прикрывает их и защищает от напора Юриного взгляда.

Но тихие слова и плавные жесты уже сделали свое дело. Пластинка тает, сменяясь легкой туманной поволокой, которая уже не защищает, а ослабляет Лену. Та еще может вырваться. Махнуть головой, смежить веки, оттолкнуть Юрия. И все останется по-прежнему. Но что-то не дает ей этого сделать, и Юра тщетно пытается понять – что? Это не любопытство. Вернее, не только любопытство. Какая-то скрытая, но несокрушимая сила таится там, в таких, казалось бы, знакомых глазах.

А пелена поволоки растворяется и теперь уже между их глазами, между душами нет ничего. Они срослись в одно целое…

ЮРИЙ ОТШАТНУЛСЯ.

В последний момент, когда возник полный контакт, он вдруг ясно понял, что перед ним совсем другой человек. Что Лена, которую он знал, всего лишь грань, а может и просто маска этой новой, незнакомой женщины, стоящей перед ним. По его спине прошел холодок, а в мозгу пронеслась тоскливая мысль: «Что я наделал!»

А женщина стояла перед ним, и Юра чувствовал, как она холодно и беспристрастно оценивает его. Еще мгновение – и он увидел самого себя. Увидел ее глазами, ощутил ее чувствами, в которых привязанность и дружба были лишь частью, и не самой главной.

Он чуть не закричал от боли. Нет, то, что было между ними, даже с натяжкой нельзя было назвать любовью… Но все равно…

Неимоверным усилием воли Юрий подавил нахлынувшие чувства. Давно не применяемой мантрой погасил горечь утраты. Осталась только пустота там, где раньше, возле сердца, пульсировала любовь.

«Да, за все надо платить… Только стоит ли Сила любви?» – пронеслась в его голове чья-то мысль. Его? Ее?… Какая разница…

А Лена тяжело вздохнула и тихо произнесла:

– Я пошла.

Он ничего не ответил.

Круто развернувшись и чуть не потеряв при этом равновесие, женщина взмахнула рукой и нетвердой походкой направилась к переливающемуся впереди Провалу.

Юрий как бы разделился на трех человек. Один, скорчившись от одиночества и боли, тихо выл. Второй, предвкушая новые знания и новые Силы, потирал руки. А третий… был Леной. Он видел ее глазами, слышал ее ушами, чувствовал ее душой, или тем, что было у той вместо нее.

Хмурый растерянный Юра оставался все дальше и дальше позади, но Лена чувствовала, что энергетическая нить, связывающая их, все так же крепка. Хотя…

«Нельзя было соглашаться. Он расстроен и плохо контролирует ситуацию. Я могу вмазаться черт знает во что, – и вдруг волна отчаяния смыла холодные мысли. – Как же я без него?!! Ду-ура!!! Ну, зачем, зачем?!…»

Но секунду спустя тренированная воля скрутила эмоции в тугой, чуть барахтающийся и постанывающий комок. К серой пелене Провала Лена подошла как всегда собранным капитан-командором Службы Безопасности. От той, забившейся в уголок несчастной женщины – только подсыхающие полоски слезинок на щеках.

Рука коснулась прохладной туманной поверхности и без сопротивления проникла внутрь. Провал отозвался серией радужных переливов и россыпью тусклых огоньков.

Лена глубоко вздохнула и сделала шаг…

Мир заколыхался, теряя знакомые очертания… И обрел четкость.

Перед Леной был узкий обшарпанный коридор без дверей, с редко висящими тусклыми лампочками.

Лена обернулась. Сзади серела влажными камнями стена, а по окружности метра полтора в диаметре – тускло светился голубой ободок. Лена попробовала коснуться стены, но рука провалилась вглубь.

«Вот и обратный выход» – спокойно подумала она и двинулась вперед по коридору. Тот, круто повернул, изменился. Теперь он – и пол, и потолок, и стены – был из светящегося упругого вещества, а по обе стороны на равных расстояниях виднелись прямоугольники закрытых дверей с наборами кнопок возле них.

Это было чем-то похоже на лабораторный корпус подземного технического центра в Сенеже.

Лена прошла мимо дверей, даже не пытаясь их отпереть. И вдруг увидела приоткрытую. Осторожно надавила на нее, сделала шаг в темноту…

И очутилась на берегу моря.

Ласково перешептывались волны, яркое Солнце положило теплые ладошки на голые плечи.

Лена заулыбалась, подставляя ему лицо.

– Здравствуй, – тихий баритон заставил ее круто обернуться, взметнув волну зазолотившихся под Солнцем волос.

Незнакомый, вернее, смутно полузнакомый мужчина стоял рядом. Он был высокого роста, безупречного сложения, с волевым, серьезным и добрым лицом положительного киногероя.

– Я ждал тебя, Лена, очень долго ждал, – он коснулся ее локтя сильными и нежными пальцами. – Пойдем, я заказал ужин.

Мгновенный вихрь – и они сидят на скалистой террасе, а легкий столик между ними уставлен цветами, винами и лакомствами. Его рука нежно покрывает ее ладошку.

«Дальше!»

Тропические сумерки. Яркая луна и цвырканье цикад. Мягкие губы страстно блуждают по ее лицу, шее, груди. Сильные руки притискивают ее к чужому разгоряченному телу. Прерывистое дыхание и срывающийся шепот:

– Лена, Леночка, пожалуйста, будь моей.

«Дальше!!»

Неразбериха, переплетение тел. И яростный нежный огонь, рвущийся из глубины вместе со стоном и чистым экстазом полета.

«Дальше!!!»

Она стоит, прижавшись к стене в сырой и вонючей подворотне. А он, невысокий и гибкий, звеня шпагой, дерется с тремя гнусного вида мразями. Нет, уже с двумя…

«Дальше!!!!»

Таинственный грот – и они на лодке, с зажженными факелами, взявшись за руки. Отблески огня высвечивают сталактиты и сталагмиты, россыпи драгоценных кристаллов и непонятные письмена, отражаются в темной воде и его восхищенных и ласковых глазах.

«Дальше!!!!!»

Она бежит рука об руку с длинным очкастым парнем по упругому покрытию плавно загибающегося вверх коридора. Они подбегают к большому окну. За ним россыпи звезд и огненный цветок восходящего солнца, расцветивший немыслимыми переливами красок огромное полушарие висящей под ними планеты. Они радостно смеются, и парень, поспешно сняв очки, нежно ее целует.

«Дальше!!!!!!»

…Рывок. Как за волосы. За душу.

Тошнотворное ощущение протаскивания себя сквозь себя. Безжалостно яркое солнце и твердый камень, впившийся углом между лопаток.

Лена застонала, с трудом поднимаясь на локтях.

Пустырь. Развалины. Туманная завеса прохода. Ссутулившийся, уходящий прочь Юрий. И на все это – наползающая пелена прорвавшихся потоком слез. Немой крик разбитой вдребезги души:

«За что меня так?!!»

Глава 3. Служба

Три дня подряд Юра приходил на пустырь. Он появлялся здесь утром и одиноким призраком скитался по покрытой ухабами и кочками территории, иногда присаживаясь в траву и подолгу глядя на переливающуюся радужными сполохами поверхность Провала. Потом, уже ближе к вечеру, он, ссутулившись, уходил прочь, так и не решившись подойти к поблескивающей границе и сделать шаг за нее.

На четвертый день все повторилось в том же порядке. Бесчисленные круги вокруг развалин, усталость и равнодушие в конце дня. Бросив последний сумрачный взгляд через плечо, Юра побрел домой узким, заросшим травой переулком, завернул за угол, вышел на широкую мощеную улицу, ведущую к центру города.

– Юрий Сергеевич, подождите, – раздался сзади спокойный голос.

Юра обернулся. В десяти шагах от него, чуть опершись рукой о стену дома, стоял неприметный человек в сером костюме мелкого служащего.

– Я хотел бы с вами поговорить.

– Интересно, о чем? – настороженно отозвался Юра.

– Об этом, – человек в костюме махнул рукой в сторону пустыря.

– Почему со мной?

– Ну, вы в самом деле… С кем же еще?

– Извините, а кто вы, собственно, такой?

– А вы не поняли?

– Понял. А все-таки?

– Ну, скажем, Посредник. Представитель одной организации.

Юра сощурился, резко спросил:

– Это – ваших рук дело?

– В какой-то степени… – чуть растерявшись, начал Посредник. – Но это между нами, ладно?

– Вы действительно такой простак, или притворяетесь?

– Притворяюсь, – честно сказал Посредник.

– А вы психолог, – улыбнулся Юра и чуть расслабился. – Даже раскалываетесь вовремя…

– Работа такая, Юрий Сергеевич.

– Тогда еще вопрос. Лена – ваш человек?

– Да.

– Тогда почему пришли вы, а не она. Я ведь, вроде как, в ее ведении?

– Мы решили, что у меня больше шансов вступить с вами в контакт.

Юра секунду подумал. Кивнул.

– Ну, так что, Юрий Сергеевич, побеседуем?

– Если угодно, – сухо ответил тот.

– Тогда прошу за мной.

Они прошли полквартала и сели в темно-коричневый кэб с наглухо задернутыми шторами оконцами.

– Здравствуй, Витя.

Лена улыбалась, но глаза при этом оставались какими-то уж очень серьезными. Или грустными?

– Привет! – Витя явно обрадовался, но тут же засмущался. – Не видно тебя давно…

Она подошла так близко, что Витя почувствовал терпкий запах ее волос.

Он отвел от нее взгляд и стал внимательно рассматривать ветку сирени, выбившуюся из-за забора.

– Как ты? – все так же приветливо продолжала Лена.

– Да, ничего. Работа, дом, церковь… А ты?

– По-разному, – теперь в голосе ее явная печаль. И с какой-то лихорадочной надеждой: – ты не торопишься?

– Вообще-то… тороплюсь.

Витя сделал резкое движение, словно собираясь уйти, но Лена остановила его прикосновением к плечу:

– Погоди! Я должна тебе сказать… Ты… Я…

Она беспомощно улыбнулась и, подняв руку, нежно провела ладонью по его щеке, чуть взъерошила волосы на затылке, потянулась к нему всем телом.

Витя отпрянул. Воззрился на нее обиженно и с явной опаской. Ленина рука как-то жалобно повисла в воздухе, лицо стало как у ребенка, которого ударили без вины. Она всхлипнула, прижала ладони к щекам и, круто развернувшись, кинулась прочь.

Витя нахмурился. Сжав кулак, ударил по штакетной доске забора. Низко опустил голову и пошел своей дорогой, мысленно проклиная себя, Лену, весь этот мерзкий и отвратительный мир…

Их было пятеро.

В одинаковой камуфляжке, с навешенными со всех сторон приборами, амуницией и оружием. Примерно одинакового роста, с одинаково стриженными «под ежик» головами. С удивительно похожими лицами, вернее их выражением: смесью застывшей готовности выполнять любые приказы и высокомерным пренебрежением ко всем гражданским.

– Капитан Скворцов, сержанты Серебряков, Демичев, Краснояров, ефрейтор Зинчук, – коротко отрекомендовал Посредник и, указав на Юру. – Юрий Сергеевич Шилов. НАШ специалист.

Те по очереди кивнули.

– Ясно, но вы говорили, кажется, о Научной группе?

Посредник подхватил Юру под локоть и увел в направлении двух фургонов, возле которых разворачивалось какое-то сложное оборудование, сновали сумрачные серьезные люди в серых спецовках и расхаживали несколько важных, ученого вида, мужчин.

– А вот и наша наука. Группа профессора… м-м… скажем, Иванова. Они, разумеется, в проход не пойдут, будут вести дистанционное наблюдение. Надеюсь, вы не против, что мы отправляем на это опасное дело только хорошо подготовленных и добровольно вызвавшихся профессионалов?

– Нет, нисколько.

– Тогда перейдем к делу. Нам надо обговорить план мероприятия.

Юра смотрел, как уходят в туман неизвестности пять силуэтов.

Идут прямо к Провалу, чуть согнувшись под тяжестью аппаратуры. Водят из стороны в сторону стволами винтовок.

Юрий поднял вверх скрещенные руки и, описав ими плавный круг, сконцентрировался на идущих солдатах, проникая внутрь их сознания. Он ощутил тяжесть рюкзаков, холодную сталь оружия, настороженность и страх перед неведомым. И в то же время остался собой, одиноко стоящим высоким черноволосым парнем, управляющим, манипулирующим силовыми потоками, раскрывающим, раздвигающим ворота в другой мир.

А они (он) уже входили в разверзшуюся серую щель.

Сумрак.

Смутные расплывчатые тени.

– Не расходиться, кучнее! Зинчук, прикрывай тыл.

Позади светлое пятно выхода, с как бы дымящимися краями. Очертания родного мира с каждым шагом все зыбче, туманней.

– Стоять! Серебряков, Зинчук – на караул. Демичев, Краснояров – развернуть оборудование.

«И без тебя знаем. Мог бы так громко не орать. Жуть-то какая!»

Двое присели на корточки, скинув с плеч приборы, и стали лихорадочно их подключать. Трое других, сжимая в руках оружие, озирались по сторонам.

Зародившийся где-то на грани видимого вихорек медленно, но неотвратимо стал расширяться, приближаться к пятерке. Скрипящие и чавкающие звуки, тихое подвывание.

– Капитан, танки! – Демичев указывал рукой на три боевые машины, ползущие на них.

– Какие, к черту, танки! Нет там ничего!

– Да есть же! Вон они, накатываются! А-а!!!

Демичев рванулся прочь, но ноги ватно вязли в тумане. Юрий почувствовал, как в спину сержанту уткнулось холодное железо и его подмяло под гусеницы.

– Без паники! Демичев, ты где? Какие, к черту, танки, я вас спрашиваю!? Куда девался этот болван!?

А вихрь уже кружил вокруг них. Неодолимая сила приподняла разведчиков вверх и стала растаскивать в противоположные стороны.

– Включить рации! Держать связь!

– Господин капитан!!! – истерический вопль Серебрякова. – Это дракон! Он меня проглатывает!!!

Скрежет зубов по автомату. Адская боль в перекушенном животе.

– Ты, придурок чертов, вытаскивай нас!!!

Юрий напряг силы, пытаясь ухватить их силовым полем и выдернуть, но солдаты ускользали, и он, теряя контроль, мог только наблюдать, ощущать их…

Бесконечный эскалатор, движущийся вниз, в темноту. Демичев видит над входом распятое, истекающее кровью тело капитана Скворцова. Когда Демичев проезжает под ним, капитан поднимает голову и говорит:

– Я же говорил, что там танки…

Краснояров дерется с Зинчуком за голову Скворцова. Удар – и штык-нож пронзает ефрейтора насквозь. «Голова теперь моя!»…

Хрустальный город над облаками. Демичев сидит в серебряном кресле и смотрит на водящих хоровод полуобнаженных девушек. Одна из них подходит к нему и садится на колени, нежно обнимает и льнет к его груди…

Погоня. Серебряков бешено вращает баранку автомобиля и жмет на газ. Свист пуль и звон вспарываемого ими стекла. Враги нагоняют. Машина с сидящими в ней Скворцовым и Краснояровым бьет его автомобиль в задний бампер…

От удара Краснояров ударяется грудью о панель и режет правый локоть о край выбитого стекла.

– Не уйдешь, гад! – он вновь поднимает дуло скорострелки и пули вминаются в спину Зинчука. Тело дергается, валится набок, а машина, потеряв управление, подлетает на бугре и, перевернувшись, врезается в бетонную стену. Жаркое облако взрыва хлещет по преследователям…

– …И все-таки, где этот чертов камень?

Скворцов роется в груде каких-то манускриптов и реторт. Под мощным дубовым столом – распростертое тело чернокнижника с торчащим в груди серебряным кинжалом…

Джунгли, наполненные криками неведомых хищников. Черная зловонная трясина. Лиана хлещет идущего впереди Зинчука по ногам и, два раза обернувшись вокруг них, резко дергается в сторону. Тот орет, стреляя куда попало. Остальные, остолбенев, замерли на месте. Громкий чавкающий звук и полная тишина…

Юрий чувствовал, что его мозг переполняется все нарастающей волной безумия и ужаса.

– Я не могу-у!!!

Он схватился за голову и, упав на землю, стал по ней кататься.

Но их надо вытащить.

«Может, по одному?»

Серебряков идет по скалистому гребню. Глубоко внизу зеленеет лесистая долина. А по ее краям – громады гор. За спиной увесистый рюкзак, наполовину заполненный пластиковой взрывчаткой. Где-то впереди, в километрах пути ИХ гидростанция, нависшая над городом и разбросанными возле него поселками и фермами. ОНИ ничего плохого ему не сделали, но приказ – это приказ. И он его выполнит, даже если погибнет.

– Погоди!

Резкий бросок в сторону. Упал за камень. Пистолет-пулемет на приближающегося. Ужасно знакомое лицо. Ах да, это тот, что забросил их сюда! Ах ты, гад! А за его спиной, как мираж, вырисовывается на фоне неба знакомый пустырь, ребята из спецроты, штатские сволочи. Серебряков поднимается, отбрасывает прочь оружие и идет к ним. Но черная трещина зазмеилась в нескольких метрах впереди, мгновенно расколов горный кряж и Серебряков вместе с пластом грунта сначала медленно, а затем все быстрее, падает вниз, в пропасть.

Навсегда.

Ночной переулок. Резкий свет газового фонаря. Впереди торопливо цокает каблуками девушка в светлой блузке и короткой вельветовой юбочке. Демичев облизывает пересохшие губы, плотоядно глядя на ее стройные ножки. Резко кидается вдогонку. Девушка оборачивается, рассыпая по плечам русые шелковистые волосы. Страх на красивом лице, поднятые к груди тонкие руки. Секунда – и он налетает на нее, валит на землю, подминая, тиская, разрывая одежды. Полный боли и страха истошный крик, и бьющееся под ним юное тело. Вдруг оно ускользает, растворяется, и все вокруг погружается в круговорот смутных образов. Лицо того типа – Юрия, выплывает из мглы, его протянутая рука вытягивает Демичева, но новые волны тумана скрывают его и он пропадает.

Навсегда.

Зинчук стоит, прижавшись спиной к холодной переборке. В его руках бластер. Где-то там, в коридорах галактического лайнера – чужие. Гигантские твари: не то насекомые, не то ящеры с лоснящейся кожей и огромной пастью. Полминуты назад замолчал последний из остававшихся в живых – помощник штурмана Серебряков, и в наушниках теперь мертвенная тишина. Тяжелые шаги слева, на полу гигантская тень. Она приближается. Зинчук, ничего не соображая, бьет в ту сторону лучом лазера. На пол валятся раскаленные добела ошметки переборки, растекается лужей расплавленный металл. Но оно идет, хоть бы хны, даже не вздрогнет. Вдруг силуэт чудовища меняется и перед сержантом – тот яицеголовый, Юрий, что ли? Он протягивает к нему руки, зовет. И в это мгновение волна взрыва отбрасывает Зинчука назад, и видение скрывается за сполохами огня.

Навсегда.

Тигр бросился неожиданно. Краснояров не успел среагировать, только ткнул куда-то вперед штык-ножом. Тяжелая когтистая лапа ударила его по плечу, выбивая это несерьезное оружие и сбивая с ног. Нависшая сверху клыкастая пасть, когти, рвущие одежду и тело.

Волна дрожания – и все погружается в туман, из него раздается голос:

– Держись же!

И тонкая, скользкая, похожая на змею веревка – в руки. Его тянут куда-то вверх, к свету, он уже видит очертания домов, столпившихся товарищей, прилипших к приборам ученых. И в этот момент веревка превращается в настоящую змею, которая рвется в его руках, и он падает назад, в кошмар.

Навсегда.

Выжженный солнцем кишлак. Пустые улицы. Только метрах в тридцати – два трупа в чалмах. Слева, возле стены развороченной снарядом сакли присели его ребята. Минутная передышка сменяется новой яростной атакой. Со стороны близких гор из зеленки выскакивают душманы. Паля из винтовок. И падая, один за другим, под огнем его бойцов. Свист пуль над головой. Крик за спиной. Косой взгляд влево. Это Зинчук. Он обеими руками схватился за развороченную грудь и валится навзничь. Щека вновь прижата к горячей скорострелке. Врагов слишком много. Они гибнут десятками, но все равно бегут вперед. Бородатые мужики и совсем еще пацаны, с тонкими полосками усов над верхней губой. Сильный удар в плечо – и Скворцов удивленно смотрит на торчащую из разорванной камуфляжки обломанную кость. Чьи-то руки подхватывают его, оттаскивают в сторону. «Демичев?» Нет, тот штатский, что засунул их в эту проклятую дыру. Но его лицо скрывает туман, и нахлынувшая боль отключает сознание.

Навсегда.