В книге представлен взгляд психопатологичного интраверта. Как и большинство подобных личностей, сам о себе он очень высокого мнения. Поэтому автор не утруждает себя вразумительным повествованием, а ограничивается не связанными друг с другом «дзен-буддистскими» заметками объемом от нескольких предложений до пары страниц. В целом впечатление довольно унылое. Если описанное выше – художественный прием, то он не удался. Если это реальный взгляд автора на мир, то ему остается только посочувствовать
Maht 120 lehekülgi
2012 aasta
Дневник больничного охранника
Raamatust
«Дневник больничного охранника» – новая книга лауреата премии «Русский Букер» Олега Павлова, автора романов «Казенная сказка» и «Асистолия» – продолжает его пронзительную исповедальную прозу. Это хроника приемного отделения обыкновенной московской больницы. Между «Записками из мертвого дома» Достоевского и «Колымскими рассказами» Шаламова прошло ровно сто лет, и легко догадаться, сравнивая данные этих двух контрольных точек, какой путь прошло русское общество, в какую сторону двигалось… От «Ракового корпуса» Солженицына до «Дневника больничного охранника» Олега Павлова – дистанция всего в полвека.
Žanrid ja sildid
Отзывы на Литрес, как правило, комплиментарные. А здесь один за другим хамство и оскорбления.
В молодости этот писатель пережил страшное, ему переломали жизнь… или он сам себе переломал. На старте мы часто всё себе перекалечиваем. Поэтому я восхищаюсь, что Олег Павлов, невзирая за то, что он был вычеркнут из общества, так поднялся! И как серьёзный артхаузный автор, а не как мейнстримовый мусорный.
Но этот его дневник… Его зря ругают за стиль акына – «что вижу, то и пою». Дневник – это же всегда обрывки мыслей и впечатлений. Вон, у японцев национальный жанр такой – «вслед за кистью». «Записки у изголовья», «Записки из кельи», «Записки от скуки».
Я верю, что в этой больнице действительно работали одни подонки. Но, к сожалению, подонок и тот, кто так инертно к этому относится. Равнодушие – большой вклад в окружающее зло.
Честно, «ниасилила». Книга в формате наблюдений и заметок из жизни, что вижу, то пишу. Наверное, больничный охранник видит жизнь так. Мне не близко ни то, что окружает больничного охранника, ни то, как он это видит.
90-е годы и в Москве были страшными. А что говорить о маленьком городке, а тем более о провинциальной больнице.
Ничего светлого нет в работе больничного охранника, жуткие сцены хамства врачей, выкидывания бомжей на мороз,
пьянства охранников, воровства санитарок и поваров.... Всё это описывает автор, как очевидец. Описывает с большой долей безучастности, просто фиксирует факты, не возмущаясь, не борясь со злом. Наверно, иначе тогда было не выжить.
Прочитаешь, и депрессия обеспечена. Слава богу, что 90-е годы закончились.
Такое впечатление, что писал школьник или чукча – «что вижу, то пою». «Алкаша привезли, бомжа привезли, труп увезли»... И так всю книгу. Не понятно, что хотел сказать автор. Откровенно слабое произведение.
Jätke arvustus
Все были так добры, что для честности хотелось матерно выругаться.
Человеку все надо запретить, потому что страшно допустить его к свободе, и те, кто исполняет, исполняют уже из-за страха оказаться на улице, как бы ведь и на свободе, а если кто подчиняется безропотно — то из страха, из добытого целыми поколеньями русского народа знанием, что свобода есть отсутствие порядка, именно вынужденная необходимость, а запрет есть необходимость не вынужденная, а именно насущная. И значит, надо подчиняться ему, как если бы ты сам того же хотел.
Прочитал о людоедах, какой случай имел место в Кемеровской области. Потрясло то, что человечиной они начиняли пельмени, то есть у них-то была спервоначалу мука, потом и желание что-то лепить, как бы хлопотать по хозяйству, и свои приоритеты в еде, читай — любимые блюда. Озверения никак нет, по существу так и остаются людьми, но, значит, жрать человечину можно и не теряя человеческое обличье? Значит, это возможно — обществу людей при каких-то непостижимых обстоятельствах жрать вместо говядины себе подобных и оставаться при том обществом, людьми? Да ведь возможно! Преступлением же в сознание человека становится то, чему он не находит оправданья, но если оправдать, скажем, жаркое из чеченцев патриотизмом и всем прочим, то ведь его бы стали полевые кухни готовить, а солдаты — жрать, и это бы уже не было с точки зрения, скажем, общества, преступленьем, а человечина ведь и меньше отвращение вызывает, чем лягушачьи лапки или змеиная кровь. И ведь делали же немцы перчатки из человеческой кожи, а сувенирные пепельницы — из детских черепов, и не самая дикая была из наций, просвещенная, были и тогда европейцами.
Arvustused
5