Loe raamatut: «Министерство мертвых. Невозможная принцесса», lehekülg 2

Каждый изображал какую-то сцену, как я поняла, то ли из местных легенд, то ли из истории.

– В начале времен все было иначе. Души не осознавали своего предназначения хранителей, перерождались хаотично и едва не уничтожили несколько прекраснейших немагических миров. А иные были изгоями. Те, кто обладал способностью перевоплощаться и проживать жизни в других мирах, свысока смотрели на лишенных этого дара. И зачастую обходились с ними несправедливо. Это продолжалось до тех пор, пока не пришел Вельзевул. Он открыл в подобных себе великий дар – видеть истинную сущность души, иметь над ней власть. Он создал Элизиум и Аид, он открыл душам их истинное предназначение. Он – наш страж, повелитель и творец законов.

Первые пять витражей, очевидно, изображали приход Вельзевула к власти и создание Аида и Элизиума.

– Черные души, неспособные измениться, отравляли собой само мироздание, – задумчиво продолжил Самаэль. – Вскоре их стало так много, что они вырвались на свободу и едва не уничтожили все вокруг. Тогда Вельзевул спустился вниз, чтобы лично запечатать врата Аида. Он стал их бессмертным стражем. И назначил наместника, исполняющего его волю здесь. Сейчас Вельзевул правит миром, находясь у самого Предела.

– Вот это значит удаленка, а не то, что они там пытались изображать, – хмыкнула я, вспомнив свои самые странные экзамены в жизни.

– Но однажды ему придется уступить свое место повелителя. Назначить наследника, не регента, а нового повелителя. Поэтому на витражах нас окружает то, что уже свершилось, а над нами – то, что грядет. Коронация.

– Только вот у повелителя три наследника, – хмыкнул Харриет. – И мы еще не знаем, кого он выберет.

– На протяжении всей нашей истории Вельзевул выбирал себе воспитанников, но до сих пор так и не передал никому власть, так что я бы не обольщался. Все, идем дальше, надо найти тебе комнату.

Город напоминал скорее гигантский лабиринт. Все улицы, переулки, тупики и дворы были частью одного огромного здания, вокзал в котором был лишь крошечной частью. Парки обступали высокие стены, в основаниях мостов сияли остроконечные башни, под ногами от чистоты сверкала почти новенькая с виду брусчатка.

– Что-то напоминает… – пробормотала я.

– Оксфорд, – кивнул Самаэль. – Построен по образу и подобию Мортрума – города мертвых. Точнее, города заблудших душ. Разумеется, сходство лишь отдаленное. Мортрум – сложное магическое сооружение. Ты можешь попасть в любую точку города, не выходя из здания. Но будь в нем осторожна и старайся передвигаться по улицам. Внутренние помещения порой чудят. Лестницы исчезают, проходы закрываются… В общем, не ищи приключения на ровном месте.

– А карты вы, случайно, не выдаете?

– Нет, – отрезал Самаэль, и я разочарованно вздохнула.

Но даже если я все еще бредила, подсознание постаралось. Огромный готический город-замок! Такое сложно придумать, вообразить в деталях еще сложнее. Естественно, мне тут же захотелось как следует по нему погулять, залезть во все закутки и темные углы. Но я благоразумно оставила эту мысль при себе.

Похоже, я угадала со временем: по пути нам не встретилось ни одной живой души, как бы забавно это ни звучало. Самаэль молча шагал чуть впереди, за ним бодро семенил Харриет, а вот я то и дело отвлекалась, рассматривая новые локации, такие непохожие на скучный провинциальный городок, в котором выросла.

– В вашем мире только один город? Или таких городов-замков много?

– Мортрум – уникальный город. Но вообще есть и другие.

– В них тоже живут души?

– Души, иные. Кто только не живет, – туманно отозвался мужчина.

Мы наконец свернули в сторону одного из двухэтажных корпусов Мортрума. Довольно невзрачный, но, как и весь город, колоритный, он оказался чем-то вроде общежития. Мне понравилось внутри. Пахло как в старой часовенке, а длинный темный коридор с рядами одинаковых дверей напоминал… Даже не знаю, пожалуй, действительно старинный колледж. Не хватало только табличек с номерами аудиторий и портретов великих ученых.

– Это – твое жилище на ближайшее время. Первые годы тебе придется провести здесь. Потом сможешь подыскать что-то получше. Твоя дверь – последняя, слева. Вот что, Аида. На тебя свалилось много всего. Полагаю, ты еще не до конца мне поверила, и часть тебя думает, что это сон. Дай себе время. Побудь наедине с собой. Обдумай все произошедшее и услышанное. У тебя есть несколько дней. Но будь осторожна, мысли о смерти могут навредить тебе. Тебя могут мучить кошмары, видения – это нормально, ты пережила сильное потрясение. Если станет невыносимо, обратись к Харриету. Он знает, как помочь.

– Ага! – просиял рыжий. – Я погиб на «Титанике». Я определенно много знаю о стрессе.

– Он все тебе покажет, проведет экскурсию, – кивнул Самаэль. – Через несколько дней жду тебя на разговор. Покажу колледж и определю фронт работ. А сейчас я должен идти. Есть вопросы?

Вопросов был миллион, но я решила, что время для них пока не пришло. Соблазн упасть в постель и закрыть глаза в надежде, что я открою их за столом в колледжской библиотеке или в собственной комнате, или даже в раздевалке катка, был огромный. Дождавшись, пока Самаэль уйдет, я повернулась к Харриету.

– Тебе что-нибудь нужно? – спросил он. – Помощь?

– Да. Мне нужно, чтобы ты от меня отстал.

– Что?

– Ну… как бы тебе объяснить… Спасибо тебе за компанию и готовность помочь, я это ценю. Но я не люблю, когда мне навязывают друзей и заставляют с кем-то общаться. Мне не нужна нянька и уж тем более не нужен психолог. Если я заблужусь – спрошу у кого-нибудь на улице, но вообще в следующий раз просто нарисуйте карту. Все, приятель, спасибо и удачи!

С этими словами я похлопала его по плечу, открыла дверь новой комнаты и застыла на пороге.

– Точно не нужна моя помощь? – фыркнул Харриет.

– Да твою ж… мертвую задницу, – уклончиво ответила я.

Небольшая комнатушка с крохотным окном в потолке могла бы сойти за жилье на первое время (живя с мачехой, я бы согласилась и на такую, лишь бы съехать), если бы не была завалена хламом. Какие-то коробки, мешки, одежда, книги, старое пугало – вещей было столько, что я даже не сразу заметила шкаф, письменный стол и кровать.

– Это что за помойка?!

– Видимо, прошлый хозяин…

– Был мусорщиком?! Кстати, что с ним случилось?

– Отправился дальше. Точно не знаю куда, нам не говорят.

– Уверен? По-моему, он все еще может быть где-то тут, просто под завалами не видно!

Харриет фыркнул и прислонился к косяку. Кое-как переступая через стопки газет и набитые тряпками тюки, я прошла на середину комнаты, чтобы оценить масштабы катастрофы, и поняла: катастрофа – слишком мягкое описание того, во что превратили комнату.

– А что, убираться перед прибытием новых жильцов не принято?

– Порой на это не остается времени. Ты не знаешь, сколько времени должен провести здесь. В любой момент твой страж может сообщить, что пора двигаться дальше. Никто не дает время собирать коробки. Так нужно, чтобы мы искренне старались стать лучше. Ну и не привязывались друг к другу. Когда знаешь, что в любой момент можешь уйти без прощания, стараешься не привязываться.

– Получается?

– Увы. Но в колледже этому посвящен цикл лекций. Всем новеньким именно поэтому назначают друзей. Нас обучают правильно вводить новичков в курс дела и при этом не сближаться слишком сильно. Так что, помочь? Нужно разобрать здесь все, рассортировать по коробкам, решить, что стоит уничтожить, а что еще послужит. Можешь и себе оставить, если хочешь.

Я хмыкнула. Перспектива целый день (или что тут у них) разгребать чужой хлам не вдохновляла. Но и жить на мусорке, выкопав норку для сна, я не привыкла.

– Есть идея получше.

С этими словами я начала методично выбрасывать хлам в коридор. Сначала все, что валялось сверху, затем коробки и мешки. Связки с книгами шли последними, и парочку я все же оставила себе.

Постепенно комната приобретала более-менее опрятный вид. Старая, но добротная мебель оказалась покрыта слоем пыли. Полки местами покосились, а каменные стены замка с самой постройки не видели ремонта. Но на первое время сойдет. Сейчас немного отдохну, а потом все вымою.

– Надо же, я думала, после смерти будет что-то крутое, – бормотала я, выкатывая старый ковер. – Яркий свет или небесные врата. А не расхламление и уборка. Почему посмертие напоминает обычные выходные с мачехой?

Все это время Харриет суетился, бегая вокруг и причитая:

– Аида, так нельзя! Аида, что ты делаешь?! Это против правил!

– Вот что, названый друг… – Запыхавшись, я села на освобожденную из плена мусора кровать. – Я не просила приводить меня сюда. И не собиралась умирать в девятнадцать. То, что меня без спроса поселили в эту комнату, не значит, что я буду прибирать за кем-то бардак. Вот вам лайфхак: чтобы следующий жилец не мучился, неделю сортируя мусор, не превращай комнату в помойку!

– Но что мне делать со всем этим?! – Он растерянно обвел руками гору в коридоре.

– Это твой хлам?

– Нет.

– Тебе поручали его разобрать?

– Нет, но…

– Ты обязан следить за тем, как я чищу зубки и укладываюсь в кроватку?

– Нет!

– Тогда какие вопросы? Ты, как настоящий джентльмен, попрощался со мной и ушел. Что было дальше, не знаешь.

– Аида, это неправильно…

– Неправильно – после того, как я недавно умерла, зная, что у меня болит голова, тошнит и пошатывает, отправлять меня два дня сортировать чужие вещи. Можно было хотя бы дать выспаться и все осмыслить! Слушай, я совершенно серьезно, мне очень плохо. Можно я лягу и пару часиков вздремну?

Возмущенный донельзя, парень развернулся и унесся, как безумный рыжий вихрь, оставив меня у двери в новое жилище.

– Зуб даю, жаловаться побежал, – хмыкнула я. Но даже не испугалась. К этому моменту единственным желанием было закрыть глаза и провалиться в сон в надежде, что, когда проснусь, мир снова станет нормальным.

Глава 2

Тут я должна была сказать, что мне приснился страшный сон, из которого я узнала, что пробудилось древнее зло. Мне бы никто не поверил, а древнее зло дочистило зубы, принарядилось и явилось в новый мир причинять страх и ненависть.

Но, увы, я спала крепко и без сновидений. Подложив под голову свернутые джинсы и свернувшись клубочком, потому что без одеяла оказалось прохладно. Но все же это был самый крепкий сон в жизни.

Точнее, в смерти.

Проснувшись, я поняла, что за окном уже стемнело. Сколько же я проспала?

Хотелось есть. Еще один минус в логику существования посмертия. Зачем душе еда? Неужели нельзя придумать магический мир, в котором девушкам не нужно убираться, готовить и умирать каждый месяц с грелкой в постели?

Я не имела ни малейшего понятия, где искать еду. Наверное, с этим мог помочь Харриет, но с утра я достаточно однозначно выразила нежелание дружить по приказу. И рыжий паренек куда-то пропал. Хотя то, что мне еще не прилетело за своеобразные методы уборки – отличный признак того, что из Харриета еще можно сделать человека.

Сидеть в комнате до скончания веков, пока кто-нибудь не вспомнит о новенькой мертвой девочке, не улыбалось. Поэтому я оделась, кое-как пригладила растрепавшиеся волосы пятерней и выскользнула из спальни.

Хлам все еще валялся перед дверью, но мне удалось бесшумно его обойти, и уже через несколько секунд я оказалась на улице. В лицо ударил холодный пронизывающий ветер. Я сделала несколько глубоких вдохов, наслаждаясь принесшим бодрость воздухом. Посмотрела на небо, ожидая увидеть звезды, но вместо подмигивающих белесых огоньков наткнулась взглядом на совершенную тьму.

– Конечно, в мире мертвых нет звезд. – Я негромко вздохнула.

В отличие от утра, к вечеру народ выполз из норок и неспешно прогуливался по улицам. Всюду тусовались компашки самых разных возрастов, то и дело мимо проносились какие-то очень деловые мужчины и женщины в темно-красных и черных форменных костюмах. Я вышла к самой оживленной улице, оказавшейся набережной, и ахнула: в темной воде безмятежной реки отражались звезды, которых не существовало.

Приглядевшись, я поняла, что это вовсе не звезды, а крошечные огоньки, неспешно плывущие по течению. Зрелище настолько меня заворожило, что в жажде рассмотреть огоньки как можно ближе, я едва не свалилась в воду, и лишь какой-то парень в последний момент схватил меня за шиворот.

– Эй, ты дурная?! Смерть надоела?!

– Что, прости?

Я даже засмотрелась, правда. Парень оказался дюже хорош. Высокий, с черными как смоль волосами, небрежно зачесанными назад. Пожалуй, черты его лица можно было назвать правильными: прямой нос, тонкие губы, четко очерченные скулы и подбородок. А еще он был круто одет. Правда круто, так… по-фэнтезийному: во все черное, включая длинное пальто, неброско, но очень дорого, даже невооруженным взглядом понятно. На груди поблескивал большой круглый амулет – единственная яркая черта в его облике.

– Ты новенькая? – Я поняла, что беззастенчиво пялюсь.

– Да. С утра преставилась.

Тонких губ коснулась едва заметная усмешка.

– Это Стикс, – сказал он, опершись на перила. – А те огоньки – души, плывущие по жизненному пути. Когда огонек гаснет, душа переходит в наш мир.

– Красиво.

– Да, наверное.

– А ты когда умер? – Я сначала ляпнула, а потом спохватилась: – Прости, это, наверное, бестактный вопрос.

– Немного. Но не в моем случае. Я никогда не жил в мире смертных и никогда не умирал. Я родился здесь. Далеко не все отправляются в немагический мир. Некоторые лишены этой привилегии. Или проклятия… Что скажешь?

– Для меня скорее проклятия. В четыре года я потеряла мать, в шестнадцать – отца. Жила с мачехой, которую ненавидела, а потом умерла и даже не знаю как. Не похоже на привилегию.

– Может, в следующий раз повезет.

– Раз ты местный, то хорошо ориентируешься и много знаешь, да? – спросила я.

Он словно понял, что у меня на уме, но не стал отрицать.

– Мне нет равных. Я знаю об этом мире все. И за определенную плату расскажу тебе.

Рассмеявшись, я покачала головой. Разумеется. Миры вроде как разные, а законы в них одни.

– Мне нечем тебе платить. Я же новенькая, помнишь?

– Но выпить-то ты со мной сможешь? Здесь неподалеку есть неплохой бар. Разрешишь тебя угостить – я разрешу воспользоваться моими знаниями.

– А вот такая сделка мне уже нравится.

Парень протянул руку.

– Дэваль Грейв.

– Аида Даркблум.

– Будем знакомы, Аида…

При звуках моего имени его глаза странно блеснули. А может, это лишь вспыхнуло и погасло отражение чьей-то души.

Дэваль не соврал, и бар действительно оказался недалеко, вход в него прятался в небольшом тупике города-замка. Я не впервые оказалась в подобном заведении (и это наверняка добавило моей душе отрицательных баллов), но впервые очутилась в настолько необычном баре.

Изнутри он напоминал не то склеп, не то мрачный костел. Высоченные потолки, несколько уровней каменных лестниц, ниш и выступов, на которых стояли столики и диваны. Узкие остроконечные окна и все те же витражи, правда, на этот раз с абстракциями.

Вдоль стен мерцали яркие малиновые огни, чем-то напоминающие неон, только парящие в воздухе. Гремела ритмичная инструментальная музыка. Вокруг сновали девушки с подносами и посетители. Некоторые из них были одеты так, словно явились на готическую костюмированную вечеринку, а некоторые совсем как я: в джинсах, футболках и кедах. За частью столов я увидела молодых ребят в уже знакомой красной форме.

Дэваль проследил за моим взглядом и пояснил:

– Это любимый бар сотрудников министерства. После работы часто заходят сюда расслабиться.

– И это люди запрещают мне ковыряться в носу, – хмыкнула я. – Разве пить после работы – это то, что делает душу хорошей?

– Оставь эти пафосные бредни, – фыркнул парень. – Что будешь пить?

– Кьянти. Есть у вас такое? И к нему что-нибудь мясное.

– Все, что пожелаешь. Идем за столик.

Я собиралась было занять любой свободный стол, но Дэваль неожиданно взял меня за руку и повел к одной из ниш в стене, где сидел еще один парень. В чем-то они даже показались мне похожими, разве что второй выглядел младше и растрепаннее – короткие темные волосы были всклокочены, словно он зашел в бар, побывав в урагане.

– Это Дарий, – сказал Дэваль. – Мой брат. Дар, это Аида. Возьми нам выпить. Аида хочет эссенцию и закуску. Мне как обычно.

Я даже растерялась от приказного тона, холодной ленцы в голосе Дэваля и – сильнее всего – от того, что Дарий беспрекословно поднялся и направился в сторону бара без единого возражения, лишь коротко и равнодушно мне кивнув.

– Итак, что ты хочешь знать? – спросил Дэваль.

– Все. Что это за место, почему вообще существуют два мира, что за Элизиум и Аид, кто такой Вельзевул, кто вообще решает, чья душа хорошая, а чья нет, что я тут буду делать, почему я по-прежнему хочу есть и спать, я же мертвая? И…

Я осеклась, вдруг поймав себя на мысли, что могу снова попытаться…

– И как мне найти другую душу?

Именно этот вопрос зацепил парня. Он смерил меня задумчивым взглядом и откинулся на спинку дивана.

– Душу? Ты хочешь найти здесь кого-то, кто уже умер?

– Да. Или узнать, что с ним стало. Если… Ну, если он уже отправился дальше.

– И что это за душа?

– Мой отец.

Дэваль, как мне показалось, посмотрел с уважением. А может, в темноте бара я приняла желаемое за действительное. Мне очень хотелось найти отца, и я цеплялась за любой намек от мироздания на то, что это возможно.

– Я покажу тебе место, где можно раздобыть информацию, – наконец произнес парень. – После ужина.

– Спасибо.

Дарий вернулся с подносом, на котором стояли две тарелки с мясными закусками и два бокала с совершенно прозрачной жидкостью. Похоже, в этом мире не водится кьянти, но если это водка, то я пас.

Однако, чуть пригубив напиток, я почувствовала знакомый вкус сухого, чуть кисловатого, красного вина. Должно быть, у меня на лице отразилась вся гамма эмоций, потому что Дэваль рассмеялся.

– Это чистая эссенция желаемого. Принимает тот вкус, какой захочешь. Может быть кофе или вином, а может – честолюбием, страстью или яростью. Только ты решаешь, что сегодня у тебя в бокале.

– А ты что выбрал? – спросила я, завороженная его взглядом.

– Когда-нибудь я тебе расскажу, – совершенно серьезно ответил Дэваль.

– Ой, да хватит, – подал голос Дарий, о котором я успела забыть. – Вы же не персонажи книги про шпионов. Просто идите уже в постель.

Пока я придумывала, как бы так едко ответить, Дэваль лишь небрежно махнул рукой – и брат заткнулся. Это избавило от необходимости придумывать остроты. От напитка в голове появилась приятная легкость, а близость информации об отце пьянила сильнее любого вина.

– Так что это за мир? Я до сих пор не могу поверить в то, что мертва.

– И не надо, – отмахнулся Дэваль. – Дай угадаю: тебе рассказали про высшее предназначение, про людей, хранителей Земли и все такое. Самаэль всем впаривает эту ерунду.

– Ты знаешь Самаэля?

– Его знают все. Не слушай его. Наш мир совсем не такой, каким его представляют новичкам. И все эти пафосные речи о сохранении немагического мира – лишь способ управлять тупыми массами. Будь выше этого.

– Тогда какой ваш мир?

Мясо таяло во рту, таинственный коктейль дарил приятную легкость, и если это все же был сон, то с момента знакомства с Дэвалем он стал определенно неплох.

– Паршивый в основном, – фыркнул он.

Сделал большой глоток коктейля, посмотрел на танцующую толпу в центре зала и продолжил:

– Ладно, давай начнем сначала. Давным-давно в этом мире, полном магии, зародилась жизнь. Мир был прекрасен и чист. И первое время мы жили, не зная ни в чем нужды. Наслаждались благами, доставшимися по праву рождения, природой, источниками силы, красотами и умиротворением. Ну и, разумеется, в таких условиях успешно размножались. И нас стало много. Так много, что от прежнего рая не осталось и следа. Большая часть мира превратилась в каменные джунгли типа этого города-замка. Часть мира, выжженная дотла, провалилась вниз, в подземелья, став Аидом. Уцелел лишь один кусочек первозданной красоты, названный Элизиумом. Лишь в последний момент мы сообразили, что творим со своим миром, и остановили уничтожение.

– И отправились на Землю, поклявшись не повторить ошибок?

– Не перебивай. Не совсем. Наши маги действительно обнаружили рядом еще несколько пригодных для проживания, а главное – совсем пустых миров. Землю в том числе. Мы тут же попытались их заселить, но оказалось, что в новых мирах действуют совсем другие законы. В них нет магии, источников, а еще нет бессмертия. Лишенный подпитки родного мира, человек стареет и умирает, а при переходе теряет память об истоках. Мы тяжело осваивали Землю. Ценой проб и ошибок строили общества, государства, вместе меняли мир там, а здесь искали способы быть не паразитами, а хозяевами обоих миров. Но, увы, без притока магии на Землю невозможно было жить так, как мы привыкли. А приток магии ее убивал. И тогда власть захватил Вельзевул.

– Я видела витражи на станции. И Самаэль рассказывал ваши легенды.

– Да, часть из нас не обладает способностью перерождаться на Земле. А значит, погибнет этот мир – с ним погибнут иные. Душам было плевать, они искали способ навсегда остаться на Земле, ведь она своей красотой воплощала все то, чего мы лишились. Но Вельзевула не устраивало такое положение дел, и он захватил власть.

Я прикусила язык, чтобы не съязвить. Но черт возьми! Эти люди берутся судить, как я прожила жизнь и кому навредила, а сами ничем не отличаются от собратьев с Земли. Только воюют не палками и пушками, а магией.

– С приходом Вельзевула к власти хаосу пришел конец. Первое, что он сделал, – заточил самые темные души в Аид, не дав им и дальше уничтожать миры. Затем закрыл Элизиум, ставший последним пристанищем хороших душ. Остальные отправились на Землю, и отбор продолжился уже там. Лучшие попадают в Элизиум, худшие – в Аид, середнячки отправляются обратно или работают здесь, чтобы обеспечить работу этой огромной магической машины. По замыслу Вельзевула, снова и снова отсеивая темные души, мы сохраним оба мира и в конечном счете будем жить припеваючи.

– Ты, похоже, не очень-то в это веришь? – спросила я.

– А ты?

– Ну… мы определенно в начале пути. Но почему бы и нет? Вдруг сработает.

– Те, кто пошел за Вельзевулом, так и думали. Но вот мы здесь, и вместо двух райских миров бежим в колесе, кое-как сохраняя баланс. А Вельзевул выбирает наследника. Невольно закрадываются определенные мысли. Может, сказка про Элизиум – лишь способ удержать власть иных?

Дэваль вдруг неожиданно поднялся, так и не допив коктейль. Следом поспешно вскочил его брат.

– Идешь? – спросил меня парень.

– Куда?

– В место, откуда ты сможешь начать поиски.

– Я поняла, но что это за место? Какой-то архив? Это законно?

– Нетерпелива, как и все недавно вернувшиеся. – Дэваль нарочито театрально зевнул. – Скоро увидишь. Тебе понравится.

Мы вышли из бара и двинулись вдоль набережной, куда-то в сторону вокзала. А может, мне только казалось, что мы идем туда. Им действительно не помешает карта.

Всю дорогу Дарий угрюмо молчал, а вот Дэваль щедро делился знаниями.

– Министерство мертвых занимается распределением душ. Кто-то отправляется на Землю, кто-то – возвращается с нее и ждет решения о дальнейшей судьбе. Есть судьи, они как раз и оценивают, достойна ты Элизиума или еще нет. Есть стражи, они следят, чтобы сосланные в Аид души отправлялись по назначению и не вырывались на свободу. Есть магистры – они преподают в колледже и обучают эту толпу.

– И все? Весь мир – огромное министерство?

– Нет, разумеется. Ты забыла, что среди нас много иных? И они не собираются отдавать свой кусочек Элизиума.

– Хорошо, а деньги? Мы не расплатились в баре. Только не говори, что у вас все общее и справедливо поделенное. Судя по тому, что я видела на Земле, нам просто нужны внешние стимулы, чтобы вести себя прилично.

Я не стала упоминать, что уж кому-кому, а мне они нужны в тройном размере.

– Денег у нас действительно нет, – согласился Дэваль. – Но мы нашли способ лучше. Ты имеешь право на привилегии, только если работаешь. Работаешь – можешь позволить себе жилье получше, заходить после работы в бар или посещать театр. Работаешь плохо – лишаешься части привилегий. Вот и все.

– Звучит жутко, – скривилась я. – Так поэтому мне досталась каморка по соседству с многодетной семьей тараканов? Потому что я еще нигде не работаю?

– Ага.

– А ты где работаешь?

Дэваль усмехнулся.

– А кто сказал, что я работаю?

– М-м-м… дай подумать. – Я сделала вид, будто напряженно размышляю. – Ты угостил меня в баре, неплохо одет и причесан. Не похоже, чтобы ты жил под мостом.

– У меня богатая семья.

– Сам сказал, у вас не существует денег.

Он посмотрел очень серьезно, я даже немного смутилась.

– Деньги – это не богатство, Аида.

А затем умолк, дав понять, что развивать эту тему нет смысла – все равно ответов не получу.

– Значит, судьи решают, кто хороший, а кто нет? А если они ошибаются?

– Они не ошибаются, – улыбнулся Дэваль. – Поверь.

Вскоре мы свернули с набережной куда-то вглубь, на узкие темные улицы, освещенные лишь тусклыми фонарями. Здесь было куда меньше прогуливающихся, и я ощутила себя не в своей тарелке. Одна, с двумя мрачного вида парнями.

– А умереть здесь можно? Удариться головой, например, или подхватить смертельную болячку? Или раз уже умер – живи спокойно, бейся на здоровье?

– Вообще, мы бессмертны. От удара головой ты не умрешь, но будешь чувствовать боль. Мало приятного. Убить нас тоже сложнее, однако… способы есть. Тебе не стоит лезть в эти дебри. Так ты быстрее в Элизиуме не окажешься.

Улочки неожиданно для меня превратились в огромный крытый павильон, полный зелени и аттракционов. Зрелище одновременно красивое и пугающее: среди пышных деревьев виднелось колесо обозрения, какие-то качели, карусели, скульптуры и ларьки.

Когда-то парк наверняка был прекрасен. Я могла представить залитые сиянием аттракционы, детский смех, запах попкорна и сладкой ваты. Сердце забилось быстрее: вспомнилось, как папа водил меня в луна-парк. Жаль, что здешний оказался заброшен. Природа отвоевала свое, обвила плющом ржавое железо, оттеснила деревьями проходы к каруселям. Превратила роскошный парк в наглядную иллюстрацию того, что ждет Землю, если ее хранители продолжат в том же духе.

– Что здесь случилось? – спросила я. – Почему парк забросили?

– Никто не знает, – ответил Дэваль. – Когда-то это место любили. А потом он как-то сам собой превратился вот в это. Периодически кто-то пытается возродить его, но пока безуспешно. Мне здесь нравится. Успокаивает.

Я украдкой покосилась на его брата, молча следовавшего за нами, но Дарий выглядел абсолютно равнодушным.

– И зачем мы здесь? Я думала, ты покажешь мне место, где можно поискать информацию об отце.

– Покажу, – кивнул Дэваль. – Не бойся. В архиве ты ничего не найдешь, Самаэль же не дурак. А ты не единственная душа, которая скучает по родным. Идем.

Он вновь схватил меня за руку и потащил куда-то вглубь парка, подальше от приглушенного шума центральных улиц, мимо карусели с порванными цепями, что раньше давали ни с чем не сравнимое чувство полета. Грустное зрелище разбитых детских надежд.

– Постой, а как же дети? Я правильно все поняла: душа отправляется на Землю, и там рождается ребенок. Затем он взрослеет и становится либо хорошим человеком, либо плохим. Стареет, умирает – ну, или его переезжает автобус – и вот он здесь. А если умирает ребенком? У вас нет детей здесь?

– Думаю, тебе лучше спросить у Самаэля, – холодно откликнулся Дарий. – Объяснять такие вещи – его работа, в конце концов.

Я даже вздрогнула, не ожидая, что молчаливый послушный брат Дэваля вдруг подаст голос.

Через весь парк, петляя между аттракционами, пролегала старая железная дорога для вагончиков. Должно быть, это было что-то вроде обзорной экскурсии по парку: ты садился в яркую кабинку, и она неспешно возила тебя по всему празднику жизни, соблазняя заглянуть в каждый его уголок.

Сейчас дорога заросла травой, хотя с виду пострадала не так сильно, как некоторые карусели.

Вскоре обнаружился и паровозик. Побитые временем кабинки еще стояли на рельсах, но уже вряд ли были способны куда-то ехать. Казалось, словно после очередного рейса пассажиры вышли, а паровозик так и остался в конечном пункте навсегда.

Рельсы вели дальше, куда-то в темные недра шатра с выцветшей надписью «Лабиринт настоящего ужаса» – еще одним любимым многими аттракционом.

Не мной.

В детстве я умоляла папу дождаться первого вагончика. Мы могли отстоять две или три очереди, только чтобы быть первыми и занять то самое место, где не мешали чужие головы. Где ощущение сердца, уходящего в пятки, самое сильное.

Поддавшись порыву, я подошла к вагончикам и забралась в самый первый. Металл жалобно звякнул, но я вдруг почувствовала прилив сил, словно парк истосковался по благодарным посетителям.

Закрыв глаза, я положила руки на перила и дала себе волю представить, что найду здесь папу и однажды мы придем в парк, чтобы прокатиться на всех его аттракционах. Непременно в первом вагончике.

Раздался противный скрежет. Запястья обвило что-то холодное, сдавив слишком сильно, до боли. Я открыла глаза и увидела кандалы, выросшие словно из ниоткуда и приковавшие меня к поручням.

– Эй! Дэваль! – Я обернулась, чтобы позвать на помощь. – Что это такое?!

На его губах играла усмешка.

– Это же лабиринт страха. Жертва не должна убежать.

– Очень смешно! Выпусти меня или найди того, кто откроет эту рухлядь.

Парень подошел ближе. Хотелось верить, чтобы освободить меня, но чутье подсказывало, что скорее позлорадствовать.

– Я же тебе обещал показать место, где ты сможешь найти отца. Удачной поездки, Аида!

– Когда я освобожусь, тебе конец! – рыкнула я, безуспешно дергая руками.

– Кто сказал? – Дэваль склонился так, что я почувствовала его дыхание на шее. – Что ты освободишься? Ищи папу хорошо, Аида. У тебя всего одна попытка.

Он обладал поистине нечеловеческой силой. Казалось, ему не составило труда подтолкнуть паровозик, который весил, наверное, с тонну. Вагончики нехотя сдвинулись с места, наполнив пространство заброшенного парка скрежетом. А затем бодро покатились к темному нутру шатра.

– Да что я тебе сделала?!

Вместо ответа Дэваль издевательски помахал рукой. Мне показалось, Дарий стыдливо отвел глаза, когда я на него посмотрела, но потом полы шатра сомкнулись за последним вагончиком, и я осталась совсем одна в пугающей тишине.

– Ну разумеется, – вздохнула я. – Симпатичный парень приглашает тебя в бар, только чтобы связать и поиздеваться. Ты что, не ходила в старшую школу?

Можно сказать, еще повезло: в нашей, например, неудачников поили на какой-нибудь вечеринке, раздевали до трусов и оставляли в учительской, в ожидании, когда бедолага проснется с жутким похмельем и обнаружит, что до момента позора всей жизни остались считаные минуты.