Loe raamatut: «Договор с драконом не предлагать»

© Шерстобитова О.С., 2021

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

Пролог

У самой обычной ночи существует множество оттенков. Еще вчера, когда я точно так же пробиралась по тихим коридорам на чердак, прислушиваясь к шалившим сквознякам и старательно высчитывая скрипучие половицы, ночь казалась пепельной. С месяц назад, едва небо затянуло первыми грозовыми тучами, она была цвета черного янтаря, непроглядной и величественной. Сегодня же мне удалось выбраться из общей спальни, где отдыхали другие ученицы Иларийской академии благородных девиц, лишь за три часа до рассвета. И апрельская ночь уже раскрасилась в синевато-черные тона.

Несмотря на то что времени оставалось немного, я не удержалась и скользнула к ближайшему окну. Слегка откинула занавеску, и хрустально-серебряный, невероятно чистый свет звезд упал на пол. Если у волшебства имеется цвет, то он непременно должен содержать в себе и этот удивительный оттенок, который так щедро расплескивается вокруг.

Отступила, прислушалась и, по-прежнему старательно огибая скрипучие половицы, ступая босыми ногами, дошла до конца коридора.

Ветер ударил в стекла, зазвенела апрельская ночь, наполнилась небывалым предвкушением: скоро я доберусь до цели, – и невольно захотелось улыбнуться. Уже завтра никто не сможет мне запретить жить так как хочется, не придется красться на чердак, словно воришке, и поэтому эта давно наступившая ночь – особенная.

По лестнице я поднялась без проблем, а вот по этажу шла осторожно, потому что именно здесь располагались комнаты преподавательниц. Слух у большинства из них чуткий, как у кошек. Дойдя до двери директрисы – илары Дартарины Верской, – встала на цыпочки и скользнула мышкой на лестницу. Теперь самое сложное: бесшумно открыть дверь на чердак. Но за двенадцать лет с этой задачей я научилась превосходно справляться.

Еще четыре ступеньки, и я опустила на слегка пыльный пол разношенные туфельки, надела их. Пробралась между остовами старой мебели, накрытой белыми простынями, скользнула мимо сундуков и старого комода и дошла до небольшого круглого окошка, в которое ярко светила луна. Отсветы падали на старые вещи, рисовали причудливые узоры. У меня была припрятана свеча, но пользовалась я ею с большой осторожностью. Свет посреди ночи мог привлечь охрану или кого-то из учениц и наставниц, проживающих в соседнем крыле. Окна как раз располагались напротив чердачных.

Бережно поставила зажженную свечу в удачно подобранное место, присела и убрала две доски. Под ними пряталось все мое богатство: краски, кисти, бумага и папка с рисунками.

Я уселась на старую подушку, удобно расположила кисти и краски, налила из кувшина воды в кружку и достала лист бумаги. Как бы мне хотелось передать волшебство этой звездной ночи, подобрать нужные оттенки…

Кисть заскользила по бумаге привычно и уверенно, и через мгновение я забыла о том, где нахожусь. Исчез неуютный чердак, наполненный пылью, выразительная чернота ночи, которую так хотелось подцепить кончиком кисти и перенести на лист, неудобная для творчества поза… Я самозабвенно смешивала краски, окуная в них раз за разом кисть…

Иногда чудилось, будто с моих пальцев слетают искры, ложатся на рисунок, отчего краски начинают играть совсем иначе, но на то она и ночь, чтобы заставить верить в невозможное. Нет во мне магии, ни капли, иначе ее колебания давно засекли бы стражи. Я точно знала. Но волшебство можно творить иначе. Красками… Кистью, что дрожит в руках в свете единственной свечи на захламленном чердаке. Сердцем, которое верит…

Я остановилась, поняв, что рисунок получился совсем неожиданным. Видимо, разговоры о завтрашнем бале в академии имели свои последствия и я замечталась. Иначе откуда на бумаге, где только что царила ночь с яркими звездами, появились глаза выдуманного мужчины? В них жила сиреневая тьма, украденная у волшебной, несуществующей ночи. Словно и не я рисовала, а кто-то незримый вел мою руку. Охнула, подавила смешок и отложила рисунок. В любой другой раз я бы скомкала лист, потому что задуманное не удалось, но сейчас не могла. Слишком тревожили душу эти глаза, рожденные моей кистью.

Подождав, когда рисунок высохнет, убрала его в папку. Желание забрать кисть, краски и папку с рисунками прямо сейчас было велико, но я не стала этого делать. Рискованно… Даже слишком. Лучше поднимусь сюда во время бала, спокойно спрячу сверток в уже собранный саквояж. И тогда… никто и не узнает, что все эти двенадцать лет я тайком по ночам рисовала на чердаке. Никто не узнает, что во мне в любой момент могла проснуться опасная магия, однажды смертельно ранившая одну из дочерей императрицы. Никто не узнает, что я нарушила запрет.

Ученице Иларийской академии благородных девиц, за содержание и обучение которой платит императорская семья, нельзя рисовать. Впрочем, нельзя не только мне, но и жителям всей империи. Но разве получится даже в качестве благодарности отказаться от своей мечты?

Ответ на этот вопрос лежал в моей папке с рисунками.

Глава первая

Весь сегодняшний день в Иларийской академии благородных девиц царила невероятная суматоха. После обеда мы успели получить у директрисы дипломы об окончании, а также небольшое вознаграждение за успехи в учебе и рекомендации для поиска работы. Странно понимать, что привычная жизнь уже завтра утром закончится и начнется что-то новое, но я ждала этого с нетерпением.

Предвкушение праздника, веселый смех и шепотки наполнили коридоры Иларийской академии благородных девиц сразу после завтрака и больше не исчезали. Чувства тоже имели свои краски – яркие и теплые, казалось, разлитые прямо в воздухе. Они состояли из нежных оттенков атласа, из которых сшиты наряды, темно-коричневых – у саквояжей, приготовленных в дорогу, алых и сапфировых – у драгоценных камней. Мне безумно хотелось прямо сейчас взять в руки кисть и сохранить этот момент, оставить в своей памяти, как один из лучших.

Когда ты двенадцать лет не имеешь права покидать место учебы, разве что изредка посещать балы и спектакли в Императорском театре по приглашению либо самой правящей семьи, либо покровителей-аристократов, такое событие, как выпускной бал, никого не оставит равнодушным.

Платья для бала мы готовили заранее. Каждая сама выбирала ткань и отделку, а потом мы кроили, шили и украшали наряды. Для воспитанниц это была еще одна возможность показать приглашенным на бал гостям свое мастерство.

Я выбрала нежно-розовый гладкий атлас, хотя большинство учениц предпочли голубой, белый или золотых оттенков, стремясь подчеркнуть свою красоту.

Я понимала: скромность наряда покажет владелицу с лучшей стороны, сделает ее выгодной партией для любого мужчины, поэтому, несмотря на то, что в моде было обилие кружев и большое количество украшений, отказалась от этого. Почти год золотистой нитью вышивала сказочные розы на подоле и узком лифе, а короткие рукава сделала из кружева. На мой взгляд, получилось изящно и красиво.

Прислушиваясь к щебету и смеху подруг по учебе, надела наряд, расправила юбку. Расшитый корсаж и легкие рукава приятно подчеркнули плавные изгибы фигуры. Я не сдержалась и, пока никто не видит, покружилась перед зеркалом.

С прической провозилась чуть больше. Долго собирала непослушные волосы, красиво их укладывая и закрепляя самыми обычными шпильками и невидимками. Другие ученицы выбрали заколки с драгоценными камнями и жемчужинами, но я не хотела быть обязанной покровителям еще больше, поэтому украсила волосы бутонами белой алерии. Дерево расцвело сегодняшней ночью, и тонкий нежный аромат наполнил сад.

Когда оказалась рядом с алерией, с трудом удержалась, чтобы не принести краски и не сесть рисовать прямо на скамейке напротив. Было в этом зрелище особое очарование. Снег еще не совсем сошел, на тропинках в лужах отражалось небо с редкими облаками, а алерия уже робко выпустила первые белоснежные бутоны, возвещая о царившей весне.

– Агата, ты идешь? – крикнула Любава, заставляя меня невольно оторвать взгляд от зеркала, возле которого я стояла.

Сама она, одетая в пышное голубое платье, украшенное серебряной вышивкой, казалась невероятно хрупкой, изящной и абсолютно незнакомой. Впрочем, непривычно выглядели мы все, сменив форму воспитанниц академии благородных девиц на наряды.

Любава поправила брызги бриллиантов на шее, улыбнулась и, подхватив меня под руку, потянула к выходу из общей спальни, где ученицы готовились к балу.

Здание, где мы жили и учились, поражало величием и красотой. Стены цвета золотой дымки и белые мраморные колонны придавали особое очарование этому месту. Под потолком главным украшением служили затейливые барельефы. По широкой лестнице, сверкая драгоценностями, сейчас поднимались наряженные в платья с дорогими кружевами дамы и одетые в роскошные камзолы или фраки мужчины.

В скромном наряде я почувствовала себя немного неловко, но старательно и приветливо улыбалась, стоя наверху. Приглашенных внизу приветствовали преподавательницы и наставницы, одетые не менее нарядно, чем мы. Сдается, им тоже хотелось повеселиться, но строгие нормы этикета часто не позволяли этого.

С четверть часа мы наблюдали за приездом гостей. Любава внезапно охнула и смутилась. Я уже знала, что ее родители подписали договор о помолвке, но пока не видела Эрика Ханрийского, жениха подруги. Знала только с ее слов, что он красив, богат и учтив.

Эрик частенько навещал Любаву вместе с родителями в специально отведенные для этого часы в академии. И пусть общались они в присутствии наставницы и родственников, как и полагалось приличной иларе, это не мешало их отношениям развиваться.

Сын герцога Ханрийского чуть склонил голову, приветствуя меня. Я присела в легком реверансе, и Любава представила нас друг другу. Жених подруги оказался светловолосым голубоглазым мужчиной. Стройным и сильным. Уверенным в себе. Я разглядывала его украдкой, обмениваясь любезностями, мысленно примеряла к нему краски. Блестяще-желтый и лазурный цвета…

Последний – ледяной, как и его взгляд. И желание запечатлеть лицо этого мужчины на холсте так и не родилось. Невольно вспомнились случайно нарисованные этой ночью глаза выдуманного незнакомца. В них и то таилось больше тепла. Но счастливая подруга не замечала холода, царившего в ее женихе. Может, оно и к лучшему. Выбора у нее нет, изменить решение родителей или хоть как-то на него повлиять не получится.

Любава и Эрик поспешили дальше. Наверняка она хотела представить жениха и остальным подругам. Я же некоторое время понаблюдала за гостями и вскоре отправилась в бальный зал.

Золотая лепнина покрывала стены и частично – потолок. В многочисленных зеркалах отражались гости. Порадовавшись, что никто не обращает на меня внимания, поправила выбившийся из прически русый локон, посмотрела на ярко-зеленые, сияющие глаза, на алые губы, которые искусала, и решительно скользнула в глубь зала.

Илары кокетничали с кавалерами, временами слышался веселый смех, оркестр настраивал музыкальные инструменты.

Особый бал… Так похожий на те, где мне уже приходилось бывать. И в то же время совсем иной. Полный не просто беззаботного веселья, но предвкушения и ожиданий.

На выпускном балу не раз решались судьбы многих выпускниц. Кто-то становился фрейлиной императрицы, кто-то встречал будущего мужа или покровителя, а кто-то находил работу гувернантки. Я надеялась на последнее. Четко осознавала, что для дворцовой суеты не создана ни капли, да и отсутствие денег и связей никогда не позволит оказаться вблизи императорской семьи, какое бы образование я ни получила.

По той же причине мне не светило удачное замужество, а на роль любовницы я была не согласна. Все же воспитание, которое нам прививали, дало свои плоды. Никакими другими талантами, кроме дара к рисованию, который приходилось тщательно скрывать, я не обладала, поэтому выбор был невелик: найти место гувернантки, няни, учительницы… Хорошие рекомендации от членов императорской семьи, присутствующих на экзаменах, подарили мне небывалый шанс.

Сегодняшним вечером я просто хотела немного отдохнуть, насладиться сполна тем праздником, который создали для нас наставницы.

– Подарите мне первый танец, илара…

– Агата Таринс, – представилась я, оборачиваясь и улыбаясь незнакомому молодому мужчине в кадетской форме.

– Диар Нартан, – чуть склонился он, рассматривая меня.

В этот момент заиграла музыка, и мы прошли в глубь зала. В залитом светом пространстве первый танец вызывает особое волшебство. Я буквально видела его цвет. Чуть золотистый, как у огней на богатых люстрах, с примесью того сияния, что дают бриллианты, надетые на илар.

Едва попав под власть этой танцевальной магии, я доверилась своему кавалеру, который начал развлекать меня беседой и уверенно кружил по залу.

На второй танец меня пригласил его друг – бравый кареглазый брюнет. Краем глаза заметила, как мимо буквально пролетает Алиса – прелестная шатенка с ярко-синими глазами, любимица директрисы. Она счастливо смеется, отвечая незнакомому илару, и за несколько минут танца буквально влюбляет его в себя. Мелькнули где-то рядом и другие воспитанницы в невероятно красивых платьях, а затем неожиданно появился император, и вальс моментально стих. Очарование танца разрушилось.

Глубокий реверанс – и я поднимаю глаза, и выпрямляюсь. Мир начинает расплываться, превращаться в мазки на холсте, а кончики пальцев покалывает.

Император Ренар Иларийский, которого я видела впервые, приветливо улыбнулся и галантно поцеловал руку нашей директрисе. Высокий стройный мужчина в самом расцвете сил. Черные волосы до плеч заплетены в сложную косу, отчего черты его лица выделяются четко и немного резко. Глаза – ясные, пронзительные, с неповторимым блеском.

От императора веяло величием и силой. Часть приглашенных дам охнула и едва не упала в обморок от счастья.

Любава подмигнула мне, и я невольно улыбнулась, вспоминая, что почти у всех воспитанниц хранится портрет императора, которого они обожают и боготворят, хоть ни разу и не видели.

Императрица по каким-то причинам на бал не приехала.

Ренар Иларийский пригласил на танец директрису. Илара Верская в тяжелом бархатном платье, единственным украшением которого был белоснежный, расшитый золотой нитью, кружевной воротничок, зарделась и согласилась. Вечерний макияж умело подчеркнул ее миндалевидные карие глаза в росчерках длинных ресниц, сделав красавицей. Черные волосы были собраны в аккуратную прическу.

Я почти не видела их танца, чувствуя, как мир расплывается, а окружающее пространство начинает напоминать холст, который хочется разрисовать. Решив, что это от волнения, покинула бальный зал и, набросив плащ, вышла подышать в сад, направляясь к дальней аллее.

Отсюда город, залитый огнями, казался дивным полотном. У него было столько оттенков и красок! Немного полюбовавшись им, вернулась на бал, где еще чуточку потанцевала, и почувствовала, что больше не могу ждать. Хотелось прямо сейчас забраться на чердак и если не порисовать, то хотя бы забрать папку с рисунками и надежно спрятать в собранных вещах.

Коридоры в этот час были пусты и тихи, и я поймала себя на мысли, что впервые в ночное время суток не крадусь по ним, прислушиваясь к скрипучим половицам. Завернув кисти и краски в сверток и прихватив папку с рисунками, почти дошла до общей спальни, когда из-за угла появился граф Амдарский.

– Вот вы где, илара Таринс. Я искал вас, чтобы поговорить, – заявил он, никак не поприветствовав меня.

И ведь знает, что если кто-то сейчас покажется в коридоре и увидит нас наедине, моей репутации конец. Нравы в нашей империи те еще… суровы и безжалостны.

– Давайте вернемся в зал, – мягко предложила я, направляясь мимо него.

С графом Амдарским я познакомилась на одном из балов, и он не раз давал мне понять – пока лишь намеками, – что не прочь познакомиться поближе. Я делала вид, что не понимаю, о чем он, каждый раз переводя разговор на другую тему. В последние два выезда всевозможными способами избегала его общества. И ведь не смущает графа, что жена ждет третьего ребенка. По-прежнему волочится за дамами.

Уйти он мне не дал. Внезапно схватил за руку, притиснул к стене. Я выронила папку и сверток, попыталась вырваться из крепкого захвата.

– Все равно моей будешь. И если не захочешь по-хорошему…

– Отпустите! – выпалила я, старательно пытаясь не удариться в панику и не допустить того, чтобы на мои крики сюда кто-то зашел.

Граф предвкушающе улыбнулся, понимая, что звать на помощь я не собираюсь. Окинув меня неприятным масленым взглядом, от которого в сердце застыл ужас, мужчина дернул мою юбку, задирая ее.

Мир перед глазами стал расплываться, снова напоминать холст без красок, и я все же громко вскрикнула и попыталась ударить графа коленом. Мне все еще не верилось в происходящее, в то, что подобное возможно в Иларийской академии благородных девиц, прямо в коридоре и со мной… И ведь даже если позову на помощь и кто-то услышит, все равно не поверят моим словам! Кто он и кто я? Влиятельный граф и сирота? Смешно же, честное слово.

– Нет! – сказала как можно тверже, стараясь не показать своего страха.

Но граф не слушал. Он торопливо расстегивал штаны, одной рукой удерживая мои руки, а телом крепко прижимая к стене.

Я вывернулась, ударила мужчину, но снова оказалась в его руках. Укусила ладонь, которой граф Амдарский зажал мой рот, и в этот момент почувствовала, как кто-то буквально отшвырнул его от меня. Вдохнула свободнее, споткнулась и потеряла равновесие. Упала неудачно, ударилась головой. Послышалась ругань графа, следом я услышала незнакомый мужской голос:

– Илара сказала «нет», господин Амдарский. И чтобы эта история не имела огласки, настоятельно рекомендую вам извиниться перед иларой и спешно покинуть бал.

– Огласки? – послышался возмущенный возглас графа. – Да она сама соблазнила меня и заманила в коридор.

Ну точно, все, как я и предполагала!

Поднялась, оправляя платье и прическу, потирая ушиб на затылке. Обойдется или придется обращаться к лекарю и выдумывать причину, почему на голове шишка? Хорошо хоть, платье никак не пострадало, разве что слегка помялось.

– Поверьте, я подтвержу, что на илару напали, и легко вы не отделаетесь, – сказал незнакомый илар, в голосе которого слышалась небывалая властность.

И я наконец осмелилась поднять на него глаза. Стройный мужчина лет пятидесяти, больше я бы ему не дала. Пронзительные черные глаза, острый подбородок с аккуратной бородкой, смоляные волосы с легкой проседью… Ему бы еще ворона на плечо, и точно стал бы похож на таинственного колдуна из детской сказки.

Я отмахнулась, пытаясь стряхнуть желание взяться за кисть и нарисовать его портрет. Несмотря на ситуацию, снова начали зудеть кончики пальцев.

– Да кто ты такой… – начал граф Амдарский, и мужчина, пристально рассматривавший меня, обернулся к нему.

Граф вдруг побледнел, попятился, хотя мой неожиданный спаситель просто на него смотрел.

– Ни слова о произошедшем. Не сметь приближаться к иларе и причинять ей вред, иначе последствия не заставят себя ждать. Ясно?

– Д-да, – слегка заикаясь, отозвался граф и затравленно посмотрел на меня.

– Извинитесь перед иларой.

Граф пробурчал нужные слова, развернулся и быстрым шагом скрылся за поворотом.

– Вы не пострадали? Позволите посмотреть ушиб? – поинтересовался незнакомец.

Я нервно дернулась, но потом расправила плечи и кивнула. Опасность, исходившая от незнакомца, буквально витала в воздухе. И единственное, чего мне хотелось, – сбежать без оглядки и забыть о случившемся. Но как ни поверни, он спас и меня, и мою репутацию. Я боялась и представить, чем все могло закончиться.

Незнакомец бережно отодвинул пряди, и почти сразу же на месте ушиба я почувствовала покалывание и тепло. Он маг? Ужас иглой прошил позвоночник и сковал все тело. И когда он щелкнул пальцами, очевидно, накладывая полог, не позволяющий нас ни увидеть, ни услышать, ощущение, что эта встреча грозит мне неприятностями, усилилось.

Я убедилась в этом, едва мужчина отошел, явно из любезности поднял мой сверток и папку. Та раскрылась, и из нее выскользнуло несколько листов с рисунками. Я так и замерла, ощущая, что мир вокруг рушится.

После того как от рук мага-художницы погибла старшая дочь в императорской семье, рисование в империи оказалось под запретом. Если кто-то брал в руки кисть и краски, прикасался к холсту и пробуждал магию, стражи засекали колебания фона, и выбор у будущего художника был невелик. Либо отказаться от дара, запечатать его и медленно умирать, потому что отнять магию – все равно что отнять жизнь, либо отправиться в Иларийскую академию магии и учиться, а затем принести присягу императору и верно служить ему до самой смерти.

У меня не было магии. Но был шанс, что однажды она проснется. А если учесть, что рисовать можно только под надзором, я нарушила закон. И незнакомец, пристально рассматривая те несколько рисунков, что выпали из папки, об этом знал.

Я испугалась. Страх мешался с каким-то непонятным ощущением поворотного момента в моей судьбе, щекотал кончики пальцев, заставлял бешено биться сердце.

Когда незнакомец перевернул очередной лист, то едва заметно вздрогнул. На какой рисунок он смотрит?

Любопытство победило: я чуть придвинулась, заглянула. Звездная ночь, посреди которой плещутся сиреневой тьмой глаза выдуманного мужчины.

– Илара, вы автор этих рисунков? – наконец спросил незнакомец.

В голосе его чувствовалась непонятная, потому абсолютно пугающая меня радость.

Солгать? Сказать, что сверток принадлежит не мне? Он тут так… случайно оказался, кем-то забытый… Ну очень логично и правдиво, что тут скажешь. Если поверит, первая удивлюсь.

Мужчина поднял глаза и уставился в мои, не давая возможности сбежать от ответа.

– Я всего лишь рисую… Во мне нет никакого другого дара, – сказала тихо, заставляя себя не дрожать.

Ведь захочет он – и сдаст меня стражам, от которых не укрыться.

– Дитя, любой художник нашей империи рождается с магическим даром. Фантазия, – он кивком показал на мой рисунок, – уже таит в себе невиданное волшебство. Вопрос в том, когда магия в вас проснется…

Я так и замерла, даже дышать постаралась потише.

– Разве так бывает, чтобы прямо каждый художник – маг?

– В нашей империи – да, – отозвался незнакомец, отрываясь от рисунков и снова смотря на меня. – Вы, видимо, не знаете, илара, но таков был дар последних фей, покинувших наш мир тысячи лет назад. Подразумеваю, в академии благородных девиц не так глубоко преподают историю.

Я прикусила губу и покраснела. Как ни посмотри, а он прав. Мы досконально изучали ведение хозяйства, танцы, этикет, музыку, а таким дисциплинам, как история, математика, физика, химия и литература, уделялось гораздо меньше времени. Да и зачем женщине, главная цель которой – удачно выйти замуж, они нужны? Провалы в знаниях успешно замещались учтивыми манерами, благодаря которым в нашей академии благородных девиц прощалось очень многое.

– И что вы теперь намерены делать? – тихо спросила я, замирая и стараясь достойно, как и полагается воспитанной иларе, выдержать удар судьбы.

– Опасаетесь, что сдам вас стражам?

Да как сказать… Если он этого не сделает, то тоже нарушит закон.

– А этого нет в ваших планах, илар…

– Альфред Храмс, – представился он.

– Агата Таринс, – отозвалась я.

– Любой другой на моем месте так бы и поступил, илара Таринс. Вызвал стражей или стал бы вас шантажировать.

Я невольно вздрогнула, вспомнив, что совсем недавно здесь находился граф Амдарский. Вот кто точно не растерялся бы и воспользовался ситуацией. Хорошо, что папка не попала в его руки, а ведь могла…

– Но вы не станете этого делать, – поняла я.

– Совершенно верно.

– Почему? – ожидаемо сорвался с моих губ вопрос.

– Мне очень сильно нужна ваша помощь.

Я удивленно приподняла брови.

– Ваши рисунки… они живые, настоящие, наполненные незримым волшебством. Может, вы его не чувствуете, а для меня подобная магия очевидна. Я хочу предложить вам работу, илара Таринс, за которую хорошо заплачу.

Судя по всему, не особо законную, а может, даже…

– Ничего неприличного, не волнуйтесь на этот счет, – будто прочитал мои мысли илар Храмс.

Да неужели? И все же упускать так удачно выпавший шанс не хотелось.

– У меня не так много времени, увы. Если уж вы не поможете, никто не сможет…

– Эм…

Я озадачилась еще больше. Даже бояться этого странного незнакомца перестала.

– Простите, я говорю весьма путано и непонятно. Мой друг – сильный маг – несколько лет назад попал под проклятие. Он стал достаточно мрачен и нелюдим. Проклятие тянет из него силы, забирает из души малейшую радость… И я подумал, что альбомы рисунков позволят ему снова почувствовать вкус жизни.

Какое странное решение!

– Но почему именно этот способ вы выбрали, чтобы помочь? Неужели нет других?

Мужчина думал долго, рассматривая меня и, видно, подбирал правильные слова для объяснения.

– Иногда рисуя картину и с чистым сердцем отдавая ее кому-то, можно изменить чью-то жизнь. Во времена, когда магия встречалась не так редко, как сегодня, и еще существовали драконы, подобный способ годился даже для того, чтобы снять проклятие, – ответил он, склонив набок голову.

Подобное, конечно, выдумки, но… этот незнакомец так отчаянно в них верит, что, если бы не мудрость, таящаяся в глубине глаз, сочла бы за безумца.

Но и в том состоянии, в котором я садилась за холст, для меня крылось самое настоящее волшебство. Краски сияли, манили, преображали не бумагу, а мир вокруг. И меняли меня. Каждый раз. По чуть-чуть. Так что да, я ему поверила.

– То есть вам нужна художница? – поняла я, выныривая из своих мыслей.

– Именно. И желательно та, в ком не проснулась магия и которая не попала под надзор стражей.

Я вздохнула, прикусила губу.

– Вы сами заметили, однажды мой дар может раскрыть новую грань. И малейшие колебания…

– Я гарантирую вам защиту от стражей. Они не почувствуют вашу магию, когда она появится, даже если будут находиться в паре шагов от вас.

И вот тут я по-настоящему испугалась, понимая, что впутываюсь в нечто опасное, сомнительное и явно нехорошее. Желание рисовать свободно и не бояться за свою жизнь было так велико, что хотелось согласиться, но… я не могла.

– Я…

– Условия работы следующие, – словно не заметив моего состояния, деловито продолжил мужчина. – Вы будете определенное время проживать в доме моего друга на полном обеспечении и не покинете его, пока не создадите альбомы с рисунками. Их количество мы обговаривать не станем, я оставлю на ваше усмотрение, так же, как и содержание ваших работ. Можете дать волю фантазии, у вас это неплохо получается.

Я вспыхнула, с трудом удерживаясь от комментариев. Не рассказывать же илару Храмсу, что я просто вижу мир в определенных красках и выдумки там немного. И да, в папке есть и другие работы, где найдется место лишь творчеству, но не фантазии, и они не менее живые и красивые!

– В том месте, где живет мой друг, прекрасные виды, они обязательно вдохновят вас. Вам всего-то и нужно пробыть у него, пока не зацветет маральник. Впрочем, он больше известен под другим названием: лиловый вереск.

Он говорил мягко, неспешно, будто вопрос уже решен. А я не готова была согласиться, понимая, что бесплатный сыр бывает лишь в мышеловке.

– Кроме того, вам предоставят для работы не просто все необходимое, а лучшее. Я обещаю: вашей чести, здоровью, жизни ничего не будет угрожать.

– Я…

– Подумайте, илара, – не дал отказаться илар Храмс. – Сделка честная, будет подписан и заключен договор о найме на работу по всем правилам.

Я промолчала, старательно подбирая слова, чтобы сказать решительное «нет». И пусть хоть стражам сдает… Там хоть есть шанс выжить, даже если посадят в клетку. Вопрос в том, нужна ли мне такая жизнь? Как же все сложно! Но согласиться на подобную авантюру, рискнуть…

Альфред вздохнул, точно заметив и почувствовав все эмоции, которые я так хотела скрыть, сжал кулаки и тихо сказал:

– Илара Таринс, я в отчаянии. Помогите мне, пожалуйста.

В глазах мужчины мелькнуло что-то такое, отчего захотелось вздрогнуть, а потом пойти, завернуться в плед и попытаться согреться.

Он просил… Просил, а не прибегал к шантажу, хотя запросто мог! И почему-то от этого внутри поднимался ком горечи.

– Я думала найти работу…

– Неужели с таким талантом вы мечтаете о месте гувернантки? Мы ведь оба знаем, что это не так, – оборвал илар Храмс.

Какое-то время мы молчали, пока он снова не заговорил:

– Я пробуду здесь еще две недели. Может быть, вы решитесь, илара Таринс.

Покачала головой. Да, я не в том положении, чтобы отказываться, но и перебороть страх и согласиться не могу.

Он осторожно вложил в мою ладонь визитку с адресом и исчез за углом коридора. А я не посмела остановить и сказать, что единственное мое сокровище – папка с рисунками – осталось в его руках.