Loe raamatut: «Копатели. Энергия Завета»
Глава 1. Out Of Office
Dear sender, thank you for your mail.
I’ll be OOO till 9.07. In urgent cases
please call my mobile.
Уважаемый отправитель, спасибо за ваше письмо.
Меня не будет в офисе до 9 июля. Пожалуйста,
звоните на мобильный.
Солнечным июльским утром 2007 года черный силуэт японского внедорожника неспешно пробирался сквозь будничные потоки кольцевой автодороги. Отстояв положенное перед съездом в Митино и прокравшись мимо выставочного центра, который, как обычно, в день проведения мероприятий собрал пару километров пятничных пробок, Паджеро свернул на Новорижское шоссе. Рассекая бледным лучом ксенонового света потоки предусмотрительных дачников, выехавших в эту пятницу пораньше, внедорожник занял левый ряд и неотвратимо поплыл на запад, довольно урча тремя своими литрами.
Вырвавшись на простор «Новой Риги», Макс Маршалин, менеджер крупной западной IT-компании, закурил вторую за это утро сигарету, сделал чуть погромче «Радио «Джаз» и чуть приоткрыл окно, заставляя жаркий июльский ветер бороться с потоками кондиционированного воздуха. В салоне образовалось приятное движение, уносящее за борт сигаретный дым и плохое настроение, созданное унылыми утренними пробками.
В голове лениво прокручивались законченные вчера в спешке, и не совсем законченные, отложенные до понедельника, дела. Часы под лобовым стеклом показали девять утра, и Макс представил, как сейчас заполняется машинами узкая улочка, расположенная где-то между Белорусским и Савеловским вокзалами. Паркуясь вплотную друг к другу, иногда по звуку, сотни автомобилей встают на свое дневное дежурство под палящим солнцем июля, а их хозяева, успешные и не очень московские клерки, тихо матеря жару, поднимаются в прохладу кондиционированных помещений своих офисов, чтобы еще один свой день положить на алтарь безжалостного московского Бога по имени «Бизнес», который правит многомиллионной армией москвичей и гостей столицы.
Он представил, как его сослуживцы, просмотрев пришедшую за их недолгое отсутствие в офисе почту и, убедившись в очередной раз, как вчера, позавчера, да и, скажем откровенно, последнюю сотню-две дней, что ничего особенно страшного и сверхсрочного за время их беспокойного сна не произошло, расслабятся. Кто-то пойдет за кофе, кто-то будет внимательно изучать новостные сайты, делясь с коллегами наиболее интересными, на его взгляд, событиями. Стайки курильщиков потихоньку двинутся вон из прохлады офиса класса «А», чтобы сплотить тесные свои ряды под козырьком подъезда, экономя каждый квадратный метр тени под ним. За этой невидимой границей температура уже давно перевалила за 25 и плавно подбирается к 30, чтобы после обеда, уперевшись в свои рекордные 40, разразиться сказочной грозой, прижимая тех же курильщиков к границам крыши подъезда уже не лучами солнца, но плотными потоками водомета дождя. Подобное утро повторялось изо дня в день, из года в год, лишь изредка балуя участников этого великого московского процесса небольшими инцидентами, типа аварии мусоровоза и Лексуса на вялостоящей в вечной пробке улице Правды. И тогда уже не только курильщики заполоняли пространство у входа. Все бездельники офисов, высыпая на улицу, принимались обсуждать происходящее с таким энтузиазмом, что, если бы подобное рвение они проявляли на службе, у них бы точно появился шанс заработать не только на Лексус, но, возможно, стать обладателем розовой мечты всех хозяев кредитных Фокусов и Королл – Порше Кайена.
В любом случае, сегодня Макса не касались все эти перипетии суетливой московской жизни. У него нынче случился честно заработанный отгул. На письма, которые будут приходить к нему на почтовый ящик, почтовая программа перешлет короткий и вежливый ответ о том, что появление сегодня в офисе его (ящика) хозяина не предвидится и посоветует, правда, только в экстренных случаях, пытаться поймать его на мобильном. В этом было некое лукавство, ибо в тех местах, куда сейчас нес его Паджеро, связь работала изредка, и шансов, что ему кто-либо сможет дозвониться, практически не было. Но, откровенно говоря, он об этом особо не переживал. Во-первых, day off – это day off, не для того он брал отгул, чтобы тратить его на общение с коллегами и партнёрами. А во-вторых, как показывал его опыт работы в компании, не случалось в ней еще таких срочных дел, которые бы требовали его, Маршалина, мгновенного участия и вмешательства. Построенная неторопливыми и рассудительными немцами, контора работала как четкий и отлаженный механизм, позволяя своим винтикам и шестеренкам время от времени устраивать себе подобные «разгрузочные» дни.
Еще раз кинув взгляд на циферблат, он поторопился переключить радиостанцию. 9.06 – время гороскопа на Ретро FM. Совершенно случайно, полгода назад наткнувшись на ежедневный гороскоп от Павла Глобы на этой волне, он с удивлением обнаружил, что практически все предсказания в той или иной степени сбываются. Доходило даже до смешного. В один из дней на прошлой неделе предсказание звучало так: «Не потакайте своим слабостям, если не хотите потерять свой источник дохода». Макс долго ломал себе голову, что же такое может произойти? Пьяный дебош в офисе? Любовная интрижка на рабочем месте? Какая еще слабость могла стать препятствием на его карьерном пути? Однако все оказалось намного проще. Приехав на деловую встречу в пафосный Шератон на Белорусской, он поленился пройти пешком пятьдесят метров до отделения своего банка и воспользовался банкоматом, стоящим в гостинице. Его кредитка была проглочена аппаратом с недовольным хрюканьем, после чего тот высветил синий экран с уныло-желтой надписью о том, что банкомат-де временно «out of order». Карточку ему, конечно, дня через два вернули, но он в очередной раз убедился в сбываемости гороскопа.
Гороскоп передавали 3 раза в день, в районе семи, восьми и девяти часов. Сегодня он застал последний уже выпуск. Сделав радио громче, он в очередной раз поморщился от туповатого юмора ведущих утренней программы – Романа Аверьянова и Ветровой Яны. Если девушка еще хоть как-то соответствовала его представлению о радиоведущей, то шутки ее партнера были настолько плоски и неинтересны, что время от времени он спрашивал себя – что же заставляет руководителей станции держать на работе подобного персонажа. В любом случае, это радио он слушал только один раз в день, чтобы узнать, что ожидает его в самом ближайшем будущем.
«А на первом месте у нас сегодня воздушные знаки» – с радостной интонацией идиота продекламировал Роман, и его партнерша не менее радостно подхватила: «Близнецы: у вас отличный день для поездок и начинаний. Все ваши дела сегодня будут иметь неотвратимый успех, положительное влияние звезд вам гарантировано». Переключившись обратно, он в очередной раз обратил внимание, как, может быть, на самую малость, но все-таки поднялось настроение после объявления о том, что для него сегодня – удачный день. Добавилась небольшая нотка радости в ровном гуле двигателя, немного ярче засветило солнце, чуть быстрее стали соскакивать с его полосы, пропуская черное тело внедорожника, всевозможные Жигули и Волги.
К Волоколамску Маршалин подлетел минут за двадцать до назначенной встречи. Холмы сменялись один за другим, машин было немного, круиз стоял на 140 – дорога позволяла. Поднявшись на очередной холм, он увидел раскинувшийся город с макушками церквей Волоколамского кремля и трубами громоздких производств. Проехав пост ДПС, он остановился и вышел из машины размяться. Они договорились встретиться в десять, но он не сомневался, что его приятели опоздают. Еще ни разу за то время, что Макс их знал, они не приезжали вовремя, точность и пунктуальность явно не входили в список их положительных качеств.
Макс обошел вокруг машины и пнул правое переднее колесо по какой-то странной, мистической традиции, присущей каждому автолюбителю. На черном лакированном борту Паджеро появилось его отражение. Вряд ли сейчас кто-либо смог бы опознать в нем успешного московского клерка: потускневший камуфляж, черная футболка, черные кроссовки. Он даже бриться сегодня не стал, демонстрируя этим некую независимость и свободу от офисных условностей. Свободу, которую он получил на сегодня и которая продлится до конца воскресенья. Разве что часы выдавали его офисно-социальную принадлежность. Массивные Rado из последней коллекции. Обычно для подобных выездов он надевал многофункциональные Casio – легкие и удобные, с компасом и водонепроницаемым титановым корпусом, но сегодня что-то закрутился с утра, забыл. Он опять взглянул на циферблат и понял, что время еще есть, даже если его друзья прибудут без опоздания. Недалеко от поста расположился небольшой базарчик: пестрые старушки в белых платках выставили ведра с яблоками, картошкой и прочими овощами, восседая, каждая за своим ведром, на уютных и трогательных табуретках.
Скучая, Маршалин лениво брел вдоль ряда, рассматривая дары природы, которые приготовили окрестные деревенские жители для пятничных московских визитеров. Для покупателей было рано. Даже первую, самую утреннюю волну дачников он обогнал еще под Москвой. Старушки расслабленно болтали, неспешно протирая смоченными тряпками упругие яблочные бока, не обращая на него никакого внимания. Он явно не принадлежал к целевой аудитории их покупателей. Тех, кто на чадящих двадцатилетних рыдванах, нагруженных кошками, детьми и тещами, выдвигается каждую пятницу на «Фазенду», чтобы провести свой выходной, как они считают, «на природе», а на самом деле – в домиках, кривосколоченных из подручных материалов. Из того, что в советское время можно было безбоязненно унести с родного предприятия: фанерных щитов, столешниц и прочего подобного мусора. Обреченных смотреть вечером одну, еле принимающую программу по старому черно-белому телевизору, а весь световой день проводить в борьбе с ненавистным колорадским жуком, медведками, кротами и прочими вредителями, смысл мироздания которых – уничтожение грядущего урожая несчастных владельцев дальнеподмосковных шестисоточных усадеб.
Неожиданно взгляд его привлек еще один продавец этого стихийного придорожного рынка. Седой косматый дед с забавным курносым носом и щелочками глаз, запрятанными среди множества хитрых морщин, сидел на раскладном рыболовном стульчике, а перед ним на расстеленных газетах лежали книги. Старые, потрепанные детективы Чейза и новые, в сверкающих обложках, мистическо-завлекательные издания Дэна Брауна. Присутствовал и отечественный производитель – вездесущая Донцова пестрела дурацкими названиями, Маринина же, наоборот, была величественно-холодна. Все книги были прочитаны, некоторые не по одному разу, а другие кроме как зачитанными и не назовешь – истертые обложки, истлевшие корешки. Вдруг он увидел книгу, которая, в какой то мере, и стала причиной и основой его поездки сегодня. Черная, потрепанная, не раз, видимо, прочитанная – «История Тверского Княжества» Борзаковского. Он раскрыл ее наугад, она была вся в отметках, где-то сделанных карандашом, где-то – чернилами. За десятки лет, прошедших со дня издания, книга, видимо, достойно послужила полным и полезным пособием какому-либо историку или преподавателю.
Того же лета князь Василей Михайловичъ Кашиньский… ис Кашина присла данщиковъ своихъ во уделъ князя Всеволода Алексагдровичя въ Холмъ, и взяша дань на людехъ въ Холму, и поиде во Орду ко царю Чянибеку, Азбякову сыну.
Макс вспомнил эту историю, читал про нее не раз – «ограбление» Всеволодом, непонятно как получившим титул на тверское княжение, своего дяди, Василия Михайловича. Причем ограбление не просто так, а за дело. Дядюшка Вася думал, зараза, что, раз он старший остался после смерти великого князя Тверского, Константина, то и княжить ему далее. И послал он собрать дань с народа, чтобы не с пустыми руками в Орду идти, просить ярлык на княжение. А Всеволод, племянничек его, в это время как раз там, в Орде, и околачивался. И по-тихому, без громких заявлений и кипеша, ярлычок-то и получил, став полноценным Тверским князем. И узнав, что дядюшка с его владений дань собрал, немного обиделся, и дядюшку так напряг при встрече «на реке Бездеже», что тот «опечалился зело».
История и продолжение имела. Дядюшка тоже был не лыком шит, к князю московскому, Симеону, подмазался, сына своего, Мишу, на дочке симеоновой женил. А Симеон в Орде тогда в авторитете ходил. Словечко молвил за родственничка нового, ну а кто же авторитету-то отказывает, дали дяде Тверское княжение. А дядя-то злопамятный был. Не забыл, собака такая, вернув себе ярлык на княжение, всячески гнобить племянника, вынудив его, в результате, в 1357 году сбежать в соседнюю Литву.
Достав пятьсот рублей, Макс протянул деду – мол, хорошие книжки у тебя дед, правильные. Сзади раздался призывный сигнал. Старый, потрепанный жизнью Ниссан Патруль серо-ржавого цвета, помнящий еще гонку вооружений и встречи Горбачева с Рейганом в Рейкявике, остановился рядом с Паджеро и оттуда махали руками его приятели. Продавец что-то пролепетал, мол, много дал, Макс остановил его жестом и уже направился от книжного развала, но дед ловко ухватил его за рукав камуфляжной куртки.
– Не ходи с ними, не надо, – еле слышно сказал он. – Беда большая будет, один сгинет бесследно, а остальные – опасность большую имут. – Дед крепко держал Макса за руку и не собирался отпускать.
– Не боись, деда, прорвемся как-нибудь. – Макс освободил свою руку и хлопнул деда по плечу. – Не боись.
Дед что-то еще пытался сказать, но Макс уже шел к приятелям.
– Держите, – сказал он, протягивая им книгу – изучайте матчасть. Сегодня мы будем искать Холмское княжество, вот вам научное пособие. Как добрались?
– Здорово, браза, – проорал Егор, перекрикивая лихие запилы Металлики, летевшие из его магнитолы. – Нормально так добрались, только вот Серега уже успел…
В руке у Сереги вызывающе блестела банка «Золотой Бочки».
– А я что? – занудил Серега. – Я же не за рулем! Мне, наоборот, даже показано сегодня с утра. Для поправки, так сказать, пошатнувшегося самочувствия.
– Ладно, погнали. – Маршалин подошел к водительской двери. – Ты езжай вперед, все время прямо. После Княжьих Гор смотри на столбы километровые. Как будет 169, сворачивай налево. Там еще остановка автобусная будет по левой стороне.
Они тронулись. После Волоколамска шикарная магистраль, которой до этого была Новая Рига, превратилась в двухполоску – горки, повороты, фуры, постоянные обгоны. Ниссан уверенно пёр вперед, обдавая Макса сизыватым дизельным дымком, когда обороты его убитого двигателя были слишком низкими. Маршалину не составляло труда держаться в кильватере. Радио перестало принимать практически сразу – сказывались горки и удаление от Москвы. Макс порылся в дисках и поставил первый попавшийся, подходящий под настроение. Стинг негромко забормотал в мощных колонках.
Он вспомнил, как познакомился с приятелями. С начала – с Егором. Они работали тогда оба в одной конторе, у американцев. Чем занимался тогда, да и чем занимается сейчас Егор, Макс так и не понял. Подчиняясь кому-то из европейского офиса напрямую, он сидел в отдельном закутке московского представительства, время от времени выползая курить на массивный балкон сталинского здания. То, что Егор – копатель со стажем, Макс узнал случайно, на очередном перекуре. Оказалось, он занимается этим давно и серьезно. За спиной – не один десяток поднятых и опознанных советских и немецких солдат. Копал Егор, в основном, войну. Часто и подолгу он выезжал в места кровопролитных боев, под Ржев, Демянск, Вязьму. Он дал Маршалину свой металлоискатель, попробовать, что это такое. Тогда-то Макс и «заболел» приборным поиском. Это по-научному. А по-простому, по обывательски – кладоискательством.
Как оказалось, этим хобби увлекаются тысячи, а может быть, и десятки тысяч людей. Наша земля, богатая историей и войнами, с радостью отдает человеку с «клюшкой» и лопатой то, что долгие годы до этого хранила – монеты, перстни, кресты. И одновременно с этим – патроны, снаряды, неразорвавшиеся мины.
Макс купил себе простенький прибор, «Фишер», чтобы попробовать. Попробовал. Увлекло. Поначалу, конечно, не очень получалось. И место не удавалось найти подходящее, а если и место было хорошее, то ничего ему не попадалось, кроме патронов времен последней войны. Затем он познакомился с Серегой. На одном из кладоискательских форумов они случайно выяснили, что живут практически рядом – в соседних домах. Встретились. Попили пива в местном кабачке, пообщались. Серега пригласил его на Поле. Поле было бескрайнее. Располагаясь сразу за объездной дорогой деревни Рогачево, оно хранило многовековую историю проведения многочисленных ярмарок. Судя по находкам, которые были на этом Поле делом обыденным, торговали здесь с допетровских времен. Маленькие серебряные чешуйки, удельные копейки, огромные екатерининские пятаки, аккуратная медь Александра третьего и Николая второго – здесь веками люди продавали и покупали скот, здесь же отмечали удачные сделки, сопровождая праздник огромным количеством выпитого. Ну, а какая русская пьянка без драки! Тут же, на поле, и дрались. Поэтому, помимо монет, здесь можно было найти и старые медные пуговицы, и серебряные нательные кресты, и перстни, и даже старинные пули. Каждый год поле исправно перекапывалось усердными колхозниками и каждый год борона трактора поднимала из недр земли практически на поверхность очередную порцию раритетов, привлекая бесконечные потоки московских кладоискателей.
На этом Поле, в первый выезд с Серегой, Маршалин нашел свою первую монету. Полностью убитая, в зеленом медном окисле, с практически неразличимыми надписями, эта копейка 1869 года положила начало огромному списку его кладоискательских трофеев. Причем, как это обычно бывает, одно увлечение потянуло за собой другое. Для того, чтобы найти место будущего поиска, ему приходилось изучать десятки старых карт и сотни документов. Совершенно незаметно история вошла в его повседневную жизнь. Научные труды и мемуары прочно заняли место на книжных полках. Порою он отмечал, что перипетии сюжетов и переплетения судеб в каком-нибудь научном исследовании на деле оказывались намного сложнее, запутанней и интересней самого захватывающего детектива. Макс с огромным интересом «глотал» многотомные монографии, а в магазине Академкниги на Вавилова его уже узнавали продавцы. Именно в этом магазине, на Вавилова, он купил как-то Борзаковского и Клюга. Обе книги были посвящены истории Тверского княжества – теме, которой Макс в тот момент усиленно интересовался. Примечательно, что оба автора были сугубо теоретиками. Сидящий на своей кафедре истории в Санкт-Петербурге Борзаковский все свои исследования и труды писал на основе доступных ему источников – редкие грамоты, карты, историческая литература. Ослепнув к концу жизни, Владимир Степанович так и не увидел края, историю которого он так преданно, с любовью описывал. Эрхард Клюг вообще был немец и свою работу писал, находясь территориально еще дальше от Твери, чем Борзаковский. Несмотря на все это, обе книги в чем-то повторяя, а в чем-то дополняя друг друга, смогли раскрыть Максу темные страницы средневековой истории: политические дрязги и междоусобица, жестокие войны и коварные предательства – история Тверской земли была богата на события. Лишь один момент остался для Макса нераскрытым, и именно сегодняшней поездкой он решил закрасить это белое пятно истории.
Холмское удельное княжество. Где оно находилось? Ни один из историков так и не смог однозначно ответить на этот вопрос. Кашин, Торжок, Ржев – все эти столицы мелких удельных земель, входящих в тверское княжество, и по сей день стояли на своих местах. А вот с Холмом вышла «непонятка». Где именно он находился, ни один из источников не мог сказать определенно, одни предположения. Каждый из них предлагал читателю несколько вариантов, но все они казались достаточно натянутыми. Одним из вероятных мест локализации столицы Холмского уезда называлась деревня Красный Холм Зубцовского района. Место, которое Макс хорошо знал с детства, более того, в этой деревне стоял дом его родственников, которые не возражали против того, что на эти выходные их дача станет базой небольшого кладоискательского коллектива. Все напутствия свелись лишь к фразе «Не сожги деревню», когда дядька Макса по отцовской линии передавал ему ключи от родового гнезда. И сейчас два внедорожника летели по трассе Москва-Рига в направлении бывших земель Великого Тверского Княжества.
– Егорыч? – Макс включил рацию. – Прием типа.
– Прием, прием, браза, – прохрипел из динамиков Егор.
– А чего это Сергей Александрович так накушавшись?
– Так это… горе у них большое.
– Что случилось?
– Благоверная его, Настасья Пална, к маменьке подались, в Пензу. Вот он разлуку и переживал вчера всю ночь.
– И что же, никто не утешил болезного?
– Как же, – хмыкнул приемник. – Нашлась добрая душа.
Рация затрещала и оттуда послышался голос Сереги:
– Врет он все, не было у меня никого. Васька заезжал, пиво пили, футбол смотрели.
– Ага, – это опять был Егор. – Видел я этого Васю, браза, у него бюст – пятый номер, точно говорю.
– Рация возмущенно, но неразборчиво захрюкала голосом Сереги.
За деревьями показались синий дорожный знак и бетонная стелла.
Граница Московской и Тверской областей. Большая Российская Тайна. Почему-то всегда на разделе областей дорожное покрытие меняет свое состояние. От отличного к ужасному, или наоборот. То, что покрытие кладут в этом месте разные организации, это понятно. Но почему с одной стороны от границы асфальт отличный, а с другой убитый? В каких бы краях это не происходило, феномен повторялся везде с упорным постоянством. Причем, какую-то логику в состоянии асфальта найти было трудно. Заезжая в какую-нибудь область с Севера, путник попадал на отличную гладкую дорогу, такой же был въезд в ту же область с Запада. А вот с Юга и Востока дороги после вывески с названием этой же области напоминали о военных историях про бомбежки и немцев.
Не был исключением и этот раз. Сразу после знака «Тверская область» джипы начало ощутимо потряхивать, а на самой дороге появилась угрожающих размеров колея. Несмотря на то, что скорость они сбавили, Макс опять взял рацию: «Не проскочите, следите за столбами». Кладбище по правой стороне и синий указатель «Княжьи Горы 3 км» были знаком, что они почти приехали. 167. 168. Километровые столбы летели навстречу. 169. Ниссан включил поворотник и через три минуты и километр щебенки внедорожники, расплескивая многовековые лужи, ввалились в деревню Красный Холм.
«Село Красный Холм. При пруде и колодце. Число дворов 72. Жителей 245 муж. полу. 236 женскаго. Церковь православная 1. Часовня 1». Такое описание давал «Список Населенных Мест Тверской Губернии 1861 года».
Спустя сто сорок шесть лет, в 2007-м году, деревня уже была не та. Часть домов стояла брошенная. Остальные – практически все принадлежали московским «дачникам». Не в силах оставить навсегда родные места и поменять красоту практически нетронутых полей и лесов на тесноту садовых товариществ, перебравшиеся в Москву потомки жителей Холма до сих пор приезжали сюда на лето, вывозили детей и стариков. Постоянных жителей было немного, полтора-два десятка. В основном, это были «бабки», надолго пережившие своих дедов, павших в неравной борьбе с зеленым змием. Тянувшие на своих плечах нелегкое бремя деревенского хозяйства, даже в июльскую жару щеголяющие в телогрейках, они всегда при встрече вызывали у Макса чувство глубокой обиды. Проводя по работе много времени в Европе, Макс не мог не заметить значительной разницы между этими, согнутыми жизнью и судьбой, доживающими свой нелегкий век женщинами, и их ровесницами – вызывающе бодрыми и жизнедеятельными европейскими старушками, обвешанными фотоаппаратами и видеокамерами, путешествующими по всему миру и не собирающимися и думать о старости.
Несколько раз окунув сталь кенгурятников в лужи, внедорожники остановились у слегка покосившегося дома светло-голубого цвета. Когда-то этот дом построил Максов прадед, Илья. Собственно, после отмечания знаменательного события, окончания стройки, выпив с утра заботливо поднесенный прабабкой стакан самогона, дед Илья отдал Богу душу, унеся с собой тайну нахождения семейного богатства. Будучи на редкость вредным типом, прадед, однако был натурой деятельной. Удержав свой достаток и локальное влияние в период революционных штормов, он еще и подняться смог на волне коллективизации, руководя какое-то время заготовкой зерна в окрестных селах. Но мир не без добрых людей. Как водилось в то время, доносы писались всеми на всех и, благодаря неизвестным доброжелателям, дед Илья сменил свою деятельность на ниве зернозаготовок на постройку Беломоро-Балтийского канала. Отработав несколько лет в лагерях, он возвратился домой, что, кстати, было редкостью в то время. Видимо, сила духа, природное упорство и нескончаемая вредность не дали ему сгинуть бесследно в северных болотах вместе с сотнями тысяч своих коллег по несчастью. Объегорив советскую власть и в этом, вернувшись, он стал поднимать свое хозяйство, причем, непонятно на какие доходы – казалось бы, во время ареста тогда забиралось все. Но только не у Ильи Маршалина. Сразу после возвращения он занялся постройкой нового дома. Он практически закончил его, но подорванное в лагерях здоровье не вынесло похмелья и прадеда не стало. В каком укромном месте он взял деньги на постройку дома и сколько еще ценного в этом укромном месте осталось лежать – этот вопрос дюже беспокоил его потомка, имеющее такое подходящее по случаю хобби, как кладоискательство, однако поиски никакого результата не давали. Добавила остроты всей этой истории прабабка Макса, баба Маша. Помирая, она сказала Максимовой тетке – «на золоте сижу, Маринка, а где оно – не знаю».
И подпол дома, и старый сад – все было прозвонено самыми современными приборами, истыкано щупами и ископано верным «фискарем» – никакого результата. Макс даже подумывал привезти сюда «глубинник» – металлоискатель, позволяющий находить предметы на глубине в несколько метров, мысль о дедовом кладе не давала ему покоя. Однако сегодня они приехали не за этим. Он даже решил не напоминать друзьям о дедовом кладе (а они в свое время активно помогали Маршалину искать фамильное сокровище), дабы не сбить их с главной темы этой поездки – поисков Холмского княжества.
Бросив вещи в прохладу старого дома, кладоискатели наскоро перекусили и разложили карты. Планы Генерального Межевания времен правления Екатерины II, разноцветные карты Менде девятнадцатого века и самые современные спутниковые снимки этого района.
– Давайте определимся, что мы ищем. – Макс склонился над фото из космоса. – Прежде всего, нужно попытаться найти вал. Скорее всего, поселение такого уровня, столица, как-никак, удельного княжества, должно было быть защищено. До кремля и крепостных стен Холм не дорос, но какие-то минимальные фортификационные сооружения просто обязаны были быть. Земляной вал, возможно, частокол. Последний уже давно сгнил, а вот остатки вала можно попробовать найти. Что-то похожее можно представить вот здесь, – Макс провел фломастером по снимку. – Вот здесь и вот здесь.
– Мы разделяемся и шурфим каждый свою зону в нескольких местах. Кто первый найдет хоть что-нибудь, похожее на культурный слой – тот молодец. – Он достал из рюкзака портативные рации. – Держим связь, сообщаем о находках.
Серега взял у Маршалина фломастер и подписал на выделенных зонах цифры – 1, 2 и 3. Достал из куртки коробок спичек, вынул оттуда три штуки и, отломив у одной четверть, а у другой половину, зажал их в кулаке.
– Тяните.
Максу достались окрестности деревенского пруда, Егору – поляна недалеко от церкви и местного кладбища, Серега вытянул дальнюю околицу.
– Ну, как всегда, – заныл он. – Мне же дотуда полчаса идти.
Егор, поморщившись, бросил ему ключи от Ниссана.
– Не засади где-нибудь. И это, браза. Пива не пей больше. Здесь, конечно, гаишников нет. Но, сам понимаешь, пьяный за рулем – убийца. Заедешь в чей-нибудь курятник – побьют тебя пейзане.
– Да ладно тебе, – Серега заметно повеселел, – ничего не случится, ты же меня знаешь.
– Угу, – буркнул Егор. – Именно поэтому и предупредил.
Подбросив Егора до церкви, Макс остановил Паджеро на берегу пруда. Пруд был классический, деревенский – старый, с заросшими камышом берегами и с древними, сгнившими уже, мостками. На берегу этого пруда нетрудно было представить себе грустно сидящую васнецовскую «Аленушку», да и в сказки про водяных и русалок на берегу именно этого пруда верилось гораздо легче, чем на набережных одетой в каменные шубы Москвы-реки.
Неторопливо собрав металлоискатель, он, подумав, выставил режим «все металлы» – место не должно быть особо замусоренным различного рода гвоздями, а вот любая находка сейчас будет в тему. Опять же, именно в этом режиме достигается максимальная глубина обнаружения предметов. Держа катушку параллельно земле, делая широкие махи «клюшкой», он неторопливо шел, стараясь не оставить ни сантиметра необследованной поверхности.
Как всегда, первые сигналы о целях вызывали целую гамму чувств. Радость находки, надежда, что она будет интересной, страх разочарования. Что там, под землей? Гвоздь, патрон, неразорвавшийся снаряд с предательски торчащим взрывателем? Или монета, серебряный крест, старинный перстень? Пока не откопаешь – не поймешь. Поэтому вонзаешь блестящий, как зеркало, штык «Фискаря» в землю, приседаешь и разламываешь в руках, с замиранием сердца, ком глины или чернозема. Прозваниваешь прибором обе половины, чтобы понять, в какой из них прячется вожделенная находка. Опять ломаешь ком пополам, опять прозваниваешь… И так до тех пор, пока в земельной массе не нащупаешь искомое – кругляшок убитой временем и удобрениями монетки. Либо блеснет в темноте чернозема серебряный отлив овальной, неровной формы, чешуйки. Либо вылезет из комка старинный крестик. А к концу дня поиска каждый сигнал означает не только потенциальную находку. Ибо находка ли там – еще не ясно, а вот то, что придется опять приседать, хотя мышцы ног уже гудят, как струны ресторанного контрабаса и отказываются слушаться, копать ослабевшими уже руками землю, вставать опять, напрягая уставшую спину – вот это все придется точно. И тогда ты пересиливаешь себя, отметаешь назойливую мысль «зачем копать, опять пробка», и копаешь, копаешь, копаешь. До тех пор, пока не опустится темнота на землю, либо не сядут батарейки у прибора.
