Loe raamatut: «Истории о детях и взрослых»

Жизнь Лены

За кухонным столом сидели трое: восьмилетняя Лена, ее мать Раиса и сожитель матери Роман. Мать с сожителем были пьяны.

– Ешь, Ленка, быстрее! – сердито произнесла Раиса. – Пойдешь к своей бабке. Поживешь там немного. Меня в больницу кладут… Домой не прибегай. Дома никого не будет.

Лена сердито, исподлобья посмотрела на мать и на довольного дядю Романа. Ее рот, набитый картошкой и соленой капустой, перекосился и маленькое личико сморщилось. Такая перспектива ей не нравилась, несмотря на то, что жизнь здесь не казалась медом. Мать с дядей Романом пили почти каждый день и постоянно ругались, иногда дрались. Лену не трогали пальцем, но ей, испуганной девочке, хватало скандалов. Дядя Рома был хоть и злым, но никогда не поднимал руку на мать, за исключением тех случаев, когда она сама лезла к нему с кулаками. Он лишь только защищался, отталкивая и шлепая вредную женщину по мягким местам. Но и этого было достаточно, чтобы обзавестись синяками.

На столе стояла тарелка с вареной круглой картошкой и тарелка с соленой капустой, наваленной горкой, обложенная порезанными переквашенными огурцами. Тут же стояли две стопки, бутылка и пепельница.

– Так, одежду я тебе собрала, вон там в сумке… надень-ка чистое платье.

– Денег мне дай! – произнес грубо Роман.

– Ага, щас, держи карман шире! – ответила Раиса тоже грубо.

Лена зашла в комнату, достала из шифоньера скомканное платье и сказала:

– Оно помятое.

– Ничего, бабка погладит, давай живо…

Роман все еще сидел на кухне.

Небольшой старый домишко с двумя комнатами: кухней и залом – был внутри и снаружи оштукатурен да побелен. Вернее, побелен он был очень давно. Раиса не уделяла должное внимание своему дому, как и дочери. Она заботилась только о себе и сожителе. Лена частенько ночевала у бабки Маши, которую не очень-то боготворила. Бабка была сурова, но справедлива. Суровой она была к своей дочери Раисе, которую частенько ругала и называла «кукушкой».

Обстановка в доме тоже была старой. В зале стояла драная тахта и железная кровать, на которой спала Лена, с застиранным постельным бельем; полированный в трещинах шифоньер; пол облезлый, два деревянных окна давно не крашены, на них синие грязные шторы. На кухне стоял голубой кухонный гарнитур в разводах, кое-как протираемой хозяйкой; стол и три облезлых табурета; на окне не было штор, а висело покрывало, которым занавешивали окно на ночь.

Начинался июнь. Лена недавно окончила второй класс. Училась она хорошо, несмотря на то что мать ей совсем не помогала, а наоборот мешала своими скандалами. У девочки была хорошая память и развита интуиция.

На Раису иногда находила тревога и забота о дочери, когда она переставала пить. Тогда она живо интересовалась ее школьной жизнью, давала советы и учила жизни. Но потом опять запивала.

Часто приходила в гости бабка Маша и забирала к себе внучку.

Два километра от дома до бабушки Лена шла молча. Прохладное утро хмурилось. Птицы щебетали на деревьях. Раиса тоже молчала. Ее опухшее лицо было серьезным. Красотой эта тридцатидвухлетняя женщина не могла похвастаться. Она была худа, небольшого роста, редкие волосы прилизаны, лицо почти всегда опухшее. Сожителю было двадцать девять лет. Он был среднего роста и жилист.

На высоком крыльце стояла бабушка. Она еще издали увидела дочку с внучкой, и поэтому ее сердитое лицо говорило: «Опять пьяная Райка! Сколько можно пить!»

– Здравствуй, мама! – как можно вежливей проговорила Раиса. Она вообще старалась с матерью быть ласковой.

– Что, опять пьешь? – спросила грубо мать.

– Нет, конечно. Пусть у тебя Ленка поживет, меня в больницу кладут.

– Чем это ты больна? – также сердито, не веря словам дочери, сказала мать.

– Да вот по-женски заболела.

– Знаем мы ваши дела.

– Вот тут белье в сумке, возьми, мам.

– Зайдешь в дом с отцом поздороваться?

– Нет, я пойду, тороплюсь.

Раиса поставила сумку на крыльцо и поспешила к воротам. А бабка с внучкой зашли в дом.

Бородатый дед Матвей сидел на кухне и пил чай. Он любил внучку. Когда он ее увидел, теплая улыбка появилась на его лице.

– О, Леночка пришла! Ты одна?

– Райка привела, ее в больницу кладут по женским делам.

– А, вон оно что. Чаек будешь?

– Нет, я не хочу, – грустно, но уже тепло ответила Лена.

– У нас пряники есть вкусные. На-ка возьми, – дед протянул внучке мятный пряник.

Девчонка его взяла и сказала: спасибо.

Дом стариков был тоже маленький: кухонька и одна комнатка. Но в нем было чисто и пахло не спиртным, а едой. И это внучке нравилось, на душе от этих запахов становилось тепло и хотелось жить. Ее мать не умела готовить, а стряпала только по праздникам и то, когда была трезвая. А бабушка вкусно готовила и стряпала.

Лена уже сама умела пожарить яйца или картошку. Даже могла сварить суп. Хотя суп, сваренный Леной, ей самой не нравился. Она любила бабушкины супы.

Так и жила Лена то дома, то у дедов. Бабка часто поговаривала, что скоро совсем заберет внучку, так как Раиса стала чаще пить и привела сожителя два года назад. Теперь дочка ей не нужна.

– Сегодня булочек настряпаем, – сказала бабка.

– А Лена тебе поможет, – произнес дед. Его белая густая бородка с русыми вкраплениями была аккуратно расчесана и походила на ежика. Побелевшая голова деда вилась колечками. Сам Матвей был высок, крепок. Он носил робу или теплые фетровые брюки да рубаху. – Как, поможешь бабке?

– Да, помогу, – оживилась Лена. Она все еще думала о матери.

Бабка Маша была среднего роста, полновата и проста по-деревенски. Она носила цветные платки, завязанные вперед и цветные ситцевые платья. На ногах – калоши.

Дед изготовил самокрутку из газеты и пошел во двор курить. Там он примостился на скамейку. Покашливая, стал покуривать. Лена села рядом.

Бабка Маша занесла с веранды муку, достала из-под кровати бидон с яйцами, которые насобирала в течение месяца от своих несушек. На стол выложила маргарин, дрожжи, масло растительное, пакетик с маком и вышла на крыльцо. Дед дымил и покашливал.

– Во, кашляет и все равно курит, – заворчала бабка.

– Как же иначе, правда ведь, Леночка, – ответил дед.

– А курить – это вредно ведь, деда, – улыбнулась внучка.

– Да кто его знает – вредно или полезно. Но без этого уже никак.

– А ты брось, деда, не кури.

– Я пробовал бросить – тянет.

Когда подошло тесто, бабка позвала Лену:

– Айда, внуча, булочки делать.

– Иду, иду! – крикнула Лена из комнаты, в которой гладила кошку на кровати.

– Руки сполосни под краном, – скомандовала бабка.

– Хорошо.

Лена получила от бабушки кусок теста. Она умела лепить птичек и цветочки. Но сегодня ей захотелось слепить человечка и она стала катать разные шарики да полоски.

– Не балуй с тестом, – сердито сказала бабушка.

– Я хочу человечка слепить, – грустно произнесла Лена.

– Да на кой это надо – человечки. Лепи цветы.

Лена все скомкала и стала лепить цветочек с маком. Раскатала скалкой тесто в лепешку, посыпала маком, скрутила в длинную трубочку и сделала несколько надрезов, потом опять скрутила. Получился цветок.

– Баб Маш, красиво? – спросила она покорно.

– Красиво, очень красиво. Вот так и лепи, можно еще и по-другому. Смотри, – и она стала показывать внучке, как еще можно лепить из теста.

Марии нравилось, что внучка ее слушается и не перечит. Дочка ее была не такой. Она всегда вредничала.

В доме становилось жарко. Дед еще раскочегарил печку для булочек. Духовка так и дышала жаром.

Когда булочки поднялись на противне, они последовали в духовку. По дому понесся сильный аромат стряпни. Лена села возле печи. Ей не терпелось увидеть свои цветочки, они наверняка очень поднялись и подрумянились.

Лена засуетилась, когда бабушка доставала из печи булочки.

– Подрумянились, какие красивые! – захлопала она в ладоши. – Наверняка вкусные.

– Не обожгись, – остерегла ее бабка.

– Хорошо!

Дед Матвей поглядывал на внучку из другой комнаты и улыбался.

«Много ли нужно для счастья», – думал он, сидя возле телевизора.

Тут и кошка прибежала, стала мяукать, видимо, ее соблазнил аромат булочек.

Потом долго пили чай с душицей. Мария все делала для того, чтобы внучка чувствовала себя родной.

Но Лена скучала по матери и по дому. И через два дня она решила навестить свое родное местечко. В шесть часов вечера она уже стояла возле окна кухни своего дома, прислонив ручонку к стеклу, чтобы было хорошо видно. Она даже не проверила, открыт ли дом. Дом же был закрыт. Оглядев внимательно кухню, она подошла к двери. На двери висел большой амбарный замок. Лена загрустила: где же мама?

И тут она услышала голос женщины, проходившей мимо. Это была соседка тетя Катя.

– Леночка, привет, моя хорошая, ты что тут…?

– А вы не знаете, где мама? – прервала она соседку.

– Да я ее недавно у соседей Семеновых видела, сбегай.

– Спасибо! – протянула Лена, понимая, что мать снова пьяная и ни в какую больницу она не ложилась.

Лена побежала к дому Семеновых, совсем недалеко.

Там она увидела свою мать, уже изрядно подвыпившую, в компании трех женщин и двух мужчин. Они сидели за столом и выпивали.

– Лен – о-о-к! – протянула Раиса. – А ты почему не у бабки?

– А ты почему не в больнице! – крикнула от обиды Лена. Она исподлобья посмотрела на мать.

– Так надо, иди живо к бабке!

– Дура! – крикнула Лена и выбежала на улицу. Она очень сильно обиделась на мать. Каждая жилка в ее теле содрогалась. Ей хотелось зареветь, но слезы точно куда-то испарились. И только сухой ком застрял в горле, не давая глубоко вздохнуть. Лена побежала что есть мочи к дому стариков. Она ненавидела мать всем нутром. Она только сейчас поняла, что мать ее предала.

Переступив порог дома, она дала волю слезам.

Дед с бабкой не могли понять в чем дело, а Лена ревела и ревела. И ей казалось, что весь мир рухнул в одночасье. И что она осталась совершенно одна. Лена поняла, что домой она не вернется больше никогда.

Так она и выросла у бабки с дедом. Долгое время она и слышать не хотела про мать, а потом успокоилась и даже иногда ходила в гости и приносила ей булочки.

А мать была всегда пьяна и просила прощения у дочки.

Как Света училась играть на пианино

Света училась в пятом классе. Однажды директор Лариса Борисовна собрала в коридоре школы пятые, шестые и седьмые классы (каждого класса было по два) на линейку и сообщила:

– К нам приехала педагог по вокалу и музыке… теперь у нас будет свой большой хор… Почему большой, потому что кто не придет на репетицию, тот будет иметь неуд. по поведению… Всем понятно?»

Молчание.

– Я еще раз спрашиваю: всем понятно?

– Всем! – послышались вялые голоса.

– А если у кого-то горло болит?! – кто-то захрипел из линейки.

– А если у кого-то горло болит или еще что-то там, то мне предоставьте справку от врача или объяснительную от родителей. А так, чтобы никаких пропусков… Петь будете в клубе, в назначенное время… сегодня, к сожалению, педагог Екатерина Васильевна не смогла прийти, а завтра она вас всех ждет к пяти часам в клубе… Все слышали меня? К пяти часам в клубе!

– Все слышали! – вяло заговорили ученики.

– Вот и хорошо! – улыбнулась полная и высокая директор в синем деловом костюме, с грубыми чертами лица и короткой стрижкой. – Да, и еще, что я хотела вам сказать: Екатерина Васильевна будет набирать учеников для обучения игре на пианино… здесь уже добровольное ваше согласие… завтра вы все узнаете…

Улыбалась Лариса Борисовна очень редко, поэтому при виде ее даже хорошист съеживался, чувствуя себя виноватым. А уж про двоечников и вообще речи не было, те при виде ее старались куда-нибудь свернуть или прошмыгнуть как можно быстрее, но при этом спешно поздороваться и даже успеть раскраснеться или вспотеть.

Света, к счастью, училась очень хорошо, даже висела на доске почета. Но и она чувствовала себя неловко при виде Ларисы Борисовны. И даже на линейке, когда директор вовсе не обращала на нее внимания, Света чувствовала ее неприятный магнетизм и отрицательную энергию.

Вот и сегодня после линейки настроение у нее ухудшилось. Но, подумав о том, что завтра будет весело, она успокоилась.

Музыки в школе не было, поэтому многие ученики были приятно удивлены, в том числе и Света.

Домой девчонка шла веселая и ей улыбалось сентябрьское яркое солнышко. Погода была чудесная.

В небольшом одноэтажном сельском клубе было очень шумно. Вестибюль пополнялся учениками. Несколько раз библиотекарь выходила в вестибюль и просила всех быть немножечко тише, так как ей мешают работать. Но никто ее не слышал, все галдели. Тогда худая библиотекарша, поправив свои большие круглые очки, с возмущением стала искать педагога Екатерину Васильевну, чтобы та приняла соответствующие меры.

В коридоре появилась, прихрамывая на одну ногу, Екатерина Васильевна. На вид ей было лет пятьдесят. Небольшого роста и полная. Вернее, полнота ее начиналась от таза и заканчивалась голяшками. У нее был очень широкий таз, облаченный в тяжелое черное платье. А кожаный пояс, затянутый на ее нетолстой талии, еще больше выделял ее плотность, переходящую плавно в широкие бедра, а затем в голенища кожаных сапог. Все засмотрелись. Даже стало тише в вестибюле.

– Здравствуйте, ребята! – громким насыщенным и певучим голосом протянула педагог. – Я очень рада, что вы пришли! Как вас много! Подходите сюда все… становитесь в три ряда… так, так… давайте пошустрее… молодцы!

Глаза у Екатерины Васильевны светились восторгом. Но ее короткие и прилизанные волосы вовсе ей не шли, ей бы подошла пышная прическа, с собранными на затылке волосами. Она бы придала ей шарма.

Петь решили по вторникам и пятницам, в клубе. Потом по составленным спискам Екатерина Васильевна проверила всех присутствующих. Многих не было, в основном мальчиков.

В заключении Екатерина Васильевна раздала тексты песен, которые надо выучить и сообщила, что она будет давать уроки по игре на пианино. Если есть желающие, то они сегодня смогут остаться и пройти отбор.

Света оказалась в числе многочисленных желающих. Почти все девочки остались.

Ученики следом за учительницей направились в зрительный зал, довольно большой, где висел белый экран над сценой и стояли на ровном полу деревянные кресла. Здесь почти каждый день показывали кино. Очень часто индийское. Света со своей старшей сестрой Полей и ее подругой Леной любили индийские фильмы и не пропускали ни одного. И совсем недорого можно было посмотреть трогательную картину индийского кинематографа.

Света вспомнила, что на прошлой неделе они смотрели фильм «Танцор диско». И она еле-еле сдерживала слезы. Но две слезинки у нее все же выкатились. А сестра с подругой тонули в слезах. А потом дорогой они, под огромным впечатлением, с большим интересом обсуждали фильм и красавчика артиста, сыгравшего главную роль.

– Девочки! Рассаживайтесь в кресла и ждите! – произнесла Екатерина Васильевна. – О, у нас тут и два мальчика еще… очень хорошо! – Она села за пианино, стоящее на сцене и заиграла какую-то интересную и быструю мелодию. Все замерли.

– Екатерина Васильевна, а мы что, все будем ходить к вам на занятия? – кто-то спросил из взрослых девочек, когда замолкла музыка.

– Нет, не все… а мы сейчас в этом и разберемся… подходите ко мне по очереди и садитесь рядом.

Отбор начался.

Расстроенные девчонки уходили со сцены. Одна даже заплакала и что-то нехорошее забубнила себе под нос, тихо ругая педагога в его непрофессионализме.

Света оказалась последней, она сама пропускала всех вперед. Ей не хотелось, чтобы девчонки увидели, как она окажется в числе невезунчиков. Но Свете повезло, у нее был слух.

«Я это знала! Я знала, что у меня есть слух! И мама всегда мне говорила об этом… я теперь научусь играть на пианино!» – думала Света, вышагивая гордо по улице, подставив лицо яркому солнцу. Она несла в руке тоненькую легкую курточку и улыбалась. И ей не терпелось рассказать новость маме и сестре. И кажется, что Света не шла, а парила в воздухе. Она летела над землей, с восторгом глядя на окружающий ее мир, совсем другой, какой-то новый и неземной.