Девочка со скрипкой. Все мы платим за чужие грехи…

7

Я стою без движения, похоже, целую вечность. Чувствую, как шериф касается моей руки.

– Держись, Эммелин, – тихо говорит он мне, а я готова наброситься на него прямо здесь. Как он может пытаться поддержать меня после того, как арестовал мою мать? Неужели этот человек будет и дальше причинять мне такую боль?

– Можно мне поехать с мамой? – спрашиваю я, понимая, что мои эмоции сейчас не главное.

– Нет, – отвечает мне Эгберт. – Ты должна остаться дома.

– Я не могу бросить маму. Ей нужна моя поддержка, – почти умоляю я. Шериф смотрит на меня тепло и ласково, но меня это раздражает ещё больше.

– Поддержка сейчас нужна твоим брату и сестре. Оставайся дома, сегодня к вам придёт работник социальной службы, – говорит Эгберт, и я еле сдерживаю себя, чтобы не закричать. Я понимаю, что это значит.

– Глэна и Сади заберут? Куда? – я не хочу верить в то, что происходит. Я всё ещё надеюсь, что сейчас проснусь, как всегда это бывает после ночных кошмаров. Я так хочу, чтобы всё это было неправдой.

– Вас никто никуда не заберёт, – поясняет шериф. Я вижу, как машина, в которую посадили маму, отъезжает от дома. Я борюсь со страхом, что больше никогда не увижу её.

– Нас? – уточняю я. – Не думала, что речь будет и обо мне. Я уже не ребёнок. Мне семнадцать лет.

– Ты несовершеннолетняя, – отвечает Эгберт. Я знаю это, я ненавижу сейчас все законы мира. – Твою судьбу будет решать социальная служба, так же, как и судьбу сестры и брата.

– Я хочу видеть маму. Я хочу, чтобы Вы объяснили, почему забрали её, – вскрикиваю я. Мне хочется кричать очень долго и громко, словно это может что-то изменить.

– Успокойся, наконец, Эммелин, – резко отвечает Эгберт. – Ты говоришь, что не ребёнок, но ведёшь себя, как маленькая. Будь сильной, раз ты такая взрослая. Позаботься о сестре и брате. Найди матери адвоката. Делай то, что делают взрослые, а не просто истери.

Шериф выходит и закрывает за собой дверь. Я остаюсь одна посреди комнаты с осознанием того, что вместо мамы теперь я. И в действительности я не имею ни малейшего представления, что делать дальше.

Теперь уже не до глупых игр с записками, не до переживаний о поцелуе с Хиксом, не о муках совести из-за Джоса. Хоть я и злюсь на мистера Эгберта, я вынуждена признать его правоту. Сейчас всё зависит от меня.

Я иду на кухню, спокойно готовлю завтрак для нас троих, потом поднимаюсь наверх разбудить брата и сестру. По всей видимости, они уже давно не спят, но вряд ли в курсе всего случившегося. Я прошу их спуститься вниз завтракать.

Мы сидим за столом на кухне и молча едим блинчики. Я вижу, как озабочен Глэн, он понимает больше, чем Сади, что что-то не так.

– Мама ещё спит? – спрашивает брат. Я долго молчу, а потом замечаю на себе взгляд Сади.

– Мамы дома нет, – отвечаю я как можно спокойнее. – Её не будет несколько дней. Пока поживём без неё, хорошо?

– Что-то случилось? – вновь спрашивает Глэн. Я смотрю на Сади и не могу решить, стоит ли ей знать правду. Но почти сразу же понимаю, что она узнает всё в любом случае. И будет лучше, если расскажу ей я, а не репортёр по телевизору.

– Маму арестовали, – отвечаю я, брат начинает кашлять. Сади молчит. Мы все смотрим друг на друга со страхом. – В школу сегодня никто не пойдёт. Должны приехать социальные работники.

– Нас заберут в социальный центр? – испуганно спрашивает Глэн.

– Я не знаю, – выдыхаю я несколько слов, будто они жгут моё горло.

Мы доедаем завтрак молча, потом расходимся по разным комнатам. Я мою посуду, убираю на кухне, а после иду в гостиную. Я сижу на диване и смотрю в пустоту. Я думаю о вчерашних словах Джоса и понимаю, что он всё знал заранее. Он был уверен, что после сегодняшнего случая я не смогу с ним общаться. Он попрощался со мной потому, что знал, что его отец вновь причинит мне боль, и я не смогу простить этого ни самому шерифу, ни его сыну.

Не знаю, сколько времени проходит прежде, чем раздаётся звонок в дверь. Я вижу на пороге незнакомую мне женщину, а позади неё тётю Мирту и Хикса. Я бросаюсь к брату. Он обнимает меня и гладит по волосам, не произнося ни слова. Это именно то, что мне нужно сейчас.

– Ты как, солнышко? – спрашивает тётя Мирта. – Держишься?

Я утвердительно киваю. Мы проходим в гостиную, садимся на диван. Я смотрю на социального работника и с ужасом жду её слов.

– Эммелин, меня зовут Диана Мэдисон. Я здесь для того, чтобы ты, твои брат и сестра были в полной безопасности, – говорит она. Её голос довольно приятный, я немного расслабляюсь. Хикс сидит рядом, и это придаёт мне ещё большей уверенности.

Я смотрю на брата, тяжело дышу. Он берёт меня за руку, по телу пробегают мурашки. А ещё внезапно в груди вспыхивает чувство вины. За что? Неужели за тот поцелуй с Джосом?

– Вы нас заберёте? – тихо спрашиваю я и боюсь услышать ответ. Меньше всего мне сейчас нужно быть вдали от своего дома, родных, от мамы, и не иметь возможности помочь ей.

– Нет, было решено, что вашим опекуном будет ваша тётя. Мирта О'Келли. Конечно же, если вы согласны с этим. Вы можете проживать с ней здесь или же переехать временно в её дом. Я буду заходить к вам довольно часто, чтобы узнать, как ваши дела, – говорит Диана. Наверное, это её работа – располагать к себе людей, но должна признать, что Диана владеет свой профессией блестяще. Каждое её слово меня успокаивает и заставляет верить этой женщине. – Также у вас будет психолог, который тоже будет приходить несколько раз в неделю, что помочь вам справиться с нынешней ситуацией. Что скажешь?

– Да, я согласна, – просто отвечаю я, не зная, что можно добавить. Хикс сжимает мою руку ещё сильнее, и я благодарна ему за это. Он не даёт мне сдаться.

Этот разговор длится ещё какое-то время. В основном Диана разговаривает с тётей Миртой, иногда задаёт мне какие-то вопросы, а после уходит наверх, чтобы пообщаться с Глэном и Сади. Тётя идёт следом, а я не могу сдвинуться с места. Мы сидим с Хиксом на диване и молчим довольно долго, прежде чем я понимаю, что тишина делает мне лишь больнее.

– Почему ты не в колледже? У тебя будут проблемы, – говорю я Хиксу, он лишь качает головой.

– О чём ты, Мэли, – отвечает он ласково. – Разве я мог оставить тебя в такой ситуации? Мама позвонила мне рано утром, я взял билет на экспресс.

– Потратил все свои сбережения? – спрашиваю я и чувствую невероятную благодарность вперемешку с нежностью. Если я и хочу кого-то видеть сегодня рядом, то только его.

Брат не отвечает. Мы долго смотрим друг другу в глаза, пока я не подвигаюсь ближе и не целую его. Я сразу же окунаюсь в мир огня и света, мир нежности и заботы, в мир Хикса. Кузен не спешит прерывать поцелуй, проходит пару минут прежде, чем мы отстраняемся друг от друга.

– Мне стоит запоминать этот поцелуй или забыть так же, как ты сделала это год назад? – тихо спрашивает Хикс. Я с трудом соображаю, потому отвечаю не сразу.

– Я никогда не забывала, Хикс, – говорю я ему и вижу, как парень нервно сглатывает.

– Иди сюда, – улыбается он и обнимает меня. Я утыкаюсь ему в грудь и с наслаждением вдыхаю аромат его парфюма вперемешку с запахом свежей травы. Это те объятья, которые Хикс дарил мне все эти годы, и я благодарна ему за отсутствие неловкости между нами сейчас.

Мы сидим так довольно долго, мне кажется, что я начинаю засыпать, а потом резко сажусь прямо. Как я могла забыть о самом важном? Полностью погрузившись в своё горе, я забыла, что должна помочь маме. В этом вся я. Как я раньше не замечала своего эгоизма?

– Маме нужен адвокат, – говорю я Хиксу, тот кивает головой.

– Я знаю. Не переживай, Мэли. Он у неё будет, – отвечает мне кузен и протягивает визитку, которую вытащил из кармана. Я смотрю на буквы и не сразу могу сплести их воедино. У меня ощущение, будто я не спала несколько ночей.

– Оливер Салливан, – читаю я и вопросительно смотрю на брата. – Он хороший адвокат? Ты уверен?

– Он знаток своего дела, – отвечает Хикс. – Как человек, он невероятно сложный и, я бы сказал, своеобразный. Но лучше него специалиста не найти.

– Нужно позвонить ему, чего мы ждёт, – быстро говорю я и тянусь за телефоном, но Хикс останавливает меня.

– Я ему позвонил ещё из поезда. Он скоро приедет, – говорит Хикс, и я пытаюсь понять его слова.

– Он не отсюда? – спрашиваю я. – Не из города?

– Он из Хаммонда, – говорит брат и поджимает губы. – Мы познакомились в колледже. Он читал у нас лекции.

– Из Хаммонда, – тихо повторяю я, а потом резко чувствую прилив злости. – Почему бы нам не пригласить адвоката из Нового Орлеана? Хикс, он ведь ничего не знает ни о нашей семье, ни о нашем городе.

– В том то и дело, – поясняет кузен. Я вижу, как он спокоен и рассудителен, я верю ему и немного успокаиваюсь. – Лучше, если он не будет знать никого здесь, не будет питать ни к кому личных симпатий или антипатий. Так будет честнее и продуктивнее. Он будет заниматься работой и только.

Я понимаю, что Хикс прав, как и всегда, собственно. На миг я задумываюсь о том, где мы возьмём столько денег на лучшего адвоката Хаммонда, но тут же отгоняю от себя эти мысли. Что-нибудь придумаю. Сейчас это неважно, главное, чтобы мама была в порядке.

– Как думаешь, мне можно к маме? – спрашиваю я, а Хикс лишь отрицательно качает головой. – Может, нужно съездить в участок, поговорить с шерифом? Мы ведь даже толком не знаем, в чём там дело.

Хикс снова берёт меня за руку и старается улыбнуться.

– Всё, что тебе сейчас нужно, это успокоиться и отдохнуть. На тебе лица нет, – говорит кузен. – Шериф ничего тебе рассказывать не станет. Давай ждать Салливана. Он поедет сразу в участок, а потом уже к нам. Но не думаю, что это будет раньше завтрашнего утра.

Диана и тётя Мирта спускаются вниз, о чём-то переговариваясь. Я не слушаю, стараюсь абстрагироваться от всего, что происходит.

– Увидимся, Эммелин, – говорит мне Диана, я киваю ей. Когда за Медисон закрывается дверь, мы все оказываемся в одном положении – смятение и неловкость.

Тётя садится напротив меня и улыбается. Я ценю её попытки поддержать меня, но это не помогает.

– Как думаешь, вам лучше жить здесь или на время переехать ко мне? – спрашивает тётя Мирта.

– Я хочу, чтобы, когда мама вернулась, здесь было всё так же, словно она и не уезжала, – отвечаю я, тётя меня понимает. Я не могу бросить свой дом, место, где каждая вещь хранит воспоминание о моих родителях. Моего отца убили, а теперь ещё лишили и матери. Мне становится нехорошо от мысли, что это происки одного и того же человека.

– Тебе лучше поспать, милая, – говорит тётя Мирта, я соглашаюсь.

Я медленно поднимаюсь наверх, но иду не в свою комнату. Сначала я захожу к Глэну. Он сидит перед телевизором и смотрит Discovery, без звука. Я понимаю, это лишь фон. Я подхожу к брату и сажусь с ним рядом на пол.

– Как думаешь, – спрашивает он, не поднимая на меня глаз, – нас ведь не отправят в разные социальные центры? Нас не разлучат?

– Глэн, нас никуда не отправят, – говорю я брату. – Ты же слышал, что сейчас о нас будет заботиться тётя Мирта.

– Она не сможет делать это вечно, – отвечает брат, мне хочется заплакать. – Когда-нибудь всё равно придётся нас отдать.

– Мама вернётся, слышишь, – говорю я Глэну и обнимаю его. Он обнимает меня в ответ. – И что бы там ни было, я никогда не позволю им забрать у меня вас. Мы всегда будем вместе, обещаю.

Когда я захожу к Сади, то не сразу замечаю её. Только подойдя ближе, я вижу сестру на полу за кроватью. Она лежит, свернувшись клубочком и смотрит на фотографию. Я сажусь рядом с ней. Вижу, что Сади плачет.

– Малыш, не грусти, – говорю я ласково. – Мама скоро вернётся. Давай до её возвращения мы не будем плакать. Она будет рада, что мы такие сильные у неё. Договорились?

Сади не отвечает. Мы долго сидим в тишине, потом я вижу, что сестра уснула. Я хочу положить её на кровать, но моя Сади уже большая и тяжёлая.

– Давай я, – слышу я за спиной. Хикс переносит сестру на кровать, укрывает одеялом, и мы выходим из комнаты. – Тебе тоже не помешает поспать.

– Побудь со мной, пожалуйста, – прошу я, и Хикс соглашается.

Я лежу на кровати, уткнувшись в его плечо, и наслаждаюсь запахом свежей травы. Не знаю, почему он пахнет именно так, но я настолько к этому привыкла, что теперь не представляю, как может быть иначе.

В мою голову прокрадываются мысли о Джосе, но я изо всех сил стараюсь не думать о нём. Я чувствую себя виноватой за каждую секунду, проведённую с ним рядом. Виноватой перед Хиксом, даже не перед собой и самим Джосом. Я знаю, что нам с кузеном давно пора поговорить, но я боюсь этого, ведь совершенно не знаю, что должна ему сказать. Достаточно ли ему будет знать, на сколько ударов в минуту увеличивается ритм моего сердца, когда он рядом? Или всё будет зависеть лишь от глупых слов, которые я, наверное, никогда не смогу произнести.

8

Я сижу за столом на кухне и грею пальцы о чашку чая. Пар поднимается всё выше, и я готова поклясться, что вижу, как он превращается в разные фигурки. За окном ярко светит солнце. В комнате всё блестит под его лучами. Чайный сервиз, набор ножей, обручальное кольцо на моём пальце. Странно, что спустя столько лет оно не потускнело, а наоборот, с каждым годом становится всё ярче и ярче. Может, это знак того, что и наша любовь лишь крепнет с годами.

Я встаю и подхожу к окну. На заднем дворе играют двое детей. Я слышу их смех, вижу счастливые лица и улыбаюсь сама. Такие моменты стоят того, чтобы жить ради них, чтобы бороться. И я ни капли не жалею, что отдала все, что имела, ради сына и дочери.

Мальчик садится на плед, постеленный на землю. У сына кудрявые волосы и глаза его отца. Он вылитый Джос внешне и по поступкам. Он всегда добр к окружающим, спокоен и терпим. Девочка же – моя копия. Светловолосая, упрямая, настырная во всём, что придёт ей в голову.

Дети сидят на пледе и поедают сэндвичи из корзины. Они устроили себе пикник. Я чувствую себя виноватой, ведь мы с Джосом так часто обещаем сводить их на настоящий пикник и постоянно не выполняем этого обещания.

Я чувствую, как на плечи легли чьи-то руки, чувствую, насколько они горячие и родные. Джос целует меня в макушку.

– Нужно почаще находить на них время, – говорит он. Я поворачиваюсь к мужу лицом. Он выглядит виновато. – Прости за вчерашнее. Мне не стоило начинать эту ссору.

– Что тебе действительно не стоило, так это будить и пугать детей. Остальное неважно. Ты был прав.

Я смотрю на Джоса и понимаю, что испытываю к нему невероятную нежность. Я всем телом прижимаюсь к нему и долго вдыхаю его запах. Он пахнет стерильностью, бинтами и домом. Мой любимый доктор.

Джос наклоняется и целует меня, я отвечаю ему на поцелуй. Это продолжается вечно, я чувствую, как сильно дорожу этим человеком, как готова отдать всё на свете, чтобы этот поцелуй никогда не закончился. Вдруг вместо вкуса губ Джоса я ясно ощущаю вкус крови. Я отстраняюсь и вижу, что кровь повсюду. Она течёт у Джоса изо рта, из раны на животе. Она растекается по полу, заливает все комнаты. Я начинаю кричать, но ничего не меняется. Дети так же играют на заднем дворе, я так же слышу их смех. Джос лежит на полу, тонет в своей же крови. Я кричу и кричу, пытаюсь сдвинуться с места, увести детей, защитить их.

– Беги! – слышу я крик Джоса и не понимаю, как может кричать тот, кто мёртв. Я всё так же не могу сдвинуться с места, вижу, как кровь поднимается все выше и выше, захлёбываюсь ею.

Я истошно кричу и открываю глаза. Где я? Кто я? Джос. Дети. Кровь. Я тяжело дышу.

– Ты кричала? – слышу я знакомый голос. На пороге стоит Хикс. – Всё нормально?

– Кошмар приснился, – отвечаю я и пытаюсь отдышаться. – Ничего страшного. Такое бывает.

Хикс подходит ко мне и садится на кровать. Только сейчас я обращаю внимание на то, что он без футболки. Я долго любуюсь его телом, идеальной кожей, накачанными мышцами. Я испытываю непреодолимое желание прикоснуться к нему, ощутить его всего, больше не останавливать себя, не сдерживать этими глупыми правилами.

Я тяжело дышу и долго смотрю на парня. Я вижу, что он тоже борется с собой. Какие же странные у нас отношения.

– Это всегда так было или сейчас всё изменилось? – спрашиваю я туманно, но Хикс понимает всё правильно.

– Это всегда так было, Эммелин, – отвечает парень тихо. – Ничего не изменилось. На самом деле ты не чувствуешь ничего особенного. Это иллюзия. Я всегда был для тебя братом. Просто сейчас тебе нужен кто-то рядом. Это скоро пройдёт.

Каждое его слово словно пропитано болью. Я понимаю, что это я заставляю его страдать. Но страшнее всего то, что я не уверена в неправдивости его слов. Может, всё действительно так.

Я хочу сказать Хиксу, что он мне нужен, что я мечтаю прикоснуться кончиками пальцев к его груди, оказаться в его объятьях, в тех других объятьях, которых у нас никогда не было.

– Хикс, – шепчу я и подвигаюсь ближе. Я неожиданно стала смелой. Или дело и правда в моём состоянии?

Наши лица критически близко, я чувствую горячее дыхание Хикса и закрываю глаза, но парень целует меня в макушку, как обычно, и я распадаюсь на множество частей.

– Спи, Эммелин, – говорит кузен и укрывает меня одеялом. – Завтра придёт адвокат. Ты должна набраться сил.

Хикс выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Я думаю о том, что потеряла своего брата навсегда. Не стоило целовать его, не стоило говорить всё это. Я лишь разрушила ту хрупкую связь, которая у нас была как у брата с сестрой. Нам нельзя быть друг другу никем большим, но и быть простыми кузенами мы теперь не можем. Что я натворила?

Я долго пытаюсь уснуть и размышляю обо всём, что происходит со мной. И спустя несколько часов я делаю для себя единственный вывод – больше никаких парней, никаких чувств к Хиксу или Джосу, никаких записок. Я должна быть сильной и всю свою силу посвятить борьбе за маму, за нашу семью. И я должна добиться этого сама. Мне больше не будут нужны объятья Хикса или милые воспоминания Джоса. Я не желаю больше чувствовать себя виноватой за отсутствие отношений, за непроявление чувств, а потом за проявление. До всех этих событий я прекрасно обходилась без кого-либо. Так должно быть и впредь.

Поэтому, когда я утром спускаюсь на кухню и вижу Хикса, я не бросаюсь к нему в объятья, не вспоминаю вчерашний вечер и не ищу поддержки в его взгляде. Я просто наливаю себе кофе и вопросительно смотрю на парня.

– Салливан звонил? – спрашиваю я, тот отрицательно качает головой. Я вспыхиваю. – Он вообще собирается делать свою работу? С мамой может случиться всё что угодно.

– Успокойся, Мэли, – тихо произносит Хикс и накрывает своей ладонью мою. – Он делает всё, что нужно. Как только освободится, заедет. Наберись терпения.

Я снова злюсь на брата и выдёргиваю руку. Не понимаю, почему он так себя ведёт. Ещё вчера он отверг меня, а сегодня пытается быть милым.

– Обиделась? – серьёзно спрашивает Хикс. Я лишь хмыкаю и продолжаю пить свой кофе, не произнося ни слова. – Можешь обижаться, сколько угодно, Эммелин. Я знаю, что поступил правильно. И ты сама это скоро поймёшь.

– Только бы тебе было хорошо, – отвечаю я наигранно, Хикс хочет возразить, но его прерывает звонок в дверь. Я подскакиваю на месте.

– Я открою, – говорит Хикс и идёт к двери.

Оливер Салливан выглядит так, словно ему всего двадцать лет, но я знаю, что ему уже за тридцать. На нём дорогой костюм и дорогие часы, кожаный портфель с документами и золотистые запонки. Он зачёсывает тёмные волосы назад, я не удивлюсь, если он покрывает их лаком. Абсолютный идеал и совершенство, даже если захочешь, не найдёшь, к чему придраться. Хотя, если быть честным, то этим своим видом он больше напоминает напыщенного мажора, чем крутого адвоката. Что ж, послушаем его.

– Мисс Ллойд, позвольте представиться: Оливер Салливан, – он протягивает мне руку, я жму её в ответ. Не понимаю, к чему эти ритуалы. Должно быть, так ведут себя взрослые. Мне пора учиться быть не ребёнком.

– Здравствуйте, мистер Салливан, – отвечаю я и жестом приглашаю его присесть.

– Можете называть меня просто Оливер, – отвечает он и улыбается.

– Оливер, ну что? Какие новости? – спрашивает Хикс. Я вижу, что они в хороших отношениях и не устраивают фальшивых церемоний.

– Расклад не самый удачный, – отвечает Салливан, я замечаю, что он тоже перешёл на простую форму общения. – Ройстон был найден убитым в своей квартире второго октября. Никаких следов взлома и ограбления. Либо он сам впустил убийцу, либо у того были ключи. У Реджины они были.

– Это разве улика? – спрашиваю я с негодованием. – Так притянуто за уши.

– Согласен, – отвечает Оливер. – Но ведь это ещё не всё. У него на пиджаке обнаружены волосы и капли пота твоей матери.

– Это тоже так себе доказательство, – парирую я. – Они ведь встречались. А значит, были максимально близки, понимаешь, о чём я?

– Соседи видели, как Реджина входила в дом Ройстона за час до его смерти, – говорит Салливан, я задумываюсь.

– Что ж, мой прошлый аргумент сгодится снова, – отвечаю я. – Думаю, она могла приходить к своему любовнику, разве это запрещено? И если честно, я не совсем понимаю, разве у такого влиятельного и богатого человека нет камер в доме или хотя бы во дворе?

– Конечно, есть, – соглашается адвокат, – но в тот день они не работали. Причины пока неясны.

– Ну, естественно, это моя мать-хакер взломала всю систему записи видео, – бросаю я. – Мне кажется, что всего этого слишком мало для обвинения.

– Твоя мать призналась, что она приходила к Ройстону в тот день, – спокойно рассказывает Оливер. – По её словам, она ушла оттуда через сорок минут, соответственно, на время убийства у неё нет никакого алиби. К тому же, Энди был застрелен из собственного пистолета, на котором отпечатки пальцев твоей матери.

Я пытаюсь придумать оправдание, словно, если смогу убедить Салливана, то маму отпустят. Ничего не приходит в голову, но я понимаю, что расклад и вправду ведь неудачный.

– Что будет с мамой? – спрашиваю я, затаив дыхание. Я боюсь услышать ответ.

– Завтра ей предъявят обвинение. Я надеялся, что 72 часа пройдут быстрее, чем они наскребут достаточно фактов, но дело плохо. Естественно, твоя мать признает себя невиновной, потом назначат дату судебного разбирательства. И у нас будет достаточно времени.

– Времени на что? Что-нибудь вообще можно сделать? – спрашиваю я слишком тихо, меня саму пугает это. Как будто во мне не осталось сил. Но я не хочу быть слабой. Я прочищаю горло и говорю уже намного громче и увереннее. – Каковы наши действия?

– Вам ничего не нужно делать, – отвечает Оливер спокойно и улыбается. Меня раздражает его беспечный вид. Я не понимаю, как он может так себя вести, когда моя мама в тюрьме. – Я буду собирать необходимую информацию. Побеседую с родственниками, соседями, с вами.

– Побеседую, – повторяю я, а после словно схожу с ума и начинаю кричать. – Ты вообще в своём уме? Моя мать в тюрьме и рискует остаться там надолго, а ты собрался беседовать с соседями?!

Я и сама не понимаю, почему вышла из себя, как осмелилась кричать на своего адвоката, обвинять его, но я не могу поверить, что он не собирается немедленно привезти мою мать домой. На самом деле я знаю, что это непросто, но в глубине души я готова обвинить всех и каждого.

– Эммелин, – протягивает Хикс и смотрит на меня осуждающе. – Оливер делает то, что считает нужным.

– Мне кажется, этого недостаточно, – отвечаю я так же зло.

– Крошка, – Оливер перестаёт улыбаться и наклоняется вперёд. Он щурится, однако не нервничает. – Здесь я буду решать, что верно, а что нет, чего достаточно, а чего нет. Ты, наверное, забыла, что я один из лучших адвокатов, а ты сопливая школьница. Так вот, мой тебе совет – делай свои уроки и не мешай взрослым дядям разбираться с серьёзными проблемами.

Мои щёки моментально вспыхивают, я начинаю злиться ещё больше. Кто он такой, чтобы так со мной разговаривать? Чтобы так вести себя в моём доме? Это я буду платить ему деньги, он должен слушать меня!

– А тебе не кажется, – начинаю я, но тут же Хикс резко сжимает мою руку так сильно, что она белеет.

– Прекрати, я тебе сказал, – произносит он строго. Я впервые вижу его таким. Обычно мой брат всегда весел и безмятежен. Видимо, всё изменилось. Да и мне, должно быть, больше не стоит называть его своим братом. Или как раз наоборот?

– Я просто хочу знать всё, что касается дела моей мамы, я хочу знать, как себя вести, чтобы защитить её, – говорю я уже спокойнее. – Ведь допрашивать будут и меня, и вся наша семья будет под прицелом репортёров. Разве это не твоя задача – защищать нас всех, раз ты такой крутой?

– Попридержи язык, девочка, – отвечает Оливер строго. – Пока ты так себя ведёшь, ты показываешь только одно – ты маленький капризный ребёнок, неспособный решать серьёзные дела, а значит, не заслуживающий того, чтобы тебя посвящали во все подробности. Докажешь мне обратное – я подумаю. А пока я буду иметь дело с твоей тётей и кузеном, если ты не против, крошка.

Я потрясена. Открываю рот, чтобы выразить своё негодование, но не произношу ни слова. Оливер вопросительно смотрит на меня, а когда понимает, что ответа не будет, вновь откидывается на спинку дивана и расслабляется.

Пару минут они с Хиксом разговаривают о дальнейших планах, и меня в этих планах нет. Я злюсь, но понимаю, что Оливер во многом прав, и это раздражает ещё сильнее. Неужели я и правда не могу решать серьёзные проблемы? Неужели от меня нет никакого толка? Тогда кто же позаботится о Глэне и Сади? Я никогда не доверю их кому-то другому, пусть это даже будет наша родная тётя. Но, видимо, право быть им опорой и защитой нужно заслужить. Значит, нужно стараться.

Оливер уходит и обещает позвонить вечером, когда узнает что-нибудь новое. Я с ужасом жду того, что меня вызовут в участок прямо сегодня, но Хикс говорит, что у нас есть ещё пара дней.

– Тебе следует быть спокойнее и терпимее, – говорит мне Хикс за обедом.

Мы все сидим за столом, тётя разливает сок. Глэн и Сади выглядят уставшими, хотя никто из нас не занимался ничем весь день. Тётя пытается заботиться о нас как можно лучше, и я ей за это благодарна. Но мамино отсутствие ощутимо для нас троих, потому воздух в комнате напряжённый.

– Я не совсем понимаю, почему ты так спокоен, – отвечаю я, стараясь не злиться и не пугать сестру с братом. – Он должен выполнять свои обязанности и делать это хорошо. А иначе какой тогда смысл?

– Я понимаю, что ты расстроена, Эммелин, – говорит мне тётя ласковым голосом. – Но позволь Салливану самому разобраться во всём. Он прекрасный специалист. Он точно знает, что нужно делать.

– Просто, – я долго молчу, пытаясь подобрать правильные слова. – Я хочу быть чем-то полезна, делать что-то, а не сидеть дома и ждать.

– В этом вся ты, – говорит Хикс и улыбается. Я отмечаю, что его голос такой же ласковый, как и прежде, значит, он больше не сердится. – Всегда хочешь делать всё сама. Доказать правоту, найти убийцу, спасти мир.

Мне требуется много сил, чтобы ничего не ответить Хиксу. Я просто молчу и доедаю свой обед. Не хочу ругаться с ним, не хочу вновь казаться всем ребёнком. Когда я уже собираюсь выйти из-за стола, тётя просит меня задержаться. Глэн и Сади уходят, Хикс тоже. Мы остаёмся наедине.

По правде говоря, мы с тётей никогда не были особенно близки и дружны. Но после смерти папы она всегда помогала нам, поддерживала маму, нас. Оставалась рядом, когда было тяжело. И сейчас тоже поспешила на помощь без тени сомнения. Я благодарна ей за это.

– Эммелин, давай поговорим как взрослые люди, хорошо? – тётя произносит слова тихо и ласково. Это меня успокаивает. – Завтра днём придёт психолог. Я хочу, чтобы ты с ним пообщалась. Пусть это тебе и не нравится.

Я готова возразить, но вовремя себя останавливаю. Если тётя так хочет, я сделаю. Я больше чем уверена, что никакой психолог мне ничем помочь не сможет, но я хочу показать всем, что спокойна и рассудительна, что я не бунтую и не раздражаюсь по пустякам.

– Хорошо, тётя, – отвечаю я. – Когда мы вернёмся в школу? Не то чтобы я сильно этого хотела, но проводить дни дома ещё хуже.

– Я понимаю, – отвечает тётя. – Сначала с вами побеседует психолог, потом мы решим. Я не хочу пока вас отпускать. Особенно Сади. Мне тяжело найти к ней подход, но я вижу, что девочка очень страдает.

Я понимаю свою тётю. С Сади всегда сложно, ведь она привыкла быть закрытой книгой для всех окружающих. Ужасно, что никто не может помочь ей в отсутствие мамы, но если хорошенько подумать, то и мама не всегда могла ей помочь.

– Ты веришь в то, что мама, – начинаю я и не могу закончить предложение. Путь словам преграждают слёзы, я больно впиваюсь ногтями в ладонь и успокаиваюсь.

– Нет, я не верю, что она могла это сделать, – отвечает тётя, и мне становится неважно, думает ли она так на самом деле. Просто услышать такие слова для меня очень важно.

– Думаешь, это случайность, что второй её мужчина умирает так же, как и первый? – задаю я вопрос, о котором думаю всё это время, и ответ на который боюсь услышать больше всего на свете.

– Не думаю, что это связано, Эммелин, – устало говорит тётя. Её слова звучат искренне. – Ройстон был большим человеком в нашем маленьком городке. Много денег и власти, соответственно, много врагов. По-моему, ничего удивительного нет в его смерти.

– А что же тогда насчёт папы? – задаю я следующий вопрос. Тётя долго молчит. Иногда я забываю о том, что тётя тоже страдает из-за его смерти. Мы потеряли отца, а она потеряла любимого брата. Удивительно, как много людей теряют часть своей жизни, когда умирает один лишь человек.

– Может показаться, что эти случаи связаны, но их объединяет только твоя мать, и не больше. Не знаю, кто убил твоего отца, но это явно было не из-за денег и власти. Столько лет прошло, а я так и не нашла причину, – грустно говорит тётя, я вижу в её глазах слёзы.

Я встаю из-за стола и обнимаю её. Мы долго молчим. Мне хочется сказать ей, что причина есть, что её можно узнать, отгадав все загадки, раскрыв все тайны, но я ничего не говорю. Не нужно никому об этом знать. К тому же, нет полной уверенности в успехе этой затеи.

После разговора с тётей я поднимаюсь к себе в комнату, на моей кровати сидит Хикс. Меньше всего сейчас я хочу его видеть. И тут же замечаю, что впервые за столько лет я предпочту одиночество его компании. Что ж, мы и вправду уже не те, что были раньше. И видимо, это я всё испортила. Хотя не сам ли Хикс всё это начал?

– Снова будешь стыдить меня и читать морали? – спокойно спрашиваю я и останавливаюсь посредине комнаты, не желая садиться рядом с кузеном.

– А ты снова будешь злиться на меня? – спрашивает Хикс. – Только за что? За то, что мы поцеловались, или за то, что я не стал этого повторять?