Loe raamatut: «Архитектор»
ГЛАВА 1. ВЫСТАВКА СУДЕБ
Сложно назвать город, в котором происходили эти события, как, собственно, и уточнить, в каком году, веке или тысячелетии это было. Но что можно однозначно утверждать, так это то, что история, которую вы прочитаете, невероятно правдивая.
И пока я запутываю вас запятыми, имя архитектора, о котором пойдёт речь, как ни странно, не всплыло ни в моей памяти, ни в моей фантазии, и потому будем звать его Архитектор.
Кажется, это было утро понедельника. Под пристальным вниманием осеннего солнца Архитектор быстрыми шагами направлялся на выставку судеб. Худой длинноногий мужчина с впалыми щеками и восковыми скулами шёл по пустынной аллее. Его серый костюм в тоненькую белую полоску был намного больше самого Архитектора, и, несмотря на его высокий рост, длинные штаны волочились по аллее, собирая жёлтые листья.
Утро было морозным, каким и бывают осенние утра. На очках Архитектора затаились капли воды, появившиеся буквально сразу после выхода из дома. Тихим грохотом они медленно падали на фиолетовый вязаный шарф, обмотавший шею Архитектора практически до носа.
Сонная мужская фигура двигалась прямо в сторону большого голубого здания, виднеющегося вдали аллеи. Знаете, в таких зданиях обычно располагаются дома культуры или старинные кинотеатры, большие неповоротливые колонны которых презрительно и помпезно смотрят на входящих.
Противный звук пластмассовых красных часов на руке Архитектора пронзил утреннюю тишину. Архитектор в спешке взглянул на циферблат и зашагал деревянной походкой в сторону голубого здания ещё быстрее. Маленький квадратный чемодан, больше походящий на коробку с тортом, увесисто оттягивал корпус Архитектора и не давал ему размахивать правой рукой так же, как он это делал левой. Со стороны он больше походил на сломанный вертолёт, пытающийся взлететь в непогоду.
День был действительно непогожий. И чем более частым становился шаг Архитектора, тем более быстрым становился ритм дождя. Пройдя три перекрёстка, одну площадь и пост патрульных, Архитектор оказался на ступенях Бюро архитекторов. Промокший практически насквозь, он стоял напротив большого синего баннера, спрятанного за колоннами и кричащего: «Добро пожаловать на выставку судеб!». Под баннером было приклеено два листа бумаги с маленькими надписями от руки: «Посетителям направо» и «Конкурсантам налево».
Зайдя в левую дверь, Архитектор практически сразу уткнулся в большую спину в красной вязаной жилетке, из-под которой торчала засаленная рубаха.
– Прошу прощения, – промямлил Архитектор, наступив тучной фигуре на ногу.
– А-а-а, господин Архитектор, это Вы. Был уверен, что встречу Вас и в этом году, – с улыбкой, расплывшейся по лицу, произнёс мужчина, стоявший последним в очереди на регистрацию и протянувший Архитектору руку.
– Добрый день, – Архитектор неохотно пожал руку и опустил глаза, делая вид, что стряхивает капли дождя с костюма.
– Вы в этом году в какой номинации? – продолжил мужчина, проигнорировав видимое и вполне очевидное нежелание Архитектора продолжать разговор. – Я в номинации «Катастрофа», очень низкая конкуренция, но если Вы там же, то мне лучше пойти домой, – захохотал мужчина во весь голос и похлопал Архитектора по плечу.
– Я не в этой номинации.
– А в какой?
– В одной из обычных.
– В какой?
– «Сломанные судьбы».
– Ну Вы даёте! – с удивлением и нескрываемой улыбкой произнёс мужчина. – В этой номинации каждый второй архитектор.
– Испытаю судьбу.
– Следующий, – прозвучал скрипучий женский голос, мгновенно разлетевшийся по уголкам коридора.
– Удачи, – продолжая улыбаться, пожелал мужчина и пошёл к регистрации.
Спустя пару минут Архитектор уже сам стоял на стойке регистрации и мокрой рукой доставал удостоверение из внутреннего кармана пиджака.
– Взнос уплачен? – всё тем же скрипучим голосом спросила женщина на регистрации.
– На прошлой неделе.
– И где чек?
– Ой, – замешкался Архитектор и начал шарить по карманам в поисках чека, – вот.
Из кармана помятых брюк была изъята точно такая же помятая бумажка. Архитектор аккуратно разгладил её на столе и протянул регистраторше. Холодный недовольный взгляд уставился на Архитектора, после чего женщина с пренебрежением взяла чек.
– Ваш номер. Прилепите на видное место, – женщина протянула архитектору круглую наклейку с номером триста тридцать.
– На лоб? – похихикал Архитектор и тут же пожалел, что не смог усмирить своё неординарное чувство юмора. Собеседница также не оценила этой его шутки, и потому Архитектор поспешил покинуть стойку регистрации так же быстро, как наклеил на грудь номер участника.
Пройдя по тёмному узкому коридору с едва горящими под потолком лампами, Архитектор оказался в холле, где уже столпились люди. Жужжание толпы с первых же секунд надоедливо врезалось в его голову. Сам по себе Архитектор был весьма закрытым персонажем, несмотря на свою профессию. Для работы ему нужны лишь инструменты и точные знания человеческой натуры. Возможно, именно отсутствие общения и нежелание узнавать других делало его одним из лучших профессионалов в своём деле.
Предпочитая смотреть на пятки вместо лиц, Архитектор опустил голову и направился в левую часть холла, чтобы зарегистрировать свою работу. Пробравшись через множество ног и оставшись незамеченным, он смог наконец выдохнуть и уже не думать о том, как поскорее закончить разговор, если кто-то из коллег выловит его в этой суматохе.
Архитектор подошёл к оранжевому автомату с экраном. На экране пиксельной надписью засветилось «Выберите категорию». Архитектор несколько раз ткнул пальцем в экран, прежде чем перед ним раскрылся список. Медленно, но верно Архитектор пролистал список категорий до опции «Сломанные судьбы».
«Загрузите вашу работу». Увидев эту запись на экране, Архитектор аккуратно поставил чемодан на пол рядом с автоматом, отщёлкнул два замка и достал из чемодана небольшую коробку, больше напоминающую маленький кухонный телевизор прошлого века. В центре телевизора сидел мужчина, смотрящий пустыми глазами в стену.
Если бы вы знали хоть немного этого мужчину, то вы бы также знали, что он сидит так каждый вечер, смотрит на всё совершенно пустым взглядом. Иногда его глаза наполняются слезами, но чаще всего они просто кристально пусты, словно самого мужчину поставили на паузу, выключили, чтобы сохранить энергию для следующего дня. Что интересно: что бы он ни делал, куда бы ни пошёл, он всегда оставался в центре экрана. Иногда план сменялся с крупного на общий, но мужчина всегда был ровно по центру.
Архитектор аккуратно поставил телевизор в отверстие в нижней части автомата. «Выберите период для загрузки» высветилось на экране. Архитектор немного подумал и выбрал опцию «Девять лет». На экране автомата мгновенно началась загрузка истории, а на экране телевизора в ускоренной перемотке жизнь мужчины отматывалась назад.
Через шесть минут на экране высветилась ещё одна запись: «История загружена. Ожидайте результатов и итогов голосования». Архитектор спокойно достал контейнер из автомата и аккуратно сунул в чемодан.
Защёлки на чемодане, как назло, не хотели закрываться, несмотря на накопившуюся за Архитектором очередь в три или четыре человека. Но если быть очень честными, то где-то внутри Архитектор и сам не хотел, чтобы они закрывались, ведь впереди его ждало самое трудное испытание – общение с коллегами.
Как только Архитектор прошёл из холла в Зал награждения, десятки светящихся улыбкой глаз посмотрели в его сторону.
– Господин Архитектор, мы Вас ждали, – влажные от волнения руки обхватили запястья Архитектора.
– Как дела, господин Архитектор? До сих пор не могу забыть Вашу победу в прошлом году, – протараторил незнакомец справа.
– Садитесь с нами за стол, господин Архитектор, – выдвинула стул из-за стола женщина слева.
– Хорошо выглядите, господин Архитектор, – сверху вниз на Архитектора смотрел низкорослый мужчина, показывая все свои зубы в широкой улыбке.
Слова и люди завертелись в голове Архитектора одним большим шумным ульем.
– Кивай и улыбайся, кивай и улыбайся, – крутилось в голове Архитектора. Именно это помогло ему пробраться к своему столику, на котором стояла надпись: «Участник номер триста тридцать». К облегчению Архитектора, за столом ещё никого не было, и потому, увидев цель, Архитектор уверенно и быстро прошагал к своему столу.
– Надеюсь, что в этот раз балерина. Кого ещё Вы могли представить в категории «Сломанные судьбы»? – нежный лисий голос прозвучал над правым ухом Архитектора, после чего статная женская фигура в красном платье села по другую сторону стола.
– Какой у вас номер? – не поднимая глаз и, к слову сказать, весьма угрюмо пробормотал Архитектор.
– Триста тридцать шесть, – ответила его собеседница. – Какое счастье, что именно этот номер стоит на том же столе, что и Ваш, – с толикой сарказма и явной наигранностью сказала женщина в красном.
Она была весьма и весьма привлекательной: выдающаяся грудь и тонкая талия делали её фигуру женственной и желанной, а красное платье, удачно подчеркивающее достоинства, не давало мужчинам ни единого шанса упустить её из виду. Чёрные локоны, элегантно уложенные волной, перетекали в длинный хвост, собранный сзади, и свисали на плече, чуть прикрывая откровенное декольте. Большие чёрные глаза с длинными ресницами, такие же лисьи, как и голос девушки, смотрели на Архитектора в упор. Девушка достала из маленькой сумочки сигарету.
– Здесь нельзя курить, – пробормотал Архитектор.
– Боюсь, дорогой мой, что с Вами мне можно всё. Вы только посмотрите на них, даже если Вы будете сидеть здесь голый или же Вам вдруг почудится, что Вы в туалете, никто из них не скажет Вам и слова.
Архитектор промолчал. Он знал, что она права и, несмотря на всю его нелюдимость и скромность, никто из них не осмелился бы сказать или сделать что-то, что могло бы раздосадовать Архитектора.
– Так значит, балерина? – в голосе собеседницы появилось нескрываемое раздражение.
– Нет.
– Что? – женщина резким движением убрала сигарету и подвинулась к Архитектору чуть ближе. – Вы шутите, господин Архитектор?
– Совершенно нет.
Звонкий женский смех разлетелся по залу взрывной волной и спровоцировал неоднозначные взгляды окружающих.
– Вы умудрились сломать ещё одну судьбу для какого-то конкурса.
– Мне кажется, что нужно прекратить разговор.
– На счету святого Архитектора три сломанных судьбы, так ли он свят, – не унималась собеседница, закуривая сигарету. – Надеюсь, что в этот раз не женщина, иначе легко прослыть женоненавистником в наших узких кругах.
– Это не так.
– Ну, раз Вы говорите, что это не так, то, конечно же, это не так. Вы же у нас всегда правы?
– Инес, прекрати! – жёстким властным голосом рявкнул Архитектор. – Не устраивай сцен хотя бы здесь.
– Где же мне их устраивать, если моя единственная возможность поговорить с Вами – это публичные места, или Вы осмелитесь всё же пригласить меня на чашечку чая и объясниться?
Архитектор промолчал. У него с Инес была история, которую он так и не смог завершить на словах. Архитектору искренне хотелось верить, что время и расстояние не оставит надежды в этой чудесной, умной и талантливой женской голове, но два года спустя Инес всё так же трепетно, так же эмоционально и возбуждающе ревновала его к маленькой фигурке балерины в одном из экранов.
– Как Ваша балерина?
– Прекрасно, – практически по слогам ответил Архитектор, выказывая своё раздражение и желание прекратить разговор.
– Не дадите мне взглянуть на неё? Хотела бы увидеть, как один из величайших мастеров в нашем деле смог её исправить?
– Безусловно, – после неловкой паузы промычал Архитектор.
Инес пристальным взглядом посмотрела в его лицо, отодвинула сигарету и с ужасом, мгновенно проявившимся на её милой физиономии, подо-двинулась ближе к Архитектору.
– Вы её не исправили? – прошептала она, оглядываясь по сторонам, чтобы никто не услышал. – Два года…
– Это незаконно, – перебил Архитектор и затараторил, оглядываясь по сторонам: – Я своевременно и профессионально вношу все изменения, но некоторые судьбы приходится чинить постоянно.
– Ого, – Инес с наигранно-удивлённой улыбкой перешла на шёпот: – Не беспокойтесь, я не выдам Вас. Но подумайте о ней.
Между Архитектором и его собеседницей повисла пауза, разговор продолжился во взглядах: Архитектор искал то ли прощения, то ли понимания, а Инес была готова на всё ради любви, даже на жестокость в словах.
– Через десять минут начинается церемония награждения, просим всех занять свои места, – отчётливо проговорил мужчина на сцене, и гудящая толпа начала вливаться в Зал награждения из холла. За несколько минут жужжание рассредоточилось по всему залу и притихло.
Архитектор смотрел на Инес, которая вела беседу с приятным молодым человеком с большим острым носом, таким же треугольным, как углы его смокинга. Он больше походил на пианиста, который вот-вот выпрыгнет на сцену и сыграет что-нибудь утончённо великое. Инес то и дело бросала взгляды в сторону Архитектора, который, к слову говоря, был в десятки раз менее симпатичным и складным, чем юноша, открыто флиртовавший с ней.
Как только свет в зале приглушили, в воздухе повисло долгожданное молчание с примесью ощутимого волнения. Все взгляды устремились на сцену. Участников выставки поприветствовал глава Бюро архитекторов судеб, он же председатель жюри и главный меценат Архитектурного сообщества, и он же сын учредителя и основателя выставки судеб.
– Добрый день, коллеги, – тяжёлым размеренным голосом проговорил человек на сцене. – Благодарю всех участников выставки судеб за предоставленные на конкурс работы. В очередной раз хочу отметить качество ваших работ, а в некоторых случаях и изысканность. Нашему новому Бюро чуть больше пяти тысяч лет, но, несмотря на молодой возраст нашей организации, мы успели проделать огромную работу и показать важность нашего объединения в сравнении с индивидуальной работой на подряде.
И пока глава Бюро распинался на сцене с помпезной речью, наш Архитектор продолжал смотреть на Инес, совершенно игнорируя всё происходящее. Честно говоря, речь из года в год ничем не отличалась, в ней лишь периодически менялись цифры. Архитектор же всё никак не мог выкинуть из головы Инес, он то и дело ронял на неё взгляды из-под своих тёмных густых бровей.
Несмотря на всю открытость своих чувств к Архитектору, Инес всё же знала, как вести себя с мужчинами. Она ни разу более не взглянула на Архитектора, но была уверена, что этим вечером он смотрит на неё, что где-то внутри его сухой души разгорается огонь ревности к молодому и красивому собеседнику Инес. Ей не нужны были доказательства его чувств к ней, она прекрасно знала, что это не любовь, а лишь инстинкт собственника, но ей нравилось, что в этом зале он смотрит только на неё.
– Первое место в номинации «Счастливчик» заслуженно достаётся Аде, автору судьбы Гузель Бюрие, – зал взорвался аплодисментами, и на сцену поднялась тучная дама в тёмно-синем сарафане с ромашками и вязаном кофейном жакете поверх. Архитектор усердно захлопал в ладони, наконец-то переведя взгляд с Инес на сцену. Это была его соседка, в некотором роде хорошая приятельница, которая частенько забегала в мастерскую Архитектора, чтобы починить случайно поломанные судьбы. Так к судьбе Гюзель прикоснулась и рука Архитектора.
Одним ветреным, хоть и солнечным утром Архитектор попивал кофе в своей каморке, которая служила ему и спальней, и кухней, но, что радует, хотя бы не туалетом. Предполагаю, что, чувствуя приближение бури в виде своей соседки Ады, Архитектор проснулся значительно раньше и потому уже держал в руках вторую чашку кофе. Витринные стёкла мастерской зазвенели под частыми ударами по двери.
– Архитектор, ты здесь? – визжал испуганный женский голос. – Просыпайся, просыпайся скорее.
Архитектор вскочил, мигом подбежал к двери и, чуть не сломав внутренние затворы, с размахом открыл дверь. На пороге стояла Ада в ночной рубашке и с чемоданчиком в руках. Как только она увидела Архитектора, её круглое лицо размякло, расплылось от горя и беспомощности, а из глаз покатились слёзы.
Ада трясущимися руками протянула Архитектору коробку и заплакала ещё сильнее.
– Я лишь хотела, чтобы она хорошо провела вечер, – шмыгая носом, тараторила Ада, – а она возьми да влюбись в этого.
– Кто? В кого? – заулыбался Архитектор, зная, как Ада любит преувеличивать.
– Гюзель. В этого афериста. А он ей не пара… А я ей сегодня встречу с другим… А она не пошла… А он… А она… – продолжала всхлипывать Ада, протягивая чемоданчик трясущимися руками.
– Ада, прошу, зайди в мастерскую и расскажи по-хорошему, что произошло.
– Ты только посмотри, она же сейчас всё испортит. Я всё испортила, – протяжный и весьма противный плач вырвался из груди Ады.
Архитектор взглянул на экран маленькой коробочки: улыбающаяся темноволосая женщина в годах, вполне привлекательная, пусть и не юная, сидела в отделении банка в ожидании служащего и крупной суммы денег, накопленной ею в течение жизни.
– Ада, но я не понимаю. Она улыбается.
– Она снимает все накопления, всё, что копила на квартиру, чтобы отдать этому проходимцу и купить долю в его бизнесе.
– Ну и?
– Ну и бизнеса у него никакого нет, а вот билет на самолёт на вечерний рейс у него есть.
– Заходи и рассказывай, что сделала.
Ада неуклюжим шариком закатилась в мастерскую и бухнулась в кресло для посетителей.
– Гюзель так скучала тем вечером, – продолжала всхлипывать Ада, – я решила, что до знакомства с будущим мужем, которое должно вот-вот произойти, Гюзель может ещё один разочек отдаться романтике.
– Так, – Архитектор протянул кружку кофе Аде и сдвинул брови, всё ещё оставаясь в непонимании.
– Вернее, сначала я решила, что Гюзель нужно пойти и развеяться, потанцевать, выпить пару бокалов вина с подругами, – на этом моменте Ада зарыдала ещё сильнее.
– Успокойся и продолжай, времени немного, – поглядывая на красный экран телевизора, пробормотал Архитектор.
– Она была в ночном клубе, ей было так весело, и вот тогда я и решила, что нужно познакомить её с кем-нибудь, чтобы она могла отдаться буре эмоций с едва знакомым человеком.
– Ада, – Архитектор нахмурился и посмотрел ей прямо в глаза. – Ты выбрала случайного человека из толпы и не проверила его историю судьбы?
– Да, – ещё громче разрыдалась Ада и закрыла лицо своими пухлыми пальчиками.
– Но ты же потом проверила?
– Проверила, – продолжала всхлипывать Ада, – и встретилась с архитектором этого молодого человека. Он живёт в синем доме рядом с Бюро.
Я пришла и рассказала ему, как для меня это важно, что судьба уже очень сильно отклонилась от курса, а он… он отказался что-то менять.
Архитектор застыл на мгновение. Он знал этого архитектора из синего дома и потому понял, что ничего доброго от взаимодействия с ним выйти не может. Несколько секунд – Архитектор буквально вырвал чемоданчик из рук Ады, поставил на стол и подключил контейнер к своему компьютеру. Как только экран его компьютера загорелся, Архитектор начал спешно печатать на клавиатуре.
– Что ты делаешь? – спросила Ада, удивлённо посмотрев глазами, с которых начали пропадать слёзы.
– Жди, – грубо ответил Архитектор, не отрываясь от компьютера.
Следующие несколько минут были весьма напряжёнными. Архитектор стучал по клавиатуре с такой скоростью, словно в его мастерской пожар и спасение его самого и этого места зависит от скорости удара по маленьким кнопкам. В конце концов Архитектор остановился так же резко, как начал печатать на машинке. Он поднял свой неодобрительный взгляд на Аду, от которого её щёки покрылись красными пятнами.
– Ада, ты должна прекратить поддаваться романтическим настроениям. Это может очень плохо обернуться для какой-нибудь из судеб, это может также плохо обернуться и для тебя.
Ада посмотрела на Архитектора щенячьми извиняющимися глазами и пододвинулась вместе с креслом поближе к столу Архитектора:
– Я обещаю, что больше не буду, я обещаю, – практически умоляя, извинялась Ада. – Что ты сделал?
– Пока Гюзель ждала одобрения от банка, я включил у неё режим болтливости.
Глаза Ады округлились.
– Она рассказала служащему банка, как сильно влюблена, как познакомилась с этим молодым человеком, как быстро закрутился их роман, и что он практически сделал ей предложение и готов отдать ей долю в своём бизнесе.
– И что служащий банка? – уже с интересом слушала Ада.
– Пока он ждал ответ из головного офиса банка, я отправил ему рассылку об участившихся случаях мошенничества, переложил наверх стопки с бумагами одно из писем от клиентки, которая попалась на удочку мошенников, и добавил ещё пару маленьких деталей. Служащий начал расспрашивать Аду про бизнес молодого человека, проверил в базе информацию и показал ей, что такой компании не существует.
– А она?
– Она не поверила, как и все влюблённые.
Я включил в её памяти несколько кадров из её детства и юности, чтобы вызвать у неё чувство тревоги, и вуаля.
– Она не взяла деньги из банка?
– Нет, не взяла, и служащий оказался хорошим человеком. Он отказался выдавать ей эти деньги, зная, что сам нарушает правила.
– И где она сейчас?
– Всё ещё в банке. Они вместе позвонили этому проходимцу, уточнили детали, и он с криками разорвал все отношения с Гюзель.
– Уф-ф-ф, – Ада выдохнула и расслабилась в кресле.
– Ада, сейчас её сердце разбито, она не может встретить любовь своей жизни с таким сердцем. Ты понимаешь это? Тебе предстоит огромная работа, чтобы вернуть её в нормальную колею.
– Я знаю, – улыбка ушла с лица Ады, – но я всё исправлю, обещаю, я всё исправлю. Ты же никому не скажешь?
– Не скажу, – улыбнулся Архитектор. – Но ты должна пообещать, что больше никаких опрометчивых решений и никаких связей с непроверенными судьбами. Обещаешь?
– Обещаю.
Ада ещё не раз после этого случая заходила, а иногда и забегала в мастерскую к Архитектору, бережно держа в руках судьбу Гюзель. Чаще всего за советом, гораздо реже, чтобы что-то исправить. И вот сейчас Ада стояла на сцене, получая награду за свою работу с судьбой Гюзель. Она улыбалась, не пытаясь скрыть слёз на своих глазах. Это была её первая награда на выставке судеб после стольких лет работы: её выбрали из сотен тысяч архитекторов судеб, и это было вершиной её желаний.
Под аплодисменты толпы Ада медленно спустилась в зал и пробралась к столику Архитектора. Она была так растрогана, что, не думая ни о чём, кроме своего безмерного счастья, подошла к Архитектору, обняла его, словно плюшевого медведя, и растрогалась ещё больше.
Архитектору казалось, что все взгляды в этой полутьме прикованы к нему. Он не то чтобы не любил объятия, он не любил сами прикосновения людей. Даже будучи в отношениях с Инес, оставаясь с ней наедине в самых интимных и близких ситуациях, он не любил эти самые прикосновения. Ему казалось, что толпа вокруг смотрит на него с таким же отвращением и презрением, которые он испытывал к объятиям.
– Ты это заслужила, Ада, – лисьим голосом произнесла Инес, не скрывая своего безразличия. – Поскольку мы с тобой давние подруги, не буду скрывать, что я не ожидала.
С лица Ады мгновенно исчезла улыбка, как только она увидела знакомое лицо:
– Какая я тебе подруга? – фыркнула Ада, ещё раз приобняла Архитектора и удалилась в темноту зала.
– Она всё так же бегает к тебе чинить судьбы по десять раз на дню? – Инес уставилась на Архитектора.
– Нет, – сухо ответил Архитектор и перевёл взгляд на сцену, где продолжалось награждение.
Спустя пять или шесть номинаций жюри перешло к награждению в номинации «Сломанные судьбы». Сначала ведущий рассказывал о том, как популярна эта номинация, далее распинался о том, что все в архитектурном Бюро понимают и не принимают жестокость, с которой приходится сталкиваться в этой номинации, но из года в год на церемонии награждения его речь заканчивалась простым оправданием существованию и даже необходимости такого формата судеб:
– Если человечество не будет видеть боль и страдания, оно никогда не сможет по достоинству оценить счастье.
Толпа взорвалась аплодисментами. Архитектор молча сидел за своим столом, ожидая, что в этот раз ему не придётся выходить на сцену за наградой. Цена его награды была слишком высока, а сломанная судьба, которая сейчас проживала свои дни на экране маленькой коробочки рядом с его стулом, в его представлении о человечности не должна была быть сломанной.
– И победитель в номинации «Сломанные судьбы», – ведущий открыл конверт и, не скрывая пренебрежения, произнёс: – Ну, конечно же, Архитектор и судьба Льва Анатольевича.
Зал ещё раз взорвался аплодисментами. Архитектор поднял коробочку с судьбой с пола и поставил на стул, чтобы случайный прохожий не пнул её, пробираясь через толпу в темноте. Он поправил пиджак и, устремив взгляд на сцену, пробрался через толпу к лестнице, преодолел несколько ступеней и в этот раз действительно оказался в центре внимания.
– Расскажите о своей работе, Архитектор, чем Вы удивите нас в этом году?
Архитектор замер. Он не был готов рассказывать о судьбе Льва Анатольевича, он не раз читал о судьбах, которые победили в этой номинации в прошлое годы, и то, что происходило с ними, по жестокости и извращённости даже близко не было похоже на судьбу, с которой он пришёл на выставку.
Лев Анатольевич был самым тяжёлым разочарованием в жизни Архитектора, вернее не он, а тот факт, что Архитектор, имея ответственность за его судьбу, не смог ничего с ней сделать.
В архитектурном Бюро было частой практикой отдавать тесно связанные судьбы одному и тому же архитектору. Её ввели пару сотен лет назад, когда аналитики архитектурного Бюро провели большую ревизию – самую крупную за сотни лет – подготовили аналитический отчёт и обнаружили значительную корреляцию между судьбами первого уровня связи и их нахождением у одного и того же архитектора. Оказалось, что с такими судьбами было куда проще работать, если они были в одних и тех же руках, также сами судьбы были куда счастливее. И тогда лень взяла верх, хотя по официальным данным верх взяла забота о человечестве, и законы поменяли.
Лев Анатольевич был тесно связан не с одной, а с тремя судьбами. Такие люди по меркам архитекторов считались счастливчиками, которым заранее уготована счастливая судьба в кругу близких.
Так как никто не застрахован от ошибок, в ежегодный день распределения судеб, который проходил каждые триста дней, Архитектору передали судьбу Льва Анатольевича, а трём его коллегам три остальные судьбы – его любимой жены и двух их сыновей. Когда ошибка всплыла и всех четырёх архитекторов вызвали в Бюро, чтобы передать все судьбы в руки одного из них, оказалось, что никто не готов отказаться от той части жалования, которая положена за эту судьбу. Архитектор долго убеждал коллег, что с таким подходом к связанным судьбам первого уровня не было практики работы несколько столетий, что системы отслеживают такие судьбы неидеально, полагаясь, что один архитектор будет держать во внимании связанные судьбы, но к консенсусу так и не пришли. В итоге каждый архитектор ушёл из Бюро со своим контейнером.
Лев Анатольевич прожил прекрасное и совершенно счастливое детство. Архитектору практически не приходилось прилагать усилий, так как в судьбе маленького мальчика всё было гладко. Зная, что Лев проявляет интерес к медицине, Архитектор повернул его судьбу в медицинский колледж, далее на стажировку в медицинскую часть военного госпиталя, а потом и на должность главного врача военного госпиталя.
Лев Анатольевич настолько увлёкся наукой, что чуть было не упустил встречу со своей судьбой. В данном случае можно говорить, что он запрыгнул в последний вагон буквально. После тяжёлой смены он забежал в последний вагон трамвая и уснул. Его разбудил словами «депо» громкий голос машиниста, точно так же, как разбудил молодую девушку, уснувшую в противоположном конце вагона. Тёплая летняя ночь и прогулка под полной луной добавили романтики встрече и свели эти две судьбы вместе.
Они жили прекрасную жизнь, построили дом у реки, много путешествовали и завели двух прекрасных детей. Воспитание детей стало большим испытанием: младший сын часто болел, старший постоянно попадал в передряги. И Лев Анатольевич вместе с женой готовы были справиться с этим, но юность мальчиков выпала на одну из самых больших бед человечества – на войну.
Старшего сына привезли Льву Анатольевичу без правой руки на операционный стол, но было слишком поздно, и тяжелейшую борьбу с гангреной и сепсисом Лев Анатольевич проиграл. Младший попал в плен и погиб по дороге домой вместе с матерью, которая провела месяцы в деревне рядом с местом, где держали пленных, умоляя вернуть сына.
Пытаясь усмирить боль, Лев Анатольевич пил, и, сколько бы Архитектор ни пытался, боль была сильнее. В один из дней в палатку медиков прилетел снаряд. Архитектор отправлял коллег, чтобы позвать Льва Анатольевича в другую часть лагеря, давал сигналы, закидывал в его голову мысли о чём-то срочном за пределами палатки, но всё было бесполезно. Лев Анатольевич вернулся домой с войны на несколько месяцев раньше её окончания в тот дом у реки, где всё было пропитано светом и счастьем, но вернулся без ног и, что ещё тяжелее, без любимых людей. Все радостные воспоминания и моменты были заблюрены болью такой силы, что, сколько бы усилий ни прилагалось, судьба Льва Анатольевича не становилась счастливее ни на грамм.
– Только не говорите, что опять применили гениальные секретные приёмы, – посмеялся ведущий вместе с залом и вытащил Архитектора из его мыслей. – Так что, расскажете нам, что такого Вы делали со Львом Анатольевичем?
– Я не смог помочь ему, и поэтому он…
– Конечно, конечно, – перебив Архитектора, засмеялся ведущий. – Но в этой номинации цель не помощь, мой дорогой, тем не менее мы вам поверим.
Зал взорвался хохотом. Какая-то дама вручила Архитектору грамоту и букет цветов, тихо прошептав на ухо:
– Потом подойдите в Бюро, распишитесь за получение грамоты и букета.
Архитектор кивнул головой и на деревянных ногах зашагал в зал.
– Какие свиньи, – произнесла Инес, как только Архитектор сел на стул.
– Что? – переспросил Архитектор, тихо возвращаясь из своих мыслей в реальность.
– Говорю, что они свиньи.
– Почему?
Инес подсела к Архитектору на место, которое освободилось несколькими минутами ранее.
– Все знают о твоей репутации, о твоей доброте, о том, что ты веришь в человечество и не причинишь боль ни одной из своих судеб, – прошептала Инес.
– Я не совсем понимаю.
– Делаю ставку, что судьба, которую ты сломал, даже близко не сравнится с половиной судеб, представленных в этой номинации. Но ты, мой дорогой, и сам это знаешь. Ты же не хотел побеждать в этом году?
Tasuta katkend on lõppenud.