Гамбит по Воскресенскому

– Так что? – гораздо более нервно повторяет Майя.

Сидит, дёргается. Пальцы сцеплены в замок, губа прикушена.

Снова притворяется или на этот раз действительно психует?

Можно и выяснить, доводя мышку до истерики. Например, поинтересоваться, что она в принципе может предложить. А потом доказать, что все её услуги полная чушь. И загнать в угол, а вот дальше имелись варианты.

Либо она согласится на всё, что я попрошу, сразу, либо найдёт выход вроде сегодняшнего с пожарной лестницей. И тогда снова придётся побегать.

Вспомнив собственные упражнения, я с досадой морщусь.

На часах третий час ночи. И откровенно лень заморачиваться с доведением её до невроза. Потому что завтра в одиннадцать встреча с представителем китайцев, последняя, чтобы перетянуть проект на себя. Да и помимо этого дел по горло, так что мышке фантастически везёт на доброго и уставшего меня.

– Уговорила, – вздыхаю я и встаю. – Завтра поездишь со мной, а послезавтра начнёшь отрабатывать моё молчание.

– Это каким же образом? – хмурится она, с опаской глядя, как я иду к двери.

– Устрою тебя в «Прометей» и ты принесёшь мне компромат на Звягинцева. – Делаю вид, что не заметил, как её коротнуло от фамилии. Уже пересекались? – Должность курьера устроит или по старинке уборщицей?

– Всё равно. – Мышка Майя отвлекается от своих проблем и смотрит сначала на меня, открывшего дверь, потом, собственно, на дверь, а следом обводит взглядом кабинет в целом. – А это зачем?

– А это затем, что спать в офисе я не собираюсь, – иронично подняв бровь. – И оставлять тебя здесь одну на этих недоохранников тоже. Так что переночуешь со мной, а завтра разберёмся.

Но она продолжает стоять босиком рядом с моим столом. Только выше вздёргивает нос и поджимает губы.

– Я никуда не поеду. – И ведь реально не поедет, видно по всей упрямой позе. – Лучше снова запри в серверной.

– Не беси меня, мышка. – Хмурюсь, потому что время идёт, а мы всё на том же месте. – Серверная не темница для юных барышень. Давай шевели ногами и поехали.

Но вместо этого Майя отступает, а во взгляде снова то затравленное выражение. Трясёт головой, делает ещё шаг назад.

А у меня начинают закрадываться подозрения, почему совсем молоденькая ещё девчонка могла сбежать из отчего дома. И вот так реагировать на абсолютно невинное и полностью адекватное предложение. Осталось выяснить, что за чудак такой в своё время протянул руки к явно протестующей мышке. И помочь ему протянуть ноги.

Нервно дёргается уголок губ, и я отгоняю идиотские мысли. Устало потираю переносицу.

Вот это точно не моё дело. Даже если папаша не уследил и дочке не повезло с поклонником. Я там вообще никаким боком, и всё, что от меня требуется – заслать мышку в «Прометей» к Звягинцеву и… стоп.

– Ты знаешь Марата? – Она моргает раз, другой. – Звягинцева, – уточняю мрачно. И не жду ответа, потому что по разом побледневшей мышке и так всё становится ясно.

Всегда знал, что он мудак, но чтобы настолько.

С силой сжав челюсти, я ищу варианты. И мой один хрен самый лучший.

– Ладно, – выдохнув, решаю, что в этом случае шоковая терапия сэкономит мне нервы и время.

Резким шагом, чтобы не передумать, подхожу к ней, по пути прихватывая её рюкзак, куртку и берцы. Впихиваю всё это добро мышке в руки и, пока она ловит тяжёлые ботинки, подхватываю на руки под испуганный выдох. И иду, пока Майя не вспомнила, что вещи можно бросить и занять руки чем-то более полезным. Моей шеей, например.

И не то чтобы всерьёз беспокоил урон от хилой девчонки, просто до чёртиков не хочется снова терять время. Ругаться с ней, уговаривать. А домой как раз хочется. И в душ. И спать.

Но девчонка ведёт себя на удивление мирно. Сказал бы, что боится лишний раз шелохнуться, но она же вся такая бесстрашная.

Лифт, первый этаж, охреневшие глаза охранников.

С трудом открыв дверь машины с Майей на руках, я сажу мышку на переднее пассажирское. Пустил бы и на заднее, если бы был уверен, что обойдётся без её фокусов, после которых мы влетим в ближайший столб.

– Страшно было? – хмыкаю насмешливо, но веселье пропадает как вид, стоит наткнуться на стеклянный взгляд и прижатые к груди руки, в которых всё ещё её вещи. – Мышка… э-эй. – Я машу рукой перед её глазами и едва успеваю отдёрнуть пальцы от громко щёлкнувших зубов.

– Никогда. Так. Больше. Не. Делай, – цедит она сквозь зубы и в два удара сердца обувает свою монстрообувь.

Но вместо того, чтобы связать и бросить заразу, которая оказалась кусачей, в багажник, я хмурюсь.

– Сильно… поломал?

Вопроса «Кто» она не задаёт. Молча натягивает на себя куртку, щёлкает ремнём и как послушная девочка кладёт рюкзак на колени.

И ответ ясен, вот только он ничего не меняет. И я также молча завожу мотор и трогаюсь с места.

Зная, что всё равно отправлю её к тому, кто, похоже, сломал ей жизнь.

Глава 5

Бросив машину у подъезда, я жду, пока Майя закончит озираться. Странно, что её удивляет обычный, по сути, жилищный комплекс. Да, застройщик обозвал его премиумным, но сказалось это разве что на стоимости жилья и коммуналки. В остальном тот же паркинг, те же керамика и прочий шик, та же ругань с управляющей.

Разве что мини-парк внутри комплекса и правда красивый.

Но мышка парк не комментирует, бесстрастно заходя в подъезд.

– Добрый вечер, Константин Александрович, – улыбается консьерж, но мне и раньше было не до него.

Коридор, лифт и холл на три квартиры.

– Пентхаус, – презрительно заявляет мышка. – Кто бы сомневался.

– Кто бы говорил, – отзываюсь в тон и распахиваю дверь во всю ширину. – Прошу. Или для дочки хозяина заводов, газет и пароходов это слишком мелко?

Зачем к ней лезу? Потому что завожусь и ни разу не в постельном смысле. Майя вызывает слишком много противоречивых реакций, чтобы это не бесило. Мне её то убить хочется, то пожалеть. В то время как думать надо вообще о другом.

Загорается мягкая подсветка, слышно, как срабатывает механизм электроштор. Умный дом приветствует хозяина.

– Гардероб налево, ванная прямо. Кухню найдёшь сама, если надо. Можешь располагаться в гостевой спальне, вещи сейчас дам.

Если и есть место комфортнее офиса, то оно здесь. В квартире, где всё подстроено под мой график, предпочтения и ритм жизни.

– Свет включается на сенсорных панелях, они натыканы по всем стенам, так что тоже найдёшь.

– Какой ты гостеприимный, – презрительно.

Если я объясняю, проходя в гостиную, то мышка так и стоит у входной двери.

Скинув пиджак в кресло, я расстёгиваю манжеты, закатываю рукава и встаю так, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Не надейся, сбежать не получится, – с довольным прищуром. – Без моего отпечатка входная дверь не откроется, пожарных лестниц здесь нет, а полетать с двадцать пятого этажа ты вряд ли захочешь. Я прав?

– Ненавижу, – цедит она сквозь зубы.

А после остервенело сдирает с себя куртку и с силой бросает её на тумбу. Сдувает прядь со лба. Резко дёргает за шнурки, ослабляя свою монстрообувь, и болтает ногой так, чтобы те, слетая, врезались в мебель и стену.

Детский сад. Мне даже за свои взрослые реакции почти стыдно.

– Располагайся, – хмыкаю, глядя на дефиле по коридору с демонстративно задранным носом и презрительным взглядом. – Моя спальня слева, твоя справа, не перепутай.

И, подхватив пиджак, я со спокойной душой ухожу к себе.

Дерево, металл и никаких дерзких мышек в пределах спальни. Красота. Из-за тёмных стен, тёмной мебели и чисто мужского дизайна Ник всегда считал мою квартиру слишком мрачной и угрюмой. А для меня после целого дня веселья в офисе убойная доза мрачности как раз то что надо.

Убрав пиджак в шкаф, я проверяю почту на ноутбуке, чтобы убедиться, что ничего катастрофичного не случилось, и захлопываю крышку. Поймав себя на мысли, что убрать бы его в сейф. А то ходит здесь одна, считая себя самой умной и бесстрашной.

Вспомнив мышкину реакцию на имя Звягинцева, я сжимаю челюсти.

Как есть мудак, что в делах, что в личном. Даже если он просто зажал её в тёмном углу, то эффект превзошёл все ожидания. И полечиться бы девчонке, да нажаловаться отцу, но нет, куда там. Самостоятельные так не делают. Самостоятельные сначала уносят ноги, а потом всю жизнь мучатся.

Устало потерев переносицу, – на часах уже начало третьего – я собираюсь в душ.

Чёрт, вещи.

Не дойдя до двери ванной каких-то полшага, меняю направление. А после долго рассматриваю содержимое собственного шкафа.

Дать ей рубашку, которых у меня миллион? Так и вижу этот взгляд в ответ. По её мнению, уничижающий, но для моего эго такой мелочи явно не хватит. Да и что она будет делать с этой рубашкой? Выйдет с утра к завтраку? Ага, попутно сравнивая меня с уродом Звягинцевым.

Вздохнув, беру два чистых полотенца, две футболки и, – взгляд окидывает невеликий выбор – шорты. Года два назад мама решила, что это отличный подарок на Новый год. И как бы вопросов нет, шорты она купила какие-то супернавороченные и даже не безумной расцветки. Но где я и где шорты.

Смутно вспомнив, что в гостевой ванной вроде как валялась невскрытая зубная щётка, торможу себя на этой вредной мысли.

Мышка Майя здесь на одну ночь, так что вряд ли пострадает, не почистив одного раза зубы. С другой стороны, мама научила гостеприимству всех своих сыновей. Даже меня, к большому сожалению.

Поэтому, скривившись, я добавляю к вещам ещё и плед, на всякий случай. И несу всё это ей. И сталкиваюсь с мышкой прямо в дверях её одноразовой спальни.

– Так долго искала нужную комнату?

Первый захожу внутрь и оставляю вещи на краю кровати. Оглядываюсь, смутно припоминая, что дизайнер рекомендовала сделать гостевую спальню в нейтральных тонах. А потом подрагивающим голосом объясняла, что гости бывают разными и лучший вариант – что-то бежевое в стиле унисекс.

Вообще, гости у меня появились впервые с покупки квартиры. И спальня эта – побочный результат моего отказа от собственного кабинета.

Спасибо, такого добра мне хватало и на работе.

– Так долго удивлялась безвкусию, – хамит мышка.

– Я передам дизайнеру, ей безмерно важна твоя оценка, – хмыкаю в ответ.

И, считая роль хозяина исполненной даже с лихвой, ухожу, наконец, к себе.

Душ успокаивает.

Не так чтобы очень, но прохладные струи, бьющие по спине, снимают раздражение от слишком долгого даже для меня рабочего дня. Мысли лениво ворочаются в черепной коробке, перескакивая с Ани, которой я должен был позвонить, когда приеду домой, на Звягинцева, исполнившего неизвестно что.

Хотя этот постоянно исполняет.

Потому что Марат Звягинцев – грёбаный сын мэра, знакомство с которым началось с драки. С другой стороны, сломанный нос и дракой-то толком не назвать.

Ведь не останови я тогда Ника, одним носом Звягинцев-младший бы не отделался. А всё потому, что этот кретин пришёл к нам, только-только переехавшим из комнаты в родительском доме в свой первый маленький офис. И предложил деньги, неадекватно большие, за взлетевший вдруг стартап.

Мечта у урода была, хотел приобщиться к компьютерному бизнесу. Как будто из игромана можно по щелчку стать бизнесменом.

Вот только хотел он фирму вместе с Есей. Нашим младшеньким, по совместительству компьютерным гением, с увлечений которого всё и началось.

Мы оказались сильно против, но Звягинцев решил, что деньги и папа решают всё. Наехал, конечно. Пригрозил развалом, налоговой и всякой хренью, к которой прибегают папенькины сынки, когда сами ничего не могут. Еся, как самый ранимый из нас сразу впал в коматоз, растерянно хлопая ресницами. Мы с Ником впали в бешенство.

Но если я всегда мог унизить урода словом, то Ник предпочитал более радикальные методы.

И началось.

Позорно пропущенный удар в нос Звягинцев, естественно, не простил и не забыл, так что одной налоговой не обошлось. Нас давили пожарные, прессовали какие-то отбитые коллекторы, у которых мы якобы занимали. Даже санэпидемстанция сунулась было, но так как сами инспекторы сильно охреневали от происходящего и от того, что им делать в двухкомнатном офисе компьютерной фирмы, с ними дело разрулилось практически мгновенно.

Вот только мэр не санэпидемстанция.

Подозреваю, Олег Иванович даже вникать не стал, кто там обидел любимого и единственного сына. Он просто сказал фас.

И стало по-настоящему сложно. Каждый день вылезали новые проблемы – терялись партии железа, сливались заказчики, ломались софты, а сторонние программисты, которые вчера могли помочь, сегодня о нас даже слышать не хотели.

А вдвоём с Ником мы физически не вывозили всё и сразу. Еська же мрачнел, забивался в свою раковину и отказывался делать хоть что-то. Он же мирный и безобидный, наш младшенький. И он первый заговорил о том, чтобы бросить всё и продать бизнес Звягинцеву, чтобы тот подавился.

С теми же аргументами, что Ник несколькими часами раньше. Что мы, денег, что ли, не заработаем.

Но было бы дело в деньгах, и вопросов бы не было.

Я выключаю воду и, отфыркиваясь, иду за полотенцем. Растираю шею, плечи. Бросаю полотенце на пол и встаю на него, опираясь руками о края раковины. Поднимаю взгляд.

Тот раз был единственным, когда мы не разговаривали с собственным отцом. Полгода не разговаривали, потому что дураком он не был. Ежевечерне наблюдая наше с Ником молчаливое бешенство и депрессию младшенького, отец быстро разузнал, что к чему. И, недолго думая, сам позвонил Олегу Ивановичу, благо знал полгорода.

А с мэром ещё и приятельствовал, когда-то там в далёкие девяностые они сошлись на любви к футболу.

И рассказал наш родитель всё как было. Не заместителю, не автоответчику, а прямо мэру в уши. И поверил мэр не собственному идиоту-сыночку, которого знал как облупленного, а нашему отцу. Зная, что тот на своём горбу вытаскивал местную футбольную команду из такой задницы, что никому и не снилась. Договаривался о матчах, искал спонсоров и вроде бы работал за зарплату, на самом же деле едва ли вспоминал, что за это ему ещё и платят.

И вся эта жесть с фирмой закончилась вся и разом. Как-то вдруг, хотя буквально за день до этого мы с Ником всерьёз задумались о Еськиных словах. Конечно, не о продаже бизнеса этому уроду, а о том, чтобы найти кого-то нормального и готового пойти на конфликт с сыночком мэра, раз уж у нас не вышло.

А парой дней позже отец отвесил подзатыльники всем троим, доходчиво объяснив, для чего нужна семья. Правда, дошло до нас всё равно не сразу.

Молча и гордо встав, мы втроём покинули отчий дом и не появлялись в нём не меньше полугода, лишь изредка связываясь с мамой.

Идиоты не хуже Звягинцева, но что уж теперь.

И с тех давних времён этот, который всё ещё сын мэра и напрочь отмороженный, продолжает нас подставлять. Пытаться подставлять, потому что мозгов у Звягинцева-младшего откровенно так себе. И, если бы не покровительство властей и отцовское управление, потонул бы героический «Прометей», так и не заняв приличного места на рынке.

А теперь ещё и мышка.

Со вздохом покачав головой, я натягиваю пижамные штаны и возвращаюсь в спальню.

На часах почти четыре.

Сон закономерно сдувает, и я с ноутом в рукав заваливаюсь на кровать. Мышцы расслабляются впервые за бесконечно долгий день, а вот мозгу ещё рано. И, открыв поисковик, я вбиваю имя Звягинцева-младшего.

Сайт «Прометея», фотки с влиятельным папой, какая-то постановочная фигня из соцсетей. А ещё девчонки, алкоголь, дорогие тачки и вот это всё. Мда. Зато мордой Звягинцев вышел, и это единственное его достоинство. Такой себе около голливудский актёр. Не в боевиках, конечно, сниматься, но в женских мелодрамах с прилизанными героями самое то.

Пролистав первые пару страниц поисковика, я не нахожу ничего нового.

Кроме, грёбаный ты случай, туманных намёков на заключение дорогостоящего договора с китайцами. Моего договора.

Прикрыв на мгновение глаза, крышкой ноута не хлопаю только титаническим усилием воли.

Сволочь.

Ещё и мышку выгнал из дома, где её наверняка холили, лелеяли и исполняли любой каприз. Потому что, как бы ей ни мерещилось, вряд ли Карницкий при взгляде на вздёрнутый нос, большие глаза и милое личико дочери вёл себя по-другому. Каким бы прожжённым бизнесменом ни был.

Тогда почему сбежала?

Не моё дело вообще ни разу, но в поисковик вводится уже другое имя.

Карницкая Майя Андреевна.

Сводки, что нарыл знакомый следак, мне мало. И интересно, с чего мышка испугалась настолько, что решила, будто папа примет сторону мудака Звягинцева, а не её.

На большой экран вылезает фотография с какого-то официального мероприятия. Потому что Майя там лёгкая, воздушная, в светлом открытом платье и очень хорошенькая. Молодая ещё, лет шестнадцать, но счастливая. Стоит под руку с отцом, улыбается на камеру и в целом довольна жизнью.

В отличие от той ехидны, что обитает сейчас в нескольких метрах дальше по коридору.

И вот был бы Карницкий жёстким отцом, не сквозило бы столько трепета в том, как он обнимал её за талию. И мышка выглядела бы по-другому. А, значит, согласованными приставания не были. И напугал Звягинцев её так, что пойти к отцу она даже не подумала.

А теперь я, взрослый умный мужик, посылаю её обратно. Фактически в руки того, от кого она столько времени бежала.

Блеск. Всегда знал, что я ненамного хуже мэрского сынка.

Поджав губы, закрываю все вкладки.

Что я там говорил? Не моё дело?

Надо повторять почаще, чтобы вбилось на подкорку, а пока…

И, забыв про сон, я открываю файл с присланным ещё днём отчётом от Ника.

Глава 6. Майя

– Стась, засада. – Отойдя в самый дальний от двери угол, я утыкаюсь лбом в стену.

Глаза слипаются, но это не впервой. А вот ловят меня действительно впервые. И пауза в трубке только подтверждает общий градус её офигевания.

– Неужто поймали? – Она говорит в полный голос, в отличие от меня, шепчущей на грани слышимости.

Камер в долбанной гостевой спальне, к счастью, нет, да и вряд ли этот бизнесменишка напичкал комнату прослушкой, но подстраховаться никогда не помешает. Особенно, в моём случае.

– Я в шоке, – Стася, как обычно, понимает всё без слов. – Вали быстрее, пока он не сдал тебя ментам.

– Не могу.

Отчаяние, ужас, ступор – я забыла, что это, когда познакомилась со Стасей. Девчонка, о которой я за полтора года так и не выяснила ничего, кроме имени, стала мне сестрой.

Именно она вытащила меня из-под какого-то моста, просто услышав всхлипы. Промокшую, продрогшую, с затравленным взглядом и опухшим от слёз лицом.

– В смысле не можешь? – Несмотря на степень засады, я улыбаюсь. Так и вижу, как она иронично подняла смоляную, словно татуажную бровь. – Разучилась взламывать замки?

– Нет здесь замков, Стась, – на выдохе. – Одни идиотские сенсоры.

– Говорила я тебе, учись ломать, так нет… – ворчит она, но уже стучит по клавишам. – Чеши к своим сенсорам. Сломаешь корпус, найдёшь…

– Стась, – видимо, что-то такое звучит в моём голосе, что она замолкает. – Стась, у него дверь на отпечатке, мне не выйти.

Не выйти. И с двадцать пятого этажа не спрыгнуть. И как бы ни хотелось это признавать, но он предусмотрел действительно всё.

– Ты не в офисе, – мгновенно рубит фишку Стася. Молчит несколько долгих мгновений. – Он что, притащил тебя домой?

И ответить вдруг становится страшно, несмотря на всю браваду.

– Да.

– Гад. Решил воспользоваться случаем? – яростно шипит она. – Так, я сейчас сама им попользуюсь. – И стук ногтей по клавишам становится ещё отчётливее. – Ты ещё в порядке? Давай-ка запрись пока в ванной и не открывай, а я обеспечу ему сейчас весёлую жизнь…

– В порядке, но… стой! Стой, Стась! Он… он меня узнал.

С той стороны трубки воцаряется мёртвая тишина.

Потому что тогда, когда я была наивной девчонкой, скрыться помогла именно она. Стася без фамилии, отчества, зато с потрясающим талантом к программированию.

– Сдаст?

– Нет. – В честность Воскресенского я верила. Глупо, конечно, но в людях я никогда не ошибалась. Никогда после того раза.

– С чего бы это?

– Не сдаст, если я помогу ему. Если также устроюсь в… к конкурентам, нарою на них компромат и смоюсь по-тихому.

– Боже, когда ты перестанешь верить людям, Май. Ну, не с твоей биографией на такое надеяться. Или ты всерьёз считаешь, что он не воспользуется случаем выслужиться? – Стася вздыхает. – Конечно, Воскресенского нельзя назвать бедным, но сравнения с твоим папочкой он не выдерживает.

– Я и не верю. – Вру. – Поэтому сбегу завтра. Там как раз намечаются какие-то поездки, так что шанс будет и явно не один.

– А если он запрёт тебя с этим своим отпечатком? Давай, не дури, я сейчас сама всё улажу.

– Нет! – Злость на то, что меня считает ни на что не годной даже она, возвращается, как всегда некстати. Зато добавляет нужной уверенности и холода в голос. – Я справлюсь.

На этот раз тишина не только мёртвая, но и явно неодобрительная. Словно я снова дома, где все мои капризы, конечно, выполняются, но исключительно по вескому слову отца. Словно сама я не человек, а так, красивая куколка в коробке с золотистым бантом.

– Хорошо, – наконец, раздражённо выдыхает Стася. – Справляйся. Но если вдруг что…

– Я наберу, – радуюсь я, бросаю трубку и выключаю телефон, убирая его в рюкзак, подальше от посторонних глаз.

Если уж сноб до сих пор о нём не вспомнил, есть шанс, что не вспомнит и дальше. Для этого и нужно-то быть чуть-чуть осторожной. А уж что, но этому я научилась в совершенстве.

Окинув спальню взглядом, я ставлю рюкзак на тумбу у кровати. Демонстративно, чтобы у Воскресенского даже мысли не возникло, будто я могу там что-то прятать. Ещё раз оглядываюсь.

И с досадой прикусываю губу изнутри.

Два больших и пушистых полотенца на краю кровати манят и никак не отпустят взгляд. Требуют вспомнить, какого это – помыться не в древней, советской и обшарпанной чугунной ванне, а в полноценном душе. С горячей водой вместо едва тёплой. А всё потому, что в доме, где у Стаси квартира, отключение горячей воды для коммунальщиков служило чем-то вроде хобби. Но если кто-то из жителей давно плюнул и поставил себе водонагреватель, то мы таким излишеством похвастаться не могли.

И я не выдержала. Смотрела, как пальцы стыдливо ползут к мягкой даже на вид ткани. Гладят нежнейшие ворсинки, зарываются в них и…

Да гори оно всё!

Оглянувшись, словно кто-то за мной следит, я всё же решаюсь. Нацепляю на лицо независимую мину, беру принесённые вещи и гордо вступаю в тёмный коридор. Гордо, но тихо, практически на носочках, чтобы этот сноб не видел моего падения перед комфортом и красотой.

Но, похоже, ему не до меня. В приоткрытую дверь второй спальни виден уголок раскрытого ноута и свет от горящего экрана. Длинные вытянутые ноги в штанах тоже видны, и я мышью проскальзываю в гостиную. Выдыхая, только когда запираю за собой дверь ванной.

Шикарной со всех сторон ванной. Огромная чёрная плитка с разводами, чёрная сантехника и никаких душевых кабин. Впечатляет.

Широко раскрыв глаза, я осматриваю всё это великолепие.

Несмотря на отцовский доход, в его доме ванная мало чем отличалась от обычной. Всё было стандартное, не особо впечатляющее и, откровенно говоря, невзрачное. В отличие от ванной Воскресенского, просто удивительно, насколько подходящей хозяину.

Хмыкнув, я кладу вещи на полку, наверняка из натурального дерева. Какой-нибудь дуб или орех, не меньше. Сноб же.

Да и восхищаться стоило не им, а нанятым дизайнером, что сотворил такое чудо.

Но расслабляться рано. Внимательно осмотрев все углы и не найдя даже следов видеонаблюдения, я быстро раздеваюсь до белья. Тоже чёрного, но напрочь померкшего на фоне окружающего интерьера. И вхожу в зону душа, судя по сливу на полу и лейке над головой.

Вот только ни одной кнопки перед собой не вижу. Вообще, нигде не вижу, осматривая ближайшие стены и даже пол. Сенсоров тоже нет, одна тёмная керамика.

Такая же беспросветная, как моё желание помыться.

Ощупав едва выступающий из стены кран и душ на стойке, я задираю голову вверх. И отражаюсь в зеркальных квадратах с дырками, явно предназначенных для воды. Вот только как уже её включить?

Со злости топаю ногой. Ойкаю, хватаясь за отбитую пятку. И, естественно, мгновенно теряю равновесие.

И уже гораздо больше душа хочу просто выжить, избежав удара головой о весь этот дизайн.

Потому и цепляюсь за стойку душа, надеясь, что мой вес она выдержит. Меня резко разворачивает. Второй ладонью упираюсь в стену, чтобы не приложиться об неё же лицом.

И охаю, когда со всех сторон в меня выстреливает ледяная вода.

Да чтоб тебя! Долбанный душ, долбанная плитка, долбанный Воскресенский!

Пока я ищу в чём проблема, зубы начинают мерно клацать друг об друга, кожа покрывается мурашками, а по телу то и дело пробегает судорога. Мышцы пытаются согреться, но куда им, если сверху и сбоку меня продолжает поливать капец какой холодной водой.

Она у него что, через морозилку перед этим проходит?

Но вот под той самой рукой, что упирается в стену, находится неразличимая на фоне стены панель управления. Вот только вода всё ещё заливает нос, глаза и всю меня, так что сбавляю напор и меняю температуру я фактически вслепую. И не хочу уже никакого душа.

– Чёртов Воскресенский!

Выбраться из водяной ловушки не получается и приходится полностью выключить воду.

Бельё вымокло напрочь, волосы противно липнут к спине и лицу, но я всё же продвигаюсь в сторону полотенец. Очень осторожно и медленно, хотя плитка под ногами скользить как бы не должна. Как бы. Здесь и управление должно быть интуитивно понятным, но оказалось тоже как бы.

Обходя самую большую из натёкших, но ещё не успевших стечь, луж, я опираюсь об очередную полку, и в этот момент раздаётся невыносимый, выносящий мозг и лишающий слуха, писк.

Вздрагиваю, оглядываюсь. Пытаюсь понять, что ещё не так, но поздно.

Дверь открывается, ударяясь о стену. Являя полуголого, заспанного, но дико злого сноба.

Глава 7

– Ты!

Стоило ожидать, что с появлением в моём доме этой заразы, покой закончится как вид. Но меньше всего я ожидал, что разбудит меня дикий вой датчика протечек.

Едва не изрыгая пламени, я в два касания отменяю тревогу. Поднимаю взгляд. И делаю шаг вперёд.

– Мыш-ш-шка, – со злым шипением.

Убил бы.

– Надо ванные нормальные делать, – храбрится она, вздёргивая подбородок. – С кнопками.

– Какие, нах… – вовремя проглотив ругательство, – на хрен кнопки?

– Белые. Чтобы хоть видно было на твоих готских стенах.

Притормаживаю на мгновение.

Готстких? Это она так гранит по стоимости всей её сейчас оскорбила?

Медленно выдыхаю. Вдыхаю, чувствуя, как рёбра разрывает бешенством. Зар-раза вороватая. Мало того что провозился с ней весь день, притащил к себе домой, потом охренел от подъёма сигнализацией, а эта ещё и выпендривается?

Плюнув на всё, наступаю на мышку. Медленно и неотвратимо. Не отводя взгляда от глаз, что с каждым шагом назад становятся всё более испуганными.

А не надо меня злить, я и так никогда не добрею.

– Кто шпионить будет, если ты меня сейчас прибьёшь? – Ещё одна попытка сбавить обороты, но куда там. Она оборачивается, и в голосе появляется первая дрожащая нотка. – И оттирать стены.

– Клининг, – рычу я и упираюсь в стены по обе стороны от её головы.

И мышкины глаза широко распахиваются, осознав, что отступать больше некуда. Но это полбеды. Гораздо хуже, что накрывает меня.

Приоткрытыми и дрожащими губами. Стоящими в тёмных глазах слезами. Длинными светлыми прядями, прилипшими к щекам, подбородку, плечам и груди. И чёрным спортивным бельём, которое я замечаю только сейчас.

Выдыхаю. Вижу, как она дёргается, когда моё дыхание касается гладкой и совсем светлой кожи. Даже не думаю сдерживать хриплый смешок.

А мышка Майя на грани. Обморока точно, потому что становится похожей цветом на белоснежные полотенца, что я ей выдал. Резко зажмуривается, отворачивает голову. Сжимает руки в кулаки. И дышит – гораздо тяжелее меня, чаще. Того и гляди, дойдёт до гипервентиляции, и что мне тогда с ней делать?

Везти в больницу и гадать, доложат папочке или нет?

И пусть меня не отпускает, но мозг включается достаточно для того, чтобы проверить мышкины границы. И поискать ответы на свои вопросы.

Смотри Майя на меня, может, и не было бы беспредела, а так… хмыкнув, я невесомо прикасаюсь к тонкой талии. Слышу судорожный вздох. Веду пальцами выше, по красивому изгибу. Поднимаюсь по рёбрам, которые при большом желании можно сосчитать прямо так.

Откормить бы мышку, а то потребляемые калории, похоже, даже близко не стоят с израсходованными. Хмурюсь от дурацкой мысли.

И задеваю резинку белья, отчего вздрагиваем оба. Я оттого, что переоценил силы, в мыслях уже давно пробуя мышку на вкус. Она наверняка от страха, но даже «нет» не звучит, не говоря об активном противодействии.

На мгновение улетаю в собственные фантазии, где мышка с удовольствием стонет моё имя. Тряхнув головой, возвращаюсь в реальность.

И резко разворачиваю её к себе спиной.

Тело в моих руках деревенеет, но я даже к себе её не прижимаю. Не хватало только обвинений в домогательствах, потому что мой интерес никакими штанами уже не скроешь.

– Сенсор здесь. – Я указываю пальцем в незаметный на общем фоне небольшой полупрозрачный круг. – Видишь?

Но мышка молчит, хотя я едва касаюсь грудью её спины. И то исключительно на вдохе. Её мелко трясёт, и, откровенно говоря, здесь есть моя вина. Но меня тоже потрясывает, хоть и по абсолютно противоположному поводу.

– Майя, – повышаю голос.

– В-вижу.

– Нужно ткнуть в центр, и панель проявится полностью.

Прикрываю на мгновение глаза. Просто чтобы хоть как-то абстрагироваться от округлостей, которым лучше бы и дальше оставалась в кожаных штанах. Для нас обоих лучше.

– Ты поняла?

– Д-да.

Хочется верить, что заикание – это временно.

С трудом сдержавшись, чтобы не качнуться к ней, вдыхая какой-то сборный цветочный аромат, отхожу на шаг. Вру, на полшага, но и это уже подвиг.

– Радует. Мойся. – Из-за коротких рубленых предложений чувствую себя полным дебилом. – Без фокусов.

Вместо ответа кивок. Хотя уверен, что мышка в моём доме не то, что мыться, даже просто в ванную больше не зайдёт.

– Супер, – бурчу сам себе под нос, разворачиваюсь.

И оказываюсь под мощнейшей ледяной струёй.

– Да твою же мать! Майя! – рявкаю, насколько возможно громко, и сразу отплёвываюсь от затёкшей в рот воды.

– Это не я, – тонкий писк и мышка, прижавшаяся спиной к ближайшей стене.

Гадство.

Рванув к панели, впервые проклинаю размеры собственной ванной, и в два касания выключаю воду.

– В следующий раз, – рычу, – будь добра, выключай воду, а не ставь таймер!

– Да откуда я знала! – всхлипывает мышка, походу, тоже перебрав эмоций за сегодняшний день. – Это твоя дурацкая ванна! И компания твоя дурацкая! И отпечатки твои! И ты сам!

Её прорывает не хуже, чем душ несколько мгновений назад. А я тупо не знаю, как утешают молоденьких барышень в истерике. Была бы мышка постарше и с другими исходными данными, разобрались бы по-взрослому, а так…