Современная почта

Художник Мария Спехова

© Олег Мисковец, 2019

© Мария Спехова, художник, 2019

ISBN 978-5-4496-4479-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

icq
2007 – 2009

«Когда я вспоминаю о тебе…»

 
Когда я вспоминаю о тебе,
я вспоминаю почему-то зиму.
Воспоминанье так необъяснимо,
как наша встреча, встречи и т. д.
 
 
Когда пытаюсь все забыть, хотя
всё невозможно, вспоминаю лето,
не потому, что было то и это,
а потому, что было лето до тебя.
 

«Зима не идет неслучайно…»

 
Зима не идет неслучайно,
непросто не падает снег,
но пусть эта страшная тайна
останется тайной для всех.
 
 
Пусть кажется это глобально,
Земля потепленьем больна,
а правда в кровати двуспальной,
над ней из бумаги луна.
 
 
Внезапною встречей согрета
расплакавшаяся зима,
и вовсе не хочется лета,
и даже весна не нужна.
 
 
Но календари не отменишь,
и прежде вопроса ответ.
Влюбленное, нежное: «Веришь?»
Житейское, горькое: «Нет».
 

«Я помню каждый твой изгиб…»

…потом еще мычит: Не трожь.

Иосиф Бродский

 
Я помню каждый твой изгиб,
я помню запах твой и влаги
вкус из всех возможных мест.
С утра как палкой был избит,
я помню, в приступе отваги,
легко одевшись, к тебе лез.
Деревьев много – скажут лес,
народу – назовут парадом,
когда любви – твердят: не надо,
а слышится всё время: Yes!
 

«Закат невозможен…»

 
Закат невозможен,
рассвет неизбежен,
ночь коротка, будто выстрел.
И времени ножниц
лезвия режут
отпущенные нам числа.
 

«В стихах обресть покой желая…»

 
В стихах обресть покой желая,
касаюсь клавиш всякий раз,
как буквы нужные найду.
 
 
И, находясь недалеко от рая
(буквально рядом), я горю в аду,
когда пишу о Вас, для Вас.
 
 
То ревность корчится сгорая,
то правда катиться из глаз,
воспоминания ведут
 
 
хромую мысль по краю края,
почти не чуя пустоту.
Я рад бы забывать о Вас,
 
 
стыдясь, желанья заменяя
на что-то большее, подчас
уже не веруя в мечту,
 
 
сомнения перебирая…
но где найти другую ту,
с которой после пары фраз,
 
 
по буквам смыслами играя,
жизнь начинается на раз,
на два сползая в пустоту,
 
 
на три счет времени теряя,
и превращает простоту
в трагициничный парафраз.
 

«Ожидание во всём…»

 
Ожидание во всём.
В каждой вещи, в каждом месте
напряжение под двести
двадцать. Приезжай, замкнём
 
 
вплоть до перегрева всех
групп контактных сложной схемы,
что качается на стенах
тенью двух сплетенных тел.
 

«Чем бы ни кончилась жизнь – живи!..»

 
Чем бы ни кончилась жизнь – живи!
Чем бы ни началась смерть – страдай…
Хочется это сказать любви,
но не услышит она меня.
 
 
Глухонемая, ущербная,
мученая разлукою,
нервно-сомнительно верная,
измены распята мукою.
Светлая, настоящая,
немыслимо интересная,
разнообразно манящая
и до конца неизвестная.
 
 
Нету страшней ожидания
того, что вовек не сбудется.
Взято почти из писания:
свыкнется, стерпится, слюбится.
 

«Какая ночь, какое утро…»

 
Какая ночь, какое утро
Нас привело туда, где мы?
Какие силы света, тьмы?
Какие мудро иль не мудро
 
 
произнесенные слова?
Твои или мои? Как будто
наши. Вспомнить трудно.
Забыть возможно ли? Едва.
 

«Видимо, угодно богам…»

 
Видимо, угодно богам,
что судьбу заставили вновь
развести нас по полюсам
небольшой планеты Любовь,
 
 
крохотной планеты совсем
с общим населением два
человека с разностью тел,
но единством душ. Навсегда.
 

«Переулок, уходящий за угол…»

 
Переулок, уходящий за угол,
неба кусок ночного, окна, стены.
Город свое прошлое запугал
новостроем, и, боясь измены,
очередного плана генерального,
особняки жмутся к домам,
грустно глядя окнами на всякого
проходящего мимо врага,
сворачивающего, возможно,
не в их будущее вовсе.
Быть архитектурой сложно
в 2007-ю московскую осень.
 

«Осень. Листва, слетаясь в костры…»

 
Осень. Листва, слетаясь в костры,
придаёт туману копченый запах.
Птицы упрямо летят на запад —
Вероятно, для них там юг. До поры
 
 
черно-бело-немой недолго совсем
(как оператору плёнку сменить).
Будущий снег дождём семенит,
оставляя царапин следы на всех
 
 
кадрах навсегда уходящей натуры,
уходящей от лета в зиму
стремительно, необъяснимо,
обиженно, скорбно, хмуро,
 
 
но невыносимо красиво.
 

«На Солнце пятна, на Луне моря…»

 
На Солнце пятна, на Луне моря,
на Марсе лёд оранжевого цвета,
а мы живём на голубой планете
давно, бессмысленно, неумно, зря.
 
 
А кто не зря – готовится лететь
не раз проторенной дорогой
по направленью к гаснущей звезде
искать другие, кроме водорода,
 
 
причины, чтобы ей гореть.
 

«В капле морской – соль…»

 
В капле морской – соль.
В капле духов – сны.
В капле дождя ноль
примесей со стороны.
 
 
В свете звезды – даль.
В свете луны – ночь.
В свете свечи жаль,
что прочь мотыльку не смочь.
 
 
В искре сварной – шлак.
В искре костра – жар.
В искре из глаз мрак —
реакцией на удар.
 
 
В крике «ура» – страх.
В крике конца – «пли».
В крике любви «ах!» —
всё, что придумать смогли.
 
 
В жизни всего – тьма.
В жизни всего нет.
Жизнь не длиннее дня
вдруг начатого в обед.
 

«Нет, весь я не умру…»

 
«Нет, весь я не умру»,
умру частично,
от горя, околев к утру,
умрет та часть, что с Вами лично
(не надо только грязи)
была близка так безгранично,
как могла, но разве
этого достаточно. Причиной
смерти, как запишет
доктор-время, станет асфиксия:
«Видите – не дышит,
а я, увы, без эликсира»…
…светало, еле слышно
ночь, комариной песнею звеня,
пошла на убыль, уводя
с собою ставшую вдруг лишней
и мёртвой Вашу часть меня.
 

бывает

 
Приход бывает у попов,
у наркоманов и того,
кто к жизни взрослой не готов,
лишившись детских снов.
 
 
Привод бывает у ментов,
не так ударный у авто
и у набора цифр с чертой —
дробей, не домино.
 
 
Расход бывает у стрелков,
у кораблей, у двух полов,
еще бензиновых паров,
сгорающих в движке.
 
 
Исход бывает не такой,
как ожидалось, кто не гой,
уходит так, и роковой.
Летальный. Всё. Уже.
 

«Надо идти, свети…»

 
«Надо идти, свети.
Что так стоять и ждать?
Не изменить пути,
не повернуть назад.
 
 
Не разглядеть конца,
края не ощутить.
Всё, что останется, —
тем, кто умел любить».
 
 
Так говорил поэт
солнцу, луне, звезде.
Тот или этот свет
слышал всегда, везде.
 

«Фонарь с оторванной башкой…»

 
Фонарь с оторванной башкой,
которая висит на проволочной шее.
Иль хулиган забрался высоко,
иль, может, самолётом низко пролетели.
 
 
Но, перевоплотясь совсем
из восклицательного знака в знак вопроса,
в похожую на единицу семь,
в почти погашенную в тучах папиросу,
 
 
он, как-то извернувшись, весь
не выключился, не погас, а прямо в небо
невидимым с земли лучом залез,
создав искрящийся, парящий конус снега.
 

«…как будто не было ни слёз…»

 
…как будто не было ни слёз,
ни боли, ни упреков,
как будто не было всерьёз
ни жизни, ни её конца,
как будто не таким жестоким
стал мир казаться, и творца
желание сбылось…
 

развал-схождение

 
Кто свёл тогда нас – ангелы иль черти?
Кто разлучает – те или другие?
Как детская игра про «верьте и не верьте».
Любовь как вера. И разлука, чтоб любили.
 
 
Вот так и ходим в полусне от рая.
Без слухов зная, что и так понятно.
Давясь, неправду в разной таре потребляя,
любовь не выпить. А разлука – не обратно.
 
 
Настолько разные, что в полной мере
совпали, что бы там ни говорили.
В местах несовпадений наших пахнет серой.
Любовь как воздух. А разлука – перекрыли.
 
 
Кто б нас не свёл тогда с ума – спасибо.
Поклон за всё и тем и этим низкий.
Но хватит проверять на всякий случай, ибо
Любовь как чудо. А разлука по-английски.
Солнце завтра утром встанет.
Завтра вечером зайдёт.
Небо выльется дождями
ночью, сразу, наперёд.
 

«Солнце капли те подсушит…»

 
Солнце капли те подсушит.
Небо спрячется в туман.
Солнце жжет моря и сушу.
В небе серых туч стена.
 
 
Солнце выше. Небо всюду.
Даже там, где солнца нет.
Есть луна, и звезды – будто
огоньки других планет.
 
 
Горизонты, апогеи,
время, сутки, ночи, дни.
Вертится земля скорее,
чем встречаются они.
 
 
И планета во вселенной
Одинока, как любовь.
Солнце греет непременно.
Небо сохраняет вновь.
 

зал ив

 
…запомним снами эти выходные…
 
 
…рассвет случился в четверть девяти
томатный сок, добавленный в кефир…
 
 
…цвет ночи, навсегда ушедшей ныне,
небытиё не сможет повторить
забытый тихий sos в прямом эфире…
 
 
…неповторимыми тереться в мире,
на бедность Питера Москву купить,
и разлюбить так неудачно, точно
не досыта обедает беда…
 
 
…мы вместе не были на море никогда,
не клеили ни марок, ни девчонок —
ни на конверты, ни на вечер или два —
и порознь выпили вина бочонок
болгарского ли крымского разлива…
 
 
…гребёт собака мячик доставать,
хозяйка подавилась сливой,
поэт рифмует, чтобы дорожать,
на берег Финского залива
выходит зебра торопливо
тень от забора лунную рожать…
 

«размерено…»

 
размерено
разменяно
развеяно
построчно
в клочья
палачом
безжалостным
но властным
временем
попеременно
временно
в ничто
 

пять

 
Мила, я не помню точно,
сколько мы знакомы лет.
Помню пальмы листья-клочья,
звёзды рейда душной ночью,
тёплый каннский парапет.
 
 
Помню, заплывала, Мила,
ты почти за горизонт.
Яхта мимо проходила,
туча солнце вдруг закрыла,
обессмыслив пляжный зонт.
 
 
С режиссером ты на судне,
он, как старый бог, усат.
Я в кафе с пустой посудой,
ни бельмес на местном, трудно,
ни те выпить, ни пожрать.
 
 
Ты пришла, гарсону чутко
объяснила, кто есть он.
Я в первой за жизнь, за сутки
из алкоголицы утки
ел фуагру с коньяком.
 
 
Мило был исхожен вечер,
плыл над Каннами закат.
В старом городе был встречен
замок, весь в следах картечи…
Мила, сколько лет назад?
 

«Из новостей: души терзанье…»

 
Из новостей: души терзанье,
неясных целей очертанье,
присутствие отсутствия желанья,
к чему бы ни было вообще.
В предельной простоте вещей
неверность правоты ничьей.
Считает время-казначей
уже не сотнями, но тыщей
тысяч потерянных и нищих
мгновений, ставших пищей
воспоминаний на бумаге пищей
ГОСТ-42/29-ЩЕ.
 

Девушке, которая приняла

 
Жизнь воробьишком серым скачет —
скок-скок-поскок,
выискивая зёрна счастья —
один песок.
 
 
Так редко макова соринка
вдруг попадёт,
заброшенная ветром с рынка.
На рынке кот.
 
 
На рынке стройными рядами
нерусский мат.
Шаверму крутят с воробьями.
И кот усат.
 
 
Быть может, спит? Пойти проверить?
Шажок-другой,
но две пружинки из-под перьев
и хвост трубой.
 
 
Не шагом – лапками грохочет,
а кот жесток,
но жизнь-воробушек так хочет
счастья. Скок…
 

«…когда вдруг затоскует голова…»

 
…когда вдруг затоскует голова
о плахе, словно лист капустный,
о том младенце, коим вкусно
полакомилась жизнь сполна,
 
 
то знай: закончились уже
слова, что чувство вызывало,
витиеватых фраз-ужей
живого выводка не стало…
 

«На небе луны немного…»

 
На небе луны немного,
сегодня она не вся,
но звёзды в порядке строгом
созвездиями висят.
 
 
На фоне чернильно-грозном
монета ущербна из драг-
метала и вбиты гвозди,
все чистого серебра.
 
 
На грядке небесной пашни
и овцы есть, и пастух,
чуть больше луны вчерашней,
счесть звезды не хватит рук.
 
 
Как будто на море ночью
средь волн-облаков маяк,
а в каждой горящей точке
свет с дальнего корабля.
 
 
Вселенная бесконечна,
и может, из звезд на одной
есть царство влюбленных вечно
под столь же беспечной луной.
 

«Крылом разрывая воздух…»

 
Крылом разрывая воздух,
собой разрывая нас,
на 10 км ближе к звёздам,
в заранее ведомый час…
 
 
Оставит на небе полоску
за рёвом турбин белый газ.
Куда? Все предельно просто —
на минус три буквы из фраз.
 
 
К другим телефонным кодам,
к привычному морю роз,
где «да» станет «нет» на полгода
так запросто, просто, всерьёз.
 

«…есть время…»

 
…есть время,
оно рассудит, разберёт
оно состарит и убьёт
проблема,
собственно, в том, ждать иль нет
кому и как жечь жизни свет
коленям
не только в позе отстоять
но надо все же и в церквях
вселенной
выжить возможностью любви
когда ее вдруг сберегли…
 

двое втроём

 
Незаметно, чуть дыша,
страхом и сомненьями
в теле прячется душа
до поры до времени.
 
 
А в душе живёт любовь
со своей сестрицею,
делит с ревностью жильё,
чувства и амбиции.
 
 
Меж сестёр извечен спор,
обе девки вздорные,
коммунальных дней позор,
очередь в уборную.
 
 
Две жилички на душе,
две квартиросъёмщицы,
то при деле до ушей,
то всего сторонятся.
 
 
То квартплату принесут
точно по квитанции,
то слезами все зальют,
то затеют драться и
 
 
так уделают жильё
страхом и сомненьями,
будто бы оно своё…
а душа в волнении,
 
 
незаметна и тиха,
через вёрсты пёстрых дней
робко прячется в стихах,
что диктуют сёстры ей.
 

«Once upon a time, неизвестно где…»

 
Once upon a time, неизвестно где,
может быть, за границей,
двое гадали на тусклой звезде,
что верила в небылицы.
 
 
Двое держали друг друга везде,
рук не хватало и губ,
двое клялись под звездой себе:
«Once upon a time and for good».
 

«Незнание освобождает не всегда…»

 
Незнание освобождает не всегда,
ответственность лишает опыт смысла,
сулит рукам свободу коромысло,
плечам нагрузку – равновесная вода.
 
 
Признаний тяжесть проводам дает устать,
хоть кажется – под птицами провисли.
Проходит ангел (крылья для харизмы),
попить несет на перекладине креста.
 

«Быть может быть, издалека…»

 
Быть может быть, издалека
в своём отечестве пророка
сумеют слышать и до срока.
 
 
Седой былинности река
течёт на запад не с востока,
но поперёк материка.
 
 
Вращение волчка ест
время, помогая при полёте
не сбиться с курса to the west,
 
 
что исключает развороты
для обретенья прежних мест,
но мы укладываем стропы,
 
 
чем вызываем интерес
видавшей многое Европы
и озорных United States.