Рекс

Ранним субботним утром, летом, пёс высунул свой розовый язык, лизнул меня в щеку, оставив мокрый след. Я стал вытаскивать руку из-под одеяла, чтоб убрать со щеки следы собачьей нежности, а пёс воспринял это как моё пробуждение и громко задышал, попискивая как щенок, стал нарезать по квартире круги, взял в пасть свою сбрую и потребовал, чтобы его немедленно повели гулять. Это была восточно-европейская овчарка, семьдесят пять сантиметров ростом, пятьдесят шесть килограммов веса и коротким хвостом. Всё это исключало его из участия в собачьих выставках, но нам было всё равно. Не для этого мы его брали. Он был добрейшей души пёс. Мы назвали его Рекс и так и записали в его собачьем паспорте.

Рекс с грохотом носился по довольно узкому, но длинному коридору, хватая зубами то намордник, то ошейник, то поводок. Надо сказать, что ошейник у него был знатный – кожа, прошитая красивым нитяным рисунком, непонятного назначения вшитые полукольца, и приклепанная к нему очень мощная пряжка. Вдобавок на ошейнике находились две кожаные шлёвки того же цвета, что и ошейник. В конце концов, Рекс прижал лапой ошейник к полу, сунул морду в ошейник, ошейник проскользнул ему на шею и пёс сел, всем своим видом показывая, что он к прогулке готов. Дело оставалось за малым, то есть мной. Надев штаны, футболку и кеды, я пристегнул к ошейнику поводок, надел намордник, на пёсика, конечно, и открыл дверь квартиры. Рекс тут же помчался вниз, а я развевался, словно воздушный змей, позади на поводке.

Во дворе я выпустил поводок, и пёс со всех ног бросился к молодому тополю, задрал заднюю ногу так высоко, как не снилось ни одной балерине. На морде у него сияло блаженство. Когда сияние погасло, Рекс закопал задними лапами своё безобразие, тут же уткнул свой длинный нос в землю и стал вынюхивать только ему одному ведомый запах. Всё бы ничего, но он не стоял на месте. Он мчался вместе с запахом, поворачивая туда-сюда вслед за своим носом. Но я его всё-таки поймал, наступив ногой на конец длиннющего, извивающегося как змея, поводка. Мы сюда не нюхать всякую всячину пришли, а гулять, – грозно сказал я и пёс, как всегда согласился, сел слева рядом со мной, посмотрел на меня и мы пошли гулять.