Без права на отказ

Кстати об Олеге. Он звонил, писал, потом снова звонил, а после… после я добавила его номер в черный список. Он подключил другой и не оставлял попыток связаться со мной, писал, что хочет мне обо всем рассказать, но для этого нам нужно встретиться. Но я все для себя уже решила. Игнорировала его звонки и смс.

А потом наступил день, когда было опубликовано мое интервью. И звонки затихли. В этот день я наконец вытащила себя из постели, заставила привести в порядок и нормально поесть. В ванной уставилась на собственное отражение… Когда-то я считала себя некрасивой? Нет, тогда я была ошеломляющей красоткой по сравнению с тем чудовищем, которое смотрело на меня сквозь зеркало в тот момент. И я ненавидела Олега за то, что он со мной сотворил. И себя за то, что позволила сделать со мной такое.

Ко мне вдруг пришло осознание, что дальше так продолжаться не может. Мне нужно было найти если не тренера, то хотя бы лед, чтобы иметь возможность тренироваться. Я не позволю самой себе погрести свою карьеру. У меня есть еще один этап Гран-при и возможность выйти в финал. За ним чемпионат России, где меня будет ждать главное сражение за продолжение сезона и поездку на Европу и Мир.

С таким настроем я отправилась в Федерацию. Понимала, что написать заявление на смену тренера в середине сезона мне никто не позволит, но не дать мне возможность тренироваться они не имеют права.

Николай Сергеевич Паршин, президент Федерации фигурного катания на коньках России встретил меня не приветливо. Средних лет, в очках, он выглядел гораздо старше своих лет. Мне он всегда казался жестким, но справедливым, я его, признаться, всегда побаивалась, но сегодня… Сегодня я пришла к нему бороться за свое будущее и мне было плевать, как он относится ко мне. Я – фигуристка сборной России и…

– Садись, Абрамова, – кивнул президент на стул напротив его стола, перед этим мрачно окинув меня взглядом.

Я покорно присела, положила руки на колени и, вздохнув, твердо произнесла:

– Я хочу, чтобы Вы помогли мне найти нового тренера.

– А чем старый тебе не угодил? – насмешливо вскинул бровь Паршин.

Я выразительно глянула на него и покачала головой:

– Я считаю, что Олег Коршунов пользуется своим положением. Думаю, Вы уже прочли мое интервью.

– Прочел, Абрамова… Прочел, – вздохнув, он снял очки, потер их о рукав пиджака и снова посмотрел на меня. – И могу сказать, что ты только что закопала единственного человека, который верил в тебя.

– О чем Вы?

– Думаешь, Лапышева просто так тебя из группы выгнала?

– Она меня не выгоняла, я сама… сама ушла, – возразила я, однако, наткнувшись на предупредительный взгляд президента, нахмурила брови и опустила голову.

Что он такое говорит? В груди неприятно заныло, стало душно, я втянула в легкие побольше воздуха и непонимающе покачала головой.

– Что? – спросил Паршин без тени улыбки. – Нина Лапышева собиралась тебя из группы отчислить, Яна, о чем на собрании тренеров в открытую заявила, а Коршунов изъявил желание с тобой поработать. То, что ты считаешь, будто бы сама ушла от неё – исключительно заслуга Олега Евгеньевича. Которого ты растоптала несколько в своем интервью.

Я сидела, будто оглушенная, не в силах поверить в услышанное. Как такое может быть?! Лапышева… отчисление… Олег… Олег… Моя убежденность в том, что он нагло влез в мою жизнь, таяла, оставляя вместо себя болезненное понимание, что он всего лишь пытался меня спасти. Глупую Яну Абрамову, которая никому была не нужна, только ему! Только ему, черт возьми! Он пытался сделать из меня фигуристку, настоящую спортсменку, которая может добиваться успеха. А я…

– Поздно слезы лить, – произнес президент, по всей видимости заметив, как заблестели мои глаза. – Ни один тренер тебя не возьмет, а уж тем более после всего, что ты натворила.

– Что я натворила?! – слезы потекли из глаз с такой силой, что я уже не могла их остановить. Вскочив, я взмахнула руками и воскликнула: – Вы же не знаете ничего! Я ни единого слова неправды не сказала! Он не оставил мне выбора! Откуда я могла знать, что именно это и было моим спасением?! Мне никто не удосужился рассказать, Николай Сергеевич!

– Успокойся, Абрамова! – рявкнул он. – Это уже не моего ума дело. Ваши отношения с Коршуновым – исключительно ваши, и ты не имела права выносить сор из избы! Теперь репутация Олега под угрозой, а ты можешь смело вешать коньки на гвоздь! Ни о каком тренере и не мечтай.

– Мне нужно где-то тренироваться! – выпалила я.

– В торговом центре на катке тренируйся, – гневно выдохнул президент. – Иди, Яна! Мне больше нечего тебе сказать!

– Вы не имеете права, я в сборной, я… – безуспешно пыталась достучаться до него. Понимала, видела в его глазах, он мне не поможет. Я осталась одна. Наедине со знанием того, что я не только карьеру Олега своим поступком разрушила, я и свою превратила в пепел.

Больше ни слова не говоря, я вышла из кабинета и, всхлипывая, пошла по коридору. Мне казалось, проходящие мимо меня работники Федерации были уже в курсе случившегося и смотрели мне в спину с укором.

– Какие отношения связывают тебя и Олега Коршунова, Яна?

– Я живу в его квартире.

– И все?

– Нас связывают более тесные отношения, чем должны быть между тренером и фигуристкой.

– Он принуждал тебя к отношениям?

– Он не оставил мне выбора. Либо я сплю с ним, либо ухожу из его Центра подготовки.

– А что ты знаешь о его отношениях с Еленой Селезневой?

– У неё есть своя комната в его квартире. Наверное, он её любит.

– Наверное?

– Любит. Разве можно Лену Селезневу не любить?

Разве можно Лену не любить?! Разве можно не любить?! Мне хотелось провалиться под землю, раствориться в воздухе, исчезнуть… Я ведь никто. Никто, и навсегда останусь никем. Одна из многих… Хотя теперь, наверное, меня запомнят, как ту, которая дала скандальное интервью о собственном тренере. Том самом, который заставил её поверить в то, что она не ничтожество и может чего-то добиться.

Не поднимая головы, я дошла до турникетов перед выходом, ладошками вытерла слезы, все льющиеся и льющиеся и спешно выбралась на улицу. Мне хотелось вдохнуть воздуха, будто бы это спасет меня от гибели. Но, стоило мне посмотреть перед собой, как поняла – мне уже ничто не поможет. Дежавю. Бесконечные дежавю. Олег Коршунов стоял в нескольких метрах от меня, оперевшись о капот своего автомобиля, и сверлил меня мрачным взглядом.

Перед смертью не надышаться. Я, грустно улыбнувшись, шагнула к нему. Оказавшись рядом, подняла голову и заглянула ему в глаза. Наверное, стоило что-то произнести, но я не могла и слова вымолвить, а Олег продолжал смотреть на меня молча, возвышаясь надо мной, заполняя собой мои легкие, проникая в меня взглядом, в котором кроме льда и тьмы не осталось ни-че-го.

Глава 31

– Садись в машину, – коротко выговорил Олег.

Я нашла в себе силы не отвести взгляда и отрицательно покачала головой. Однако разговаривать со мной, по всей видимости он намерен не был. Ухватив за плечо, подтащил меня к машине и запихал на пассажирское сиденье. Хлопнул дверцей с такой силой, что я вздрогнула, а спустя пару мгновений уселся за руль и резко дернул машину с места.

– Олег… – было начала я, хотя сама толком не понимала, что хочу сказать. В мыслях каша какая-то.

– Лучше молчи, – оборвал он меня, не поворачивая головы.

Лучше всего было бы, если б Олег становился, и я смогла выйти. Я не была готова к разговору, не была готова увидеть его, я…

– Мне нужно было два дня, Яна! – процедил он. – Два дня, чтобы…

– Чтобы что?! – горячо воскликнула я. – Что ты собирался улаживать, Олег, с Селезневой?! Что?! – закричала, теряя самообладание. – Едва ты отвез меня к Але в тот день, как тут же поехал за ней и потащил в свою квартиру!

Он посмотрел на меня недоверчиво.

– А ты думал, я не знаю?! Твоя Леночка скинула мне фотографию из машины. А на следующее утро я пришла к тебе домой, и она встретила меня в твоей рубашке. Что? Она и этого тебе не рассказала? Не похвасталась, как избавилась от тупицы Яночки?! И комнату свою мне показала! Комнату в твоей квартире, Олег! Какие еще мне нужны доказательства?

Лицо его потемнело, на скулах заходили желваки. Стиснув руль крепче, он вдарил по газам.

– Останови машину и выпусти меня! – тоже разозлилась я.

– Просто заткнись, Яна, – кинул на меня гневный взгляд Олег и снова уставился на дорогу.

Я не знала, куда он меня везет, и спрашивать не хотела. Ничего не хотела. Однако спустя пятнадцать минут поняла, что едем мы к нему домой.

Удивленно вскинула брови и насмешливо осведомилась:

– А твоя любовница уже съехала?

– Если ты не замолчишь, я тебе сам рот заткну, – отозвался Олег, и мне почему-то стало ясно, что он действительно это сделает.

Припарковав машину у дома, мы выбрались на улицу. Я осмотрела Олега настороженно. Он же, подойдя, вгляделся в мое лицо пристально. Ощутила его запах и едва держалась, чтобы не шагнуть к нему вплотную. Хотелось хоть на мгновение забыться и вернуть все туда, где было, оказывается, все так просто… У меня была к нему куча вопросов, и первый из них – зачем он взял меня в группу. Зачем подстроил так, что я оказалась в его постели, если я для него ничего не значу?

– Пойдем, – выговорил он. Поджав губы, ухватил меня за руку и повел к подъезду.

– А она что тут делает?! – едва мы оказались в прихожей, из комнаты вылетела Селезнёва. Благо, не в одной рубашке, а в пижамных штанах и майке. Спасибо и на том. Я молча сверлила её взглядом, Лена сделала то же самое. Олег же, не ответив Селезневой, спокойно разулся, снял и повесил куртку на вешалку и лишь потом, посмотрев сначала на меня, потом на Лену, выговорил:

– А теперь мы поговорим.

– Не буду я с ней и о чем говорить! – возмутилась Лена, и я в этот момент была с ней солидарна. О чем и поспешила уведомить Коршунова:

– Если ты притащил меня сюда для того, чтобы я еще раз выслушала всё то, что она мне наговорила, я…

– Молчать! – рявкнул Олег. – Ты выслушаешь Лену, Яна! А ты, – сверкнул взглядом на Селезневу, – расскажешь ей как есть на самом деле.

– Не буду я ей ничего говорить! – вскинула голову Лена. – Раз ты без этой дуры жить не можешь, сам ей все и рассказывай.

Она сделала попытку скрыться в комнате, однако Олег, грубо схватив её, дернул в сторону кухни. Селезнева зашипела и попыталась вывернуться, однако Коршунов этого будто бы не замечал. Обернулся на меня и сказал:

– Раздевайся и на кухню, – таким тоном, что я даже не подумала перечить.

Черт знает, что происходит. Я нихрена не понимала. Зачем Олег притащил меня сюда, что хочет, чтобы мне рассказала Лена… Хотелось застонать в голос и биться головой о стену, но я лишь кивнула ему и начала стягивать куртку.

Пока разувалась, слышала приглушенный голос Олега. Понизив голос, он что-то выговаривал Лене, та же – молчала. Даже удивительно…

– Садись, – когда я вошла, Олег, надавив мне на плечи, усадил на табурет напротив Лены.

– А теперь говори, – обратился к Селезневой.

Она молча насупилась. Олег зло глянул на неё и угрожающе заговорил:

– Мне надоели твои концерты. Я не позволю тебе рушить мою жизнь, Лена.

– Эта идиотка и без того её уже разрушила! – воскликнула Селезнева, полоснув меня ненавидящим взглядом.

– Лена! – предупреждающе прогромыхал Олег, и на мое удивление Селезнева заткнулась.

Я внимательно наблюдала за ней. Она опустила взгляд на ладони, лежащие на поверхности стола, затем сжала в кулаки и наконец посмотрела на меня.

– Я соврала тебе, – выговорила она. – У нас никогда не было отношений.

– Тогда что она делает в твоей квартире? – посмотрела я на Олега.

– Потому что она моя дочь, Яна, – сказал он так буднично, что я поначалу не поняла, что именно он сказал. А когда до меня начал доходить смысл его слов, резко подскочила на ноги и замотала головой, неверяще глядя то на Олега, то на Лену. Искала в их лицах, во взглядах хоть намек на насмешку, но даже Селезнева смотрела на меня с каком-то убийственным спокойствием и серьезностью. Дочь… Лена – дочь Олега…

– Но как? – выпалила я.

– Мои папочка с мамочкой в юности были очень нетерпеливыми, – криво усмехнулась Лена. – Да, папочка? – посмотрела на Олега с вызовом. – Это все, что ты хотел, чтобы я рассказала твоей любимой Яне?

– Нет, не все, – ледяным тоном выговорил Олег и посмотрел на неё так жестко, как никогда не смотрел на меня даже после самого крупного моего косяка…

– Я специально провоцировала тебя, Абрамова, – нехотя сказала Лена. Весь её вид говорил о том, как я ей противна. Что же – это у нас взаимно.

– Теперь все? – подняла взгляд на Олега.

– Можешь идти в свою комнату, – процедил он отстраненно.

Селезнева тут же встала и вышла из кухни.

Оставшись наедине с Олегом, я не находила в себе силы посмотреть ему в глаза. Дочь… Как меня угораздило в это вляпаться?!

– Теперь мы можем поговорить? – он оказался позади меня, положил ладони мне на плечи.

– Только не здесь, – через силу выдавила я.

Выдохнув, он убрал руки и направился к выходу. В дверном проеме остановился, повернулся.

– Я надеюсь, ты успела сделать все глупости, на которые способна, Яна?

Я промолчала, тяжело сглотнула и просто кивнула.

– Поехали.

Я снова не спросила куда. Впрочем, это было неважно. Меня ожидал самый тяжелый разговор в жизни, от которого зависела моя дальнейшая судьба. И какая разница, где он произойдет? Ну разве что не в квартире, где за стенкой – эта Селезнёва.

Глава 32

– Что это за квартира? – спросила я, когда Олег включил свет в прихожей, а после запер входную дверь.

– Я купил её для Лены, – коротко ответил он.

Затем разделся и прошел по коридору. Я тоже, быстро разувшись и стянув куртку, проследовала за ним.

Судя по всему, ремонт в квартире был сделан недавно – все еще пахло обойным клеем и краской. Мы оказались в довольно просторной кухне в светлых тонах. По всей видимости квартира была однокомнатной, но довольно просторной, судя по размерам коридора и кухни.

Всю дорогу до квартиры мы молчали. Олег вел машину с видимым спокойствием, а я пыталась переварить полученную сегодня информацию. Сейчас же… Сейчас я, присев на край кухонного диванчика, устало выдохнула и взглянула на Олега. Он стоял у окна ко мне спиной, засунув руки в карманы брюк. И вроде бы вот он, совсем рядом, в паре шагов, но я не ощущала его. Он был далеко… Так далеко, что мне начало казаться, что расстояние между нами уже не сократить.

– Прости меня за интервью, – выпалила наконец я. Я собиралась с духом всю дорогу, чтобы сказать это.

Он повернулся и пристально посмотрел мне в глаза. Вопреки моему представлению, в его взгляде не было злости или ненависти. Скорее смертельная усталость. Мне сильно захотелось подойти к нему и обнять. Но, само собой, я этого не сделала – будто каменное изваяние продолжала сидеть, не двигаясь с места. Нужны ему мои объятия…

– Ты же должна была понимать, чем это грозило, – серьезно выговорил Олег. – И не мне, тебе в первую очередь. Ян, ну мозг-то хоть иногда надо включать!

– Прости, Олег! Но я… – я замолкла, опустила голову и поджала губы. Что ему мои слова? Разве мои чувства в тот момент, когда я застала Лену в его квартире, важны для него? – Что такого в том, что Селезнева – твоя дочь?! – выдохнула я. – Почему нужно делать из этого великую тайну, Олег?! Разве ты не видел, что со мной происходит? Я же думала… Я думала, ты играешь со мной. Мне было больно! Ты это хоть понимаешь?! – слова вырывались из меня, неподконтрольные разуму. Мне хотелось высказать ему сразу все, все свои противоречивые чувства, свою боль, чтобы он понял, как сильно меня задевали его тайны, и почему я так поступила!

– Теперь понимаю, – он приблизился. Я задрала голову, нашла его взгляд.

– Если я по твоему мнению была недостойна знать правду, то сейчас зачем ты мне признался?

– Ты не оставила мне выбора, – уголок его рта дернулся в усмешке. – Если хочешь меня выслушать, то я расскажу.

– А это что-то изменит?

– Не знаю, – Олег отошел и опустился на стул. – Если честно, я устал скрывать мою связь с Леной.

– Почему все думают, что она была твоей любовницей? – спросила я, по привычке даже не надеясь на то, что он ответит, однако он разрушил мои ожидания. Едва заметно склонив голову на бок, провел рукой по волосам, и вернул ладонь на стол.

– Поверь, это гораздо лучше, чем правда, – обреченно вздохнул он. – Ты готова выслушать?

– Готова, – с готовностью кивнула я.

Он помолчал несколько мгновений, все не отрывая от меня глаз. Мне было страшно от того, что я могу услышать, но я понимала, что ему это нужно. И мне нужно выслушать его. И уже после мы вернемся к нашим отношениям. Без оглядок на прошлое.

– Наверное, ты видела фотографию в гостиной, – наконец, начал Олег. Я снова кивнула. – Наши с Дашкой родители всегда были дружны. Мы с детства проводили так много времени вместе, что были будто единое целое. Я и Даша… – на губах его заиграла печальная улыбка. – Мне было шестнадцать, ей четырнадцать, когда мы… когда она забеременела. Я виноват, и себя не оправдываю. Родители были в ужасе, но на аборт, к нашему удивлению, её не отправили. Они сказали нам, что обязательно что-нибудь придумают, – Олег усмехнулся, и в усмешке этой затаилась тьма. – И придумали. Когда ребенок родился, они подделали документы, и матерью Лены стала мама Даши.

– То есть Даша по документам стала сестрой Лены? – уточнила я, хотя все прекрасно понимала.

– Да, – моргнул Олег. – Потом они забрали Дашу, Лену и уехали в Америку. А мои родители взяли с меня клятву, что я не буду искать встречи с ними.

– Но почему? Почему они так поступили? – потрясенно выдохнула я.

– Они думали, что так для нас обоих будет лучше. И мои родители настолько вбили мне в голову, что все это – неправильно и разрушит мою жизнь, что я и сам начал в это верить. С головой окунулся в спорт, начал добиваться серьезных результатов, не вспоминая о том, что где-то у меня есть дочь. Я даже не знал, что спустя три года после переезда в Штаты Даша окончила жизнь самоубийством, – Олег говорил ровно, и вроде бы на первый взгляд безэмоционально, но глаза его были полы горечи. И от этого мне тоже было больно. – Никто мне не сказал, а я не удосужился поинтересоваться. Только несколько лет назад ко мне на просмотр приехала девочка. Одна, без родителей, категорично заявила, что хочет тренироваться у меня и только у меня. А на мой вопрос, почему именно я, ответила: «потому что Вы – мой отец». Позже я узнал, что мама Даши не удержала секрет и рассказала Лене правду. А та приехала в Россию и пожелала остаться со мной.

– Я… Я даже не знаю, что сказать, – выговорила я. – Лена ревновала тебя к жене?

– Да.

– А теперь ко мне, – утвердительно мотнула головой.

– У Лены психическое расстройство. Даша перерезала себе вены, заперевшись с маленькой Леной в ванной. И пока не пришли родители, малышка сидела и смотрела, как истекает кровью Даша. Это отложилось. К тому же в детстве у неё был синдром дефицита внимания, ей провели курс терапии, но все равно она не совсем нормальный человек, Яна.

– Ты считаешь её сумасшедшей?

– Нет, конечно, нет, но… У неё что-то вроде навязчивой идеи. Она не желает видеть рядом со мной кого-то, кроме себя. Узнав о наших с тобой отношениях, она грозилась встретиться с тобой и что-нибудь сделать, если я тебя не брошу. Это прокатило с Ингой. Но не с тобой.

– Инга тоже не знает правду?

– Нет, – усмехнулся он. – Она свято верит, что Лена была моей любовницей, а я не видел смысла её разубеждать.

– А я?

– А ты…  – Олег шумно выдохнул, потер лицо ладонями, а потом продолжил, снова посмотрев на меня: – Я не должен был впутывать тебя в эту историю. Я прекрасно понимал, что, начав отношения с девушкой, которая даже младше моей дочери, той это, мягко скажем, придется не по душе. Но я влюбился в тебя, Ян. Я видел только тебя, и когда Лапышева заявила, что исключает тебя из группы, не смог оставить. Хотя знал, надолго меня не хватит рядом с тобой.

– Я такая никчемная, что меня никто не хотел брать, – едва слышно произнесла я.

– Ты дурная, Яна, – улыбнулся Олег. – Ты импульсивная, и это твоя самая главная проблема. Я не держу на тебя зла за интервью. Инга мечтала отомстить, разрушить мою карьеру, показать, на что способна брошенная женщина. Ты – лишь средство достижения её цели, и я сам толкнул тебя в её лапы. Я так же недооценил Лену, и её желание отделаться от тебя.

– А зачем были нужны эти два дня, я не понимаю… Разве они что-то могли изменить?

– Я хотел поговорить с Леной еще раз. Слетать в Америку и попытался достучаться до неё, но она…

– Она приехала сама.

– Да.

Я опустила голову, не в силах выдержать взгляд Олега. Он только что обнажил свою душу, и у меня не было сомнений в правдивости каждого его слова. Он хотел уберечь меня. Всегда и во всем. И пусть иногда его методы были мне непонятны, Олег Коршунов был единственным человеком, за исключением бабушки, которому было не все равно на Яну Абрамову.

– Ты любишь её? – спросила я, хотя знала ответ наперед.

– Конечно, люблю, она моя дочь, – подтвердил Олег. – Но тебя я люблю гораздо сильнее, Яна.

– Только не знаю за что, – всхлипнула я.

– А разве любят за что-то?

Прижав ладошку ко рту, я замотала головой и моргнула. Слезы покатились из глаз.

– Хватит реветь, – Олег поднялся и подошел ко мне, не спрашивая разрешения, привлек меня к себе, прижал, коснулся губами моей макушки, а я продолжала плакать, не в силах остановиться. На меня накатила какая-то дичайшая пустота, я и осознавала все, что только что узнала, и одновременно с тем – нет. Обхватив Олега за поясницу, я уткнулась щекой ему в область живота и просипела:

– Прости меня, Олег. Что теперь делать? Я готова дать опровержение. Скажу, что я приревновала, что я… я не знаю… Что я могу сказать?

– В твоем положении лучше молчать, – не выпуская меня из объятий, выговорил он. – Я давно понимал, что пора рассказать правду. Но меня умоляла этого не делать бабушка Лены. Ведь эту историю во всех подробностях вытащат журналисты. Узнают обо всем, что произошло, это слишком громкое событие, чтобы оставить его без внимания. Я хотел рассказать тебе со временем, но Лена своими действиями ускорила этот процесс.

Я ничего не ответила. Выбралась из рук Олега. Он сделал шаг назад, давая мне возможность подняться. Я вытерла слезы и заглянула ему в глаза. Несмотря на его слова о том, что он не винит меня, я не могла избавиться от отвратительного ощущения предательства. Несмотря на то, что сердце мое переполняет любовь к этому человеку, я не знала, как дальше смогу смотреть ему в глаза. Я его недостойна – это я понимала, как никогда ясно.

Наверное, Олег прочитал мои мысли, потому что как-то странно улыбнулся и выговорил:

– Поживи пока в этой квартире. Я привезу твои вещи. И жду завтра в Центре.

– Зачем?

– Как зачем? – нахмурил брови он, снова представая передо мной в образе властного жесткого тренера, не терпящего пререканий. – У тебя этап Гран-при через неделю.

– Думаешь, что-то можно еще исправить? – я, если честно, уже не верила.

– Ты должна бороться, Яна. А за все совершенные глупости должна следовать адекватная плата.

– Плата за интервью? – уныло хмыкнула я. – Разве что завершить карьеру. Вполне себе адекватная плата за подмоченную репутацию собственного тренера.

– Завершишь карьеру, и навсегда останешься той, что дала скандальное интервью о своем тренере, – выговорил Олег, проникая в меня уверенным, монолитным взглядом. Взглядом, в котором было столько силы, что какая-то её часть передавалась и мне. – Я не позволю тебе этого сделать, – он повернулся и вышел из кухни. Я пошла следом. Остановилась в нескольких шагах от него, желая, но не решаясь коснуться.

– Жду тебя завтра на катке, – обувшись, Коршунов снял с вешалки куртку и только тогда снова посмотрел на меня.

Я молча кивнула. Он прав. Проще сбежать, гораздо сложнее выходить на лед и бороться, бороться в тот момент, когда на тебя с осуждением смотрят десятки, сотни, тысячи. И я постараюсь с этим справиться. Не ради себя, так ради него. Потому что за все в этой жизни приходится платить.

Глава 33

Олег

Как-то Яна сказала мне, что я будто охотник, загоняющий свою добычу. Она ошибалась. Я – та самая загнанная в угол добыча. А она против воли оказалась охотником. Тем человеком, который прижал меня к стенке, тем, что проникла в меня с воздухом, та, что заставила вновь чувствовать и ощущать себя живым. Сделала то, что, как мне казалось, уже не под силу ни одной женщине. Я прятался в образе циничного самовлюбленного спортсмена, после – тренера. А эта рыжая девчонка, едва бросив на меня мимолетный взгляд, зацепила так, что не думать о ней я уже не мог.

Ни тогда, ни сейчас.

Я стоял у борта и, не отрываясь следил за каждым движением Яны на льду. Приседал вместе с ей на вращениях, казалось, вместе с ней крутил обороты в прыжках, вместе приземлялся. А дорожка шагов… её я точно прокатал синхронно с Янкой. Наверное, со стороны я смотрелся весьма смешно – образ холодного и расчетливого тренера Олега Коршунова резко диссонировал с тем, что видели сейчас присутствующие на финале Гран-при в итальянском Турине. Но спокойно смотреть, как катается Яна, я не мог.

Едва завершилась музыка, и моя девочка закончила прокат, исполнив наконец свой четверной и помимо него все остальное идеально чисто, я вскинул руки и тут же поймал её ошеломленный взгляд. Она не верила, что сделала, не осознавала до конца, однако я осознавал. Вместе с многотысячным, взорвавшимся аплодисментами стадионом, аплодировал ей и я, признавая её талант.

Она поклонилась зрителям и покатила к борту, обеими ладошками обхватив собственное лицо. Улыбалась и не переставая ловила мой взгляд.

– Я горжусь тобой, – выговорил я, едва она вышла со льда и оказалась в моих объятиях. Тяжело дыша, она хваталась за мои плечи, а я чувствовал, как гулко бьётся её сердце. Вся она была горячая. Горячая и невероятно сексуальная в этом белом кружевном платье. Она считала себя некрасивой… Ну точно дурная.

Шумно вдохнув её запах, я прижал Яну к себе крепче и услышал тихое:

– Это ради тебя. Я каталась сегодня ради тебя, Олег.

Отстранив, я тут же накинул ей на плечи олимпийку и протянул чехлы. Погладил по спине. Она, запрокинув голову, смотрела на меня, немного растрепанная, но до безумия красивая. Не удержавшись, я завел выбившуюся из прически рыжую прядку ей за ухо и кивнул в сторону «Kiss and Cry».

Мы уселись на диванчик. Не стесняясь, я привлек Яну к себе. Она положила голову мне на плечо и, улыбаясь, смотрела в экран, где вот-вот должны были появиться оценки. Я не сомневался в том, что Янка будет первой, но дал ей возможность самой осознать то, что она сотворила несколькими минутами ранее. И пусть говорит кому угодно, что каталась она сегодня для меня, для бабушки или для зрителей. Нет. Спортсмен всегда должен кататься ради себя. Для себя. Быть сильным ради себя. Потому что никто не способен оценить усилия, положенные на чашу успеха, кроме как ты сам. С таким настроем я всегда выходил на лед, тот же настрой я требую и со своих учеников. Так было и с Леной, но с Яной… с Яной все с самого начала шло наперекосяк. В момент, когда я сдался собственным чувствам и решил идти напролом, отвергая доводы разума, я обрек и себя, и её на жизнь в постоянном страхе. Я думал, что все учел, да как оказалось, совсем не знал ни Лену, ни Яну, не смог предугадать их поступки. Виноват во всем был я, поэтому какой смысл посыпать голову пеплом и обвинять их обеих в случившемся. Рано или поздно правда выплыла бы наружу. И лучше, что это случилось сейчас, а не, предположим, за несколько недель до Олимпийских игр.

– Яна Абрамова, Россия, за произвольную программу набирает сто пятьдесят семь целых и три сотые балла. Это первое место!

Янка дернулась и, закрыв ладонями лицо, громко заплакала. Я бы мог сказать ей, в тысяча первый раз «не реви!», но это был как раз тот самый момент, когда она должна осознать, что она – первая. Её должно накрыть эмоциями. Слезы – это слезы победы.

Она громко всхлипнула и снова нырнула в мои объятия. Прижалась ко мне всем телом, обняла за шею и прошептала:

– Спасибо тебе, Олег, спасибо.

Я хотел сказать ей, чтобы не расслаблялась и не обольщалась, что это лишь первая серьезная ступень в нынешнем сезоне, да в общем-то и во всей её карьере, что впереди чемпионат России и почивать на лаврах я ей не дам, но… вместо этого обнял её в ответ, коснулся губами её шеи и выдохнул:

– Будь счастлива, Яна.

Она тут же отстранилась и посмотрела мне в глаза с непониманием. Не поняла, что значили мои слова? Да я и сам толком не понимал, поэтому добавил:

– Поприветствуй зрителей. Давай же…

Кивнув, она послушно поднялась на ноги и, не скрывая слез и улыбки, помахала трибунам. Они любили её. Любили, несмотря ни на что, хотя тогда, чуть больше месяца назад перед этапом во Франции, она всерьез опасалась, что её закидают тухлыми помидорами после проката. Глупая. Несмотря на то, что я, совместно с Федерацией фигурного катания выпустил обращение, где честно рассказал, что Елена Селезнёва – моя дочь, Янка все равно боялась, что мне не поверят, и моя репутация будет подмочена. Поэтому после второго места на этапе, на пресс-конференции призеров, призналась, что дала интервью Александровской на эмоциях и попросила у меня прощения. У меня и у всех болельщиков. На самом деле это было не важно для меня. Я давно оброс броней, еще в бытность действующим спортсменом, а вот Янка… за неё я переживал. Нам просто нужно это пережить. Немного времени, и мы справимся. Я знал это. Я дал ей возможность самой принимать решения. А она училась быть самостоятельной и взрослой.

Я стоял у борта, когда Яна вышла со льда после вручения медалей и фотосессии призеров финала Гран-при.

– У меня скулы уже болят улыбаться, – засмеялась она, забирая из моих рук чехлы.

– Привыкай, – усмехнулся я. Она нацепила на лезвия чехлы и, выпрямившись, посмотрела на меня. Взгляд её выражал радость, но я очень хорошо знал это выражение лица. Она снова чувствовала себя виноватой. Только теперь-то за что? – Что случилось?

– Они все равно криво смотрят на меня, – недовольно выдохнула она, натянула протянутую мной олимпийку, застегнула до самого горла и пошла вперед. Я проследовал за ней.

– Почему тебя это так волнует? – спросил я негромко. Мы прошли мимо журналистов, жаждущих взять интервью, но я жестом указал, что не время. Всю необходимую информацию они смогут получить на пресс-конференции. Яна же, не обернувшись на мужчину, назвавшего её по имени, поспешила дальше по коридору к раздевалкам.

Перед дверью остановилась, вскинула голову и посмотрела на меня:

– Потому что мне важно, что обо мне думают другие люди.