Жар-птица
Целый год я не был в Малиновке. Звонил, конечно, бабуле, да и деда Лёню не забывал. От них знал все последние Малиновские новости. Осенью началось строительство какой-то мини-фабрики на Барской пустоши за селом. Приехали предприниматели с областного города, и стали стройматериалы завозить. Попытались было жители воспротивиться, да только оказалась у дельцов бумага, в которой говорилось, что земля им отдана в аренду на 10 лет с последующим возможным продлением, и все делается по закону. Будут Малиновскую целебную воду по бутылкам разливать и за границу продавать. А воду из скважин на Пустоши добывать станут. Жители, конечно, с этим согласиться не могли. В разные инстанции жалобы писать начали, да только всё бесполезно. Отписки приходили в ответ, мол, всё законно. Зимой все затихло, а по весне с новой силой пошла стройка
Я переживал за своё родное село. Да и мои родители собирались после того, как я школу закончу и в институт поступлю, купить в Малиновке участок земли и перебраться на родину отца окончательно. Учебный год пролетел быстро. Я лодыря не гонял, готовился к ЕГЭ как следует, уже и ВУЗ присмотрел и факультет. Пойду на ихтиолога или, может, биолога-рыбовода. Отучусь – приеду в Малиновку и займусь разведением рыб: и прибыльно, и интересно. Вон Серега-фермер сельским хозяйством занимается, и к душе ему это, да и неплохо зарабатывает на своих страусах. И вот экзамены позади, документы в институт поданы. И я уже в середине июля прибыл в Малиновку к бабуле.
В первый же день отправился на Барскую пустошь посмотреть на строительство. Да уж, нагнали техники всякой: краны, бульдозеры. Раскурочили всю Пустошь. Несколько корпусов фабрики практически готовых высились. В стороне вагончики стояли, в которых рабочие жили. Даже издалека было видно, что загажен луг бытовым и строительным мусором. А ведь там родники бьют, чистейшие, которые реку питают. Э-эх, испортят всю экологию местную, и птица счастья не поможет. Вечером отправился я к деду Лене. Гостинец ему понес: карбоновый спиннинг и катушку к нему инерционную. Дед спиннингу обрадовался.
– Вот угодил ты старику, Юрка!! Легкий какой, прям, невесомый!
Присели мы с ним на крылечке. Сидим, на закат любуемся. А у меня одни вопросы на языке, но молчу, неловко как-то сразу о стройке на лугу спрашивать.
Да только дед сам понял, что меня гложет. Спрашивает:
– На Барскую пустошь ходил днем?
– Ходил – вздохнул я. – Дед, надо с этим бороться как-то, что-то делать. Загадят всю нашу местную природу и воду выцедят.
– А ничего делать не надо. Не построят они здесь ничего.
– Да как это не построят? Там уже три или четыре корпуса стоят и завезли еще стройматериалов гору.
– А вот так и не построят. – Дед усмехнулся и закурил. Пуская дым кольцами, спросил:– А ты знаешь, почему пустошь Барской зовётся? И почему это не просто луг, а Пустошь?
Я пожал плечами.
– Что-то слышал давно. Вроде барин там жил. Усадьба богатая стояла. А потом барин тот помер, усадьба развалилась. Там фундамент еще кое-где из земли торчал. В детстве с пацанами деревенскими в войнушку там играли. А, вспомнил, бабуся еще говорила, сгорело вроде поместье это.
Дед хитро прищурился:
– А почему там никто из деревенских ничего не строит, да и колхоз когда был – тоже строить на пустоши ничего не стали, знаешь?
Этого я не знал.
– Ну и почему?
– А вот слушай, какая у нас местная легенда есть
***
Лет 150 назад было на том лугу, что сейчас Барской пустошью зовётся, именье большое. И барин, конечно, имелся. Дворянчик средней руки. То ли из Строгановых, то ли из Кирсановых. Службу он нёс в столице, в каких чинах и званиях – не ведомо, да только когда батюшка с матушкой его преставились, вернулся барин этот в родовое гнездо. Холостой видный мужчина всколыхнул все провинциальное общество. Стали его наперебой в гости зазывать, с незамужними девицами знакомить. И вдовушки помоложе виды на него имели, да что греха таить, и замужние дамы случалось, томно вздыхали при одном упоминании его имени. Феликс (так его звали) приглашения принимал, визиты наносил и знаки внимания местным красавицам оказывал, а вот жениться не торопился. Год прошел, другой, слухи пошли про барина, один хуже другого: там помещик Титов с охоты раньше времени вернулся и свою супругу с Феликсом застукал в супружеской спальне. Чуть не застрелил. Там девица, дочь отставного полковника Подъяблонского в интересном положении оказалась. И тоже слышно, от Феликса. И слухов таких становилось все больше А барин и в ус не дует. На увещевания немногочисленных друзей отвечал, что дескать, молод, для женитьбы не созрел, ту самую, единственную, не встретил, с которой под венец и вместе на всю жизнь.
И кто знает, каких бы дел он ещё натворил в своей беспутный жизни, только встретил он однажды Феню, жену кузнеца Фрола.
Про Фрола и Феню отдельная история. Домишко и кузня Фрола на краю села стояли. Как раз на развилке дорог: одна в город, другая к усадьбе барской. Кузнец рано сиротой остался. Отец его с города как то ранней весной ехал, да в метель попал, с дороги сбился и вместе с лошадью в полынью угодил. Сумел и сам выбраться, и лошадь спасти, но промёрз сильно и через пару недель помер от лихоманки. Жена ненадолго мужа пережила, угасла от тоски за год, и остался Фрол на шестнадцатом году один как перст. Горевать некогда было, кузнечному делу парнишка был сызмальства приучен, в кузне отцу помогал. Вот и начал молодой кузнец сначала лошадей ковать, а постепенно и всяким другим премудростям кузнецкого дела научился. К двадцати годам про Фрола слава по всему уезду шла: любой заказ выполнить может малиновский кузнец, скует без изъяна. Да и сам парень видный: высокий, статный, голубоглазый. Сколько девушек вздыхало на кузнеца украдкой поглядывая. Только он предпочтения никому не выказывал. Улыбался всем и на посиделках орешками одаривал всех одинаково.
Была у кузнеца слабость: очень он любил соловьиные песни по весне слушать. Бывало, весна настанет, и вечерами заканчивал Фрол свои дела в кузне и отправлялся к Соловьиному оврагу трели слушать птичьи. Он там даже лавочку под берёзкой соорудил, что б, значит, удобно было ему. Да ты, Юрка, это место знаешь… Там и сейчас лавочка есть. Молодые влюблённые наши там до утра сидят трели, слушают. Товарищи над Фролом посмеивались, а ему хоть бы что.«Ничего вы, дураки, не понимаете, – говорит. – Соловей он самой душой поет для своей любимой. Оттого и у человека сердце замирает». И продолжал по вечерам к Соловьиному оврагу ходить. Как то припозднился Фрол за работой, и уже затемно на свою лавочку шел. Вдруг издали слышит: птица какая-то поет. Да так ловко трели выводит, так прекрасно, что и соловью такое не под силу. Тихонько Фрол к лавочке подкрался, боялся птицу спугнуть. А она на другой стороне оврага на берёзе сидит. Да такая красивая, что и не описать. Ночь на улице, а птица как жар горит, вся переливается огненными сполохами. Замер Фролушка на своей лавочке, даже дышать боялся. До первых петухов песни чУдной птицы слушал, да красотой её любовался. А та закончила петь, крыльями взмахнула и улетела. На другой день еле вечера молодой кузнец дождался. Снова к оврагу отправился, и снова до рассвета птицу слушал. Очаровала его огненная птица. Никогда Фрол такой красоты не видел, а уж песен таких и подавно не слышал. Все лето парень на лавочке песни слушал, ночи длиннее становились, а песни птичьи всё короче. С грустью Фрол ожидал тот день, когда не прилетит птица на березу. Понимал, что не зимует такая красота в холодных краях и отправится осенью на юг. Понимал, да все равно надеялся каждый вечер, что не сегодня. А тут еще барин как то дикую охоту затеял. Носился со сворой собак и с господами приезжими по окрестностям и стрелял всю дичь без разбору. Слышит кузниц один раз: стреляют возле соловьиного оврага.
«Ох!– думает,– как бы мою жар-птицу барин не подстрелил ненароком!!»
Не дотерпел до вечера, засветло к оврагу побежал. Осмотрел всё кругом: вроде мимо охотники проскакали. Уж хотел уходить, слышит, будто стонет кто в овраге. Пригляделся – человек внизу в кустах лежит. Фрола ложбинку знал неподалёку, где спуститься можно было. Бросился туда, кубарем в овраг скатился. Побежал в сторону своей березы. И точно, человек в кустах лежит, девушка. Глаза закрыты, лицо бледное. Тонкая жилка на виске бьется. Живая!!! Подхватил кузнец девчонку на руки, вытащил из оврага, до кузни почти бегом донес. Внес в избу, уложил на лавку, под голову подушку подложил. Осмотрел – крови нет нигде. Дышит тихонько. Сел Фрол рядом и поглядывает на девицу. А она хорошенькая до невозможности. Губки бантиком, брови вразлет, коса русая, сарафан синий. Разглядел парень у девушки шишку огромную на голове. Видно, сорвалась в овраг да и головой приложилась обо что-то.
Намочил тряпочку холодной водой, на шишку положил, укрыл найдёнку своим одеялом. Допоздна подле неё пробыл, так сидя и уснул. Проснулся утром, а девица уже очнулась, на лавке сидит, Фрола с любопытством рассматривает.
– Не бойся!– парень ей говорит,– не обижу!
А она смеется:
– А я и не боюсь!
– Ты чья ж будешь? И как в Соловьином овраге оказалась?
– Сирота я. У дальних родственников жила в Репьях. Тётка замуж за старика отдать хотела, сговорилась уже со свахой. А я узелок собрала да и сбежала. Думала в город податься. Говорят, там можно прислугой наняться в богатый дом с жалованием и проживанием. Пусть деньги небольшие, а всё лучше, чем за старика постылого идти. А в овраг я случайно попала, шла краем, а тут собаки охотничьи окружили, лают. Я собак с детства боюсь. Попятилась да и свалилась вниз. И не помню ничего более.
Девушка вздохнула.
– Узелок мой жалко. Там хлеба краюшка, да бельишко сменное. Кому и не велика потеря, а у меня и нет ничего кроме этого узелка.
– Найду я твой узелок, не горься. А зовут то тебя как?
– Феня, рассмеялась девушка.
И такой смех у нее серебряный был, что Фрол окончательно голову потерял.
– Феня, а за меня замуж пойдешь?
Девушка посмотрела лукаво:
– Шутишь или взаправду?
– Да какие уж тут шутки! Приглянулась ты мне очень. Я и сам сирота, и сам себе давно хозяин. С голоду не умрем, кузнец я неплохой. От заказов отбоя нет, в город даже приглашают. И обиды от меня тебе не будет. Ну, так пойдешь?
– Пойду, – засмущалась Феня.
На том и порешили. Обвенчались скоренько и зажили дружно. Днем Фрол в кузнице работал, а Феня по дому да в огороде хлопотала. А вечером как поужинают, так садилась Феня на завалинку, да песни заводила. Со всего села слушать её приходили. Вот голос какой Господь дал необыкновенный. Звали молодую и на свадьбы песни запевать. Желанной гостьей она была вместе с мужем. Так зима прошла, и весна за ней. Снова Феня по вечерам на завалинке песни заводит. И принесла ж нелёгкая однажды этого самого барина Феликса, то ли Строганова, то ли Кирсанова к Фролу в кузню. Чего-то там в бричке у него изломалось, а с утра в город ехать. А Феня как раз ко двору вышла и запела. Барина как молния поразила: замер, на Феню смотрит, глаз отвести не в силах. Так и простоял до темна, пока девушка в избу не ушла. А тут и Фрол работу закончил. Расплатился барин и у кузнеца спрашивает, мол, что за дивный голос, что за девушка-красавица.