Loe raamatut: «Подлинная история ожерелья Антуанетты. Том 1»
© Баскова О., 2017
© Дьяченко А., иллюстрации, 2017
© Издательство «Союз писателей», оформление, 2017
Пролог
В один из морозных зимних дней богато одетая дама чинно вышла из подъезда одного из домов на беднейшей улице Парижа. Прохожим, кутавшимся в воротники пальто, странно было видеть эту женщину в мехах, с бриллиантами, сияющими в маленьких ушах, и они смотрели на неё с нескрываемым удивлением. Незнакомка не замечала пристальных взглядов. Её тонкие губы улыбались, голубые глаза сверкали. Судя по всему, она была счастлива. Сунув в муфту руки, в одной из которых она сжимала маленькую сумочку из чёрной кожи, женщина зашагала к экипажу, одиноко стоящему чуть в стороне. Сначала она не обратила никакого внимания на группу из трёх оборванцев лет тринадцати, которые шли за ней по пятам. Один из них перегнал женщину и перегородил ей дорогу.
– Тётя, дай монетку на хлебушек.
Дама вздрогнула.
– У меня ничего нет, мальчик. Ступай, откуда пришёл.
Два других оборванца присоединились к товарищу:
– Тётя, тётя, дай монетку!
Женщина испуганно озиралась по сторонам. Как назло, улица внезапно опустела.
– Тётя, а мы не верим, что у вас ничего нет, – заявил высокий и тощий как жердь подросток с белобрысым чубом. – Дайте свою сумочку.
Дама заметалась, как испуганная птица, но оборванцы, прижав её к стене дома, вырвали из рук муфту вместе с сумочкой и растворились в сумерках.
«Там было сто луидоров», – крутилось в голове аристократки. Господи, зачем она взяла так много? Ведь она не собиралась жертвовать этой самозванке королевской крови большую сумму и не пожертвовала. Что же теперь делать? Она собралась с силами и двинулась к своему экипажу, который оставила за два квартала. Конечно, это была глупость. Глупо стыдиться благотворительности. Наверное, за это её и наказали высшие силы.
Разумеется, она не видела, как трое её обидчиков, подождав, пока экипаж скрылся из виду, вынырнули из темноты и направились к тому подъезду, из которого вышла их жертва, поднялись по обшарпанной лестнице на второй этаж и постучали в дверь. Она сразу открылась, и фигура в белом халате показалась в тёмном коридоре.
– Вот, – самый высокий протянул кошелёк. Тонкая изящная рука открыла его и дала по золотому каждому из мальчиков.
– Надо бы прибавить, – сказал белобрысый.
– Обойдётесь. Для вас это целое состояние, – шёпотом проговорила хозяйка квартиры. – Возможно, завтра нам так же повезёт.
– Хотелось бы, – прогнусавил самый маленький. – Ладно, хозяйка, мы на стрёме. Сегодня, наверное, уже никто не придёт, а завтра с утра встанем на вахту.
– Да, пораньше, – напутствовала их женщина. – Не провороньте своё счастье.
Кивнув на прощанье, мальчишки ушли, тихо переговариваясь о барышах, которые удалось заработать за день. Такая работа им нравилась. Главное – осторожность. Не дай бог, они попадутся на глаза какой-нибудь ограбленной ими дамочке и она натравит на них полицию. Но для того, чтобы жертва причинила им неприятности, она прежде должна узнать своих обидчиков. А это не такое лёгкое дело. Тысячи оборванцев, похожих на этих мальчишек как две капли воды, бродили по Парижу в поисках наживы. На всякий случай завтра они облачатся в другие лохмотья и сильнее обмажутся грязью. Как говорится, бережёного бог бережёт. Радость от заработанных денег била через край, и парни выражали её криками и гиканьем.
В тот момент они не думали о женщине, предоставившей им такой заработок, и не подозревали, что она была не менее счастлива. Подумать только, пять самых богатых дам Парижа, сами того не зная, подарили ей свои кошельки. Ещё немного – и можно обзавестись драгоценностями, красивыми платьями и экипажем, а потом просить кредит у банкиров. Однажды один человек из высшего общества сказал, что кредиты охотнее выдаются тем, кто приезжает в собственных экипажах. Что ж, он был совершенно прав.
Часть I
Вместо Версаля – Голгофа
Глава 1
Граф Алессандро Калиостро расхаживал по богато обставленному залу, довольно потирая подбородок. Он находился в Париже не один месяц и не собирался покидать гостеприимную Францию, во всяком случае в ближайшее время. Легковерных дураков всегда хватало в его жизни, и среди французов их нашлось более чем достаточно. Его затасканная байка о том, что он родился во время сотворения мира и спасся от Всемирного потопа на Ноевом ковчеге, шла на ура. На деле выходило, что ему более полутора тысяч лет, даже две без двухсот, но это никого не смущало. Знатные дамы и кавалеры вовсю раскупали его бальзам, веря, что им тоже удастся сохранить молодость. Ах, молодость, молодость! На что только не пойдёт человек, чтобы её продлить! Во что только не поверят несчастные, когда им пообещают вечную юность! Калиостро подошёл к столу, накрытому парчовой с золотой вышивкой скатертью и взял в руки флакон с позолоченной крышкой. Внутри поблёскивала зеленоватая жидкость – его знаменитый бальзам. Сколько ему удалось его продать? Тонну? Граф поставил флакон на место, подошёл к маленькому шкафу из орехового дерева и открыл верхнюю створку. На полке красовалось с десяток таких флаконов.
«Маловато, – решил Калиостро. – Завтра у меня спиритический сеанс. После него наверняка найдутся желающие приобрести чудодейственное зелье. Нужно сегодня же постараться изготовить хотя бы парочку флаконов». Приняв решение, мужчина пригладил напудренный парик и улыбнулся. Он вспомнил, как дотошный престарелый маркиз де Совиньи, у которого отсутствовала половина зубов и волос, с жёлтым, как старый пергамент, лицом, испещрённым морщинами, допытывался, сколько времени нужно принимать это зелье, чтобы помолодеть хотя бы на десяток лет. Калиостро наобум брякнул, что не менее пятидесяти. Совиньи помрачнел и заявил, что тогда ему нет никакого смысла платить такие деньги за лекарство, которое, по сути, ему не пригодится: дескать, он вряд ли проживёт ещё полвека. Граф со своей приятнейшей улыбкой заверил старика: снадобье не только продлевает молодость, но и жизнь. А значит, у достопочтенного маркиза нет никакого повода волноваться. Разумеется, он проживёт пятьдесят лет и в один прекрасный день заметит, как молодость возвращается к нему. Это решило дело. Недоверчивый Совиньи приобрёл два флакона.
Калиостро мысленно посмеялся над ним, как и над всеми остальными покупателями. Шафран, настойка алоэ, розовая вода, входившие в эликсир, никак не сделают вреда, но и не принесут никакой пользы. Да, на доверчивости людей определённо можно сделать и деньги, и имя.
Граф подошёл к зеркалу и довольным взглядом окинул себя с головы до ног. В зеркале отразился представительный мужчина средних лет с прекрасным цветом лица, в меру полноватый, с умными серыми глазами и пронзительным взглядом. «Порой я и сам начинаю верить, что мне более тысячи лет», – усмехнулся Алессандро и позвонил в колокольчик. Верный слуга Гильом, юркий, проворный мужик, напоминавший доброго гнома с мышиным личиком, тотчас возник перед господином.
– Что прикажете, сударь? Для завтрашнего спиритического сеанса всё готово.
– Не всё, мой дорогой Гильом, – возразил граф. – Я хочу поручить тебе одно очень важное задание. Только ты с твоим умом и деликатностью способен выполнить его.
Слуга склонился так низко, что с парика посыпалась пудра.
– Я к вашим услугам, синьор.
– Тебе во что бы то ни стало нужно разыскать одну женщину и пригласить её на сеанс, – сказал хозяин. – Я слышал, сейчас она в Париже, и мне необходимо видеть её у себя.
– Если эта женщина богата и знатна, мне ничего не стоит выполнить ваше поручение. – Гильом по-прежнему стоял в угодливой позе.
– На данный момент она скорее бедна, чем богата, – отозвался Алессандро. – Она носит графский титул, как и я. Он достался ей от мужа. Но в обществе её не принимают.
Слуга вытаращил глаза:
– Вы хотите, чтобы такая женщина присутствовала на вашем сеансе? Но что скажут маркиза, графиня и…
Калиостро поднял изящную белую руку с ухоженными ногтями.
– Эта дама довольно деликатна, и я не сомневаюсь, что она наденет густую вуаль. Что же касается дальнейших действий, предоставь это мне.
Он гордо выпрямился, и слуга с восхищением посмотрел на своего господина. Да, поистине он благородного происхождения, что бы ни болтали злые языки. Горделивая осанка, умный проницательный взгляд, орлиный нос…
– Я сделаю всё, что вы прикажете.
– Вот и отлично. – Алессандро взял со стола листок и подал слуге. – Её зовут Жанна де Ла Мотт. Ещё совсем недавно она обитала по этому адресу, но не уверен, что графиня находится там и сейчас.
Гильом пробежал глазами округлые буквы.
– Вы правы, синьор. Не такая это улица, чтобы находиться там долгое время. Разве только… – Он не закончил фразу и поклонился. – Я отыщу её, чего бы мне это ни стоило.
– Поторопись, – напутствовал его хозяин. – Не тебе повторять, что мой спиритический сеанс назначен на завтра.
Гильом развёл руками:
– Разумеется, синьор.
Когда слуга удалился, Калиостро довольно потёр вспотевшие ладони. Если эта женщина согласится… если согласится… А она должна согласиться, чёрт возьми… Услышав о ней, он долгое время не упускал её из вида. Так вот, если она согласится, они вдвоём… Впрочем, Алессандро решил не загадывать наперёд.
Глава 2
Гильом, прекрасно знавший Париж, не зря отметил убогость улицы Сен-Клод, где обитала Жанна де Ла Мотт. Кутаясь в тёплое пальто, он остановился у почерневшего от старости и сырости дома, стряхнул снег с сапог и вошёл в тёмный подъезд. Квартира графини находилась на втором этаже, и слуга, покряхтывая и считая вслух, принялся подниматься по крутым, довольно ветхим ступеням:
– Раз, два, три… Чёрт, да сколько их тут…
Преодолев ровно одиннадцать, Гильом замер возле чёрной исцарапанной двери и постучал. На его удивление, она сразу отворилась, и слуга нос к носу столкнулся с пожилой особой, облачённой в старый, линялый капот.
– Что вам угодно, сударь? – спросила она строго. Гильом галантно поклонился, хотя ни минуты не сомневался, что перед ним не та, к кому его послал Калиостро. Скорее всего, эта пожилая особа – такая же служанка, как и он, но довольно противная.
– Мне нужна графиня де Ла Мотт.
– Зачем? – Красный нос женщины задёргался от любопытства.
– У меня к ней поручение от очень важного человека, – ответил слуга уклончиво. – И говорить я буду только с ней.
Старая грымза не торопилась впускать непрошеного гостя, видимо собираясь ещё что-то спросить, но приятный голос, принадлежавший явно молодой женщине, вклинился в их пустую беседу:
– Кто там, Клотильда?
Старуха зашмыгала носом – тонким, длинным, в мелких морщинах.
– Он утверждает, что у него поручение…
– Впусти его.
Служанка немного поколебалась, всем своим видом демонстрируя, что от её решения тоже что-то зависит, и пропустила Гильома:
– Ладно уж, идите.
Мужчина оказался в маленьком коридоре, в котором полностью отсутствовала мебель, и с удивлением заметил, что в квартире почти так же холодно, как на улице. Он решил не снимать пальто, тем более вешалка, подпиравшая стенку и кренившаяся набок, была пуста. Вероятно, обитатели холодной квартиры надели на себя всё, что имелось в гардеробе.
– Сюда. – Пожилая особа отворила дверь в комнату, и Гильом предстал перед сидевшей на софе молодой черноволосой женщиной с тонкими, аристократичными чертами лица.
Она казалась довольно миловидной и приятной, но была одета столь же легко и бедно, как служанка. Её наряд состоял из простого красного платья и чёрной шали, накинутой поверх. Парик дама не носила, и чёрная прядь волос оттеняла высокий мраморный лоб; тонкие губы слегка посинели, маленькие руки теребили дырявую муфту. Верный раб Калиостро поразился, как столь слабое создание выносит такой холод. Казалось, какой-то знатный мужчина с тёмной бородой и узким лицом, строго смотревший с портрета на серой стене с подтёками, тоже подёргивался, пытаясь согреться. Гильом с удивлением узнал в нём Генриха Валуа, короля французского и польского. Он-то что делает в убогой квартирке?
– Я графиня де Ла Мотт, – представилась женщина и улыбнулась, продемонстрировав прекрасные ровные зубы. – Вы удивляетесь, почему я сижу в холоде? – Она словно читала его мысли. – А что делать, если денег на дрова не осталось? Правда, может быть, тот господин, которого вы представляете, подбросит мне немного? Он послал вас, получив мои письма, не правда ли?
– Мне только известно, что мой господин, граф Калиостро, желает завтра видеть вас на своём спиритическом сеансе, – мягко ответил Гильом.
Тонкие чёрные брови графини поползли вверх, как две змейки.
– Граф Калиостро? Это тем более удивительно, что я ему не писала. Маг и чародей никак не может выхлопотать мне достойную пенсию. Чего же он хочет?
Слуга «мага и чародея» повторил так же мягко:
– Чтобы вы были завтра на сеансе.
Графиня сжимала и разжимала маленький белый кулачок, вероятно пытаясь хотя бы таким образом размять застывшие пальцы.
– Но, насколько я знаю, в его салоне собирается изысканное общество. Бедной женщине – такой, как я, – нечего там делать. – Она обвела взглядом комнату, в которой, кроме софы, накрытой выцветшим шёлковым покрывалом неопределённого цвета, двух стульев с прохудившимися сидениями, бесстыдно обнажавшими пружины, таращившиеся на белый свет, камина, который давно уже никто не топил, и маленького столика, ничего не было. – Кроме всего прочего, у меня два платья. Одно на мне сейчас. Видите, какое оно поношенное? Мне не стыдно выйти в нём к благотворительницам, чтобы продемонстрировать нищету, в которой я живу. Но явиться в нём в общество… Извините, но я вынуждена отклонить приглашение. – Жанна де Ла Мотт чуть приподняла подол платья, продемонстрировав Гильому стоптанные туфли. – А что вы скажете на это? Тем не менее это моя единственная обувь.
Мужчина застыл в раздумье. Разумеется, эта женщина наденет вуаль, но жалкая маскировка её не спасёт. За столом графа она станет всеобщим посмешищем, и острячки, подобные маркизе де Шалье, обязательно пустят в незнакомку парочку шпилек. Такие уж это создания – женщины. Они кричат на всех поворотах о своём щедром сердце, о добрых делах, но никогда не упустят случая унизить (причём с самым невинным видом) подобное им существо, в то время как мужчины, настоящие мужчины… Он запустил руку в карман и достал несколько монет.
– Думаю, здесь хватит на платье. – Гильом положил деньги на столик с изрядно потёртой полировкой. – Конечно, оно не будет столь дорого и изысканно, как наряды некоторых из присутствующих дам, но, во всяком случае, новое и без заплат. Не знаю, хватит ли на башмаки… Впрочем, в комнате, где будет проходить сеанс, всегда очень темно. Вам никто не помешает выйти раньше всех.
Женщина лукаво улыбнулась:
– То есть вы намекаете, что к столу я не приглашена.
– Честно говоря, сударыня, я понятия не имею, что собирается делать граф после сеанса, – признался Гильом. – Иногда он так устаёт, что сразу удаляется к себе в спальню.
Графиня развела руками:
– Видите, до чего довела меня бедность… Приходится брать деньги у слуги… Однако помните: я беру их только потому, что ваш господин приказал вам передать его просьбу. Если я не приду на сеанс, вас сделают виноватым, а этого я не могу допустить.
Она мило улыбнулась, и Гильом ответил ей столь же милой улыбкой:
– К сожалению, вы правы, сударыня.
– Я всегда права. – Жанна поднялась, продемонстрировав царственную осанку. – Клотильда вас проводит. Передайте графу, что я обязательно буду.
Слуга поклонился и вышел в коридор, почти не скрывая радости. Обстановка этой убогой квартиры действовала угнетающе. От всего облика графини веяло какой-то тайной, однако Гильом не привык задумываться над непонятными вещами. С таким человеком, как его хозяин, непонятные вещи окружают всю жизнь. Разгадывать загадки – дело магов и чародеев, каковым и является Калиостро. Что касается его, Гильома, то он просто скромный слуга, никогда не совавший нос в дела графа. Если эта женщина нужна Калиостро, он её получит, и не лакейского ума дело, зачем она понадобилась хозяину.
Глава 3
Когда незнакомец ушёл, сопровождаемый неодобрительным ворчанием Клотильды, Жанна с лёгкостью вскочила с софы и подбежала к заиндевевшему окну. Она видела, как мужчина, бросив быстрый взгляд на дом, поспешил по улице, кутаясь в пальто. Его визит ни о чём ей не сказал. Разумеется, как и все в Париже, она слышала про графа Калиостро, но никогда не ходила на его сеансы, предназначенные не для неё, а для парижской знати. Интересно, зачем она ему понадобилась? Может быть, кто-то из тех знатных особ, которые иногда посещали её убогую квартирку и обещали выхлопотать достойную пенсию, упомянул о ней? Но это всё равно не объясняло желания графа видеть Жанну у себя. Наморщив лоб, молодая женщина придумывала всевозможные причины и, так ничего не придумав, вернулась на софу.
– Клотильда! – позвала она служанку. Старая Лепорелла не замедлила появиться.
– Слушаю, госпожа.
– Я подожду ещё пару часов и больше никого не приму, – сообщила ей своё решение Жанна. – В квартире очень холодно, и нам следовало бы затопить камин. Мы сегодня достаточно заработали, чтобы позволить себе такую роскошь. – Она достала из муфты маленький, можно сказать крошечный, ключик и что-то ковырнула на поверхности столика. Потёртая поверхность раздвинулась, обнажив нишу, и графиня вынула кошелёк.
– Держи. – Жанна протянула Клотильде сто ливров. – Купи дрова, какой-нибудь еды и приличное, но скромное платье. Завтра я выхожу в свет.
Клотильда бросила плотоядный взгляд на кошелёк.
– Госпожа, зачем же экономить на платье? Если вы решили наконец показаться в свете, нужно покупать лучшее.
Де Ла Мотт нахмурилась, поражаясь тупости служанки.
– О том, сколько у нас денег на сегодняшний день, знаем только ты и я, – раздражённо проговорила она. – Только за кредитом к банкирам принято ездить в шикарном собственном экипаже. А женщине благородного происхождения, если она хочет вернуть имения и титул, проще давить на милосердие знатных господ.
– Дёшево стоит это милосердие, – прошамкала старуха, но спорить не стала. – Сию минуту выполню ваши приказания.
– Будь любезна.
Когда за верной Лепореллой закрылась дверь, Жанна, стиснув руки, с горечью стала вспоминать своё детство.
* * *
Слуга Калиостро, увидев на стене портрет Генриха II, не стал долго думать и не поинтересовался (впрочем, проявлять интерес не позволял его ранг), что делает в квартире графини бывший король Франции. Но если бы он вдруг узнал правду, то был бы очень удивлён. Опальному королю молодая женщина приходилась самой настоящей внучкой. Да-да, в её жилах текла королевская кровь, и графиня де Ла Мотт давно уже собиралась вернуть всё, что принадлежало ей по праву. Хотя, наверное, сделать это было не легче, чем слетать на Луну. Современный королевский двор ненавидел Валуа и не желал вспоминать о некогда всемогущем роде. Вот почему ни король, ни королева никогда не откликались на её прошения. Возможно, они казались им смешными, потому что родственники Валуа давным-давно пошли по миру.
Отец Жанны проживал в ветхом деревянном домике в одной из деревень под Парижем и всегда помнил, к какому знатному роду принадлежит, хоть и является незаконнорождённым. Однако он никогда не помышлял вдруг оказаться при дворе, предпочитая голодать. Крошечная пенсия от королевской семьи и скудный урожай с участка земли позволяли не протянуть ноги. Сварливая жена, мать Жанны, в прошлом служившая привратницей, никогда не любила мужа. Соблазнённая его рассказом о великих предках, женщина заставила супруга переехать в столицу, и там, в бедном парижском квартале, у них родилась дочь. Отец был для девочки единственным на всём белом свете близким существом, в отличие от матери, которая сетовала на свою глупость (ведь именно по глупости она вышла замуж за недоумка) и глупость мужа, не умевшего прокормить семью. Голод и постоянные переживания добили несчастного, и он умер от воспаления лёгких. Жанне показалось, что мать даже обрадовалась. Она сразу выгнала дочь из нищей квартиры, и девочке пришлось просить милостыню.
Жанна сказала себе: сидеть на паперти или назойливо приставать к хорошо одетым прохожим, хватая их за одежду вместе с другими ужасными личностями, претендующими на такой же заработок, калеками и убогими, от которых всегда пахло нечистотами, она не будет. Пусть сейчас она ничем не лучше их, такая же нищенка, но в её жилах течёт королевская кровь, и люди, подающие ей, должны знать об этом. Девочка по возможности старалась выглядеть опрятной и робко обращалась к проходившим по улице дамам:
– Подайте потомку королевского рода Валуа.
Прохожие вели себя по-разному. Некоторые откровенно смеялись ей в лицо, обзывали, гнали, и ей приходилось удаляться в подворотни под аккомпанемент весёлого улюлюканья уличных мальчишек, сразу прозвавших её «ваше нищее величество». В такие минуты ей хотелось броситься в мутные воды Сены, чтобы никогда больше не испытывать чувство стыда и унижения. Но, к счастью, насмешников было немного. Часто растроганные дворянки охотно платили девочке, и Жанна, с восторгом глядевшая на меха и золото, понимала: на их месте могла быть она. А раз могла, то должна быть, чего бы это ни стоило. Но как простой нищенке, даже королевской крови, стать с ними вровень? Её маленький хитрый мозг работал денно и нощно, однако пока ничего не мог придумать. Маленькая бродяжка говорила себе, что её день ещё наступит, нужно только подождать, и усердно молилась Богу.
Всевышний услышал её молитвы. Однажды, холодной зимой, прислонившись к стене какого-то дома и пытаясь согреться в дырявой накидке, которая настолько прохудилась, что начала расползаться, Жанна увидела богатый экипаж. Кучер остановил лошадей у внушительного особняка и помог выйти из кареты шикарно одетой женщине.
– Узнайте, дома ли господин Буленвилье, – властно поинтересовалась дама, – и доложите ему о моём приходе.
В другой момент девочка ни за что не подбежала бы к обладательнице такого властного голоса, но сегодня выбирать не приходилось. Либо она замёрзнет здесь, на пустынной заледенелой улице, либо отогреется в таверне и продолжит мытарства дальше. Оторвавшись от стены, Жанна рванулась к незнакомке и вцепилась в её шубу.
– Сударыня, прошу вас, подайте мне, иначе я замёрзну или умру с голоду.
Женщина, оказавшаяся довольно молодой и привлекательной, удивлённо взглянула на нищенку, так неожиданно появившуюся у неё на пути.
– Жак, подайте девочке монетку, – приказала она кучеру и сделала несколько шагов к дому, но вдруг остановилась, словно передумав, и повернулась к оборванке:
– Сколько тебе лет?
– Тринадцать, – покорно ответила Жанна.
– Ты сирота? Твои родители умерли?
– Мой отец умер. – Нищенка наклонила голову. – Он был королевской крови, из рода Валуа. А мать выгнала меня из дома, и вот уже год, как я о ней ничего не знаю.
Женщина сжала губы:
– Бедняжка! Пойдём со мной.
Она обняла девочку и повела в свой дом.
– Ты действительно родственница Франциска I?
Жанна смиренно наклонила головку:
– Да, сударыня.
Они поднимались по мраморной лестнице к тяжёлой деревянной двери с ручкой, инкрустированной золотом, и девочке казалось, что сейчас начинается её восхождение в рай.
– Как тебя зовут, дорогая? – поинтересовалась добрая волшебница. Именно такой она представлялась сейчас маленькой нищенке.
– Жанна де Сен-Реми Валуа, – покорно ответила девочка. – Мой отец пытался вернуть титул, но его старания не увенчались успехом, и он звался просто Сен-Реми.
Лакей в напудренном парике и голубом шёлковом камзоле открыл перед ними дверь, и Жанна оказалась в такой огромной прихожей, какой не видела за всю свою короткую жизнь. Блестящие мраморные лестницы вели наверх. Высокие готические окна скрывались под малиновыми бархатными занавесками. Стены украшала причудливая лепка с позолотой. С потолка свешивались хрустальные люстры. Их висюльки блестели, как алмазы, привлекая пламя свечей.
– Жак, отведите эту бедняжку на кухню и накормите её, – распорядилась дама, снимая с головы платок. – Потом попросите Адриану, чтобы она подобрала ей что-нибудь из одежды. – Она бросила взгляд на чумазые щёчки девочки. – Да, и нагрейте ей воды. Она не мылась, наверное, несколько лет.
– Неправда, сударыня, – осмелилась возразить Жанна. – В тёплые дни я всегда купалась в Сене. Отец учил меня следить за собой, ведь мы королевских кровей.
– Что ж, очень приятно слышать, что ты такая чистюля, – улыбнулась женщина. – И я не забыла о твоей родословной. Кстати, я тоже происхожу из знатного рода. Ты в доме маркизы де Буленвилье.
– О, сударыня! – Жанна сделала реверанс, и маркиза, смеясь, подтолкнула её:
– Ну, иди же. Жак устал тебя ждать.
Лакей в голубом камзоле увёл девочку на кухню, которая произвела на нищенку не менее сильное впечатление, чем прихожая. Столько утвари и приспособлений для готовки она ещё не видела. Её мать довольствовалась одной закопчённой кастрюлей, в которой варила неизменный луковый суп, и одной сковородой. Жак с удивлением наблюдал за странным приобретением хозяйки, рассматривавшей каждую поварёшку, каждый прибор.
– Вижу, тебе не хочется есть, – насмешливо проговорил он, и Жанна оторвалась от созерцания роскоши, никогда доселе не виданной.
– Простите. Каждая вещь в этом доме для меня в диковинку. Если бы вы знали, как жили мои родители…
Жак потёр широкий, испещрённый красными прожилками нос.
– Садись сюда. Это стол для прислуги.
Он вышел из кухни и через несколько минут вернулся с женщиной средних лет в белом чепчике и фартуке.
– Это Адриана, горничная. Адриана, госпожа приказала накормить эту девочку, вымыть её и приодеть.
Большие голубые глаза горничной расширились от удивления, на гладком лбу собрались морщины, однако она ничего не сказала, лишь поставила перед Жанной большую глубокую тарелку и плеснула горячего супа. От него исходил такой запах, что девочку замутило. Она давно не ела ничего, кроме хлеба и лука. Схватив ложку, не деревянную и искусанную, как в её доме, а оловянную, с инкрустированной ручкой, Жанна с жадностью принялась за кушанье. Адриана присела рядом и погладила её по голове.
– Откуда ты появилась, прелестное создание?
– С улицы, – пояснила нищенка и, подавившись, закашлялась.
Горничная постучала её по спине.
– Не торопись. Эту порцию у тебя никто не отнимет. Кроме того, тебя ждёт кусок вкусного жареного мяса. Надеюсь, ты от него не откажешься?
Ловким движением она сняла со сковороды кусок мяса, полила его каким-то тёмным соусом, необыкновенно ароматным, и придвинула девочке.
– Правда, выглядит аппетитно?
Жанна что-то промычала, не в силах отвечать с набитым ртом.
Горничная лукаво подмигнула ей:
– Пойду нагрею воду и подыщу тебе что-нибудь из одежды.
Адриана удалилась неслышно, оставив нищенку совершенно одну, и маленькая Валуа принялась за второе. Блюда, которыми угощали её в этом доме, казались созданными самим Богом. Белый нежный хлеб ничуть не напоминал расползавшиеся куски серого цвета из дешёвой муки – постоянную пищу в её бедной семье. Суп с шампиньонами зарумянил её щёки и заставил кровь сильнее биться в жилах. Ну а мясо… Когда-то Жанна могла о нём только мечтать… В их семье никогда не было денег, чтобы купить хотя бы маленький кусочек. Неужели она в раю? Взяв в тонкие, изящные пальцы обгрызенную корочку хлеба, Жанна тщательно вычистила ею тарелку и отправила в рот. В этот момент в кухню вошёл полный господин с выпуклыми серыми глазами и длинным горбатым носом. Следом за ним показалась маркиза Буленвилье.
– Это ваше приобретение? – Мужчина оглядел Жанну с ног до головы и, видимо, не остался доволен. – Эта жалкая нищенка – ваше приобретение? Дорогая, вы имеете достаточно денег, чтобы купить дорогого коня. На нём, по крайней мере, можно скакать по Булонскому лесу и выезжать на королевскую охоту. Но зачем вам этот заморыш?
– Эта девочка королевской крови, – пояснила женщина. – Она Валуа.
– То есть она вам так сказала. – Господин ещё раз пробежался глазами по худенькой фигурке девочки. – Я не верю ни единому слову! Париж кишит нищими отпрысками знатных семейств, и кому-кому, а вам это должно быть известно. В общем, я не желаю иметь с ней ничего общего. Она не будет жить в этом доме!
Маркиза гордо вскинула голову на лебединой шее:
– Ошибаетесь, сударь! Это мой дом, и я вправе принимать решения. Эта девочка останется здесь.
На удивление Жанны, с ужасом слушавшей их разговор и ожидавшей изгнания из рая, господин как-то съёжился, словно сдулся, и проговорил уже более миролюбиво:
– Ладно, дорогая, в принципе, я не имею ничего против. Но с детьми столько возни. Мы же не будем нанимать ей няню?
– Она достаточно взрослая, – возразила маркиза и потянула его за собой, уступая дорогу Адриане, возникшей на пороге с ворохом белья. – Пойдём поговорим в гостиной.
Радость и восхищение Жанны убавились почти вполовину. С присущей ей проницательностью она поняла, что господин де Буленвилье её враг и ничто никогда не сделает их друзьями. Разумеется, маркиз выгнал бы её немедленно и сделает это при любом удобном случае. Нужно быть крайне осторожной и снискать расположение маркизы. Тогда райская жизнь для неё никогда не кончится. И маленькая нищенка, выработав хитроумный план действий, приступила к его осуществлению. Она беспрекословно исполняла все поручения маркизы, восхищалась её красотой, льстила её женским достоинствам и действительно добилась любви и расположения богатой покровительницы.
– Мы вернём тебе титулы и имения, – обещала госпожа. – Только соберём необходимые документы и докажем твоё происхождение. При моих связях сделать это будет нетрудно.
Умиротворённая Жанна спокойно засыпала в мягкой, душистой постели и видела сказочные сны. С каждым днём ей казалось, что её положение всё более и более прочно. Однако бедняжка ошибалась.
Маркиз, карточные долги которого оплачивала жена, не желал иметь конкурентку в своём мирке и тоже напрягал мозг, думая, как избавиться от этой самозванки. К несчастью последней, ему это удалось. Он стал делать девочке такие знаки внимания, какие оказывают либо своей возлюбленной, либо женщине, которую намереваются сделать таковой, и доброе сердце де Буленвилье не выдержало. Напрасно несчастная Жанна уверяла, что это происки её давнего недоброжелателя. Маркиза верила и не верила и под конец решила отдать девочку в монастырь и следить за её судьбой.
Монахини с неулыбчивыми лицами рьяно взялись за её воспитание, и это ей не понравилось. С богатыми отпрысками знатных семейств она тоже не нашла общий язык. Здесь над ней смеялись, обзывая лгуньей, делали из веток корону и пытались надеть ей на голову. Девочка постоянно убегала в дальние аллеи старинного густого, изобилующего заброшенными уголками монастырского парка и там, в тишине, под журчание ручья, окаймлённого замшелыми камнями, давала волю слезам. Она чувствовала себя птицей в клетке, но не в золотой, где ей так хотелось оказаться, а в старой и ржавой. Жаловаться на своё положение было некому. Госпожа де Буленвилье регулярно навещала воспитанницу, но оставалась глухой к её жалобам и просьбам, и Жанна понимала её. Маркизе не хотелось скандала. В светском обществе любят мусолить разные скабрёзности, и де Буленвилье всеми силами пыталась оградить себя и своего мужа от порочащих разговоров.
