Loe raamatut: «Похождения отставного полковника Плохоты. Ироническая повесть»

Font:

ISBN 978-5-4483-2874-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Каждой эпохе нужны свои неповторимые люди – непризнанные, скромные герои, не завоевавшие себе славы Суворова. История ничего не рассказывает о них. А если присмотреться к ним внимательно, понимаешь: именно они творят историю, их поступки затмили бы славные подвиги великих военачальников. Это из них вырастали Кутузовы и Багратионы. Это они, скромно одетые, живут рядом с нами и творят историю, тихо идут своей дорогой, никого не беспокоя, пишут стихи, любят петь, танцевать, рассказывать занятные байки. Персонаж этой книги – честный, прямодушный, немного наивный, местами смешной, по-детски трогательный, бравый, но скромный полковник в отставке Захар Сергеевич Плохота. Он небольшого роста, коренаст, голубоглаз, с широкой улыбкой на приветливом лице – думаю, многие будут симпатизировать этому непризнанному герою. Он не делал революций, чтобы попасть в газеты и школьные хрестоматии. Он – наш современник.

Глава I. Сны Захара Сергеевича

Лес. Небольшая поляна. Густые кусты дикой малины с тёмно-бордовыми ягодами. Тишина. Изредка слышится птичий вскрик. За кустами – палатка защитного цвета, переносной телефон, от которого тянется длинный шнур. Молодая симпатичная связистка Верочка, играя ямочками на пухленьких щечках, сидит на переносном стуле, прислонив к уху трубку и внимательно слушая доносящуюся сбивчивую речь – идут военные учения.

Верочка вскидывает белокурую головку:

– Захар Сергеевич! Звонит генерал, просит принять голубиную почту. Не пропустить! К птице прикреплены дальнейшие указания по ведению боевых действий. Просил не допустить перехвата гонца и в случае необходимости, дабы противник не смог овладеть секретным посланием, съесть почтового голубя.

– Надо будет – съедим, – заверил связистку Захар Сергеевич. – Позвать главного свистуна части рядового Сапсанова!

Верочка вскочила со стула, бросилась вон из палатки. Туго обтягивающая её выпуклые бёдра юбка, сшитая из зелёного солдатского сукна, заставила Захара Сергеевича забыть о голубях.

Он вспомнил, как отобрал её в своё подразделение на ежегодном смотре связистов. Захар Сергеевич любил обходить женские роты связи. Вот и тогда, просматривая строй девушек, заметил: почти у каждой на груди – медаль «За боевые заслуги». Лишь у одной была «За отвагу». Помнится, спросил её заинтересованно:

– Почему такая медаль?

– А я сопротивлялась, товарищ полковник, – гордо ответствовала дивчина.

– Хороша чертовка! Так бы и вду… Отставить! – приказал сам себе и замурлыкал под нос сочиненную им самим песенку «Рита, Рита, Маргарита, танцевала Рио-Риту», посвященную любимой жене.

Полог палатки приподнялся, в неё проскользнул худощавый, черноволосый сержант Сапсанов.

– Сержант Сапсанов по вашему приказанию прибыл, – отрапортовал парнишка.

– Вольно, – скомандовал Захар Сергеевич, – получите боевое задание. Чего застыли? Понимаю. Бывают дни, когда вы голубь, а бывает – памятник. Слушайте внимательно. Генерал выслал к нам почтового голубя. Ваша задача – посвистеть и поймать птицу, снять с неё донесение и отдать мне. Не подведите, сокол Сапсанов, на вас – вся надежда. Не напугайте птицу! Сами знаете, какими будут последствия: запасной формы на вас нет.

– Есть поймать птицу! – щелкнул каблуками солдат и, развернувшись кругом, покинул палатку.

– Та-а-ак, – удовлетворённо крякнул Захар Сергеевич, кликнув Верочку, – принесите мне чаю – жду почту.

– Представляете, – затрещала Верочка, – я слышала, что один мужик скрещивал голубей с попугаями.

– Остолбенеть! Зачем? – подивился Захар Сергеевич.

– А если голубь заблудится, сможет спросить дорогу, – хохотнула Верочка.

– Чудны дела твои, Господи, – прикрыл глаза Захар Сергеевич, скрещивая руки на груди.

– Ба-бах! – раздалось над его ухом.

– Ложись! – автоматически крикнул он и повалился на пол, – голубя не пропустите!

– Голубь мой, – ласковая рука Риты коснулась вспотевшего лба мужа. Всё воюешь. А что там у нас за Верочка завелась?

Захар Сергеевич, сидя на постели в полосатых семейных трусах, протёр глаза.

Ни леса, ни палатки, ни связистки рядом не было, лишь ясные карие глаза любимой Риты.

– А голубь где? – все ещё не проснувшись, спросил жену.

– Вестимо где – на улице летает, – откликнулась она, – они весь подоконник загадили, – вставай, чайник закипел, будем завтракать.

После традиционно плотного завтрака Захар Сергеевич обычно выходил на прогулку. Человек он был деятельный, просто так на пенсии ему не сиделось, душа требовала непременно чем-нибудь заняться.

Он умел многое – не только гвоздь в стену забить: замечательно пел в полковом хоре, писал заметки для военной газеты, пробуя себя в роли журналиста, любил фотографировать сослуживцев и членов их семей. Любил собак, детей и женщин.

Выйдя из подъезда, поправил любимую клетчатую кепку, и тут ему прилетело послание: на козырьке кепи повисла крупная бело-жёлтая слизистая капля.

– Ах ты, негораздок! – выругался он, – прикормила Ритка на мою голову! Кыш отсюда! Вечером достану мелкашку – полетаете над головами граждан!

Звонок мобильного телефона заставил его забыть о грязном кепи и полезть во внутренний карман куртки.

– Алло! Валька, ты? Какими судьбами? Предложение для меня? Слушаю внимательно. Статьи есть? Хорошо. Заметку напишу. Отведешь меня в редакцию? Можно стать членом литературного клуба? Ты пишешь стихи? Эка тебя после службы заморочило! Была нормальной связисткой, генералу нравилась. Некогда лясы точить? Ладно. Готов. Лечу. Сейчас мухой домой – и к тебе. Почему не сразу? Да голубь меня за памятник принял. Кепи пострадало. Куда же я такой обласканный… Плевать? К деньгам и успеху? Еду.

Таким образом, благодаря вещему сну и голубю Захар Сергеевич, полковник в отставке, попал в один из столичных литературных клубов. Впереди маячила бурная деятельность в компании писателей, поэтов, музыкантов и других творческих личностей. Жизнь начала принимать захватывающий оборот.

Глава II. Всегда первый на финише спора

Рисунок Виктория Можарова

– Что в мире творится! Очередной скандал в Думе, в Украине власть делят, в Крыму пенсии повышают, как бы не было войны, – сказала Захару Сергеевичу его жена.

Несколько лет тому назад, после того как его признали в армии пенсионером, он ушел с военной службы и теперь всю свою энергию направил в сферу литературы, куда его привела бывшая подчиненная Валентина. Теперь он промышлял написанием стихов, в основном сатирических, направленных остриём на реалии современной жизни. Кроме того, Захар Сергеевич страдал ревматизмом и в настоящий момент растирал себе спину «Фастум-гелем».

– А что там передают про Украину? – спросил он, не переставая массировать спину в районе копчика. Он сам был наполовину украинцем. Мама русская, папа – из Полтавщины. В шестнадцать лет, когда получал паспорт, взял фамилию отца – Плохота. После армии женился и больше домой не возвращался. По всей стране колесил, отдавая долг Родине. Дослужился до полковника.

– Украина и Россия – практически сёстры, за что им воевать? Служил и там, и там. Родня и там, и там. Чего делить-то? Эх… армия наша стала другой, всё больше по контракту людей набирают, а таких, чтобы стояли за честь и совесть страны, совсем не осталось. Что там передают?

– Сашку Голого убили, того, что за бандеровцев стоял. Опять обстановка накалилась. Правые бьют левых, левые втихаря стреляют правых, а меж ними Нюрка Оглашенко скачет и призывает спалить Россию огнём.

– Баб надобно держать в узде, – крякнул Захар Сергеевич, – я своих связисток, – сжав кулак, показал жене, – вот где держал! Чуть что не так – всех раком ставил: и виноватых, и не виновных. Этой Нюрке твёрдая рука требуется… ой-й-й…

От резких движений спину скрючило. Захар Сергеевич застонал.

– Боже правый! – вскричал он. – Вот те на! А где это с господином Сашко приключилось?

– В Киеве его укокошили. Из автомата. Ужинал он с дружками, а там милиция понаехала, он в окошко сиганул и тикать от них. Говорят, застрелили при попытке к бегству.

– Стало быть, Сашко этот приказал долго жить. Долго мучился?

– Тут же помер.

– Известно – с автоматом шутки плохи. У нас в части один офицер забавлялся с револьвером и перестрелял всю семью, да еще соседа, который пошел посмотреть, кто там стреляет с четвертого этажа. Хотя в Украине оружие всё старое, из иного автомата, Рита, хоть лопни – не выстрелишь. Таких систем – пропасть. Но для Сашко, наверно, купили что-нибудь этакое, особенное. И я готов биться об заклад, что человек, который стрелял, по такому случаю сам переоделся в бандюка. Стрелять в Сашко – штука нелегкая. Это не то, что браконьерам подстрелить лесника. Все дело в том, как до него добраться. К такому хитрому просто так не подойдешь.

– Там, говорят, народу много было.

– Разумеется, Рита, – подтвердил Захар Сергеевич, заканчивая массаж копчика. – Нечего было светиться в столичном кабаке. Такая участь многих еще поджидает. Вот увидишь, Рита, они доберутся и до других, а может, и к нам в Россию, раз уж начали с этого дяди. У него, у Сашко-то, много врагов, побольше еще, чем у Нюрки. Недавно в кафе один мужик рассказывал: «Придет время – эти властолюбцы полетят один за другим, и им даже государственная прокуратура не поможет». Потом оказалось, что этому типу нечем расплатиться за пиво, и официанту пришлось позвать полицию, а он дал официанту оплеуху, а полицейскому – две. Потом его увезли в карете в обезьянник очухаться… Да, Рита, странные дела нынче творятся! Значит, еще одна потеря для Украины. Когда я был на военной службе, так там один рядовой застрелил майора. Зарядил ружье и пошел в канцелярию. Там сказали, что ему в канцелярии делать нечего, а он – все свое: должен, мол, говорить с майором. Майор вышел и лишил его отпуска, а он взял ружье и – бац ему прямо в сердце! Пуля пробила майора насквозь, да ещё наделала в канцелярии бед: расщепила стол, и одна щепка угодила секретарше в лоб, она пила кофе и залила служебные бумаги.

– А что стало с тем солдатом? – спросила минуту спустя Рита.

– Повесился на шнурках от кроссовок, – ответил Захар Сергеевич. – Да шнурки взял у товарища, а кроссовки те бешеных денег стоили, потом и второго из петли вынимали – он деньги у командира украл, чтобы их купить. Комиссовали обоих. А тот, что из-за шнурков переживал, потом в семинарию пошёл и теперь проповедует в какой-то церкви. А что там наш президент говорит?

– Наш затих, смотрит, думу думает. А министры его стоят у двери бочком, закрыв лицо кулачком. Чтобы их детям всю жизнь подписи собирать, и чтобы всегда одной не хватало!

– Эх, был бы я моложе, поехал бы, куда страна пошлёт – границы оборонять. Для такого дела я бы купил себе хороший пистолет, вроде браунинга: на вид – игрушка, а из него можно в два счета перестрелять вражин, хоть тощих, хоть толстых. Впрочем, между нами говоря, Рита, в толстых быстрее попадешь, чем в тощих. Вон американский президент тощий, хотя глава государства. Король тощим не должен быть, но зато он тёмный, как силы подземелья. Всё командует из-за океана, кому и как жить. Этого браунингом не достанешь, только, если силы Куклукс-клана привлечь. В Америке всё по-другому. У них президентом стать куда легче, чем у нас: всего-то нужно не так уж много – иметь широкую улыбку, черную жену и напасть на какую-нибудь страну.

– Сходил бы ты проветрился что ли, вояка, – отмахнулась Рита, – устроил тут вечер проедания плеши на время. Хватит уже, отвоевался. Воюй со старушками, что кормят голубей.

– Пойду пива с Борисычем выпью, – поднялся Захар Сергеевич. – А ты новости слушай, потом доложишь обстановку.

В кафе «Под мухой» его уже ждал закадычный друг Вениамин Борисович, бывший агент тайной военной разведки. Он тщетно пытался завязать хоть с кем-нибудь серьезный разговор.

Парочка молоденьких девушек сразу же от него отсела, а больше никого не было, поэтому он с нетерпением ждал Захара Сергеевича – вот уж с кем можно было отвести душу.

Захар Сергеевич дал другу подпольную кличку «Веник», но тот об этом не знал. Веник слыл большим грубияном. Каждое второе слово у него – «задница» или «дерьмо». Но он был весьма начитан, обожал фантастику и страшно уважал писателя Мулдашева. По этой причине всем советовал его читать, ибо был твёрдо уверен: люди произошли от инопланетян, и яростно ненавидел Дарвина.

– Нынче хорошая погода, – крикнул от дверей Захар Сергеевич, с порога завязывая разговор.

– Дерьмо! – ответил Веник, доставая портсигар, – ноги ломит – к дождю.

– Слышал, что по телевизору говорят? – подсел к нему за столик Захар Сергеевич, показывая пальцем официантке на кружку пива. – Посадил жену конспектировать новости. – В Украине Сашку Голого застрелили. Что на это скажешь?

– Я в такие дела не лезу. Ну их всех в задницу с такими делами! – ответил Веник, закуривая сигарету. – Вмешиваться в такие дела – того и гляди, сломаешь себе шею. Я на пенсии. А что там, в политике, меня не касается. Вот скажи мне лучше: веришь ты в инопланетян?

– Вопрос в другом, – ответил Захар Сергеевич, – верят ли они в тебя? Три кружки пива, – крикнул официантке. – В Украине опять война. Такая страна хорошая была, когда я там служил. Помню, во Львове один капитан упал с лошади и расшибся. Хотели ему помочь – посадить на коня, посмотрели, а он уже готов – мертвый. А ведь метил в майоры. Перед смотром это с ним случилось. Эти смотры никогда до добра не доводят. Помню, как-то на смотре у меня звёздочка с пилотки упала и закатилась куда-то, так и не нашёл, и за это меня посадили на двое суток под арест. На военной службе должна быть дисциплина – без нее никто и пальцем для дела не шевельнет. Наш командир – фамилия его была Забейворота – всегда говорил: «Дисциплина, болваны, необходима. Не будь дисциплины, вы бы, как обезьяны, по деревьям лазили. Военная служба из вас, дураки безмозглые, людей сделает!» Ну, разве это не так? Представь себе сквер в центре города, и на каждом дереве сидит по одному солдату без всякой дисциплины. Каждый – с татуировкой и серьгами, у кого – в ухе, у кого – в губе, у кого – в пупке, а у кого – и вообще на причинном месте. Вот что меня ужасно пугает. Как ушёл на пенсию, ничего от прежней армии не осталось.

Tasuta katkend on lõppenud.