Loe raamatut: «Есть такие края…», lehekülg 9

Глава 9

Выпал снег. Паша гнал машину по слякотной трассе в Челябинск. Вот уже на горизонте показались дымящие трубы еще сохранившихся заводов. Он любил этот город, он здесь родился и жил до тринадцати лет. Почему-то во всей стране Челябинск, с чьей-то легкой руки, считался суровым, но сами его жители так не думают. Может быть, по сравнению с Москвой и Питером, где сконцентрировался весь офисный планктон, щедро сдобренный безумной богемой, здесь люди больше работают и меньше зарабатывают, но от этого они не делались ни более злыми, ни более угрюмыми. Почему-то при слове «Челябинск» представлялось нечто серое, кондовое и даже опасное, и все это было, как, впрочем, в любом российском мегаполисе. Но город был богат и театрами, и университетами, и художественными галереями. Паша часто привозил сюда жену, и они с удовольствием гуляли по пешеходной Кировке, заходили в небольшие магазинчики, сидели в кафешках, но сегодня он ехал по делам, нужно было переговорить с поставщиками, чтобы его маленький бизнес не загнулся окончательно и бесповоротно. Как всегда в большом городе, припарковться было негде, он оставил машину в двух кварталах от нужного ему здания и пошел решать свои проблемы. Переговоры прошли ни шатко, ни валко, общая гнетущая атмосфера в стране действовала и на его многолетних партнеров. Ни о чем, толком не договорившись, а получив только заверения в вечной преданности и дружбе, Паша брел к машине через центральную площадь Революции. Он гордился русской провинцией, которая ни тридцать лет назад, ни позже не пошла на поводу у столиц, и не стала переименовывать свои улицы и площади, названные в честь героев Революции и Гражданской войны. Вот и Ильич стоит на своем месте и указывает путь в светлое будущее. «Кто знает, может, через год-два мы снова вернемся к коммунистической идеологии и начнем строить социализм заново, а памятники уже есть. Да и глупое и неблагодарное это дело – переписывать историю», – думал он. Размышления его прервал резкий визг тормозов. Паша посмотрел на проезжую часть. По дороге со страшной скоростью неслась синяя «Ауди». «Странно, никогда не видел, чтобы из-под колес машины сыпались искры», – удивился он. Словно в замедленной съемке Паша смотрел, как в лоб «Ауди» врезается «шестерка», через лобовое стекло вылетает окровавленный мужик и падает на мостовую, засыпанную мелкими осколками. Все это происходило в оглушительной тишине, и кажется, длилось долго, минут пять, но на самом деле это заняло какие-то доли секунды. Потом кто-то включает звук, толпа зевак с Кировки несется посмотреть на происшествие, женщины визжат. Паша круто разворачивается, и идет в обратном направлении. Ноги сами несут его подальше от аварии, он все ускоряет и ускоряет шаг, идет долго, и вдруг обнаруживает себя во дворе своего детства.

Он сел на лавку, которая стояла тут с незапамятных времен, и закурил. Дома сталинской постройки с большими окнами, рядом огромный, местами разрушающийся Дворец культуры, а вот его школа. В этом дворе они играли в казаки-разбойники, в прятки, а какие хулиганства творились здесь! Однажды они с его дружком Димкой Старостиным изладили бумажную бомбочку, и вместо того, чтобы, как обычно, налить в нее воды, заполнили ее киселем, который давали на обед в школьной столовой. Они хотели бросить ее под ноги какой-нибудь девчонке из их класса, а получилось, что снаряд упал, аккурат, на шикарный воротник из черно- бурой лисы их директрисы. Ох, и попало им потом. А сколько раз их, по доносам бдительных пенсионерок, вылавливали на чердаке, то с сигаретами, то с поджигами, то с самодельными ножами. Паша посмотрел на окна своей бывшей квартиры. Похоже, сейчас там жили небогатые, и уж точно не очень чистоплотные люди. Стекла не мылись, наверное, годами, штор не было, вместо люстры болталась голая лампочка. Паша вздохнул. К подъезду подходил грузный мужик, в растянутом свитере, разодранных кроссовках, с пакетом, из которого торчало несколько бутылок пива. Шапка – петушок, модная в восьмидесятых годах прошлого века, дополняла картину. Паша вспомнил, что у него была когда-то такая же. Присмотревшись к мужику, он похолодел. Это снова был он сам. Мужик прошел мимо него, шаркая ногами, и вскоре замаячил в окне. Тут же на арене появилась высокая тощая тетка с искаженным лицом, по-видимому, она орала на мужа, так, что в окнах дрожали стекла. Паша увидел, как через комнату метнулся силуэт девочки-подростка. Через минуту она уже сидела рядом с ним на скамейке и хлопала себя по карманам курточки «на рыбьем меху». Девчонка достала сигарету, и не найдя зажигалки, сматерилась так, что даже у бывалого мужика, уши, что называется, завернулись в трубочку.

– Ну, ты, мать, даешь! Слов не много, но какие комбинации! – изрек он. Девочка презрительно скривила губы, не глядя на Пашу.

– Огонь есть? – спросила она.

Мужчина хотел сказать, что детям курить нельзя, да и взрослым вредно, но понял, что не в том он районе находится, чтобы изрекать подобные сентенции. Вздохнув, он протянул ей зажигалку, девочка, как-то странно мотнула головой и с трудом попала сигаретой в пламя. Курила она, не затягиваясь, просто набирала в рот дыма и выпускала его. «Воображает, – подумал Павел, – взрослой хочет казаться!» А вслух сказал:

– Правильно, не затягивайся, здоровее будешь.

– Да я вообще не курю, – отозвалась девчонка, – сейчас у меня просто зуб болит.

– Звать – то тебя как? – спросил мужчина.

– В миру Софьей, – отозвалась пацанка.

– А по правде?

– А по правде – Якудза.

– Ничего себе погоняло!

Девочка продолжала смотреть куда-то в пространство, мимо Паши, своими раскосыми зелеными глазами.

– А к стоматологу не пробовала? – спросил он.

– Ты че, дурак? Туда денег миллион надо!

– А с глазами что? – поинтересовался мужчина.

– Что, что… Не вижу, вот что!

– Совсем?

– Так, силуэты.

– Давно?

– Года два. Папахен об стенку замочил. Так теперь живу.

Паша в ужасе замолчал. Как могло случиться, чтобы он, ну или его проекция, или кто он там… избил ребенка, девочку, свою дочь? Но вспомнив ту белую ярость, которая иногда заливала его мозг и застилала глаза, он подумал, что в такие минуты сдерживал себя только громадным усилием воли. А тут воля, видимо, уже была пропита. Софья поднявшись, сказала: «Ладно, бывай. Не сиди тут. Чужих здесь не любят». Она уверенно пошла к ДК, странной кошачьей походкой, как будто ощупывала землю, прежде чем поставить ногу. Паша двинулся за ней, соблюдая дистанцию. Она шла к большой каменной беседке, которую венчала тетка с веслом. Весло уже отвалилось, но мощный торс спортсменки продолжал доминировать над пространством. Паша знал, что в беседке ступеньки спускаются амфитеатром вниз, там всегда собиралась местная шпана. И он знал, что, если подняться на парапет, окружающий монументальное здание дворца, то под защитой гипсовой скульптуры можно безопасно наблюдать за происходящим в беседке, что он и хотел сейчас сделать. Он чувствовал, что Софья ему небезразлична, поэтому залез на парапет и увидел сверху, как девочка подходит к компании парней ее возраста, развалившихся на мраморных ступенях вокруг костерка. С ними тусовалась еще и худющая серая собака. «Ба, да это ж Беня!» – удивился Паша.

– О, Якудза притащилась, – констатировал один из мальчишек.

Соня, усевшись на верхнюю ступеньку, спросила:

– Пожрать есть?

– Откуда? – отозвался самый длинный белобрысый пацан.

Девочка пошарила по карманам и вытащила две купюры.

– Мрачный, сгоняешь? – обратилась она к толстому увальню, сидевшему ближе всех.

– А то. Пивасика взять? – заулыбался, неизвестно почему названный Мрачным, парень.

– Ну, если только на вечер, – сказала Софья.

Мальчишка взял деньги и резво понесся к ближайшему гастроному. Через несколько минут он вернулся с пивом и пакетом беляшей, противно пахнущих прогорклым маслом. Вся компания, включая собаку, с жадностью набросилась на еду. Поев, все затихли. Кто-то играл с Гердой, так здесь звали Беню, кто-то лениво перебрасывался ничего не значащими фразами. Софья все так же сидела на верхней ступеньке, уставившись в пространство. «Ничего себе общение, – подумал Паша, – мы все гаджеты ругаем, а здесь вообще ничего не происходит. Просто сидят вместе, молчат. Странно!» Вдруг он заметил молодого человека, лет двадцати пяти, приближавшегося к беседке. Парень был явно не из здешних. Одет хорошо, да и держался уверенно, по хозяйски. Он подошел к Софье и сказал «Ну пойдем что ли, Якудза». У Павла от гнева задрожали поджилки. «Вот оно что. Софья – юная проститутка, вот откуда у нее деньги!» Паша бросился за парочкой, удаляющейся в коридоры ДК. Они зашли в то крыло огромного здания, где раньше располагался спортзал. Здесь Пашка получал первые уроки бокса. Сейчас он внутренне готовился отработать пару хуков, на физиономии молодого пижона. Но Соня зашла в раздевалку, с большой буквой Ж на дверях, парень удалился в соседний кабинет и вышел оттуда с бутылкой воды и полотенцем. Вскоре появилась девочка в майке и боксерских бриджах. Была она чрезвычайно худа и жилиста, кое-где на руках и ногах чернели синяки и ссадины. Они пошли по направлению к спортзалу, Павел незаметно крался за ними. Чем ближе они подходили, тем больше народу им попадалось. В основном это были хорошо одетые мужчины, но встречались и ребята, явно с рабочих окраин, было и несколько женщин. Паша зашел в зал вместе с небольшой толпой. Люди рассаживались за столики, расставленные вокруг ринга. Девушки в супер мини-юбках разносили желающим пиво, орехи и прочую дешевую снедь. «Бои без правил!» – догадался Паша, – но девчонка… совсем ребенок… почти слепая!». Зазвучал гонг. Сначала на ринг вышли две девушки, значительно старше Сони. Дрались они профессионально, Павел сразу понял это, по поставленным ударам и техничному ходу поединка. Публика реагировала вяло, видимо, еще не войдя в раж. Потом прошло еще несколько ничем не примечательных боев, били друг друга до нокаута, пока уже противника не уносили с ринга. Дрались и женщины, и мужчины. Наконец, рефери объявил: «Белка против Якудзы» На ринг вышли высокая рыхловатая блондинка и маленькая Соня, которая, казалось, состояла только из костей и сухожилий. Сначала поединок шел медленно и печально, публика свистела и кидала оскорбительные замечания в адрес девчонок. Белка заметно активизировалась, и, прижав Соню к канатам, начала методично колотить ей под дых. У Паши глаза налились кровью, он готов был выскочить на ринг, чтобы защитить эту почти незнакомую ему странную девочку. Якудза терпеливо сносила избиение, но в какой-то момент изловчилась, и ударила ногой в коленную чашечку соперницы. Та упала, и тут Софья с какой-то звериной жестокостью стала пинать противницу, пока ту, захлебывающуюся кровью, не оттащили в угол. Дальше против Якудзы последовательно выходили еще три победительницы предыдущих боев. Все они были старше и крупнее девчонки, но она, используя одну и ту же тактику, сначала давала себя избить, а потом каким – то неожиданным приемом валила противника с ног и забивала его ногами до полусмерти. Но главное было не в самом бое, а в какой-то сильнейшей энергетике зла, которая повисла над рингом. Зрители безумствовали, некоторые падали в обморок. Павел не знал, как к этому относится. С одной стороны он был горд за девочку (хотя какое он имел к ней отношение?), с другой понимал, что она – воплощение абсолютного зла. Наконец против Якудзы вышел Вепрь – победитель среди мужчин. Это было уже за гранью, когда взрослому, накачанному мужику противостояла маленькая, худая девчонка. Здесь Якудза уже не подставляла себя под удары, понимала, что достаточно будет одного, чтобы упасть и не встать. Она скакала по рингу, уклоняясь от мощных кулаков, но все-таки Вепрю удалось загнать ее в угол. Ударом в голову он свалил ее на пол, но Якудза, видимо, уже теряя сознание, впилась в его толстую икру зубами. Полилась кровь, мужик взвыл и отопнул девчонку на другой угол ринга. Встать она не смогла, но когда импресарио тащил ее в раздевалку, зал, стоя рукоплескал подростку.

Павел подошел к открытым дверям тренерской, где пижон давал Соне нюхать нашатырь, та потихоньку приходила в себя. Через несколько минут она смогла сидеть на скамейке, прислонившись головой к стене. Парень отсчитал несколько крупных купюр и, передав ей, вышел из тренерской с довольным видом. «Хоть бы врача позвал», – сказал ему Павел. Тот непонимающе посмотрел на него, и исчез в темных коридорах ДК. Софья медленно поплелась в раздевалку. Неизвестно зачем Павел ждал ее, стоя у окна. Но только девочка вышла, к ней подлетел пацан, лет девяти и заорал:

– Якудза, Герду убивать повели!

– Куда?

– В гаражи.

– Кто?

– Беляевы.

Павел видел, как выпрямилась спина девочки, как она внутренне собралась, и они с мальчишкой побежали к выходу. Мужчина двинулся за ними, думая: «Сколько же в ней сил? После таких боев еще и кросс сдавать». Гаражи, как помнил Паша, были метрах в пятистах от ДК, пробежав половину расстояния, они услышали выстрел и дикий собачий визг. Через минуту они были на месте убийства. Толстая рыжая тетка держала на веревке раненую собаку, а лысый мужик с красным слюнявым ртом перезаряжал ружье, чтобы закончить начатое. Якудза, не задумываясь, налетела на него. Мужик выстрелил, Соня упала, из раны чуть ниже ключицы просочилась кровь. Паша бросился на опешившего стрелка, выхватил у него винтовку и ударил о кирпичный угол гаража, ствол загнулся. В конце ряда, он увидел бегущего к ним высокого парня, видимо, лидера тусовки, которую он наблюдал днем в беседке. Тетка бросила веревку, юркнула в гараж и закрылась на защелку. Мужик, видя, что ряды противника увеличиваются, пустился наутек. Парень и Паша смотрели друг на друга. «Надо скорую вызывать!» – крикнул мужчина. «Надо к Хельге нести, скорые сюда не ездят», – сказал парень, наклоняясь над Софьей. «Дай я», – Паша взял на руки безжизненное тело девочки. Парень поднял собаку, и они пошагали к ближайшим домам. «Хельга это кто?» – спросил Павел. «Знахарка местная, помогает нам», – ответил юноша. Паша покачал головой, но понял, что спорить бессмысленно, ближайший травмпункт, находился, как он помнил, в другом районе.

Они зашли в обшарпанный подъезд, квартира находилась между первым и вторым этажом. Парень забарабанил в дверь ногой. Открыли без вопроса: «Кто там?». На пороге стояла Ольга. У Паши отлегло от сердца: «Киссон!» – прошептал он. Но женщина не обратила на него никакого внимания. Проведя руками над телами девочки и собаки, она скомандовала: «Собаку на стол, девчонку на кушетку». Она указала Павлу на светящуюся мягким светом комнату. У стены стояла застеленная дешевым покрывалом скамейка, куда он и положил Соню. Из обстановки здесь были только книги расставленные на некрашеных полках. В нише, наверное, стояла кровать, но она была завешена шелковым пологом, ночники, расставленные по углам, были накрыты цветастыми платками. Несмотря на аскетичную обстановку Паша почувствовал невыразимый уют, может быть, потому, что впервые за этот длинный день, он оказался в тепле. Из кухни раздался резкий окрик Ольги или Хельги, как ее здесь называли: «Эй, иди сюда, помогать будешь!» Он зашел в ярко освещенное помещение, над столом, обитым нержавейкой горел мощный светильник, на полках стояли бутылки, банки, колбы, заполненные разными снадобьями. На столе лежала едва дышащая Герда. «Может лучше сначала девочку?» – робко поинтересовался Паша. «Девчонка сдюжит, собаке гораздо хуже», – ответила знахарка. «Влад, – обратилась она к парню, – из этой банки четыре ложки порошка возьмешь и зальешь кипятком, когда чайник вскипит», – она поставила перед ним стеклянную емкость с сушеной травой. «А ты иди сюда, держи за лапы, она сейчас дергаться будет», – приказала Хельга Паше. Она взяла уже приготовленный шприц и воткнула под шкуру Герде, собаку как будто свело судорогой, но уже через несколько секунд она расслабилась, глаза закатились, из пасти потекла слюна. «Сколько было выстрелов?» – спросила женщина. «Я слышал один», – ответил Паша. Хельга кивнула, промыв рану в боку Герды, она ловко поковыряла в ней пинцетом и вытащила пулю. Наложив повязку, остро пахнущую какой-то травой и смолой, она взялась за край простыни, на которой лежало животное, Павел взялся за другой, и они осторожно положили ее на пол возле батареи. «Эх, надо бы капельницу поставить, да вчера последнюю извела!» – вздохнула Хельга. «Влад, размешай в стакане сахар, ложки три-четыре, добавь туда вот это, – она протянула ему маленькую ампулу, – и пои ее из шприца потихоньку». «Неси Соню», – обратилась она к Павлу. Когда девочку уложили на стол, Хельга начала ощупывать ее тело сантиметр за сантиметром. Софья была в сознании, но не издавала ни звука, сжав зубы. «Опять дралась», – констатировала Хельга. «Рана не опасна, но вот два ребра сломано, и сотряс не слабый». Она дала девочке отвар, приготовленный Владом. Глаза Сони начали смыкаться, уже в полусне она сдернула с руки один из своих многочисленных браслетов и отдала Паше, прошептав: «Тебе одному». Тело ее расслабилось, черты лица разгладились, и Павел увидел какая она красивая. Влад тоже смотрел, на нее, не отрываясь. «Любовь, однако», – подумал про себя мужчина. В это время Хельга орудовала пинцетом, мазями и бинтами. Закончив процедуры, она сказала:

– Влад, вот тебе деньги, купишь завтра курицу и большую бутылку кефира. И пришли кого-нибудь потолковей, и кто, Герду любит. Много грязной работы с ней будет, чтобы не брезговал.

– Сам приду, – отозвался парень.

– Ну, приходи, попытаемся выходить собаченцию.

– А Соня как же? – спросил он. И по нежности, которая прозвучала в его вопросе, и потому что он назвал девочку Соней, а не Якудзой, Паша понял, что не ошибся, предположив, что парень влюблен.

– Она у меня переночует. Ей надо хотя бы недели две полежать. Да разве заставишь, – задумчиво произнесла Хельга.

– Надо бы ее родителям сообщить, – встрял в разговор Павел.

– Кому там сообщать? После семи вечера оба в слюни, – отозвался с порога Влад.

Парень ушел, Соня и собака спали, Хельга устало поставила на плиту чайник, предложила Паше сесть.

– А ты кто ей? Родственник? – спросила она.

– Ага, дядя, – соврал Павел.

Хельга поводила рукой перед его лицом.

– Не здешний ты, дядя. А был бы здешний, я б с тобой разговаривать не стала. До чего ж девчонку довели. Стыд и позор. Я ведь отца ее с детства знаю. Нормальный был пацан, хулиганистый и драчливый, но здесь все такие. В девяностые заделался бандитом. Куда с добром! Малиновый пиджак, цепь золотая, мерседес. На Ирке женился, а была она, между прочим, мисс Южный Урал. Ну а потом все наперекосяк пошло. В услугах его надобность отпала, бизнес провалился, Ирка стала изменять, он попивать. Потом уж вместе пить стали. До Сони дела никому нет. А она, сколько ее помню, ни разу не плакала и не жаловалась. Обозлилась, и силу из зла своего черпает, но душа чистая, не подлая.

Она разлила чай по маленьким фарфоровым чашкам и продолжала:

– Если б мне ее до весны дотянуть, взяла бы с собой в леса, там бы она отмякла, ожила. Глядишь, и зрение бы вернулось.

– Слушай, а эти сволочи, что Герду хотели убить, не навредят вам?

– Побоятся. Они водку подпольно банчат, если вякнут, скажу, что донесу на них, а еще лучше, прокляну.

– А ты можешь?

Хельга хитро улыбнулась:

– Напугать могу сильно, – сказала она.

– А где ты в лесу живешь? – спросил мужчина.

– Да есть километрах в ста отсюда маленькое озеро Теренкуль, там у меня хижина. А хожу везде и на Слюдорудник, и на Киалим, иногда на Аркаим езжу.

Паша не стал говорить, что с Теренкулем у него много чего связано, а спросил почему-то:

– Ты вот в лесу, можно сказать, живешь, а Хозяйку видела когда-нибудь?

– Видела, – ответила знахарка, – один раз мне до зарезу трава была нужна, близкий человек умирал. Я все исходила, ну нет и все. Я уже отчаялась, сижу на поляне, реву, вдруг смотрю, женщина в вечернем платье идет. Нормальная такая женщина, только платье красивое зеленое, и на голове диадема. Расспросила меня обо всем, а я в такой тоске была, что даже не поняла, как все это странно. Она место назвала, куда идти, притом мне знакомое, была я там не один раз. Я пошла, и нашла, что искала. И только потом до меня дошло, с кем я поговорила.

– А про чудь белоглазую слышала?

– А чудь тебя сейчас и унесет, – сказала Хельга.

Глаза Павла начали смыкаться, уже сквозь сон он пробормотал:

– И собаку возьми.

– Возьму, если выживет, – ответила женщина.

Очнулся Паша у себя в машине. Чувствовал себя прекрасно, как – будто он хорошо выспался, а все произошедшее с ним – сон. Но на его запястье болталась металлическая цепочка с пластинкой, на которой было выгравировано «III группа крови». Его группа крови.