Глава 17
Катерина чувствовала себя дурацкой Мэри Поппинс, когда второй раз за последнее время звонила в дверь квартиры сына. Это было в два раза больше её обычного количества визитов за год. Хотя кого она обманывала – это примерно равнялось количеству её визитов за всё время, что сын с невесткой жили в этом доме.
«Если ты мать, тебя это когда-нибудь догонит», – отстранённо думала Катерина, – «всё то время, что ты не тратила на ребёнка в детстве, придётся тратить на него потом. Ну, или почти на него».
Дверь открылась, и удивлённая невестка впустила её в дом. «Прихожу сюда, чтобы поражать», – мысленно фыркнула она. Откровенно говоря, она удивляла и саму себя. Вроде бы отношения в семье сына развивались таким образом, как она и предполагала, но удовлетворения это знание ей не принесло. Ещё она поняла, что весь её имидж отвлечённой матери трещит по швам, и ей стало казаться, что отстранённой быть легко, когда у всех всё вокруг хорошо. А сейчас она уже была по уши в их проблемах и отношениях.
– Васи нет, он ещё в больнице, – растерянно сообщила Маша, семеня за ней на кухню.
– А я и не к нему, – отрезала Катерина, – не он же прячется и прогуливает мои осмотры и консультации психолога.
– Простите, – Маша потупила глаза, опускаясь на стул, – я болела, и поэтому…
– Что у вас творится? – перебила её Катерина, усаживаясь напротив. Она прикусила язык – совсем не хотелось выглядеть как курица, прибежавшая узнать, кто обидел её цыплёночка.
– В каком плане? – нахмурилась Маша. «Всё ты поняла, дорогая», – Катерина многозначительно подняла брови.
– В том самом, – она поставила подбородок на сцепленные руки, не отводя взгляда тёмных глаз от Маши. Та откинула притворство и посмотрела ей в ответ неожиданно смело.
– Он попросил вас прийти?
– Брось. Ты же знаешь, что нет, – Катерина хмыкнула, – просто мы на днях виделись в больнице, а у него всё на лице написано. Поставишь чайник?
Пока невестка возилась у плиты, Катерина крутила в руках зажигалку, которую машинально достала из сумочки. Курить хотелось ужасно. Странно, но она понятия не имела, как подступиться к Маше. И она прекрасно осознавала, в чём дело. Чёртово чувство вины – она ведь тоже с удовольствием поверила, что невестка сбежала с любовником. Она пожалела своего ребёнка, который спрятался от тяжёлой реальности не самым удачным образом. «Типичная мамка», – прошептал хриплоголосый в её голове, как обычно, слегка осуждающе. Катерина тряхнула идеально уложенными кудрями.
– Не хочу выглядеть как злая свекровь, защищающая своего драгоценного сыночка, – призналась она, наблюдая, как Маша заваривает кофе, – хотя в какой-то мере так и есть.
Маша слегка кивнула, как бы принимая её условия. Она поставила две чашки на стол – сахара и сладкого не предложила – в этом их вкусы совпадали. Василий всегда говорил, что рядом с ними, ненавистницами глюкозы, ему кусок в горло не лезет, и самостоятельно съедал целую вазочку конфет. От нервов, наверное.
– Но хочу быть с тобой честной. Когда я говорила, что твой душевный покой важнее всего, я не имела в виду, что нужно плевать на покой всех вокруг.
Маша быстро подняла на неё взгляд. Ясный, острый, он отличался от её обычного взора оленёнка.
– Что вы имеете в виду? – резко спросила она. В глазах светилась обида – этого Катерина и добивалась.
– Ты не думала, каково ему пришлось, когда ты пропала? Просто исчезла – без ответа, без привета?
– Я же не…
– Ну, конечно, ты не хотела! Но, потрудись и поставь себя на его место.
Маша молчала, сжав губы в тонкую линию. На её лбу появилась морщинка.
– Он перестал спать. Бессонница – штука коварная.
«Засыпаешь – перед глазами сцены из прошлого, кошмары. Просыпаешься – кошмары продолжаются», – Катерина сморщилась и сделала небольшой глоток кофе.
– Он же не мог совсем не спать, – сдавленно произнесла Маша.
– Подозреваю, что периодически он просто отключался, засыпал на ходу. Хорошо, что этого ни разу не случилось за рулём, например. И у этого всего были последствия – тремор, заторможенность. Представь себе такого вот хирурга! Ты хоть интересовалась, почему он оказался в отпуске?
Невестка молча покачала головой. Катерина вздохнула.
– Так что, если ты переживаешь из-за этой записки, то не стоит.
Маша, как ни странно, не спешила с ней соглашаться. Напротив – она скрестила ладони на столе и выглядела, скорее, задетой.
– Значит, вы тоже знаете про записку. Значит, с вами он тоже это обсудил, – её лицо исказилось нервной, горькой улыбкой, – и как же вы все себе это представляли? Что я ушла, плюнув на него, плюнув вообще на всех! Каким человеком я вам казалась, если вы в это поверили? Или я была таким человеком?
Катерина смотрела, как невестка крутит на пальце обручальное кольцо. Такой реакции она определённо не ожидала.
– Никто всерьёз в это не поверил, – сказала она, – просто так было проще.
– Да, – Маша оставила в покое своё кольцо, – вам так было проще. Вася сказал мне то же самое. Но я не представляю, что должно было быть там написано…
– Да какая разница? – Катерина пожала плечами, – Если он убедился, что ты цела, и смог поспать.
Маша посмотрела на неё непонятным взглядом.
– Разница есть, – тихо сказала она, – я бы не поступила так жестоко, и он должен был это понимать.
Катерине на секунду показалось, что Маша была права, и это её слегка обескуражило. Изо всех сил стараясь двигаться царственно и неторопливо, она встала.
– Ты не против, если я закурю?
Маша покачала головой, что было не совсем понятным жестом, но поскольку ярых протестов не последовало, Катерина решила, что можно. Открыв раму и прикурив сигарету, она повернулась к невестке.
– Маша, – как можно мягче начала она, – твоя обида несколько раздута. Он быстро понял, что эта записка – полная чушь, и что никаких измен не было, – Катерина с удовольствием затянулась, – и я почти уверена, что в вопросах предательства вы оба разбираетесь на уровне первоклашек, раскидывая все отношения между людьми на плохо-хорошо. В реальной жизни всё бывает куда более запутанно и сложно. Так что можешь считать меня дрянью, но я кое-что про измены знаю.
– Вы? – Маша расширила глаза.
– Приятно, что тебя это так удивляет, – хмыкнула Катерина, – в далёком прошлом судьба свела меня с одни человеком, у нас начался бурный роман. Всё было идеально. Кроме того, что он был женат.
– Он что, не сказал вам об этом?
– О нет, я прекрасно знала. Знала всё и даже больше, чем нужно, – Катерина выпустила кольцо дыма в окно и затушила сигарету, – но мне было всё равно.
Она перевела взгляд на невестку, размышляя, стоит ли добавить подробностей, или та уже в нужном состоянии ужаса и отвращения.
– Я же говорила, вы даже не представляете… – покачала головой Катерина, – Всё закончилось очень плохо.
– Жена узнала? – прошептала Маша.
– Да. Узнала вся семья. Он защитил меня, как мог, – Катерина прикрыла окно и вернулась за стол, – для меня было главным, чтобы это не коснулось сына. Он до сих пор не знает этих подробностей.
Маша кивнула, как бы подтверждая готовность держать всё в секрете.
– Я не считаю вас дрянью, – тихо сказала она, – просто, вам… не повезло.
Катерина засмеялась.
– Маша, – сказала она почти с нежностью, – если мне просто не повезло, то что говорить о вас?
На какое-то время в кухне повисло молчание. Маша теребила кончик расслабленной косы. Она вся была олицетворением уюта, в мягкой кофте, пушистых тапках. Катерина раньше думала, что она такая же и внутри, считала, что видит её насквозь. Но сейчас она не была в этом так уверена.
Невестка откинула косу за спину и глубоко вздохнула, собираясь с духом.
– И всё-таки, у нас совсем другая ситуация. И я уже говорила это Васе, но скажу и вам. Мне нужно время, чтобы во всём разобраться.
На стене тикали часы, отсчитывая минуты, о которых так просила невестка. Время – роскошный дар. Катерине его всегда не хватало – она постоянно торопилась, спешила, ошибалась. Вся жизнь пронеслась как на быстрой перемотке, и вот – она зависла в этом апреле, в этой кухне, с женой сына, тоскливо смотрящей на неё и просящей о лишних минутах. Катерина медленно прикрыла глаза. Она приехала сюда лишь для того, чтобы убедить Машу простить её сына, чтобы он снова был весёлым и бодрым, хорошо кушал и много гулял. И что в итоге?
В итоге она влезла туда, куда планировала никогда в жизни не влезать, нарушила все свои же правила и чувствовала себя при этом не умной и всезнающей, как задумывалось, а жалкой идиоткой. «Не совала нос в жизнь детей, нечего было и начинать», – подытожила она, мечтая о том, чтобы у неё зазвонил телефон, и её стратегическое отступление не выглядело бы как бегство. Но помощь, как обычно, не пришла, и ей пришлось поднимать веки, как-то смотреть в глаза Маше, изящно избегать неловкости и прощаться.
В распахнутом пальто, забыв повязать на шею шарф – конечно же, вовсе не выглядящая как женщина, спасающаяся бегством, – она вышла из подъезда. Телефон в её сумке зазвонил.
«Именно сейчас, – с досадой подумала она, копаясь в сумке и пытаясь найти источник назойливого звука, – а не пятью минутами раньше, когда мне это было необходимо».
– Алло, мне сейчас не очень удобно…
– Конечно, Кэт, – невозмутимо отреагировал он, – но я, вообще-то, хотел сказать, что прилетаю в четверг.
– О, – ответила она, пытаясь игнорировать глупую радость, вспыхнувшую в груди, – так скоро? Что, полтора месяца уже прошло?
Он засмеялся, низко, хрипловато, что никак не помогало ей во внутренней борьбе с иррациональными чувствами.
– Как у всякой деловой женщины, у тебя должен быть календарь, куда ты записываешь свои дела и, как я полагаю, в том же календаре ты вычеркиваешь дни, думая о нашей встрече.
– Как и всякий мужчина, ты мыслишь стереотипами, – фыркнула Катерина. Её негодование можно было понять – в конце концов, ничего она в календаре не вычеркивала. Она делала это мысленно.
– Туше, Кэт, ты кругом права.
– Естественно.
Игнорируя его насмешливый тон, она запахнула пальто на груди и бодро пошла в сторону своей ужасной машины.
– И куда ты бежишь, какие мировые проблемы ты решала сегодня вечером?
– Ездила к Маше.
– Инспекция в лице злой свекрови?
– Почти, – Катерина села в автомобиль и завела мотор, – хотела кое-что объяснить.
– Дай угадаю: ты пришла, мудрая и великолепная, провела воспитательную беседу, покурила и ушла, а невестка рыдала от благодарности?
– Ты всё паясничаешь, – недовольно сказала Катерина, думая, что если Маша и рыдала, что было вполне вероятно, то точно не от благодарности, – а я вот зачем-то полезла со своими нравоучениями к взрослым людям в семью.
– Обычное проявление проблемы отцов и детей. Как ты за столько лет умудрилась не столкнуться с ней?
– Не знаю, – пробормотала Катерина, – возможно, благодаря тому, что я не отец.
Его короткий смешок был немного грустным, а может быть, ей показалось, ведь она знала, что он хлебнул тех самых проблем полную чашу. Долгие годы бессмысленной, бесполезной, бесплодной борьбы изнуряли его. Но он делал всё правильно – не оставлял попыток наладить отношения и, постепенно, от полного отчуждения с ребёнком, считавшим только свои чувства и желания главными, пришёл к примирению, которое, по правде говоря, было настолько хлипким, что то и дело грозило разрушиться и похоронить под своими обломками всех причастных.
– Как обстановка? – осторожно спросила она, зная, что вопрос, скорее всего, испортит ему настроение. В то же время она не могла не спросить.
– Стабильно паршивая, – ответил он довольно мрачно, – мы прошли стадию выяснения обстоятельств и застряли на стадии понимания.
– Ничего нового, – вздохнула Катерина. Ей нечего было добавить: она была последним человеком, который мог ему помочь.
– Ты уже за рулём? Тогда лучше перезвони из дома.
– Да ладно, я сейчас подключусь к магнитоле…
– Не надо, Кэт, будь осторожна. И не гоняй.
Он всегда ей говорил «будь осторожна и не гоняй», как бы она ни возмущалась. Не сразу ей стало понятно, что он, в целом несуеверный человек, считал это своеобразным оберегом. Катерина в такие моменты вспоминала свою бабушку – не ту, что считалась ведьмой, а мать своего отца. Она крестила их на прощание, когда они уезжали от неё на папином мотороллере. Катерина сидела в кузове, одной рукой прижимая к себе большую банку самого вкусного в мире малинового варенья, а второй крепко держась за борт. Подпрыгивая на каждой кочке, она смотрела на бабушку, шепчущую слова молитвы до тех пор, пока та не скрывалась за поворотом.
– Созвонимся позже.
Она почти не нарушила данного ему обещания и добралась до дома без приключений. Светлые воспоминания о собственной бабушке были слегка омрачены бабушками настоящими – теми, что сидели у подъезда и обсуждали какую-то новую жиличку, которая, по их мнению, была представительницей древнейшей профессии.
На этаже было темно, и, пощёлкав выключателем, Катерина выругалась. Кажется, лампочка перегорела. Она включила фонарик на телефоне и пыталась попасть ключом в замочную скважину, когда заметила, что с дверью что-то не так. Она посветила на неё и охнула – вся глянцевая, дорогая панель была покрыта кривыми подтёками краски. Она поражённо коснулась её пальцами, и в этот момент замигал, включился свет. Часто моргая, чтобы глаза привыкли, Катерина сделала шаг назад и поняла, что уродливые линии складывались в буквы. Невольно шевеля губами, она прочитала: «ШЛЮХИ ГОРЯТ В АДУ».
Глава 18
– Здравствуйте, сегодня ваш водитель Богдан. Оцените, пожалуйста, поездку в приложении…
– Заткнись уже, – закатила глаза Маша, пристёгиваясь ремнём, – мне и так неловко, что вы со мной нянчитесь.
– Мы же друзья, – пожал плечами Богдан, заводя машину и выезжая со двора, – и потом, лучше я сегодня побуду твоим личным водителем, чем потом снова буду ходить и искать по подворотням твой изуродованный труп, брр!
– Фу, – Машу передёрнуло, – но всё-таки настанет момент, когда мне придётся выйти из дома одной.
О том, чтобы Даниил получил по заслугам, она уже и не мечтала. Для этого нужно было вспомнить события того дня, когда она пропала, а это было почти невозможно. Катерина объяснила ей, что воспоминания о событиях, произошедших непосредственно перед травмой, почти никогда не возвращаются. Так что, она смирилась. Непонятно было только, как жить дальше и не оглядываться в ужасе на прохожих.
– Ну, ты вроде бы делаешь всё, чтобы не выходить, – фыркнул Богдан, – серьёзно собралась увольняться?
– Вообще-то нет, – Маша прикусила губу, – план поменялся, мы едем извиняться перед начальницей.
Богдан покачал головой.
– Жаль, а ведь ты была для многих из нас примером смелости и решимости.
– О чём ты?
– Ну, смотри. Звонит мне любезный друг Василий и между делом восхищенно рассказывает, как ты дерзко ответила своей хамоватой работодательнице. Я, человек робкий и застенчивый…
– Ну да, – фыркнула Маша себе под нос.
– … в тот миг осознал, что живу в таком же постоянном эмоциональном напряжении, только его источник – не начальница, а моя девушка. Я приступил к решительным действиям и…
– Попросил её не звать тебя «Богдаша»? – не выдержала Маша.
– Я вообще с тобой не буду сейчас разговаривать, – пообещал он, – включу услугу «молчаливый водитель», и только попробуй не поставить мне пять звёзд!
– Ну ладно, прости, продолжай!
– Да расстались мы, – тяжело вздохнул Богдан.
– Мне очень жаль, – сказала Маша и, поймав его недоверчивый взгляд, поспешила добавить, – тебя! А не то, что вам пришлось расстаться.
– Тут даже мне не очень жаль, – признался Богдан.
– И как оно было?
– Поверь, ты не хочешь знать подробностей! Ты таких ссор никогда в жизни не видела, наверное! По крайней мере, не участвовала. Вы же как ругаетесь, я слышал один раз: «да, Мышка», «конечно, Васенька»!
– Перестань! – Маша, смеясь, замахала руками, на самом деле надеясь, что он продолжит отвлекать её от насущных проблем.
Вчерашний визит Катерины вызвал в ней такой букет противоречивых чувств, что она запуталась ещё больше. Она не решилась начать разговор с Василием – он пришёл поздно и сразу лёг спать, сославшись на головную боль. Это оставило её наедине со своими мыслями на срок, которого почти хватало, чтобы сойти с ума.
Да и сам факт того, что Катерина приходила, её волновал. Маше она всегда нравилась – умная, сильная, красивая – недостижимый идеал женщины. Ей всегда хотелось быть хоть немного похожей на свекровь и, стыдно было самой себе в этом признаться, хотелось её одобрения. Но вчера она поняла, что Катерина всегда будет в первую очередь думать о сыне.
«Это логично, только вот никто не волнуется так за меня», – думала Маша. Она остро ощущала своё одиночество. За её спиной не было никого: ни отца, ни матери, ни братьев-сестёр. Откажись от неё муж, и кому она будет нужна? Ответ «самой себе» Машу почему-то не устраивал. С другой стороны – отец был жив, и она даже знала, как с ним связаться… Маша тряхнула головой. «Может быть, мать всё сделала правильно. Никаких привязанностей, никакой боли, никаких сомнений. Это ли не здоровый эгоизм?»
– Машка, ты смеялась-смеялась, да и застыла с перекошенным лицом. Ты там живая? Давай, пожалуйста, помирать не на моём дежурстве, а то Вася меня со свету сживёт.
– Да я нормально, вон, смотри – место, вставай туда.
Богдан припарковался около офисного здания, где работала Маша.
– Так, давай бегом – туда и обратно, бесплатное время ожидания…
– Да господи, – засмеялась она, вылезая из машины, – сейчас буду!
Быстро взбежав по ступеням крыльца, Маша толкнула прозрачную входную дверь. Внутри всё было так, как она помнила – серый, будто разбитый, мрамор пола, стены в катышках краски, трескучие лампы с пожелтевшими плафонами – словом, типичное бюджетное учреждение. В такой обстановке не то что работать не хочется – иногда нет никакого желания жить, особенно когда на носу квартальный отчёт.
– Пропуск? – бесстрастным голосом спросил вахтёр, вырывая Машу из оцепенения.
– Э-э-э, я, кажется, забыла его.
– Без пропуска не пущу.
– И что же делать, если у меня его с собой нет?
– Звоните, пусть вас встретят.
– Прекрасно, – пробормотала Маша, в очередной раз чувствуя себя глупо. Номера коллег канули в Лету вместе с украденным телефоном, и сейчас у неё был только номер начальницы, которой она звонить совершенно точно не собиралась.
– Может быть, вы сами позвоните в мой отдел? Я работаю в бухгалтерии, на втором этаже.
С крайне недовольным видом вахтёр снял трубку и, перелистнув страницу в засаленном гроссбухе, набрал несколько цифр.
– Сейчас за вами спустятся.
Маша облокотилась на стену – гадая, кого же за ней пришлют, надеясь, что не Лену, самую главную сплетницу их отдела. Но, едва увидев невысокую, чуть полноватую фигуру, поворачивающую из-за угла, она поняла, что надеждам не суждено было сбыться.
– Привет, Маша! – она протащила её мимо вахтёра и крепко обняла, обдав запахом сладких духов, – Ну как ты?
– Да, ну, я…
– Можешь не отвечать, ясно, что не очень! Ты к Альбине? Она сегодня в благости, – коллега тащила её в сторону лестницы, особо не ожидая от Маши реакции. Она напоминала ей журналиста, пишущего для жёлтой газеты – казалось, Лена могла составить целый компрометирующий рассказ, довольствуясь всего лишь Машиным невнятным мычанием.
– Ты, как с ней пообщаешься, заходи, чай попьём! У Бариновой вчера дочь родила, она притащила тортик! Представляешь, моя любимая «Прага»!
– Не смогу задержаться, меня ждут, – Маша с огромным трудом не скривила лицо – она терпеть не могла «Прагу».
– Жаль, – Лена надула губы, – а вообще-то, могла бы и уделить минутку в благодарность за то, что не выдала тебя.
– В смысле «не выдала»?
– Ну, я ментам не стала рассказывать, что ты убегала с работы пораньше с таким темноволосым красавчиком! Я-то знаю, что это не твой муж был! – Лена подмигнула ей. Маша замерла как вкопанная, а коллега продолжила, – Так что с тебя причитается!
– Куплю тебе ещё одну «Прагу», – машинально ответила ей Маша. Лена засмеялась и, вполне удовлетворённая, побежала в сторону своего кабинета. Маша же вместо того, чтобы следовать в том же направлении, развернулась в обратную сторону и почти на ощупь дошла до туалета. Она заперлась на задвижку и упёрлась руками в раковину, глядя на себя в старое, покрытое тёмными пятнами зеркало. Кажется, она поняла, про что говорила Лена.
Привычное отупение – так она бы назвала своё состояние. Вроде не впервой, а всё так же больно. Казалось бы, случаются с людьми вещи и похуже! Но, честно говоря, кого вообще интересует, что там происходит с другими людьми, когда ты здесь, на острие своего отчаяния. Опять.
Она держалась только ради Васи. Механически выполняла какие-то действия: вставала, умывалась, красила ресницы, шла на работу. Она не могла ему показать, что разваливается изнутри, иначе не выдержит и он – решит, что виноват. Она знала – он тоже не показывает ей и половины своих переживаний. Так они и держались – друг за друга, во имя друг друга.
В обед она решила выйти из тёплого офиса на улицу – октябрьский день был отвратительно холодным, но ей хотелось испытать дискомфорт, отвлечься от мыслей, уныло бредущих по кругу в голове.
– Мария, – раздалось откуда-то сбоку. Повернувшись на звук, она вздрогнула.
Он изменился с тех пор, когда она видела его в последний раз – тогда он обнимал её ноги, умоляя о прощении. Сейчас он был совсем другим. Чёрные волосы стал зачёсывать назад, черты лица, сохранив своё изящество, стали жёстче, острее. Что-то в его взгляде говорило ей, что на колени он падать больше не собирается.
– Чт…что ты здесь делаешь? – спросила Маша, с подозрением рассматривая огромный букет, который он держал в руках.
– Я пришёл ещё раз извиниться, – он улыбнулся, – это тебе.
Маша машинально взяла букет в руки. Пионы – её любимые, ярко-розовые. Где он только достал их в октябре?
– Спасибо, – растерянно сказала она.
– Выпей со мной кофе, пожалуйста.
Маша колебалась. Он улыбался ей – у него была приятная улыбка. Он подарил ей цветы. Ей так хотелось убежать от своих мыслей. Как она могла отказать?
Она встречалась с ним сама. Она виделась с ним, общалась. Она сама во всём виновата. Маша вцепилась в раковину, чтобы не упасть. Ей тогда почему-то было очень плохо – возможно, стресс или выгорание, она не могла сказать точно. Даниил оказался приятным и понимающим собеседником, они даже запланировали следующую встречу…
Он ведь так и говорил ей, что они должны были встретиться в тот день, когда её ударили по голове. Получается, в этом он не врал. Неужели её ударили по голове не просто так? Что, если он всё это спланировал заранее?
Машу передёрнуло. В дверь постучали, и она, помыв руки, поспешила покинуть туалет. За дверью, к счастью, была незнакомая женщина, и Маша, напрочь забыв про цель своего приезда, торопливо направилась к выходу.
– Ну и как, успешно? Эй, ты чего какая? – Богдан нахмурился, глядя на неё, – Что с тобой сделала твоя грымза-начальница?
– Всё хорошо, там просто душно, – Маша поспешила отвернуться от него, лихорадочно соображая, что же делать дальше. Ей нужно было созвониться с Алёной. Может быть, она что-то знала. Она сделал глубокий вдох и медленно выдохнула:
– Отвези меня, пожалуйста, домой.
***
Они расположились в кафе недалеко от её работы. Он угостил её кофе – от еды она отказалась. Было странно и нелепо сидеть с ним вот так запросто, словно и не было никаких проблем. Но он неожиданно оказался приятным собеседником. Хотя ей ведь и тогда понравилось с ним беседовать – в тот единственный раз, когда они…
– Я хотел извиниться, – казалось, что он говорил вполне искренне, – я понимаю, что такое не прощают, но… В тот день были именины моей матери, я поминал её и был сам не свой. Наверное, мне вообще не следовало выходить из дома…
– Я знаю про твою мать, и мне очень жаль, – тихо сказала Маша, стараясь не смотреть ему в глаза, – ты же знаешь, что моя мама бросила семью много лет назад? Мы не виделись с тех пор.
– Надо же. А отец? Наверное, быстро забылся с другой женщиной?
– Вовсе нет, – Маша вздохнула и сделала крохотный глоток кофе – всё ещё безумно горячего, – он тяжело переживал её уход. Очень нескоро он начал уже следующие отношения.
– Либо он не ставил тебя в известность, – Даниил провёл пальцем по губам.
– Возможно, – согласилась Маша. У неё не было никаких сил спорить, – мы сейчас с ним не общаемся.
– Жаль. А как с родителями мужа? Нормальные отношения?
– Васин отец погиб очень давно, – Маша криво улыбнулась, – так что он попадает в наш клуб неполных семей.
Даниил не улыбнулся.
– А мать?
– С ней всё хорошо. Врач, серьёзный человек.
– Ругаетесь?
– Да нам нечего делить, – пожала плечами Маша, – вместе не живём, видимся раз в полгода – и то хорошо.
– Славно, – Даниил улыбнулся, – а то я подумал, вдруг истеричка какая, мучает тебя.
– О, она совсем не истеричка! – хмыкнула Маша, чувствуя себя, пожалуй, чуть менее апатичной, – Совсем наоборот: кремень.
– Всегда уважал сильных женщин. Но, господь с ней, со свекровью. Ты очень понурая, – он внимательно смотрел на неё своими светлыми глазами, – что-то случилось в твоей жизни?
Маша вздрогнула и опустила глаза. Не плакать! Не плакать!
– Расскажи мне, станет легче…
***
Алёна, по своему обыкновению, трубку не взяла, поэтому Маша некоторое время просто ходила из угла в угол по квартире, совершенно не представляя, что ей делать и думать.
Картина вырисовывалась тревожная, и Маша никак не могла связать всё воедино. Ей не хватало информации, чтобы понять, что же всё-таки произошло, и как она оказалась в такой ситуации.
Она села за рисование в надежде отвлечься, но через некоторое время поймала себя на том, что сидит с карандашом в руке и смотрит на белый лист, не нарисовав ни штриха. Она записала новые воспоминания в дневник, но от этого стало ещё более тревожно.
Что за странные отношения связывали её с Даниилом? Он был кем-то, кого она знала в прошлом. Он в чём-то перед ней провинился. А потом они встретились, по всей видимости, спустя много лет, и она его простила, дала ему второй шанс. Но вдруг она не помнит чего-то ещё? Что, если она всё-таки изменила Василию с Даниилом?
В это было невозможно поверить, но Маша уже сомневалась абсолютно во всём – и особенно в самой себе. К тому моменту, как перезвонила Алёна, Маша уже готова была плакать от отчаяния.
– Отставить рыдания! – скомандовала подруга, выслушав её сумбурный рассказ, – Это всё просто твои домыслы, а значит, нечего сопли разводить!
Маша грустно шмыгнула в трубку.
– Лучше послушай, что я выяснила. Короче, если ты помнишь, с нами в параллели училось три Даниила, – это, можно сказать, рекордное количество. Возможно, конечно, кто-то из них был Данил, я не знаю, но не суть. Один из них – Чеплынин, ну это как раз наш пухляш-одноклассник, а два других учились в «А»…
– Ну, что мне «А»? Я же почти не общалась с ними. Хотя… Подожди-ка…
Тёплый майский вечер, тёмный парк…
– Так вот, – повысила голос Алёна, не дав развить мысль, – у них учились два «гэ» – Гринько и Греков, за последним ещё его одноклассница Юлька бегала, помнишь, которая нам записки писала от родителей?…
– Алёна! – остановила её Маша, – Я же ходила на свидание с Грековым.
– Ты, что? – Маша, кажется, даже услышала, как у Алёны отвисла челюсть, – А почему я об этом ничего не знаю?
– Да потому что там всё плохо за…. О, господи, господи!
Маша вскочила на ноги, чувствуя, что её сейчас хватит удар.
– Что случилось? Эй! Ты там живая? – разрывалась трубка в её руке.
– Живая, – хрипло прошептала Маша, – но не совсем.
– Ну! Что такое-то?!
– Даниил – это Греков.
– Ну! А я о чём? Ещё есть Даня Гринько…
– Нет, ты не поняла, – Маша хотела драматично рухнуть обратно на кровать, но почему-то аккуратно присела на край, – Даниил, который меня похитил – это Греков из 11 «А».
– Офигеть… – только и сказала Алёна, – И ты ходила с ним на свидание?
– Ходила.
Тёплый майский вечер, тёмный парк. Его удивительные голубые глаза, горящие страстью. Его руки, жадно касающиеся её бёдер, талии, груди. Его гадкие слова, его хищные пальцы там, где им нельзя было быть. Её слёзы и мольбы…
– А прошлой осенью он пришёл ко мне на работу и, ну, я, кажется, встретилась с ним после этого пару раз.
– Офигеть, – повторила Алёна, – ты что, долбанулась?
Маша слегка опешила.
– Прости?
– Не прощу! Только полная кретинка потащится встречаться с человеком, который чуть не изнасиловал её на лавочке в парке!
– Алёна, ты чего, – слабо попыталась защититься Маша, – я же не помню, понятия не имею, почему пошла с ним! Наверное, я решила, что история давняя и всё быльём поросло…
– Хватит уже прикрываться своей амнезией! И нет, такое не порастает быльём, – отрезала Алёна.
– Ну, все же заслуживают второго шанса! Люди меняются!
– Да зачем тебе это было нужно? – подруга уже говорила на повышенных тонах, – Тебе адреналина в жизни не хватало? Или внимания мужского?
– Всего мне хватало, – отбивалась Маша, что было в принципе бесполезно, ибо разъярённая Алёна была крайне опасна, – из того, что я помню, он нормально общался!
– Нормально общался, а потом что? Шарахнул тебя по башке и утащил к себе домой?
Маша не нашлась, что ответить, да и в принципе не знала, почему его защищает.
– Постой-ка, – сменила вдруг тон Алёна, – зачем ему было бить тебя по голове?
– Это… хороший вопрос, – задумалась Маша, – удар по голове не гарантирует амнезию…
– Может, тебя правда ограбил какой-нибудь бомж, а он сориентировался?
– Он как раз говорил, что мы должны были встретиться в тот день, – Маша понизила голос, услышав, как открылась входная дверь.
Алёна помолчала. Маша представила, как она задумчиво накручивает на палец прядь своих волос – она всегда так делала, когда не могла быстро найти решение.
– И что мы теперь будем делать?
– Я сейчас напишу Саше – может, ему удастся что-то узнать.
– А Вася?
– Что Вася?
– Ты ему расскажешь?
Он как раз заглянул в комнату и, увидев, что она разговаривает по телефону, прикрыл за собой дверь. Маша в нерешительности прикусила губу.
– Может, не стоит? Ты же знаешь, как он всегда бесился из-за этой истории.
– Ну, посмотри, – терпеливо начала объяснять Алёна, – твои тупые тайны ни к чему хорошему не привели! Получилась такая куча дров, что можно сделать большой пионерский костёр!
– Ну, а если он сделает что-то опрометчивое? Какую-то глупость?
– Кто? Вася? – Алёна фыркнула, – У вас в семье за глупости отвечаешь ты!
Она раздражённо замолчала. Маша не могла сердиться на неё за резкий тон – в конце концов, подруга была права – из-за её странного поведения всё и произошло.
– И всё же, – она тяжело вздохнула, – я не скажу ему ничего, пока не пойму или не вспомню, что мною двигало.