Loe raamatut: «Хозяйка механической мастерской»

Глава 1

Недельный ливень наконец-то прекратился. Июньское солнце весело отражалось в лужах, трава как будто ярче зазеленела, настроение поднялось не только у меня – на лице немногочисленных прохожих я значительно чаще ловила улыбку, чем обычно. Оставалось лишь уворачиваться от брызг громко цокающих копытами по мостовой лошадей, запряженных повозками, и шумно тарахтящих паромобилей. Лишних денег у меня не было, так что я ходила пешком.

Сегодня я спешила в мастерскую с особенным нетерпением. Во-первых, было безумно интересно, оценил ли кто-нибудь из покупателей мою последнюю разработку. Во-вторых, хотелось узнать, что же такое грандиозное задумал профессор. Вчера он отпаивал меня сладким чаем, рубин поглотил удивительно много энергии для такого небольшого камня, голова кружилась до самого вечера, так что все вопросы пришлось приберечь до завтра. То есть уже до сегодня, и я искренне надеялась получить ответы. А для более благодушного настроения профессора я по дороге зашла в кондитерскую тети Марты, прикупить вкуснейшее пирожное. Он обожал сладкое, хоть и старался бороться со своей слабостью.

Я поудобнее взяла нарядную коробочку, перехваченную яркой атласной лентой и ускорила шаг, стараясь не бежать вприпрыжку, как маленькая беззаботная девочка. Но очень хотелось, вся природа шептала на ухо – беги, и даже ветер как будто подгонял в спину.

Возле мастерской царило необыкновенное оживление. Я чуть сбавила ход, присматриваясь. Черный паромобиль с синей эмблемой на капоте, полисмены в форме, топчущиеся зеваки, рассыпанные у самого входа шестеренки… Я очень невежливо растолкала локтями толпу.

– Профессор Уилл! – с тревогой позвала я, врываясь в дом. – Профессор Уилл!

Один из полисменов ухватил меня за плечо.

– Сюда нельзя, мэм… Место преступления…

Он не договорил, потому что я резко выдернула руку и кинула в него коробку с пирожными, которую полисмен поймал на лету, а сама ввалилась в прихожую, тяжело дыша и сдувая со лба налипшие волосы. Сердце колотилось, как бешеное, чувствуя тревогу.

В нос сразу ударил неприятный сладковато-металлический запах, а глаза выхватили неприлично царящий в аккуратной мастерской бардак, а еще лужу крови. Мир пошатнулся.

– Мэм, я повторяю, посторонним сюда нельзя, – настырный полисмен опять попытался ухватить меня за руку, но я начала падать. От ужаса происходящего и понимания, что случилось нечто на самом деле страшное и непоправимое, застило глаза. Меня подхватили чьи-то заботливые руки, и нос мой уткнулся в ткань темно-серого пальто, пахнущую дымом и металлической стружкой. Чужие руки прижали меня к мужской груди, закрывая обзор.

– Возможно это свидетель, – беспристрастный голос раздался прямо у меня над головой, и полисмен не стал спорить.

– Вам лучше, мэм? – обратился голос ко мне. – Может, стакан воды?

Я отрицательно помотала головой, не открывая зажмуренные глаза, из которых текли слезы.

– Простите, мэм… Как я могу к вам обращаться?

– Аннет… – прошептала я. – Аннет Ингриет.

– Вы были знакомы с покойным?

Днем ранее…

Загадка.

Почему в Риверстерне четвертый день льет дождь?

Отгадка:

Потому что это Риверстерн!

В принципе, в туманном городке такая погода не редкость. И хорошо, что сегодня дождь не кислотный! Мое платье намокло, потяжелело, и теперь подол волочился прямо по мостовой, собирая грязь. Но даже в подобные пасмурные дни фонтанчики на городской площади исправно работали! Такая вот видимость благополучия…

Я пересекла площадь, сложила зонтик и толкнула тяжелую дверь мастерской. Колокольчик над головой тоненько звякнул, предупреждая хозяина о моем визите. Только никто не торопился меня встречать, и я осторожно прислонила зонтик к стене, сняла мокрый плащ, подтащила к камину два табурета и развесила его там сушиться.

– О, Аннет! – из-под грубо сколоченного и потемневшего от времени деревянного верстака вынырнул профессор Крот. Он подслеповато щурился, зажав одним глазом пенсне, в уголке рта торчала трубка красного дерева, а густые седые усы смешно топорщились в разные стороны. Тем не менее темно-синий сюртук его выглядел аккуратно и чисто, несмотря на то, что работа была в самом разгаре, а руки испачканы густым черным маслом.

– Милая, ты хочешь мне что-то показать? – голос его был возбужденным и крайне довольным.

– Доброго дня, профессор Уилл! – да, у профессора Крота было и настоящее имя, а это милое прозвище я подарила ему еще ребенком, когда прибегала смотреть на разные крутящиеся шестеренки, с помощью которых оживали механизмы: передвигались стрелки часов, заливалась изысканной трелью медная канарейка в клетке, с грохотом ехал заводной экипаж… Здесь и сейчас некуда было ступить от всевозможных механических штук, и пахло смазкой, кислотой и металлом, а на стенах были развешаны чертежи то ли монстров, то ли машин. Я обожала это место!

– Возможно, вы так увлеклись очередным своим творением, что не заметили, что за окном несколько дней льет дождь! – звонко сообщила я, улыбаясь.

Профессор вытер руки о ветошь и, еще сильнее прищурившись, хмыкнул в усы.

– Милая моя, я прекрасно заметил ваше мокрое платье и мокрые же следы ваших ног, но жалости и сочувствия от меня по этому поводу вам не видать! – вернул он улыбку.

Мне нравилось, когда он был в хорошем настроении.

– Ах, вы так жестоки! – притворно всхлипнула я и рассмеялась.

– Не магам на это жаловаться, – с грустной усмешкой ответил он, и я сочувственно кивнула. Не магам… Но каждому даны свои способности, иногда в награду, иногда в наказание.

– Я сама еще боюсь, – в который раз вздохнула я.

В который раз профессор Крот осуждающе покачал головой, но подошел к окну и плотно задернул занавески, принес из подсобки ведро воды.

– Любая магия начинается здесь, – постучал он по своему виску пальцем.

Я кивнула, и маленький синий шарик полетел вдоль подола. Запахло горелой тканью, я стиснула зубы, но старик не торопился окатить меня из ведра. Круг за кругом, поднимаясь все выше, летел шарик, потрескивали синие искры, я четко представляла себе траекторию, словно сама разглаживала подол теплыми руками, и в какой-то момент поняла, что все готово.

– Как же медленно, – посетовала я, взглянув на массивные настенные часы, сквозь стеклянное окошко в нижней части которых был виден почти весь сложный механизм. Моя любовь, гордость профессора. Что он, что я могли долго любоваться ходом времени под определенное настроение. Но не сегодня.

– Уже быстрее, – подбодрил он. – И даже не подожгла мне канистру с маслом! Ты молодец!

Умел он заставить покраснеть. Я запылала, как помидор, а расхохотавшийся профессор хлопнул меня по плечу.

– Ничего-ничего, никто же не требует от малого дитя, только научившегося ползать, чтобы он побежал, – успокоил старик. Он всегда так говорил, с того самого дня, как разглядел во мне магическую искорку. А я… А я так боялась, что кто-то ее заметит, что разрыдалась тогда у него на глазах.

У магов не было выбора – их всех отправляли на государственную службу. И женили только между собой, как будто животных скрещивали. Чтобы дар передавался. Но природа хитра, и зачастую одаренные дети появлялись у обычных людей, а у магов… Да-да, а у магов иногда рождались дети без магии. Но закон есть закон – обладаешь магией, значит тебя бесплатно обучат, обеспечат жильем, работой, мужем, даже дату свадьбы назначат вместо тебя… Многие об этом мечтали, но не я.

Не знаю, мечтал ли об этом профессор Уилл, но когда он лишился магического дара, защищая город от вылезающей из канализации ожившей грязи, ему было не меньше сорока. Не самый лучший возраст, чтобы начать новую жизнь, но он справился. Закончил технический университет, защитил докторскую, открыл мастерскую… Меня всегда поражала его уверенность, что он все делает правильно. Его увлеченность в создании механизмов, в решении сложных расчетов. Своим энтузиазмом он заражал и меня, и мы порой до хрипоты спорили по какой-нибудь мелочи, вроде сколько цифр оставлять после запятой… Не даром отец столько лет дружил с ним.

– Ну, хвастайся, – милостиво разрешил профессор, когда с сушкой было покончено. – Не просто же так ты прибежала из Синего квартала через полгорода.

Он преувеличивал, от моего дома было не более получаса ходьбы, но спорить не стала. Вместо этого поставила кожаный саквояж на верстак и осторожно вытащила сверток. Он негромко звякнул в моих руках, когда я с трепетом разворачивала бумагу, и профессор в предвкушении поправил пенсне. Ему нравились мои работы, а эта была особенной. Он чувствовал это по моим движениям.

– Я наконец-то доделала, – прошептала я, и поставила на стол… Таксу. Металлическая, с лапами на шарнирах, гибким хвостиком, состоящем из наложенных друг на друга гнутых пластин, и с ключиком в спине. Я сделала несколько оборотов, и длинноухая псина ожила. Сделала несколько шаркающих шагов, затем пасть широко раскрылась и из нее полился яркий свет. Пронзил насквозь всю комнату и маленькой, едва заметной точкой отпечатался на стене. Я провела ладонью перед собачьим носом, разрывая луч, и разразился на всю комнату вой сирены, лязг металла подпрыгивающей таксы и хриплое подобие лая. Я нажала рычажок под брюшком, и страшные звуки прекратились.

– Всегда знал, что это самая истеричная порода, – мягко улыбнулся он, и повернул собаку мордой к себе, рассматривая. – А если серьезно, отличное охранное устройство, не хуже настоящей псины.

– И не боится ни яда, ни пули, – с гордостью добавила я.

– Даже пули? – недоверчиво хмыкнул профессор.

– Ну, по крайней мере перед тем, как остановится последняя шестеренка, шума наделает, мало не покажется, – невинно согласилась я.

– Достойная работа, – вынес он вердикт, после того, как вдоволь насмотрелся. – Завтра выставлю ее в лавке, уверен, она скоро найдет своего покупателя.

Я была счастлива! Впервые он запер мое детище в верхнем ящике, не заставив ни исправлять, ни дорабатывать. Это была высшая оценка!

– Аннет, – лицо его вдруг стало серьезным. – Мне больше некого попросить…

Я вцепилась в своего спасителя сильнее. Не показалось… Не показалось!

– Вам и правда не следует здесь находиться, – незнакомец успокаивающе провел ладонью по моей спине. – Давайте пройдем на кухню.

Я едва заметно кивнула, и он увлек меня за собой. Усадил за деревянный, такой знакомый стол, вложил в мою руку мою же кружку, наполненную холодной водой.

– Позвольте представиться, Эшли Крэйтон, следователь по особо важным делам, – он коротко поклонился, и я наконец-то разглядела, о кого только что неприлично размазывала сопли.

Темноволосый, с короткой стрижкой, он обладал выдающимся подбородком и прямым носом, светлые голубые глаза ярко выделялись на смуглом лице. Симпатичный, вскользь отметила я.

– Итак, Аннет… Могу я вас так называть? – он выжидательно посмотрел на меня, давая понять, что вопрос этот не только дань показной вежливости, и я кивнула. – Я так понимаю, вы знали покойного мистера Уилла?

Я снова молча кивнула и уткнулась лицом в платок.

– Он был другом моего отца… – тихо ответила я. – Я с детства прибегала к нему в гости в мастерскую. Мне здесь нравилось.

– Вы ему помогали по хозяйству? – предположил мистер Крэйтон.

Я вскинула на него заплаканные глаза и возразила:

– Профессор Уилл прекрасно со всем справлялся самостоятельно и держал мастерскую в образцовом порядке. Но иногда он слишком увлекался работой, погружался с головой в проект… настолько, что забывал пообедать. Или позавтракать. Знаете, он был очень талантливым…

На слове «был» на глаза вновь навернулись слезы. Я судорожно вздохнула, пытаясь их унять, и продолжила:

– Я и правда изредка помогала ему, но гораздо больше помогал мне он. Учил некоторым секретам мастерства и поддерживал… Мои работы даже близко не дотягивали до его…

– Вы… – в голосе следователя слышалось сомнение. – Тоже техник?

– Я бы мечтала попасть в Академию технических наук, но к сожалению, туда принимают только мужчин… – с грустью напомнила я. – Я подрабатываю медсестрой в местном госпитале и в этом году оканчиваю лекарский колледж.

– Я полагал, что медицинские работники менее… – он замялся, подбирая нужное слово. – Чувствительные.

– Вы полагаете, мне стало плохо от вида крови? – я вскинула на него возмущенный взгляд, потом нахмурилась и отвернулась. – После смерти родителей, он был самым моим близким человеком. Теперь у меня не осталось никого…

Невольно шмыгнула носом, и получилось чересчур жалостливо. Я не хотела, чтобы этот мужчина меня жалел. Я вообще бы не хотела, чтобы меня жалел кто бы то ни было.

– Прошу прощения, если вас обидел, – смиренно произнес следователь. – Я не преследовал этой цели. У вас есть предположения, кто мог желать покойному зла?

– Его убили? – встрепенулась я.

– Вероятно, – коротко ответил мистер Крэйтон. – Пока мы рассматриваем версию грабежа. Вы сможете подсказать нам, что из вещей покойного пропало?

Я задумалась. Я довольно хорошо ориентировалась в доме профессора Уилла, и самыми удачными работами он непременно хвастался.

– Да… Пожалуй, да.

На первом этаже деловито сновали незнакомые люди. Что-то разглядывали, записывали, но ничего не трогали.

– Поберегись! – фотограф с громоздким аппаратом поднял руку, собираясь поджечь магниевую смесь.

Эксперты тут же понятливо переместились из кадра и подальше от вспышки. Мистер Крэйтон утянул меня к стене и широкой ладонью прикрыл мне глаза. Раздался хлопок, и комната наполнилась запахом пороха.

– Спасибо, коллеги! – поблагодарил фотограф, разворачивая аппарат в другую сторону.

– Вообще-то, я знала, что нужно беречь глаза! – возмутилась я громким шепотом, отводя одну мужскую руку от своего лица, а вторую, между прочим, от талии. И вообще он вдруг оказался непозволительно близок, почти полностью загородив собой комнату.

– Забыл, что вы увлекаетесь техникой, – покаялся он. – К тому же у меня профессиональные рефлексы. Вы могли оказаться не столь расторопной, а ваши глаза могут очень пригодиться в расследовании, ведь мы с вами еще ничего не успели осмотреть.

– Благодарю за заботу, – отчеканила я, разглядывая комнату.

Первыми бросились в глаза капли крови, и у меня похолодело сердце, ведь я знала, в чьих жилах еще совсем недавно эта кровь текла. А сейчас… Я сглотнула ком в горле и постаралась отвлечься.

Следы борьбы. Черное пятно разлитого масла, упавший с верстака и рассыпавшийся на сотню шестеренок будильник, сломанные полки стеллажа. Громили здесь все основательно и без сожалений.

– Вряд ли все это подлежит классификации, – с сожалением сказала я, указывая на механический мусор на полу. – По крайней мере не с первого взгляда.

– Предлагаю подняться на второй этаж, – указал мистер Крэйтон на лестницу широким жестом. Я, кивнув, проследовала за ним.

На втором этаже располагалась спальня профессора, гостевая комната и кабинет, где он разрабатывал свои новые проекты. А еще библиотека, под которую отводилась большая часть дома. Он тщательно собирал труды не только механиков, гидравликов и химиков, но еще и различные магические энциклопедии и справочники. По старой памяти, что ли…

В коридоре нас встретил полумрак. Я щелкнула тумблером на стене, и медленно, с гудением, зажглись тусклые газовые лампы, закрепленные вдоль стен.

С одной стороны меня немного порадовало, что эксперты возились внизу и не трогали святая святых профессора, с другой – не хотелось бы лицом к лицу встретиться с чем-то страшным. Вряд ли злоумышленники затаились здесь, но кто знает…

Мистер Крэйтон галантно пропустил меня вперед. Мы заглянули в аскетично обставленную спальню профессора, в полупустую комнату для гостей. Особого внимания они от нас не удостоились, да и вообще мне было неловко, поэтому прошлась по ним беглым взглядом.

– Библиотека всегда была его гордостью, – негромко сказала я, толкая перед собой дверь.

В ней не было окон, поэтому мы со следователем оказались в темноте, свет падал лишь в приоткрытую дверь, но едва мы вошли, она со скрипом захлопнулась под действием пружин. Я никогда не была здесь одна, поэтому не сразу нащупала тумблер выключателя. В воздухе витал теплый запах дерева, лака, старой бумаги, кожаных переплетов и, собственно, книжная пыль.

Я наконец-то включила освещение, и длинное, уставленное книжными полками помещение мягко осветилось тусклым светом. Следователь повел носом и оглушительно чихнул. Тот час же сверху в дальнем углу библиотеки раздался грохот, полетели вниз свитки старинных чертежей, поднялась пыль и тишину огласил громкий вопль:

– Взяяя!

Расправив кожистые крылья, лязгая металлом, на нас летело подобие летучей мыши, неровно шарахаясь о стеллажи, радостно разинув пасть и сверкая желтыми окулярами, а также роняя все на своем пути.

– Что за… – вырвалось у мистера Крэйтона. Оглянувшись на вырвавшееся бранное слово, я увидела, как его рука распахивает полы пальто и выхватывает огнестрельный револьвер.

– Нет! – в ужасе вскрикнула я, бросившись к нему и отводя руку с оружием вертикально вверх. Налетела на мужчину всем телом, впечатав его в стену. Громыхнул выстрел, с потолка осыпалась штукатурка.

– Взяяя… – обиженно повторил Лупоглаз, словно птица, усевшись на верхнем стеллаже и сложив крылья.

Я шумно выдохнула, прямо в тонкую сорочку на груди мужчины и опасливо подняла на него взгляд. Моя рука все еще крепко сжимала его запястье, впечатав в стену над головой, а сама я всем телом вжимала в ту же стену следователя. Какие красивые пухлые губы, какие потрясающе недоуменные глаза… Они стали в полумраке почти синими.

– Вы… вы… – он часто дышал, силясь подобрать слова, и я почти физически ощутила его напряжение, злость, и страх. – Вы с ума сошли? Вы кинулись мне под пулю!

– Нет, – убежденно и с каменным спокойствием глядя ему в глаза, сказала я. – Отвела выстрел в сторону.

– Сумасшедшая, – выдохнул он мне в лицо, яростно сверкая глазами. И только сейчас я поняла, насколько тесно и неприлично прижимаюсь к нему. Настолько, что чувствую тепло его тела через одежду. Видимо, это осознание в тот же момент пришло и к нему, ибо в этот момент взгляд его, превратившись в заинтересованный, скользнул ниже и стал мягче, задержавшись в декольте моего легкого платья.

Я тут же сделала шаг назад.

– Никогда так больше не делайте, – нравоучительно сказал он, убирая револьвер на место. Хмуро кивнул на Лупоглаза, который разглядывал нас сверху.

– Что это?

Я улыбнулась.

– Лу… – и осеклась. Он не поймет, почему я называю по имени механизм. – Лучшее творение профессора, мистер Крэйтон. Вы чуть не уничтожили его.

Десять лет назад…

– Мне больше некого попросить, – точно так же сказал профессор десять лет назад десятилетней мне. – Ты поможешь?

– Конечно, дядя Уилл! – я восторженно распахнула голубые глаза.

Он улыбнулся и откинул в сторону грубую, немного испачканную маслом ткань. Неживые стеклянные глаза уставились на меня своей прозрачной желтизной, и я отшатнулась. На столе лежал кто-то не очень большой, с развернутыми в сторону крыльями, как у летучей мыши, с металлическим оскалом от одного оттопыренного, как у лысой дворняги, уха до другого. На бочкообразной груди бронзовая крышка была сдвинута в сторону, обнажая шестеренки, пружины, рычажки, а посреди, словно сердце, ярко-красный рубин в медной окантовке, от которой расходились в разные стороны металлические перекрученные проволочки. Как сосуды.

– Хочешь его оживить?

Я не рискнула приблизиться и опасливо наблюдала за странным созданием.

– А это кто?

– Это… – он задумался. – Друг. Твой друг, личный. Как его назовем?

Я критично осмотрела предлагаемого друга.

– Лупоглаз.

– Уверена? Может что-то ммм… что-то более доброе?

– Нет! Нет! Лупоглаз! – заявила я. – Посмотри на него, разве он не Лупоглаз?

– Действительно, – пробормотал в усы профессор. – Ну так что? Будешь с ним дружить?

Я убежденно кивнула. Глупый, наивный ребенок согласился бы тогда с чем угодно.

– Тогда нужно, чтобы он проснулся, – профессор Крот, взял мою маленькую ладошку в свою, поднес к разверзнутой грудине механизма.

– Поделись своей искрой, – прошептал он, укладывая мою руку прямо на рубин. – Представь, как по венам катится капелька, маленькая, живая, пульсирующая в такт сердцу…

– По венам? – звонко переспросила я, не проникнувшись таинством.

Профессор был терпелив.

– По тоненьким дорожкам под кожей, – все также шепотом кивнул он. – Из глубины тебя. Пожелай, чтоб эта капелька разбудила кхх… – вымышленное мной имя царапало его взрослый слух. – Лупоглаза…

Я зажмурилась. В груди скреблась не капелька – целый царапающийся и согревающий сгусток, и он хотел на волю весь. Но я уже знала, что нельзя его отпускать – сгорит весь стол, или заледенеет, или прогремит взрыв.

Непредсказуемость – главная беда неразвитого дара. Поэтому отделить от этого внутреннего источника магии крохотульку было важнее всего. Важнее и сложнее. Как оторвать от мощного магнита его мелкого собрата, который тоже не хочет отделяться и всеми силами пытается вернуться, пока не отдалится на безопасное расстояние.

Усилие, усилие, небывалое напряжение, которое никак не проявляется внешне. Но профессор затаил дыхание и не шевелится – он как никто знает, что происходит внутри. Знает, понимает, гордится мной и… тоскует.

…Мне больше некого попросить…

Р-раз! Получилось! Пульсирующий комочек скатывается с пальцев, обретает видимость ярко-синей искры и соскальзывает в камень.

Рубин засветился, я наученная разными, в том числе неудачными экспериментами, поспешила отдернуть руку и отступить на пару шагов. Свет разлился от камня по всему механическому нутру. Задвигались шарниры, закрутились шестеренки, моргнули ярко-желтые глаза, скрывшись на секунду под металлическими веками.

– Он… Он теперь работает? – боязливо спросила я.

Профессор захлопнул крышку, скрыв под ней сердце механизма, закрутил на восемь болтов.

– Нет. Он теперь живет…

Лупоглаз еще раз моргнул, прянул ушами в разные стороны и с пронзительным криком:

– Взя-я-я!..

Захлопал брезентовыми крыльями и взвился под потолок.

– Да? – с недоверием посмотрел наверх детектив. – И какое же у него практическое применение? Пугать воров?

– Игрушка, – я небрежно пожала плечами. – Профессор Уилл собрал его десять лет назад, когда я была маленькой девочкой. Так что это всего лишь игрушка. Прекрасная работа, не правда ли? Я его обожаю, – добавила совершенно искренне.

– Неплохо, – скупо согласился он, не разделяя моих восторгов. – Аннет, у меня к вам просьба. Если здесь есть еще подобные… игрушки… предупреждайте о них заранее.

– Я не знала, что профессор держит его здесь, – честно ответила я. – Но я рада, что его не растерзали, как предметы из лавки. И он никогда не продавался.

По коридору до нас донесся громкий топот, и я испуганно посмотрела на следователя. Услышав выстрел, полисмены бросились к нам на помощь. Лишь бы нас самих не пристрелили в полутьме и суматохе.

Видимо, примерно о том же самом подумал и мистер Крэйтон, потому что за руку увлек меня от двери за прочную стену и лишь потом подал голос.

– Все в порядке! Ложная тревога!

Топот поутих.

– Эшли? – раздался настороженный голос. – Вы где? Точно не требуется помощь?

Мистер Крэйтон медленно открыл дверь, встал в проеме так, чтобы его было видно.

– Все хорошо, Ричард. Просто у меня очень хорошая… реакция.

– Рефлексы, – фыркнула я в кулак.

Он саркастично приподнял бровь, посмотрев на меня.

– Да, и они тоже. Не хуже ваших. Продолжим?..

Кабинет был залит ярким солнечным светом, бьющим в окно. На первый взгляд здесь все осталось, как при жизни профессора, но я знала, где искать… Глянула мельком в ящик стола, убедившись, что на старые чертежи никто не покусился. Сейф тоже был не взломан, но профессор использовал его для отвода глаз и никогда не хранил в нем ничего ценного. Я подошла к окну, мельком взглянула вниз на мостовую, где стояли и весело переговаривались полисмены. Конечно, для них это обычный рабочий день. Рутина. А не трагедия, как для меня…

Пальцами нащупала выемку под подоконником, нажала аккуратно. Щелчок. Тайник открылся.

– Что это? – следователь заинтересованно наклонился ко мне.

Я медленно отошла в сторону.

– Ничего… – тихо сказала я.

Мое открытие перевернет весь мир, эхом отозвались его слова.

На дне тайника осталась лежать смятая пергаментная бумага, в которую он завернул тот самый рубин, напитанный моей магией… И ничего больше.

– Кажется, я знаю, за что его убили… – проговорила я, сдерживая вновь навернувшиеся на глаза слезы. Он всего лишь хотел сделать мир лучше! Кому он мог помешать?

– За исследования, – договорила я под цепким вопросительным взглядом мистера Крэйтона.

Днем ранее…

– Мне больше некого попросить…

Я прекрасно знала, что скрывается за этой горькой фразой, которую он произнес лишь однажды.

– Вы всегда можете на меня рассчитывать, – с готовностью ответила без малейших сомнений. Ему я доверяла безгранично, и это была уже не та детская наивность и восторженность, а проверенное временем чувство доверия.

Профессор Уилл расплылся в счастливой улыбке, отчего морщины, веером расходящиеся в уголках глаз прорезались четче. Стареет мой наставник, стареет… А не выложись он в свое время полностью, не истратив свою искру до выгорания, мог бы продлить свою молодость…

Я отогнала свои мысли подальше, профессору бы они не понравились.

Он тем временем отпирал массивный железный ящик, притулившийся в углу. Обычно он там хранил свои чертежи, но сейчас в его руках сверкал множеством граней идеальный рубин в бронзовой сложной оплетке. Он бережно держал его двумя ладонями и так же бережно положил передо мной, подстелив бумагу на верстак.

– Вот, – с гордостью произнес он, любуясь своей работой. – Осталось лишь добавить капельку магии и проект будет завершен.

– Профессор, – с сомнением протянула я. – Я должна поделиться искрой с… камнем?

Если честно, я ожидала какое-нибудь новое создание, настоящее произведение искусства. Не механического человека, конечно, нет… Но как я должна пожелать жизни рубину? У Лупоглаза по крайней мере было тело…

– А ты представь в своей ладони не камень, – заговорщицки произнес профессор. – Это ведь всего лишь накопитель. Его можно будет переставлять из одного устройства в другое. Он не будет связан с телом навечно, как сердце Лупоглаза…

– Сердце, – я усмехнулась. – Вы все еще остаетесь романтиком!

– И мечтателем, – согласился он с грустной улыбкой. – Все-таки мне хочется, чтобы главным у любого человека было сердце, а не расчетливый разум.

– А всю работу вы мне покажете? – поинтересовалась я. – Целиком?

– Ты же знаешь, за редким исключением, я предпочитаю показывать только законченное и доработанное изделие, – непреклонно покачал он головой и запальчиво добавил:

– Но это открытие перевернет весь мир, дорогая Аннет! Все зависит только от тебя.

Я сосредоточилась, положила обе ладони на холодный камень, прикрыла глаза, представляя, как течет по венам маленькая, но очень яркая искорка. Как согревает она кожу, покалывает кончики пальцев, устремляется на волю. Как бьется под ладонями настоящее, живое сердце. Сердце героя. Сердце рыцаря… Мужественное и сильное… Кажется, я даже услышала биение пульса, а затем профессор Уилл дотронулся до моего локтя. Я тут же оборвала поток, отстранилась. Почему-то перехватило дыхание и потемнело в глазах, да так, что я даже пошатнулась…

– Все-все, деточка, достаточно, – пожилой мужчина заботливо усадил меня на табурет.

– Исследования? – недоверчиво переспросил следователь, вырвав меня из воспоминаний. – И что именно он хранил здесь?

– Самые удачные свои разработки, – ответила я, с грустью осознавая, что не могу откровенно помочь следствию. – Чертежи, расчеты, дневник и…

И заряженный моей магией рубин. Сердце чего-то большого и важного. Я никогда не скажу этого. О моей магии знал только профессор, и эта тайна ушла с ним в могилу.

– И?..

– И опытный образец одной детали, – выпалила я на одном дыхании.

И даже подробно описала, как выглядит рубин, опустив упоминание о магии. А ведь по магическому излучению выследить вора значительно легче. Страшная мысль пришла мне в голову: а вдруг профессора убили именно потому, что заподозрили, что магия в нем возродилась? И чтобы никто не смог выйти на след, они убили его, уничтожили, как улику?.. Хотя, скорее всего, он сам открыл тайник, сам показал результат своего труда… Он всегда гордился своими открытиями… И убили его, чтобы он никому не смог намекнуть о преступнике.

– Он был ювелиром?

Строгий голос мистера Крэйтона вывел меня из задумчивости.

– Что простите?

– Вы сказали, что деталь состояла из камня, – размеренно повторил он, плохо скрывая раздражение от моей непонятливости. – Рубины таких размеров требуют немалого мастерства в огранке. Помимо того, что сами по себе являются редкостью, при том страшно дорогой.

– Нет, ювелиром он не был, – отрицательно помотала я головой.

– Понятно, – он что-то быстро записал себе в блокнот. – Кстати, целью вполне могли стать не записи профессора, а как раз самоцвет сказочных размеров.

Я лишь пожала плечами. Быть может я ошибалась, но сердце подсказывало, что профессор Уилл создал что-то действительно великое, за что и поплатился жизнью.

– Тем не менее, стоит узнать его происхождение, кто где его приобрел, обработал и возможно навел грабителей… – следователь снова сделал несколько коротких записей в блокнот. Я краем глаза разглядела острый стремительный почерк. – Он вам не рассказывал, где его взял?

Я отрицательно помотала головой. Я не всегда задумывалась над материальной стороной его творений.

– Продолжим осмотр? – предложил следователь.

– Как скажете, – вздохнула я. – Но ничего ценнее мы уже не найдем…

Осмотр второго этажа и правда не выявил больше ничего заинтересовавшего следователя, поэтому мы довольно быстро спустились вниз.

Разбитая металлическая такса с переломанным позвоночником несчастно лежала в углу. И ее мне тоже было жалко. Все-таки в каждое изделие я вкладываю частичку души. У фабричных изделий нет души, всегда говорил профессор, а в наших вещах она живет…

Проследив за моим взглядом, мистер Крэйтон наклонился и поднял жалобно звякнувшую таксу в руки, критически осмотрел ее и поддел пальцем висевшую на ухе бирку.

– Аннет Ингриет… – прочитал он. – Звуковая сигнализация.

Поднял на меня заинтересованный взгляд:

– Это правда вы сделали?

Я кивнула, и он задумчиво протянул ее мне.

– Если хотите, можете забрать. Я думаю, это будет справедливо.

Я, не веря своему счастью, прижала груду металла к себе, не беспокоясь, что могу испачкать платье.

– Попробую отремонтировать, – смущенно улыбнулась я.