Loe raamatut: «Костя Юханцов и Перекрёсток Бесконечности. Приключения начинаются :)»

Font:

Иллюстратор К

ISBN 978-5-4490-2911-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

День первый
Есть многое на свете, друг Горацио

Весной в школу ходить особенно не хочется. Конечно, зимой тоже не хочется. И осенью. Но весна – это совсем не для школы время. Идёшь по улице, а солнце – в каждой капле. Ещё и моргнуть не успел, а капелюшка с крыши сорвалась, об асфальт разбилась, и – целый маленький фонтан. Или фейерверк. А брызги – словно живые. Даже кажется иногда, что они смеются. Никто этого не видит. Только я и Миха. Может, конечно, ещё кто-то. Но я не замечал.

В общем, кое-как мы субботы дождались. Если б у нас шестидневка была, как у «игральцев», ну, это которые в «Интеграле» – соседнем лицее – учатся, то был бы полный алес, совсем бы свихнулись. Правда, и пять дней учиться, когда каждый день по три (а иногда и по четыре) пары, это тоже не в кайф и ни в жилу. Нужно быть челом из титана, чтоб от этого не прогнуться. И не многие из наших долетали до середины занятий. Сруливали. Кто в кафе – по мороженому вдарить, кто в кино, кто – просто так, домой к одному из – музыку послушать. Но мы с Михой парились на уроках, как невменяемые заучки. Честно. Без порыва откосить. И не потому что ботаны. А потому, что родителям пообещали по итогам шестого. В шестом мы, откровенно сказать, на уроки почти не ходили. Вместо занятий двигались на «коробку» – в футбол или хоккей погонять или, скажем, направляли ход своих шагов «во мрак библиотек», как выразился однажды наш историк Иван Андреич. Но в конце года всё это вылезло, и пришлось отвечать по всей строгости. М-да… Мало приятного. И нам ничего не оставалось – только раскаяться в содеянном и дать торжественный зарок, что мы более никогда и ни при каких обстоятельствах. Вот теперь и расхлёбываем. Но слово – дело святое, нарушать нельзя.

Короче, дождались мы субботы… Да, простите, забыл представится… Мы – это я – Костя Юханцов и мой закадычный, а иной раз, заклятый друг Мишка Скобелев. Так вот… дождались мы еле-еле субботы, и в десять утра уже карабкались на Горячую. Через Цветник не пошли, там кругом дорожки, скамейки, и сколько вверх не иди, а сплошной Булонский лес. Неинтересно. А вот тут – и скалы, и цветы всякие уже, а склон почти вертикальный, будто на Джомолунгму лезешь. Да и грязи под ногами нет – косогор солнечный, ветреный. Ползёшь, пыхтишь, чувствуешь себя первопроходцем чужедальних земель. Вылезли мы на середину, присели. И смотрим мечтательно на Хребет. А как не смотреть? Солнечный снег вершин укрыт утренней дымкой. А марево – то бирюзовое, то розовое, а то и совсем золотое.

– Нет ли у тебя трубки, старина? – сказал тут Миха. – Я свою дома забыл, а уж больно курить охота.

– Невероятно жаль, друг мой, – ответил я, – но, когда моя славная «Ласточка» потерпела крушение у берегов Груима, мне пришлось спасаться вплавь. Верно, тогда я и обронил свою трубку.

Мы засмеялись.

– Ладно, – сказал тогда Миха, – помнишь пещеру?

Я вопросительно качнул головой влево. Мол, эту?

– Ага, – кивнул Миха.

– Если не сейчас, то когда же? – проговорил я.

И мы пошли траверсом – чуть вверх, чуть вбок. Там – левее и выше – темнело, зияло жерло пещеры. Той самой тайной пещеры, куда мы так прошлый раз зайти так и не решились. Ну да, побоялись. Мало ль, что там? Начиная от бомжей, кончая всякими извращениями пространства…

– Сударь, а не найдётся ль у вас огнива? – едва отдышавшись, проговорил я.

– Без сомнения, – важно ответствовал Миха, – и огниво и трут.

И протянул мне зажигалку.

– Вы весьма любезны, – я похлопал его по плечу.

Мы добрались до входа. На пороге дрожала вода. Падала откуда-то сверху. Мы переглянулись. Крохотное озерцо образовывало собою окружность диаметром не более тридцати сантиметров, но не уходило ли оно вглубь до самого центра земли? Мы этого не знали.

– Константин Сергеич, – промолвил Миха, – а не соблаговолите ль пройти вперёд? Коль не устрашитесь.

– О нет, боязливость нивкоежды не была свойственна нашему роду, – не сумев сдержать смешок, сказал я и ступил внутрь – прямо в объятия немого, рябого мрака.

– Сударь, – оглянулся я, – не будете ль вы столь…

Но Миха уже держал в руках свечку. Тут надо сказать, что фонарики у нас в рюкзаках, конечно, имелись, да и в телефонах фонарики есть, но – согласитесь! – идти в пещеру с фонариком – это даже как-то пошло. А свечка – это совсем другое дело!..

Осмотревшись, мы увидали выщербленный временем и водою жёлоб, уходящий своим истоком вглубь подземелья.

– Слушай, – буркнул тогда я, – ты внимательно читал «Княжну Мери»?

– Ну, да… – развёл руками Миха, – внимательно, дальше некуда. – По внекласске как же ещё читать?

Тут мне так и захотелось поставить смайлик, но я только проговорил:

– Миш, у тёзки твоего, у Юрьича, что-то было про провалы, но, карамба! – совсем не про тот Провал, который…

Мишка взъерошил свою белобрысину, потёр лоб, покачал головой.

– Не, брат, «Три Мушкетёра» помню, «Таинственный остров» помню. Чёрт, даже что-то из Байрона помню. А здесь, – он похлопал по затылку, – не помню.

– Плоховасто, – вздохнул я. – Я тоже ни фига не помню. Но такое ощущение, что тут этих провалов девать некуда. Только ступни, и провалишься. Но Эм Ю был чувак неровный. Да и времени у него не было… в двадцать семь уже…

– Ты мне голову не вымораживай, – просипел Миха упырьим клокочущим тенором. – Идём? Или как?

– Как! – я рубанул сыроватый воздух ребром ладони. – Идём!

Мы запалили ещё несколько свечек. И пошли. Я впереди, Мишка чуть сзади.

Сперва пещерка вела нас прямо. Гладко и не спеша. Потом пол её немножко начал опускаться, повёл нас левее.

– Миш, – я остановился, достал мел, – будем чертить, иначе заблукаем, нафиг.

– Чертить от слова «чёрт»? – не преминул вставить Миха.

– Не от него, ну его… – попробовал отшутится я, но в глубине пещеры это выглядело жалкой попыткой найти чёрную кошку в чёрной комнате.

Мы притормозили. Я вытащил из рюкзака мел, провёл по стене жирную линию.

– Мальчику-с-пальчику помогло, и нам поможет, – прошептал я.

– Спальчик там огрызки кидал, – проронил Мишка, – а не указалки рисовал. А потом его людоед сожрал. Это Том Сойер с Бекки отметки ставили, насколько помню. Впрочем, милейший, старею, память уже не та…

Хорошо, что Миха вовремя попробовал пошутить. А то уж у меня что-то и коленки заплетаться начали. Грот уходил вниз, кроссовки скользили, свечки мерцали, а временами из глубины набегал тяжёлый, смрадный ветер, будто б это храпит уснувший триста лет назад Змей Горыныч.

– Надо сделать привал, – сказал я, – выпить по стаканчику крови черепахи, иначе нам не дойти.

Вот, честное слово, не помню, где я вычитал, что туземцы Южной Америки пьют кровь черепах. Хотя, в принципе, я мог это и выдумать, с меня станется.

– Согласен! – выпалил облегчённо Мишка и тут же, сбросив рюкзак, уселся на щербатый пол грота.

Я даже немножко мысленно поблагодарил его за готовность немедля откликнуться на порыв моей минутной слабости.

– И что, сударь, поищем приключений на свою превратную судьбу? – проговорил я, доставая из клапана рюкзака бутылку минералки.

– Непременно поищем, сударь, – откликнулся Миха.

Но здесь всё как бы застыло, а веснушчатое лицо моего друга внезапно отобразило невразумительное волнение.

– Что? – бросил я. – Мих, ты чё?

– Это… – внезапно серьёзным тоном проговорил Мишка, – ты видишь?

– Куда? Где?

Я пока ещё не встрял.

– Да вон же!..

Я бросил взгляд вперёд, сделал шажок, посветил огнём свечи.

– Ох… – только и вырвалось у меня.

На потрескавшемся потолке пещеры висела, словно припаянная к нему, длиннохвостая металлическая звезда. В четыре конца. Луч где-то, пожалуй, сантиметров по двадцать, ну – это чуть длиннее, чем растопыренные донельзя мои большой и указательный пальцы, на оконечности – рубин или алмаз, или изумруд, нет, в самделе, самоцвет какой-то, яшме не родня, яшму-то я на речке повидал сколь хочешь. А в серёдке – совсем что-то невозможное – словно солнце горит. Я даже зажмурился, показалось, ресницы опалило. Что ж это такое? Да кто ж знает… Но при первом же взгляде становилось понятно, что если только попробуешь эту штуковину оторвать, то… как там в сказках? – не сносить тебе головы.

– Миш… – я почти, можно сказать, прошелестел, – чёй-то?

Тут Мишка очнулся. Приблизился. И тоже начал смотреть во все глаза.

– Фигасе… – только и смог пробурчать он невнятнисто.

– А я про чё… – прохрипел я.

– Заберём?

Но я понял, что Миха и сам этого не хочет.

– Угу, – хмыкнул я, – прям щас. А потом придёт великан Святогор и спросит: а где моя звезда вечности? А мы скажем, да, это мы с Михой взяли… а, скажет тогда Святогор, тогда и головы вам долой!..

– Да ну тебя, Костюха! – хрипло крикнул Мишка. – Как наплетёшь, так хоть убейся!..

Он ещё что-то хотел добавить, да не успел. Эхо сперва раздалось. А потом и шаги заслышались. Мы с Мишкой вскочили на ноги, но куда тут спрячешься?!

– Здравствуйте, отроки, – пророкотал он – седобородый великан, входя под свод и пригибаясь под тяжестью потолка. – Вы пришли, ну да, так в пророчестве и говорилось. Вы открыли звезду истины, стало быть, вам меч хаоса и укрощать! А не сможете дело справить, так не взыщите, голову с плеч!

– Карам… ба… – пролепетал я, вжавшись в каменную стену, чувствуя, как ручеёк липкого пота стекает по хребту. Мишка у противоположной стены мелко дрожал. В его руке я увидел большущий камень. Что ж, может, это и финиш, но пусть, гад, отхватит сперва. Я быстро наклонился и тоже схватил здоровенную каменюку, пытаясь не выронить свечу.

Но тут великан как-то враз побледнел, потрескался и осыпался с тихим шуршанием на пол. Так что и пыли не осталось. А на его месте возникла тоненькая, русоволосая, наших, примерно, лет девчонка, одетая почти как мы – штаны-футболка-куртка. И, по всему, видок мой и Михин её здорово рассмешил. Потому что она поглядывала на нас, прикрыв лицо ладошками, и заливисто хохотала.

– Эй, ты кто? – буркнул я.

– А куда… как это?.. – слегка запинаясь, выдавил из себя Мишка.

– Ой, вы только не обижайтесь! – воскликнула русоволосая. – Просто, ну как тут удержаться? Идут такие двое… один другого пугает… великан Святогор, говорит… вот я и…

И она снова залилась смехом.

– Простите! – проговорила она наконец. – Я – Настя. А вы кто?

Мы представились. Даже руку ей почему-то пожали. Первый раз здоровался за руку с девчонкой. Как-то оно не по-нашему. Но, оказывается, ничего, можно, даже понравилось.

– А здесь-то ты зачем? – проговорил я. – И как ты это сделала?!

– А вы оттуда пришли что ль? – вместе ответа спросила она, мотнув головой в сторону скрытого поворотом входа в пещеру.

– Да, оттуда, – раздражённо буркнул я. – Откуда ж ещё? Так как – всё это?

– Невероятно… – протянула Настя. – Давно оттуда никто не заявлялся… Лет сто уж… Какой сто? Больше! А я тут живу, ну, вон там, то есть. Как сделала? Да просто. Представлятель включила.

И она повертела перед нашими носами штуковиной здорово похожей на карандаш весь заплетённый разноцветными фенечками. Сразу было видно, что прибамбасина это чисто девчачья.

– А Святогор – это мой дедушка, – тут же добавила она. – Мне его легко представить.

– Угу… – проронил я.

– Представлятель, значит… – покивал Миха. – А Святогор – дедушка…

– А что тут такого? А, ну конечно, я опять забыла! Вы ж – оттуда!.. Я вам сейчас всё расскажу. Вы не торопитесь?

– Нет! – хором воскликнули мы. – Рассказывай!

– Тогда, может, на мою сторону выйдем? Не боитесь?

Мы переглянулись.

– Чего нам бояться? – как можно более небрежно промолвил Мишка. – И времени у нас – три вагона и пять телег! Пошли.

И мы двинулись. Я достал фонарики, включил. Свечи, наоборот, мы задули и побросали в рюкзаки.

– А что это у вас? – удивлённо проговорила Настя.

– В смысле? – не понял я. – Фонарики. На батарейках.

– Здорово! – улыбнулась девочка. – А мы тут по-другому делаем.

Она вытащила из волос заколку, которая тут же вспыхнула и осветила пещеру ясным розовым пламенем.

– О чёрт, круто! – с уважением пробормотал Мишка. – Про это тоже потом расскажешь.

– Слушай, Настя, – сказал я. – А что за звёздочка-то? И почему меч? И отчего – хаоса?

Но тут пещера как-то внезапно закончилась и мы вышли на каменный порог, с которого открывался потрясающий вид вниз – на небольшой, словно игрушечный городок, утопающий в зелени. Над шпилями, башенками, куполами, камышовыми и черепичными крышами парили низкие кружевные облака, пронизанные солнцем; по улицам, звеня, бежали маленькие жёлтые трамваи; на площади – посерёдке – чем-то, кажется, бойко торговали, играли уличные музыканты, важно и не очень прогуливались люди, скакали-резвились дети; по озерцу – чуть правее городка – ходили вёсельные и парусные лодочки, а слева – вдоль городка – по сверкающим рельсам шёл паровозик, выбрасывая из трубы сизые, тут же лопающиеся, мыльные пузыри. К сожалению, горизонт окутывала густая сизая дымка и привычных нам гор (если тут они есть), мы не разглядели.

Как бы там ни было, но, похоже, мы застыли с открытыми ртами.

– Нравится? – прошептала Настя, счастливо улыбаясь.

– С ума сойти!.. – вымолвил я.

– Обалдеть!.. – покачал головой Мишка.

– Давай-ка присядем. И рассказывай! – выдохнул я.

И снова объяснений мы не дождались. Потому что…

– А вот ты где? Я уж обыскался!

Мы резко обернулись. И раз десятый за последние десять минут опять-таки замерли, разинув от удивления рты. Позади нас стоял бобр. Нет, не просто бобр. Бобр, это, пожалуй, мягко сказано… Поскольку он был наряжен в зелёный костюм-тройку (что не скрывало белоснежной, возможно, даже накрахмаленной рубашки и алого галстука, завязанного дьявольски элегантно), чёрные лакированные ботинки и перламутровую шапочку с зелёным – в тон костюму – пером.

– Настя, – чуть булькающе проговорил он. – И где ж ты ходишь? Я уж с ног сбился. – Тут бобр критически оглядел ботинки, видимо, ожидая увидеть результаты «ножного сбивания».

– Боб, не сердись, – сказала Настя. – Познакомься. Это – Костя, это – Миша. Они пришли оттуда.

– Оттуда??? – Бог округлил и без того круглые глазки. – Что ж… это тебя извиняет. Да, меня зовут Боб.

И он протянул нам лапку.

Что тут сказать?.. Сперва у меня мелькнуло, что всё это – сон, потом я подумал, что здороваться за руку с девчонками – это не самое страшное и необычное в жизни… В общем…

– Здравствуй, Боб.

Протянув руку в ответ, я поймал себя на мысли, что чуть не сказал «здравствуйте», так этот зверь мне вдруг напомнил нашего директора школы.

– Приятно познакомиться, – выдавил из себя Мишка.

– Вы уже всё знаете? – осведомился бобр. – Уже поведала?

– Нет, – ответил Миха. – Ничего она нам не рассказывает. Мы уж двадцать раз спросили.

– Тогда – вперёд! – прокричал Боб. – Periculum in mora! Но! Praemonitus praemunitus, не так ли?

– Так, – машинально кивнул я, пытаясь вспомнить, где я слышал про эти «прамунитусы» и ругая себя за то, что моё знание латыни тупо ограничивалось «пер аспера ад астрой» и «когито эрго сумом».

И взглянул на Настю.

– Промедление… – она наморщила лоб, – опасно… смерти подобно. А кто предупреждён, тот вооружён. Это уже Гораций. Так – вперёд?

– Конечно, – сказал Мишка.– Но, клянусь бородой Ктулху, я не могу взять в толк, как вы сюда залезли. И как нам теперь отсюда выбираться?..

Я огляделся. Мы стояли на скальном карнизе, а под нами ныряла в глубину глубоченная пропасть.

– Эх, молодые люди, – прокряхтел Боб, – это ж – подъёмник.

Он топнул ногой, и наша платформа сперва поползла, а затем помчалась вниз. А по её краям вдруг обнаружились леера, словно вылезшие из камня.

– Учите языки, учите, – наставительно пробубнил бобр, – как без них-то? Хотя… главное – это языки души – смех и плач. На них говорят все люди мира.

– Это тоже кто-то сказал? – я обернулся к Насте.

– Кто-то… – мне показалось, что Боб улыбается, – это я сказал. Прямо сейчас. – Выходим, приехали.

Наше маленькое плато затормозило, загражденья спрятались в скалу. Мы сошли.

– И куда идём? – просил я.

– Заметьте, – подал голос Мишка, – мы уже даже не спрашиваем про всё остальное. А не терпится.

– Всему своё время, – ответил Боб, – и, заметьте, я говорю это не по-латыни.

Да, чёрт возьми, он действительно улыбался!

– А идём мы прямиком… Ктулху в пасть!..

– То есть? Как??? – сказали мы с Михой, замирая, как вкопанные.

– Так, – сухо проронил бобр. – Сделаем привал на пару минут. В самом деле, надо многое пояснить.

– Неужто? – бросил Мишка.

Я тут же растянулся на траве, подложив рюкзак под голову. Миха немедля последовал моему примеру.

– Итак, – со значением промолвил Боб. – Вашему миру грозит страшная опасность. Зло становится сильнее. Баланс нарушен. Вот-вот может начаться большая война. И я думаю, что уничтожают это хрупкое равновесие отсюда. И мне кажется, что я даже знаю, кто это делает. Это – красный колдун…

– Ну, началось… – выдохнул Мишка. – А Гэндальф Серый тут есть?

Тут надо заметить, что ничуть мы не усомнились в словах Боба о грядущей войне. Как только новости в Инете или ТВ глянешь, так не только в шевелюре движуха намечается, но и даже мозги колом встают.

– Никаких серых нет, – терпеливо продолжил бобр. – И Саурона нет чёрного. И Сарумана белого тоже… и синих нет. И бурых. Есть другие. Красный, Лиловый и Оранжевый. Ещё должен быть, вроде б, Зелёный, поскольку звезда – в четыре луча же… и в четыре мира оттуда попасть можно… и иной раз она зелёным слегка мерцает… но, увы, Зелёный никак не обнаруживается. Так вот…

– Боб, подожди! – перебила Настя. – Ты им про нас расскажи немножко. Они ж не знают ничего.

– Да, верно… – бобр откашлялся, потёр лоб. – Настя, может, ты?

– Это – волшебная страна, – сразу же проговорила девочка. – То есть, для вас она волшебная. А для нас она обычная. Тут как посмотреть… Город наш называется Золотник. Мал золотник, да дорог – слышали?

– А я думал, что поговорка – про монетку, – подал голос Мишка.

– Если люди что-то не понимают, – назидательно проговорил Боб, – они пояснение тут же выдумают. Это, как говорится, в человеческой природе. Errare humnnum est. И ничего тут не попишешь…

Настя улыбнулась и покачала головой.

– А есть и другие города. И другие страны, – продолжила она. – И моря, и океаны. И всё, как у вас. Но только тут у нас… с вашей точки зрения, всё волшебное, магическое… И животные у вас, как я знаю, не говорят…

– Да, странный у вас мир, – с сожалением вымолвил бобр. – А идём мы сейчас к красному колдуну… Имён у него много.

– Кощей, – не удержался я.

– Волан де Морт, – откликнулся Мишка.

– Дружище, не произноси это имя вслух, – отозвался я.

– Кощей – это одно из его имён, – между тем, как ни в чём не бывало, сказал Боб. – Но и по-другому кличут. Змеем зовут, Велесом – ну, это заблуждение, согласен… даже Радегастом иногда. Но не бурым, – он хмыкнул.

– И Кощея нам победить нужно? – с некоторым сарказмом осведомился я. – Иглу найти и её преломить?

– Яйцо, утка, заяц, игла – это всё сказки, – проговорила Настя. – И побеждать мы никого не хотим. Поговорим просто.

– С Кощеем? Поговорим? – я пожал плечами. – То есть, мы его попробуем урезонить. Попросим. А он проникнется. И ворожить против нас перестанет. Так что ль?

– Ну да. А почему нет? – Настя посмотрела на меня с интересом.

– Нет, ты правда думаешь, что с колдунами надо не воевать, а разговоры разговаривать? – недоумённо проворчал я.

– Ну… мы попробуем. У нас тут никто никогда ни с кем не воюет… А если не получится, то вот тогда!..

Она даже зажмурилась.

Что тут скажешь?

– Ладно, пошли, – буркнул Миха. – Показывайте, где тут ваши колдуны.

Спустившись по склону, мы двинулись по мощёной синеватым камнем тропе.

– Базальт? – подумав блеснуть эрудицией, спросил я.

– Ну… да… – не сразу ответила Настя, – это, скорее, бирюзитовый пироп… у вас такого нет, у вас там все пиропы красненькие.

– Настя, а ты всё знаешь? – сощурился Мишка.

– А что – похоже?

Я увидел, как в зелёных Настиных глазах заплясали смешинки.

– Так… – проговорил я. – Колись!

– Да это ж – поле! У вас там и поля нет, что ли? – рассмеялась девочка.

– Угу, поле… – буркнул Миха, – поле чудес… а это – что?

– Ну вы даёте… Как вы вообще там живёте?

– Постой, – сказал я, – это, наверное, как у нас Инет.

– Как у вас что? – не поняла Настя.

– Сеть. А там есть всё. Люди туда контент грузят, а все могут что-то найти. Так?

– Люди? – переспросила девочка. – Надо ж… А у нас в поле никто ничего не… грузит, не складывает. Оно всё там само собой. Только что-то появилось, а может, даже и не появилось ещё, но будет когда-то, а в поле оно уже есть. И всегда было. Ещё его называют Великим Сиянием.

– Так откуда оно – это всё – в поле? Кто закачивает? Природа, что ль? – произнёс озадаченно Мишка.

– По-разному говорят. Кто – природа, кто – Бог, – ответила Настя.

– Бога нет! – твёрдо вымолвил Миха.

– Это вопрос спорный, – сказал я. – Есть многое на свете, о друг Горацио… Лучше скажи, – я обернулся к Насте, – как оттуда инфу достать?

– Поле – везде. Думаешь про то, что надо. И берёшь. Можно просто рукой взять и в голову положить. Или открыть и прочитать.

– Супер! – сказал Мишка. – А у нас – смотри как.

Он вытащил телефон, но через секунду разочарованно хмыкнул.

– Ага, разогнался. Сети совсем нет, даже антенны нет.

– Настя, мы потом на нашу сторону сходим, мы там тебе всё покажем. Тут наша техника не работает… Миха! – вдруг опомнился я. – А как же мы теперь домой позвоним?! Надо ж сказать, что к обеду не придём!

Мишка озадаченно остановился.

– Я думаю, никто вас не хватится, – беззаботно проговорила Настя. – У вас часы есть?

– В телефоне, – кивнул я.

– Идут?

Я глянул. И обомлел.

– Мих, мы во сколько на Горячку влезли?

– В десять, примерно… ух ты! Мы тут уже больше часа, а прошло…

– 12 минут прошло, – подтвердил я.

– И из них вы минут десять провели в пещере, где время для всех общее, – сказала Настя.

– И как это понимать? – с некоторым облегчением, произнёс я.

– И понимать нечего, – весело прощебетала девочка, – у вас там минутка пробежала, а у нас – для вас – целый час прополз. Вот так!

Я думаю, что если б мы были знакомы поближе, то она б тут скорчила какую-то смешную рожицу.

– А если ты к нам попадёшь, тогда что? – я глянул на Настю.

– Зеркально. Наши как-то ходили. Тут – минута, там – час. Так что, всё нормально. И меня искать не начнут, если я у вас там на денёк… – она демонстративно выхватила из «поля» клочок спрессованного воздуха, развернула, прочитала, – ага, на денёк, как у вас говорят, «зависну»! – подытожила она.

Мы рассмеялись.

– А где Боб? – вдруг спохватился Мишка.

За разговором мы совсем про него забыли. А он ковылял далеко позади. Отстав метров на пятьдесят. По всему было видно, ходок из него неважный.

– Совести у вас нет! – прокричал он. – Несётесь сломя голову.

Мы остановились. Город начинался с радуг. Их невысокие переливающиеся арки стояли в ряд друг за другом и образовывали над дорогой анфиладу в несколько десятков метров длинной. Красиво было неимоверно.

– Сэлфи сделаем? – предложил Мишка и тут же вытащил телефон. – Идите сюда.

– Что сделаем? – переспросила Настя, впрочем, подходя.

– Фотку, – сказал я. – Щас покажем, не бойся.

– Ну хорошо, давайте.

Мы поставили Настю в середине, крикнули: «улыбаемся!»…

– Отлично! Вот, смотри.

Настя вгляделась.

– А-а-а… – протянула она, – так это щёлк!

– Ну, в некотором смысле, щёлк, – с улыбкой согласился я. – Мы так иногда и говорим: «щёлкнуть».

– Не, ты сказал «фотка», а мы говорим «щёлк». И… как это?.. Сэфа?

– Сэлфи, – подсказал Миха.

– Она, – засмеялась Настя, – так вот, мы тут говорим «себяшка».

Тут уж мы с Михой не удержались от смеха.

– Смешное словечко какое, – еле отдышался я.

– Хорошее словечко, – проговорила девочка с некоторой назидательностью. – Уж получше вашей глупой сафы!

Мы с Мишкой снова рассмеялись.

– Фиг с ним, – великодушно согласился я. – Себяшка – это круто!

– А можешь сделать? – сказал Миха.

– От нефиг делать! – принимая наш тон, ответила Настя. – Становитесь, только я, чур, снова в центр.

Мы опять придвинули друг к другу головы, улыбнулись, а девочка, протянув вперёд руку, щёлкнула пальцами.

– Всё!

– Всё? – переспросил я.

– Глядите.

Настя подхватила из воздуха синеватый лоскуток, развернула, разгладила. А нам осталось только ахнуть. Пожалуй, это было самое крутейшее сэлфи в мире! Мы там были просто как живые.

– Отпад, – только и сказал Миха.

И добавить к этому было нечего.

– Движение – оно, конечно, жизнь, – послышался сзади хрипловатый басок бобра, – но я себе по брусчатке уже весь хвост стёр.

– Боб, – сказал Миха, – может, ты это… домой пойдёшь, а мы сами… с Настёной?..

– И не надейтесь.

– А мы и не надеялись, – ответила за всех Настя, хихикнув.

– Ничего, – проговорил бобр, – у меня тут велосипед рядом.

Мы прошли сквозь арки и направились по улочке между ладных разноцветных домиков.

– Вот сейчас… это у нас… улица Радужная… – заговорил Боб, – через пять домов – поворот на Лунную… а там, где ворота с оленями, Красный и живёт.

В общем, пять минут – и пришли.

Я толкнул ворота, песчаная дорожка провела нас между кустов, если не ошибаюсь, жасмина, и мы оказались перед дверью.

– Звони! – сказал Боб.

Я оглянулся на Мишку, на Настю. Они кивнули. Мол, раз уж припёрлись, так что ж тянуть?..

Вздохнув, я дёрнул шнурок – тугую косицу из кожаных полосок с бахромой внизу. Где-то в глубине послышался тихий звон – словно пробили настенные часы. И двери открылись. На пороге стоял высокий сухощавый человек в каком-то расписном, едва ль не пиратском, сюртуке, красных ботфортах, в рубашке с пышным жабо. Я пошарил глазами, но шпаги на боку не приметил. Треуголки на голове тоже не обнаружилось. Лет ему было, пожалуй, около пятидесяти. По нашим меркам. Седые волосы, стрижка аккуратная такая с чётким пробором. Щёточка жёстких чёрных усов. М-да… Просто капитан Блад на пенсии. И это – Кощей?..

– Здравствуйте, – нарушила молчание Настя. – Мы к вам в гости. Нам поговорить с вами надо.

– Очень надо, – добавил я.

– Гости? – несколько удивлённо промолвил «пират». – Но гости… это же – замечательно! Проходите же, проходите, – он широко улыбнулся и сделал приглашающий жест рукой. – Чаю? Есть лимонады, соки… Скажите, как вас величать?

Мы скороговоркой назвали свои имена. И прошли в комнату, заваленную бумагами, книгами, инструментами. У стены, напротив окна, стоял мольберт с холстом, повёрнутым к стене.

– Мне морковного, – сказала Настя.

– А мне чайку с вишней, – проговорил Боб.

– Ладно, нам тогда лимонад, да, Мих? – я оглянулся на друга.

Мишка махнул рукой, мол, не против.

– С чем? – склонив голову, осведомился колдун.

– Ну-у… а с чем у вас есть? – сказал я.

– Со всем! – ещё шире заулыбался Кощей. – Но порекомендую со смородиной и корицей. Мне такой больше всего по нраву.

– Хорошо, спасибо, – буркнул я.

Всё страньше и страньше выходило. Говорящие бобры, это, оказывается, полная ерунда по сравнению с добрым Кощеем.

Между тем, хозяин похлопал в ладоши, и вокруг образовалась немалая суета. Чашки, ложки, бутылки замелькали в воздухе, одни напитки смешивались с другими, что-то сыпалось, звенело, подпрыгивало.

– Присаживайтесь! Угощайтесь! – Кощей указал нам на кресла; так и почудилось, что он мне сейчас подмигнёт.

– А теперь говорите. Так интересно узнать о целях вашего визита!

Он уселся напротив, закинул ногу на ногу.

В начищенном до блеска чайнике я разглядел задумчивую Мишкину физиономию. Он говорить явно не собирался.

– Мы вот с чем… э-э-э… в общем, тут такое дело… – промямлил я, краснея от собственного косноязычия. – Мы из другого мира, из того, что там – за пещерой. И у нас люди всё время воюют. И нам сказали, что вы…

– А, вот в чём… Извините, что перебиваю!.. Я вас понял! Говорят, что из-за меня скоро там у вас будет страшная война… и человечество себя в этой бойне уничтожит… Ядерная. Так у вас говорят?..

Я облегчённо выдохнул, кивнул.

– Жаль, чрезвычайно жаль!.. – грустно проговорил колдун. – И, видимо, да, моя вина в этом есть… но… если б вы знали, как я этому противлюсь! Не подумайте, что я тут с вами затеял игру в парадоксы и софизмы. Вот, полюбуйтесь!

Он стремительно поднялся, прошёл к мольберту, рывком развернул. С полотна на нас взирал, нарисованный чёрным и белым, сам хозяин.

– Автопортрет, – подтвердил он. – Я, видите ли, иногда пишу. Но в этот раз желание запечатлеть себя в красках было столь сильным, что я не мог ему противиться. И взялся. Взялся рьяно. А что вышло? Кляксы!.. Грязь, муть!..

Кощей развёл руками. Устало прошёл к дивану, присел.

– Я брал для этой картины самые яркие, сочные колера, но всё обращалось либо чёрным, либо белым. И никаким другим. Гляньте сами!

Мы встали из-за стола, сгрудились перед картиной. Портрет был разделён на две половины. Белую и чёрную. А посередине тянулась ровная серая полоса. Сказать по чести, я не разглядел на картине никакой мути, и клякс тоже. «Но он – художник, – мелькнуло в голове, – он так видит».

Он стремительно поднялся, прошёл к мольберту, рывком развернул

– Я долго об этом размышлял… но теперь я уже знаю, как это понять, – продолжил колдун.– Эти два цвета – это две правды. И они противостоят друг другу.

– Правда и ложь? – не понял я.

– Нет, нет, – тут же откликнулся хозяин, – не правда и ложь! Ложь тут совсем не при чём! Именно две правды. И они направлены друг против друга.

– Но как же так? – удивлённо сказала Настя. – Ведь так не бывает!

– Ещё как бывает, – подал голос Боб. – Это, знаешь, как если один видит шестёрку, а другой стоит напротив и видит девятку. И оба правы, хоть ты их режь!

– Точно! – обрадованный поддержкой, воскликнул Кощей.

– А серая полоска? Это всё-таки ложь? – спросил Миха.

– Не знаю… – Кощей виновато потёр подбородок, – возможно. Правды смешиваются на границе цветов, мнений, противоречий… И получается полуправда… или полуложь… Кто её разберёт.

– А чёрная правда – плохая? – снова подал голос Миха

– Нет. Просто другая, – ответил Кощей. – Вот у Константина глаза чёрные, они что – плохие?

Все посмотрели на меня.

– Хорошие у меня глаза, – сказал я с улыбкой, приподнимая веки.

– Конечно, хорошие, – с готовностью подтвердил колдун. – А чёрная смородина, на мой взгляд и вкус, лучшая ягода в мире. Так что… Но не в этом дело, – словно б спохватился он. – Дело в том, что я никак не могу закончить картину! Вот если я её всё-таки допишу, то все противоречия будут исчерпаны. И тогда миру больше не будет грозить война.

– Ясно… – сказал Боб. – То есть, не очень… Что мы можем сделать?

– Мне нужны новые, свежие, не побоюсь этого слова, истинные краски! – с жаром проговорил Кощей. – И я буду рисовать.