Loe raamatut: «Логово мантикор»

Вместо пролога

Раннее утро, даже ещё не поют птички, что весьма странно, как я полагаю. Эти неугомонные существа, похоже, не спят, чтобы мучить таких, как я. Потянулась, спрыгнула и обошла вверенную территорию. Тихо, спокойно, можно поспать, пока прибудут мои подопечные. Конечно, они считают себя главными и не знают, что их больше, чем один. Но обо всём по порядку.

Итак, утро наступило и раздались шаги.

– Кис-кис-кис.

– Рано чего-то она, обычно спит дольше.

– Нет… не так. Счас расскажу, – раздался мужской голос.

– Ой, мяу в смысле, – фыркнула кошка, потеревшись о ноги мужчины, – расскажи. А меня на ручки не забудь взять и почеши за ушком.

Глава 1

31 число месяц Громовой луны

374 год от Нашествия тварей

Радгаст, Империя Ритания, Малака

Заглянувшее в окно солнце, заставило Катерину фыркнуть, поморщиться, и, поведя усами, отвернуться к книжным корешкам, пахнущим канцелярским клеем, старой кожей и пылью. Ещё слишком рано вставать после столь бурной ночи, в которой были прогулки по крышам, пыльные чердаки и ветер, что дул в сторону моря, раскинувшегося под бездонным небом с двумя жемчужинами лун.

Слишком рано. Нужно ещё подремать на любимой полочке, чутко прислушиваясь к наполняющемуся людьми зданию Малакского Архива Географического общества Империи Ритания¹.

Катериной – чёрную мышеловку тут почти никто не звал, сокращая до презрительного, по мнению благородного животного, Кэт. И это её злило. Как эти людишки не могут понять, что она, истинная аристократка, родившаяся за тысячи километров отсюда, в сумеречном городе, на берегу холодного моря, просто не может равнодушно реагировать на это уничижительное прозвище? Она дипломированная мышеловка, воспитанная лучшими хранителями музеев на всём белом свете! В самом Эрмитаже!

Она не Кэт, она Катерина. Не больше, не меньше.

Да. Так могла бы возмущаться черная кошка, будь она человеком, но сейчас она ни о чём таком даже не задумывалась, а просто дремала в ожидании звуков шагов в коридоре, терзаясь единственным вопросом: кто же из её хозяек придёт первой. Придёт и накормит.

До чуткого носа кошки донёсся аромат лесных трав, она чихнула и открыла глаза. Её первая хозяйка, Мидзуки Богданова, открывала ключами дверь. Ми, как называла её хранительница архива, обычно любила поспать и появлялась ближе к полудню.

– Мяу! – подала голос кошка, обвивая хвостом ноги черноволосой красавицы, с чуть раскосыми глазами, выдававшими в той, как и имя, полукровку.

– Катерина! Ты хочешь есть? – девушка присела и погладила мурлыку, а потом пошла в свой кабинет и загремела мисками.

Если бы кошка умела удивляться, то задалась бы вопросом: почему так рано появилась Ми. Но сейчас ее больше занимало, что вкусного ей даст девушка. Так что она степенно прошла за ней в кабинет.

Наслаждаясь едой, кошка Катерина недовольно дёрнула ушками. Уже отсюда она слышала слишком громкие и быстрые шаги второй девицы – рыжей и шумной Матильды. Та ворвалась в кабинет, роняя зонт и сумочку на стол и продолжая диалог с середины:

– И вот, понимаешь, Ми, они такие шумные, и я совсем не уснула и спустилась, а там гитара, красавчики, девицы, вино… В общем, если бы наша грымза объявила выходной сегодня, я была бы ей благодарна целую неделю.

Присев около кошки, что трудилась над мясом в тарелке, рыжая начала её активно наглаживать и чесать за ушком:

– А кто тут у нас красивый такой, кто тут голодный?

– Мяу!

Подала голос Катерина, словно одновременно здороваясь и соглашаясь с пришедшей.

Действительно, с начальницей у всех троих работающих в третьем отделе архива женщин были, мягко говоря, натянутые отношения. Получить нагоняй у грымзы-начальницы было, как тапасом² закусить! Не та причёска. Не так складки на блузе легли, «а вы ведь лицо нашего общества». За слишком громкий смех. За излишнее рвение. За недостаток рвения. Как однажды сказал кто-то из служителей архива: «кажется, мы её бесим даже тем, что осмеливаемся дышать и моргать».

– Вечно тебе всё не так, – отозвалась Мидзуки, закончив варить себе кофе. – А ты громче возмущайся, так и не услышишь, как Анжела придёт, да и будешь ближайшие пару месяцев дежурить по выходным, чтобы Катерине не было скучно. Да отчёты об экспедиции на Синайский полуостров в порядок приведёшь.

Богданова невозмутимо прошествовала с кружкой ароматного напитка к себе за стол. Не то, чтобы Анжела Скортера была грымзой, как о ней отзывалась рыжая. Нет, требовательная, строгая, желавшая видеть своё «царство» в идеальном состоянии. И, возможно, они бы с ней даже могли стать приятельницами, как бы не прихоть судьбы…

– Мяу!

Катерина запрыгнула на колени, начала бодаться головой: «гладьте моё величество».

– Соскучилась за ночь?

– Мяу!

– И что, даже гулять не ходила?

– Мяу!

Кошка не просто так забралась на колени: ночью, гуляя по городу, она видела, как Марио Витольди, бывший или небывший жених Анжелы, опять пытался проводить Ми домой. Особенно, если принять во внимание, что этот мартовский кот позавчера пришёл и начал оказывать в очередной раз знаки внимания Ми, даже не подумав, что Анжела ещё не ушла домой. Дамы же не захотели друг друга слушать. Вот подрались, прямо как приличные кошки, и теперь при встрече, разве что не шипели вслед друг другу. Что уж и говорить, любовь такая, что и врагу не пожелаешь.

Катерина только фыркнула про себя и снова толкнула головой руку: не останавливайся, мол.

– Снова с кошкой разговариваешь? – в комнате появилась третья коллега, Амелия Кюи.

Как и всегда, она выглядела безупречно: чистое и выглаженное платье, хороший макияж, из причёски не выбился ни единый случайный локон. Жаль только такая красота оставалась в тени архивов. Кюи прошла мимо девушек, кивнув каждой, и тоже взялась за кофейник.

– Приятно, знаешь ли, поговорить с умным собеседником, – не отрываясь от проглаживания, ответила Богданова.

– Мр-р-р? – вопросительно произнесла Катерина и повернула голову к двери, навострив уши, как делала это всегда, когда сюда приближалась Анжела Скортера.

– Рано для неё… – Мидзуки посмотрела на часы: не было даже и восьми часов.

Обычно начальство заходило к ним ближе к десяти утра. Вернее, обычно Богданова заходила на пару минут раньше начальницы.

Амелия приподняла бровь и посмотрела на кошку, после чего закатила глаза и налила кофе в чашку, прекрасно зная, что начальница может ей на это сказать.

– Да и в баню эту тощую курицу! – закатила глаза Матильда на реплику Богдановой. – Я лучше приведу в порядок документы по экспедиции на Синай, чем буду с этой курицей ощипанной ещё раз представлять на городской ярмарке наше общество! Я думала я чокнусь! Мне было непонятно по её поведению: то ли она только выползла из монастыря, то ли делала всё, чтобы её тут же, на этой центральной площади, и отлюбили по самый гребень!

Мидзуки продолжила гладить кошку, поглядывая на часы. То, что Анжела опаздывала, могло случиться в двух случаях: первое – это выходной, и она приходила проведать своих «подопечных» позже, а второе, что заболела. Но это было из ряда вон.

По неписаной традиции ровно в восемь утра Катерина подходила к двери и делала движение, как будто закапывала что-то. Всегда слышались шаги по направлению от кабинета начальства.

Всегда. Но не сегодня.

Дверь распахнулась и внутрь шагнула отнюдь не начальница присутствующих девушек. Скорее наоборот.

В дверях оказался жгучий кареглазый брюнет с бородкой-эспаньолкой вокруг тонких, плотно сжатых губ одетый в белый костюм в крупную клетку красной нитью. Под удивлёнными взглядами девушек он, прихрамывая, прошёл внутрь и, откашлявшись, заявил, переводя холодный взор с одной на другую:

– Мидзуки Богданова, Матильда Рутголд, Амелия Кюи, вы задержаны по подозрению в убийстве госпожи Анжелы Скортера.

Глава 2

– Ваш кофе, мэтр.

Темноволосая черноокая официантка поставила перед мужчиной средних лет поднос с чашкой кофе и сочащимся мёдом пирожным. Мило улыбнувшись, она стрельнула в его сторону глазками.

– Везёт же таким, как он, – тихо прошептал один из сидящих за соседним столиком юноша второму и тяжело вздохнул. – Хорошо, наверное, быть преподавателем Академии, носить платиновый значок и разбрасываться деньгами из огромного заработка…

– Наверное… – задумчиво отозвался собеседник.

– Ты тоже когда-нибудь станешь таким? – поинтересовался первый.

– Это вряд ли…

– Почему, брат? Ты же тоже учишься в Академии. Маменька успела мне все уши прожужжать о твоих успехах.

Второй поморщился.

Они действительно были братьями. Это было прекрасно видно и по схожести черт лиц, и по гербу рода, трём летящим над волнами чайкам, что украшали модные в этом сезоне шейные платки.

– Видишь ли, младший… Чтобы стать таким, как он, нужно не просто закончить академию. Нужно родиться с большим магическим резервом. А у меня он изначально, ниже среднего был. К пятому курсу я, конечно, подтянул его тренировками и упражнениями на достойный уровень, но через пятнадцать лет, а этому обладателю платиновых «меча и пера» не будет больше тридцати пяти – сорока, я такого уровня не достигну. Да, в принципе, и не собираюсь.

– Почему? – удивился младший из братьев. – Почему не собираешься? Быть могущественным магом это ведь здорово!

– Просто не хочу, – старший пожал плечами и отвернулся, устремив взгляд на расстилающиеся до горизонта яркое, сине-зелёное Срединное море. – Посмотри, какая красота. Посмотри, какие цвета. Я хочу научиться переносить эту красоту на холст.

– Я видел твои картины. Они не хуже того, что я вижу сейчас своими глазами.

– Вот видишь…

– Только папенька ни за что не даст тебе стать художником. Он так радовался, когда тебя взяли в Академию Инквизиции на Фархи. Всё твердил, что постарается устроить твоё назначение поближе к нашим владениям, и тем самым укрепит влияние рода.

Старший ничего не ответил брату. Он прекрасно понимал, что никогда не сможет воспротивиться воле родителей. Ни то воспитание, ни та сила духа и полное отсутствие юношеского бунтарства внутри. Ему хотелось сбежать куда-нибудь на край света, прихватив с собой кисти и краски, и рисовать, рисовать, рисовать…

– Простите, молодые люди… – раздался рядом незнакомый голос.

Братья тут же оторвались от созерцания морской глади и, обернувшись от борта параплава, увидели стоящего рядом с их столиком того самого преподавателя с платиновым значком. Сообразив, кто к ним обратился, они синхронно вскочили и глубоко поклонились.

– Здравствуйте, мэтр.

– Добрый день, господин…

– Ла'Сад. Граф Грав Ла'Сад, – подсказал мужчина.

– Антонио и Рикардо Сопрано, – представился и представил брата старший из юношей.

– Очень приятно, – кивнул подошедший. – Не против, если я к вам присоединюсь? Ветер случайно донёс до меня обрывки вашего разговора, и я понял, что Вы, Антонио, учитесь на последнем курсе Академии Фархи.

– Д-д-да… – кивнул старший брат, внезапно заливаясь румянцем.

В принципе, ничего нелицеприятного они о мэтре не говорили, но мало ли что он мог подумать?

– Да не волнуйтесь Вы так, – тепло улыбнулся граф. – Несмотря на мой ранг в Академии, я очень редко читаю лекции. Меня даже преподавателем можно назвать лишь с натяжкой. За что, кстати, я постоянно выслушаю нравоучения от госпожи ректора.

Он сел и, подозвав официантку, попросил, чтобы она принесла ещё кофе и пару медовиков.

– Да, присаживайтесь вы, друзья мои, – обратился Ла'Сад ко всё ещё стоящим молодым людям. – Как говорят у меня на родине: «В ногах правды нет». Да и смотреть мне на вас снизу вверх не очень удобно.

Братья Сопрано тут же поспешили выполнить его просьбу. Они явно его побаивались и страх свой, в силу юности лет, скрывать не умели.

– Скажите, Антонио, а это правда, что Вы талантливый маринист? – поинтересовался у замершего с прямой спиной юноши граф. – Судя по отзыву брата, у Вас выходит очень хорошо передавать всё великолепие красок моря.

Старший из братьев потупился и опустил глаза, но вот младший тут же просиял улыбкой и с жаром заговорил.

– Вы не представляете, господин Ла'Сад! Волны, небо, облака на его картинах словно живые! Если в них долго смотреть – начинает казаться, что катящийся штормовой вал вот-вот захлестнёт, что приближающийся грозовой фронт клубится, и приближается, сверкая молниями! Или, наоборот – видны солнечные блики на водной глади, а где-то в глубине чистейшей, прозрачнейшей воды скользят рыбы, дрейфуют медузы, и меж кораллов затаилась акула!

– Рикардо! – едва слышно прошипел Антонио, пытаясь угомонить разошедшегося брата.

Меж тем эмоциональное описание младшего Сопрано картин отнюдь не рассердило Ла'Сада, как боялся старший брат, наоборот – на лице графа явно читался интерес.

– Антонио, Вы применяете при написании своих полотен магию?

– Нет, граф… Хотя… Даже не знаю… – похоже, молодой художник растерялся ещё больше. – Иногда мне кажется, что лучше всего мне пишется после упражнений по увеличению магического резервуара или скорости истечения эфирного потока.

– Дайте-ка угадаю… – Грав пристально посмотрел на Антонио. – Огонь, Воздух, Свет?

– Да, мэтр, – закивал молодой человек.

– Как вы догадались, без определителя? – удивлённо спросил Рикардо.

Ла'Сад засмеялся и махнул рукой:

– Определитель нужен для получения точных показателей. Чтобы узнать к какому первоэлементу, какой примеси и светоинтенсивности склонен человек, сильному магу артефакты не нужны.

Младший Сопрано замотал головой:

– Ничего не понял…

– Я же тебе рассказывал! – снова зашипел на брата Антонио.

– Я тогда почти ничего не понял! Из тебя учитель гораздо хуже, чем художник, – фыркнул Рикардо.

Не переставая с улыбкой на губах наблюдать за братьями, Ла'Сад вдруг предложил:

– А давайте я попробую объяснить основы классификации магических потоков применительно к одарённым?

– Да пожалуйста, метр! – закивал Рикардо.

Антонио пихнул брата под столом ногой, считая, что тот ведёт себя слишком нескромно, но младший лишь поморщился и восхищённого взгляда от графа не отвёл. Он вообще вёл себя как-то странно после того, как мэтр представился. Слишком шумно для обычно тихого скромника и любителя чтения приключенческих романов.

Тем временем Ла'Сад провёл рукой над столом и в воздухе появилась иллюзия, похожая на глобус мира. На ней чётко были видны границы материков, реки, моря, океаны, ледяные шапки у полюсов и даже Великая Стена Чжунго³, что на границе двух империй Хуася и Рос. И лишь по другую сторону, там, где вместо двух исконных материков, чьё место много тысяч лет назад занял Залан было множество белых пятен.

Ещё одно движение и шар рассекли полосы параллелей и меридианов, а остальное стало тускнеть, пока не стало однородно-серым.

– Думаю, вы, друзья мои, знакомы с сеткой координат, что используется повсеместно. Вот на основе неё я и объясню самую распространённую сейчас классификацию магии.

Вокруг столика стали собираться любопытные пассажиры и члены экипажа. Они слушали молча, не мешая графу и потому тот, не стал возражать. В конце концов, Ла'Сад искренне считал, что учиться никогда не поздно, а знания, полученные из достоверных источников, а себя считал он таковым, будут лучше информации, собранной по слухам или от того, кто плохо разбирается в вопросе.

– Обозначим принадлежность к Основной стихии.

Четыре меридиана засветились красным, белым, синим и зелёным, деля шар на равные части.

– Огонь, воздух, вода и земля. Изначально нейтральная сила, которую все называют просто «эфир», проходя сквозь одарённого, приобретает «цвет», который и определяет принадлежность человека к той или иной первооснове. Эта сила пронзает всё и всех, а Одарённые – это те, кто может накапливать её внутри себя и использовать её, напрямую направляя в заклинания различными способами: словесная формула, последовательности жестов, магические печати, начертания знаков и, как признак высшего мастерства, мыслеобразы. Но, повторюсь – у каждого есть определяющая его первооснова и заклинания из её арсенала будут получаться у него проще всего.

Граф коснулся пальцем синего меридиана, там, где тот пересекал экватор, и на сетке появилась яркая точка.

– Но всё не так просто. У каждой первоосновы есть примесь. Если хотите привкус другого, соседнего элемента, – он сдвинул точку по экватору от синего меридиана к зелёному. – В данном случае это земля. И именно она определяет разнообразие заклинаний, что будут получаться у Одарённого. От неё зависит, какие заклинания у мага будут выходить лучше, а какие хуже. Всё потому, что и каждое заклинание имеет как первооснову, так и примесь и оттенок. Чем ближе эти определяющие магическую формулу показатели будут к таким же у творящего колдовство, тем меньше потребуется ему маны⁴, чтобы эта самая формула сработала. Как по её объёму, так и по силе потока. Причём за отклонение по примеси отвечает именно сила магического потока, а вот за объём – уже отклонение по широте.

Граф поднял точку на шаре выше, к «северному полюсу».

– Этот параметр измеряется в люменах. От ноля до ста, где полсотни соответствует экватору. Частенько всё, что выше экватора называют склонностью к Свету, а то что ниже к Тьме, но это не совсем правильно.

Он задумчиво посмотрел на иллюзию перед собой.

– Хотя вот сейчас у нас тут как раз яркий пример этих Свет – Тьма в понимании обычных людей. Поставленная мной метка характеризует мага или заклинание из школы Целителей. Тех, кто может напрямую лечить болезни или создавать различные снадобья и эликсиры. Хотя тут не всё так просто и однозначно, конечно…

Он вздохнул, в очередной раз поняв, насколько тяжело объяснять, стараясь использовать чёткие определения то, что этих самых определений не имеет.

– А вот если бы я сдвинул метку ниже, то получил бы некроманта.

Кто-то в собравшейся вокруг их столика толпе, кажется молодая сеньорита в модном, украшенном цветами капоре⁵, ахнула в ужасе.

– Не стоит пугаться. Несмотря на отвратительную репутацию, некромантия – очень полезный раздел магии. Например, те же судмедэксперты, которыми сертифицированные некроманты чаще всего работают, приносят огромную пользу любому государству. Но я что-то отвлёкся…

Граф Ла'Сад с улыбкой посмотрел на Рикардо:

– Вам стало понятнее, друг мой?

Мальчишка закивал в ответ и тут же выпалил, в ожидании продолжения:

– Мэтр, а как же маготехника? Почему в механизмах может быть использовано столько разных, иногда совершенно различных заклинаний?

Ла'Сад, однако, на его уловку не поддался:

– Получение большого количества информации за один раз не способствует её усвоению. Давайте я расскажу об этом после ужина?

Рикардо обиженно надул губки, но спорить не стал.

Интерлюдия

Любой, кто прибывал в Малаку с моря, по достоинству мог сразу оценить этот небольшой, но очень уютный портовой город. Здесь нескончаемо кипела жизнь. Бурная деятельность замирала только лишь к рассвету, чтобы вспыхнуть к десяти утра снова, останавливалась в полдень, уступая напору бешеной жары, что вдавливала всё живое в землю.

Жара ступала по улицам страшной поступью, властно напоминала людям о том, что где-то там, чуть дальше от живительного тёплого моря в глубину материка, была раскалённая оранжевая земля, где в полдень между редкими травами метался дуэндэ⁶, опасный брат жгучего самума⁷. Город застывал, слушая шаги жары, стихали голоса, исчезали даже тени, а затем горожане, благодушно отдохнув под артефактами в прохладе до четырёх дня, оживали и снова шли славить жизнь почти до рассвета.

Песок морского берега, переходивший в широкую каменную набережную, высокие зелёные пальмы, из которых хрипло орали пьяные от жизни и солнца зелёные попугаи – всё это призывало шагнуть в тень. На другой стороне улицы можно было увидеть белые каменные дома с толстыми стенами, где за полуприкрытыми ставнями окон висели и стояли цветы, в глубине домов мелькали знойные смуглянки, оттуда звучала музыка и голоса, заставляя воображать: а какие они, эти люди?

Чуть дальше демонски дразнили и зазывали ароматы кафетериев и ресторанчиков – и на первых этажах, и отдельными заведениями, они манили к себе, звали окунуться в мир услады желудка, взора и духа. Затем пищу следовало запить спасительной холодной сангрией⁸, а дальше – шагнуть на кольцо, запрокинув голову, полюбоваться на стрелоподобную стелу, стремящуюся в небеса. Обогнув её по кругу, полюбоваться роскошными цветами на клумбах вокруг, а далее пойти на Парковую аллею.

Там под зелёными кронами можно было уже посидеть на удобных лавочках, услышать предсказание от пёстрой безумной старухи на углу, расстелить припасённые пледы под деревьями, и прилечь, любуясь синим как сапфир небом, проглядывающим лукаво меж листвы.

А если сесть и оглянуться – за спиной окажется здание Малакского архива Географического общества Империи Ритания. Чуть выше за городом величественно надзирала крепость Алькасаба⁹, памятник былых времён, не забытых и поныне. Ну а если возникало желание подняться на её стены – что по правилам было невозможно, но, можно договориться со сторожем, хромым Хорхе, то за десять звонких монет он в сумерках позволит такое святотатство.

Именно со стен Алькасабы открывался шикарный вид на весь город, на бесценный собор «Одноручку», южную башню которого так и не достроили, а, главное – на закат над Срединным морем, что наступал слишком быстро, чтобы успеть насладиться его яркими красками за один вечер. А если прийти сюда с прекрасной дамой сердца, и признаться ей в этих стенах в любви, то, согласно городской легенде, брак обязан быть нерушимым и вечным. Правда это или нет, никто не говорил точно. Но, приезжему чужестранцу здесь однозначно понравится с первых шагов по улицам этого буйного и яркого города провинции Бэтика.