Вслед за тенью. Книга первая

Глава 2 Неожиданное предложение

Прозвенел звонок с последней пары, и все ринулись из аудитории. Сквозь громогласную толпу студентов пробраться было совсем непросто: в час пик все мы, как по команде, приступаем к выполнению квеста «Будь первым гардероба».

С телефоном у уха я лавировала в плотном потоке и была уже почти у цели, как почувствовала цепкий захват за плечо.

– Стой! – скомандовал Новиков.

– Извините, но сегодня я никак не успею. Позвольте пропустить тренировку, – попросила я тренера по телефону и в шуме едва расслышала его ответ. – Хорошо, спасибо.

Парни, стоявшие у гардеробной стойки, расступились, как по команде, и пропустили нас с Мишей вперёд. Я протянула номерок гардеробщику и, дёрнув плечом, попросила:

– Отпусти уже, догнал же. Больно.

– Прости, не рассчитал, – спохватился он.

Моё онемевшее плечо, наконец, получило вольную.

– Куда летишь?

– Хочу сделать несколько кадров, пока светло. До выставки времени —всего ничего, а с материалом – не густо.

– Опять эта выставка, – недовольно пробурчал однокурсник и слегка поджал губы.

– Я, кажется, тебе говорила…

– Да в курсе я этой бредовой идеи! – чуть повысил он голос.

– Почему бредовой? – не поняла я.

– Потому что сессия на носу, а ты носишься с этой камерой, как курица с яйцом.

– Я куратору слово дала, Миш. И потом: выставка же пройдет после сессии. – Но готовиться-то нужно уже сейчас. Собственными же руками рушишь себе возможность успешно закрыть семестр.

«Ну вот, опять учит меня жизни. Будто мне деда мало…» – мысленно пробурчала я. А ему ответила:

– Я все рассчитала, Миш. Справлюсь, если буду тратить на фотосъёмку не больше двух часов в день.

– А, ну да, ты ж у нас уникум. Один раз прочтёшь материал – и «в дамках». Не то, что мы, простые смертные.

– Ну вот, опять начинается, – вздохнула я и услышала:

– Ладно, оставим это…

Мою память называют фотографической. Мне остаточно один раз прочитать материал, и он укладывается у меня в голове. Бывают, конечно, исключения, но крайне редко: если в тексте, например, встречается много незнакомых терминов, то приходится его перечитывать. На занятиях я мысленно вывожу изученный материал в пространство перед глазами, словно на большой экран, и выдёргиваю из него нужную мне в данный момент информацию. Выглядит это примерно так: Я мысленно посылаю себе команду «Катя, текст!» и перед глазами начинают проявляться буквы. Они тут же собираются в слова; слова выстраиваются в предложения, а предложения – в текст, который я читала накануне, готовясь к занятию.

Миша не может понять, как это у меня получается. Ему трудно смириться с тем, что на изучение темы у него уходит гораздо больше времени, чем у меня. Это его напрягает. Интересно, когда-нибудь настанет день, когда он перестанет ставить это мне в укор?

– Куда он запропастился? – снова послышался его голос.

– Кто? – уточнила я, коснувшись стойки гардероба, у которой мы стояли.

– Да «перец» с твоими шмотками.

– Сейчас придёт, не волнуйся. Он же и твои должен захватить.

– Нет, только твои. Я задержусь. С зачётом надо разобраться.

– А вот и он! Подожди, ты же уже был на пересдаче! – удивилась я, принимая дублёнку у гардеробщика.

– Был, но Аннушка решила сыграть в принципиальность. – пробасил Новиков, лениво растягивая слова. – Зануда…

– Что-то ты не очень расстроен, – заметила я, подмигнув. – Выглядишь, как кот у миски со сметаной.

– Люблю, когда кидают вызов. И всегда его принимаю, – поделился он, пожав плечами, и выхватил дубленку у меня из рук.

Пробраться к подоконнику было совсем непросто, но однокурсник как танк шёл вперёд, и все, кто оказывался у нас на пути, просто расступались.

– А может никаких вызовов Аннушка тебе не бросала? Может, ты ее неправильно понял? – предположила я, взглянув на его прямой профиль. Но умолкла, заметив, как дернулся желвак на будто фигурно слепленной скуле. Я уже поняла, что этого человека разубеждать в чем-либо – бесполезно, но попыток своих не оставляла, считая неразумным конфликтовать с преподавателем.

Аннушкой Новиков называл нашего преподавателя по микробиологии – Анну Петровну Голубеву. Как-то на лекции, ещё в сентябре, между ними разгорелся спор, суть которого никто уже и не вспомнил бы, но противостояние этих двоих с того дня только нарастало. За прошедшие несколько месяцев Михаил ни разу не упустил случая хоть как-то ущипнуть Аннушку. Фигурально, конечно. К слову, и она в долгу не оставалась, стремясь поставить на место «студента с раздутым ЧСВ».

Так повелось, что многие из потока посещали «Микрошу» исключительно для того, чтобы развлечься их перепалкой. Чем всё закончится, было не до конца ясно, но иногда мне казалось, что до точки кипения оставался всего шаг.

Мишин голос выдернул меня из размышлений:

– Прикинь, она согласилась уделить мне всего десять минут своего драгоценного времени!

– Думаешь не успеть ответить?

– Она же слова лишнего мне не дает вставить!

– А ты лишнего и не вставляй. Отвечай по существу.

– Поучи ещё!

– Просто посоветовала… Извини… Не расстраивайся, у тебя всё получится.

– Да не расстраиваюсь я. Просто констатирую факт. И обязательно уложу её на лопатки!

– В каком смысле? – спросила я, пытаясь уловить подсказку на его, скупом на эмоции лице.

– Считай, что в фигуральном, – усмехнулся он. И многозначительно протянул: – Хотяяя… Как пойдёт, кароч.

– Неужели тебе нравится эта война, Миш?

– Тонизирует, – бросил он, слегка склонив голову. И я заметила, как азартно блеснули его выразительные карие глаза.

«Интересно, «она» – это война или сама Аннушка?» – задумалась я. Но уточнять – не стала.

– Ладно, пойду я. Встретимся вечером в ресторане. Ты же не забыл?

– Помню. Постараюсь быть вовремя. Но, если что, начинайте без меня. На мгновение его лицо приобрело какое-то двусмысленное выражение. Губы вытянулись ниточкой, упрямый подбородок чуть напрягся и выдался вперёд. В глазах заплясали чертенята. Новиков явно что-то задумал. Похоже, что-то провокационное.

– Попробую уговорить это Светило на бонус. – Он задорно подмигнул, подтвердив мою догадку.

– Может, не стоит усложнять?

– Поздно. Она не оставила мне выбора.

«Может, стоит пойти с ним?» – проскользнула было беспокойная мысль.

Что-то мне подсказывало, что наш преподаватель рискует попасть впросак.

«Не имей привычки встревать в то, что тебя не касается!» – вспомнилось предостережение деда, и я решила ограничиться советом:

– Не переборщи, пожалуйста, ладно.

– Как пойдет… Что, и ни капельки не ревнуешь?

– С чего вдруг? – ответила я, пожав плечами.

– Что ты там возишься? – резко сменил он тему. – Давай помогу!

За разговором мы добрались до окна. Водрузив свой рюкзак на подоконник, я тормошила дублёнку в поисках шапки. Утром засунула её в рукав, но…

– Шапка куда-то подевалась… Выпала, что ли…

– Жди здесь, растяпа, – кинул в ответ Новиков, вздёрнув бровь, и направился к гардеробу.

Я с досадой вздохнула и выглянула в окно. Погода менялась. Снежинки теперь бойче водили хороводы. С «оживших» на ветру ветвей деревьев кое-где осыпался снег. У земли поднималась подзёмка. Похоже, занималась метель.

«Ну ничего, как раз сделаю несколько «живых» кадров», – успокаивала я себя.

В моей новой, насыщенной бесконечными событиями студенческой жизни так не хватало привычной за прошлые годы размеренности. Хобби с фотографией я пыталась это компенсировать. Когда я беру в руки фотокамеру, моя жизнь будто снова становилась прежней – уравновешенной, неторопливой, без постоянно мелькающих перед глазами, по большей части – незнакомых мне людей, как в Универе, так и в общежитии; без громко звучащей вечерами, а иногда даже ночами музыкой и смехом, нередко сотрясающим стены соседних с нашей комнат.

Да, занятие фотографией очень помогало отвлечься от суеты. Я часто представляла себе, как закончу снимать виды и вернусь домой – в уют своей комнаты, под крылышко к Полине, нашей бессменной помощницы по хозяйству. А она сытно накормит меня вкуснейшим ужином, напоит ароматным травяным чаем и уложит в постель, неизменно пахнущую лавандой.

Над ухом раздался негромкий приказ: «Отомри!»

Мою потеряшку водрузили на подоконник, подхватили с него дублёнку и ловко помогли её надеть.

– Смотри, Миш, как погода меняется. Правда, впечатляет? Волнительно, да?

– Всё, как обычно – промозглая московская стужа, – равнодушно заметил он, бросив в окно мимолетный взгляд.

– Совсем не романтик, – скорее себе, чем ему напомнила я. – Иди, а то опоздаешь. Сама застегнусь…

– Сам, – категорично заявил он.

– Что ты со мной, как с маленькой? – смущённо проговорила я.

Его опека временами казалась мне навязчивой.

– А как иначе? Зависнешь тут на полчаса, пялясь в окно.

– Любуясь, – поправила я.

– Не понимаю, зачем ты выбрала медицину? Не твоё это.

– С чего ты взял? Сколько себя помню, всегда мечтала стать врачом. Как мама и дед.

– Тебе стопудово надо было в «художку» поступать! Пациент же кони двинет, пока ты будешь его кишками любоваться. Ну или штопать его… художественно.

– Ну, зачем ты так? Не передёргивай! – возмутилась я. И, отступив на шаг, взялась сама застегивать молнию на дублёнке. – Плохо ты меня знаешь, Михаил.

– Ну вот, сразу и Михаил, – вздохнул он и заявил: – Меня напрягает твоя манера обижаться на правду, Котёнок. Пустая привычка. Отвыкай.

«Не люблю, когда он меня так называет», – мысленно пробурчала я, ещё раз напомнив себе ему об этом сказать.

– Ладно, оставим этот бессмысленный разговор, – не стала я усложнять и без того непростую обстановку.

– Почему бессмысленный?

– Потому что для тебя существует только два мнения: твоё и неправильное. «Зависнуть», как ты говоришь, я могу только, когда брожу по городу с камерой. Когда отдыхаю, понимаешь? И ещё: аккуратно наложенный шов будет пациенту только в радость.

– Конечно, он будет благодарен! – рассмеялся мой, не всегда деликатный собеседник. И добавил: – Если выживет…

– Вот к чему сейчас этот чёрный юмор, Миш? Не понимаю…

– Ладно, успокойся. Просто ты – непробиваемая эстетка, дорогая. Эта твоя возвышенность – с явным перебором, понимаешь? В общем, дед воспитал из тебя эксклюзивный экземпляр тургеневской барышни. Зачем – непонятно, но мне на руку.

– Что значит «на руку», Миш?

– Легче направлять.

– Направлять? – удивилась я, – Куда?

– В нужное русло, Котёнок. И это огромный плюс для моей будущей жены.

– Что? Жены?.. – шокировано прошептала я, почувствовав, как собственные глаза стремительно полезли на лоб.

Но собеседник мой не спешил с разъяснениями. Он пристально взглянул на меня и на пару мгновений задумался.

– Ты … ты мне так предложение, что ли, делаешь, Миш? – уточнила я и замерла в ожидании ответа, как партизан в засаде.

Должно быть, мы выглядели странно. Двое у окна: она зависла, словно в стоп-кадре, а он цепкими пальцами сосредоточенно толкал вверх собачку на молнии её дублёнки.

– Отомри и не опережай событий, – наконец удостоили меня ответом.

И я с облегчением выдохнула, поймав задумчивый взгляд однокурсника. – Ты… ты же понимаешь, что это… рано, Миш, правда? – всё-таки решилась я уточнить.

Новиков не ответил, лишь посмотрел куда-то поверх меня и что-то тихо пробурчал. Я оглянулась и, проследив за его взглядом, заметила нашу сокурсницу – Надю Соболеву, невысокую блондинку с приклеенной к пухлым губам улыбкой и томным взглядом выразительных глаз.

Я слышала, что ей нравится Новиков. Она ходила за ним по пятам, а меня, видимо, считала помехой на пути к своему счастью, если судить по недовольным взглядам, которыми время от времени она меня одаривала.

– Э… Ладно, мне пора, Миш. Спасибо, что шапку мою нашёл!

– Дай ее сюда! Натяну тебе на уши, а то опять забудешь.

– Не надо. Я сама. Надену, как выйду на улицу, – торжественно пообещала я.

– Хозяин – барин, – ответили мне, – Схватишь простуду – на меня не рассчитывай. Нянькой у твоей постели не буду.

– Не волнуйся, не заболею. Соболева тебя ждёт?

– Навязалась в группу поддержки, – нехотя ответил Миша. И добавил, нахмурив лоб: – Её общество мне сейчас ни к чему…

Вокруг моей шеи несколько раз обернули шарф, окинули результат критическим взглядом и вынесли вердикт:

– Сойдет. Иди. Долго не броди – снегом занесёт.

– Не занесёт, не волнуйся, – ответила я и напомнила: – Ты всё же постарайся не опоздать в ресторан, ладно?

– Ладно, – негромко ответил он и стал пробираться к лестнице.

Соболева догнала его, он ей что-то сказал и растворился в толпе студентов, оставив девушку расстроенно стоять посреди холла. Я не слышала, что Новиков ей сказал, но сейчас она вела себя странно. Она словно получила приказ «Замри!» в игре про морскую фигуру.

Спешившие к выходу из Универа студенты обходили эту «морскую звезду» стороной, менее деликатные – задевали локтём, особо бесцеремонные – налетали, рискуя сбить с ног, но однокурсница ни на что не обращала внимания.

Я направилась было к ней, но меня опередила наша Аннушка. Она подошла к Соболевой, приобняла её за плечи и, «оживив», увела с собой.

Глава 3 Предвестник перемен

Я вышла из Универа и задумчиво побрела к скверу.

«Эксклюзивный экземпляр тургеневской барышни… Легче направлять… Не торопи события…» – вертелось в голове.

«Он что, собрался жениться? На мне? – недоумевала я, – С чего вдруг-то? Мы же просто друзья».

Мы никогда не говорили с Новиковым на эту тему, и если честно, я с трудом представляла себя его женой. Нет, скорее так: я вообще с трудом представляла себя чьей-либо женой, ведь совсем недавно обрела долгожданную свободу и начала самостоятельную жизнь. А тут что – снова тотальный контроль, но теперь уже от мужа? А то, что Миша будет следить за каждым моим шагом, я не сомневалась. Характер у него такой.

«Ладно, обдумаю это позже».

Нужно было отвлечься, и моя подружка – фотокамера, летний подарок деда на совершеннолетие, как всегда, пришла мне на помощь.

Сквер сегодня был особенно хорош! Я шла вдоль центральной аллеи, любовалась её девственной чистотой и снимала всё подряд: утопающие в снегу кусты и скамейки, с промёрзшими на их поверхности капельками изморози; прохожих, спешащих по своим делам; птичек, щебечущих на ветках деревьев.

В лучах вдруг прорезавшего небосклон холодного солнца крупинки снежного наста весело отсвечивали яркими искорками. И каждая такая микровспышка в разы усиливалась в кадре. Неиссякаемый поток снежинок сыпался на землю словно из рога изобилия и улучшал мое настроение.

В объективе камеры с «навороченном» автофокусом был хорошо заметен кружевной узор каждой: объёмный, рельефный, лучистый.

Ветер усиливался и гнал позёмку по промозглому тротуару. Она словно ластиком вмиг стирала следы редких прохожих, иногда коварно оголяя наледь на тротуарной плитке. В кадре я удерживала внимание и на ней, чтобы вовремя обходить опасные участки и не растянуться на тротуаре, не дай бог, повредив полюбившийся подарок деда.

Утренняя встреча с дамой, которую я в шутку окрестила «Предсказательницей», теперь виделась мне совершенно несущественной. А сами те «предсказания» – представлялись не более, чем ее экзальтированной блажью.

«Бывает, – успокоила я себя окончательно, – Люди – разные, у каждого – свои тараканы в голове».

Вдали показалась дорога. Чувствительный фокус камеры ухватил стройные ряды машин, уже застревавших в предвечерней пробке. Я успела сделать всего пару кадров мерцающей в свете фар проезжей части, как «проснулся» мой сотовый. Из наушников полился звонкий голос подруги:

– Надеюсь, ты не забыла?

– Конечно, нет, Маш! Москва – Сити. 19.00. Забегу в общагу переодеться, и сразу к вам!

– Новиков с тобой?

– Нет, зачет сдаёт. Договорились встретиться на месте. Предупредил, что может опоздать. Даже не представляешь, какая красота вокруг, Маш!

– Опять, что ли, с фотиком своим «зависаешь»? Опоздаешь же, Кать!

– Постараюсь быть вовремя. Твоя помолвка – святое.

– То-то же! – довольно рассмеялась Машка.

В кадре мелькнул чёрный как смоль внедорожник.

– Как чёрт из табакерки… – чуть слышно проговорила я.

– Что там у тебя?

– Машина несётся…

– На тебя, что ли? Пулей в сторону, слышишь!

– Не на меня, Маш, не волнуйся. По Пироговке мчится.

– Ясно. Значит в сквере тусуешься.

– Выставка скоро. Набираю материал… Хочу заснять его полёт…

– Не поняла, чей полёт?

– Полёт «летучего голландца», – задумчиво проговорила я, настраивая фокус объектива именно на черного монстра, на мой взгляд, выделявшегося на автостраде многим больше других «железных коней».

– Боже мой, какого ещё голландца, Кать?! – в ухе послышался возмущенный Машкин голос.

– Не мешай, Маш, он так летит, как Сверхновая… не успею поймать… – пробормотала я.

– В общем, у тебя час на ловлю этого чуда, поняла! Не больше, слышишь!

– Да какой час?.. Он сейчас исчезнет… Не волнуйся, успею…

– Ладно, – вздохнув, ответила моя собеседница. И привычно распорядилась: – Будь на связи, слышишь!

– Буду, Маш, не волнуйся…

В ухе раздалась пара коротких гудков и смарт «уснул».

С Марьей – большой любительницей туфель на каблуке, платьев-футляров телесных оттенков и элегантных шляпок, я познакомилась в августе этого года. Она считала себя заядлым театралом и шляпки, как я потом поняла, были ее великой слабостью. Впервые мы встретились в день моего заселения в общежитие, после выигранного мной спора с дедом по поводу самостоятельного проживания. По счастливому совпадению Марья стала моей соседкой по комнате и в тот вечер собиралась в театр. Её элегантный лук навсегда врезался в память и закрепил за моей новой знакомой статус иконы стиля в моих глазах.

На вечер у Марьи был запланирован поход на «Анну Каренину». По этому случаю и шлифовался образ светской львицы тех времён. Он был мастерски обыгран в закрытом платье, тёплого тёмно-бежевого оттенка, мягко облегающем изгибы стройной фигуры, и аккуратной шляпке на тон светлее, прикреплённой к волосам невидимками. Толику эксцентричности кокетке придавал экстравагантный хвост из чернобурки, смело и провокационно накинутый на плечи. Удивило, что она объяснила свой выбор с чисто практической точки зрения.

«Вот уж совсем не улыбается задубеть под кондёром, как в прошлый раз», – заявила она тогда, вынудив сопровождавшего меня дедушку внутренне напрячься и едва заметно поджать губы при словах «кондёр» и «задубеть».

Марья заметила это и, видимо, решила впечатлить нас широтой своего кругозора:

«Сегодня меня ждет «Большой»! Бывала там? – поинтересовалась она у меня легким светским тоном.

«Нет», – с сожалением призналась тогда я.

«Не расстраивайся, – успокоила она меня со всей сердечностью, на которую, видимо, была способна. И продолжила: – Поверь мне: балет – это нечто! Моя бабуля – Агриппина Петровна – уверена, что каждый должен хотя бы раз в жизни увидеть балет воочию. И я с ней в этом полностью согласна. Когда ты наблюдаешь за действом из партера, тебя окутывает магия. Она рождается на сцене, и ты погружаешься в нее без остатка. Ты становишься полноправной участницей представления, представляешь! – Я молча кивнула. – Понимаешь, смотреть балет на экране – совсем не то. По поводу оперы – так же. В этом у нас с Агриппиной Петровной тоже полный консенсус во мнениях. Ты бывала в опере?»

«Нет», – ответила я.

«Не беда: всё поправимо. Время пришло! Обещаю стать твоим проводником в мир искусства! – искренне заверила она меня. И негромко продолжила: – Мы обязательно исправим эту… досадную недоработочку. Вы же не против, Даниил Сергеевич?»

«Не возражаю», – коротко откликнулся тогда дед на слова моей новой подруги, а я удивилась тому, что мы с ней встретились тогда впервые, а моя будущая соседка уже была в курсе того, как зовут дедушку.

«Сегодня мы с Александром – моим любимым человеком – решили оценить знаменитую совместную постановку Гамбургского балета, Большого театра и Национального балета Канады. – Продолжила делиться моя, потенциальная на тот момент подруга, – Я слышала, что Джон Ноймайер в «Анне» превзошел себя. Помимо того, что он – не лишенный таланта хореограф-постановщик, в «Карениной» он выступил ещё в нескольких ипостасях! Представляешь, он и автор либретто, и стенограф, и художник по свету и по костюмам. А в партитуре он связал произведения таких мастодонтов, как Чайковский, Стивенс, Шнитке. Говорят очень органично получилось. Мне просто не терпится это увидеть! Если послушать моих коллег, то талант Ноймайера поистине впечатляет! – Я снова молча кивнула. А она продолжила: – Коллеги поделились, что зрители просто утопили постановку в овациях. Группа трижды выходила на бис. Только представь – трижды! Впечатляющий успех, насколько я могла судить по их мнению. Так что, удержаться от соблазна пойти и лично убедиться в результатах творчества Ноймайера, как ты понимаешь, было выше моих сил. – Я опять утвердительно кивнула. А она тем временем делилась: – Мой любимый человек во всём поддерживает меня. У тебя есть любимый человек?»

«Нет», – не задумываясь ответила я.

«Не беда – всё у тебя впереди!» – подбодрила меня собеседница и заметила: – Главное – встретить родственную душу. Ты понимаешь, что это значит?»

«Полное единение, – ответила я, как на уроке. И развила мысль: —Когда понимаешь друг друга с полуслова. А иногда и слов не нужно – с одного взгляда понимаешь…»

«Верно. Это, как у нас с Александром. Молодец, хорошо сказала, – похвалили меня. И добавили: Я уверена: у тебя получится встретить именно такого человека. Ну, а Александр, как ты понимаешь, не мог не составить мне кампанию на «Анну». Он также хочет лично убедиться в успешности постановки. Понимаешь, мы не привыкли верить на слово и всегда стремимся увидеть собственными глазами, прежде чем сделать окончательные выводы. И хоть мнение Эдгара По, которого несколько лет назад я прочла запоем, немного разнится с привычным всем утверждением: «Не верь ушам своим – только глазам». В своей книге «Убийство на улице Морг» он пишет: «Ушам своим не верьте вовсе, а глазам – только наполовину». Читала?

«Да», – сдержанно ответила я.

«Правда же, в книге есть здравые суждения?» – с улыбкой задала она следующий вопрос, а мое ощущение, будто нахожусь на занятии по Искусствоведению, – укрепилось.

«Поддержу», – с улыбкой ответила я

«В общем, сегодня мы идем на «Каренину». Надеюсь, у нас с Сашей случится симбиоз восприятия на слух, яркий зрительный образ, и ощущение душевного комфорта на уровне шестого чувства. Знаешь, что это?»

«Шестое чувство? – уточнила тогда и ответила, заметив ее легкий кивок: – Это интуиция».

«Да. Она. Одно из важнейших чувств, на мой взгляд. Ты так не считаешь?»

«Соглашусь с вашим мнением: прислушиваться к интуиции порой полезно. Жаль, что я не всегда это делаю», – с грустью ответила тогда я.

«Только не с «вашим», а с «твоим», пожалуйста. Предлагаю уйти от официоза. Я – не любитель усложнять. По рукам?»

«По рукам», – с улыбкой ответила я тогда и протянула свою ладонь для рукопожатия. Маша приняла ее и деликатно пожала.

«А по поводу того, что не всегда прислушиваешься к интуитивным звоночкам… Прости, я уловила нотки грусти, когда ты об этом сказала… Не грусти: всё приходит с опытом. В общем, я очень надеюсь, что нас в «Большом» сегодня ждет восторг, – деликатно сменила она тему, – Интуитивно это чувствую, понимаешь? Я – в предвкушении: до начала – уже менее трех часов: пора бы мне уже и крылышки отшлифовать. Скоро любимый заедет – надо поспешить», – азартно потирая ладошки, закончила она свой спич с навыками ораторского искусства.

Я решила было, что дедушка поднимется со стула, на котором восседал как король на троне, и мы покинем общество моей (на тот момент) новой знакомой, но он не спешил уходить.

«А что по поводу оперы, Марья Ивановна? – вдруг спросил дедушка, до того наблюдавший за нашей беседой молча. То, что он назвал мою новую знакомую по имени-отчеству – не стало для меня сюрпризом. Дедушка имеет привычку досконально изучать досье на всех, с кем мне разрешается общаться. Он и в тот раз не изменил себе.

– Наш с Сашей недавний поход на «Онегина», – негромко начала она и будто споткнулась на пару мгновений, а после продолжила: – «Онегин» вызвал искренний восторг. Несмотря ни на что… Опера покорила меня до мурашек: мощно, атмосферно и тоже талантливо! Настоящая «энциклопедия русской жизни». Именно так о ней отзываются и ведь – не поспоришь, верно? – обратилась Марья к дедушке, глядя ему прямо в глаза. Он неспешно кивнул в ответ, явно с ней соглашаясь.

Я заметила, что холодная сдержанность на лице моего строгого опекуна сменилась тогда хоть и не ярко выраженной, но все же заинтересованностью в интеллекте стоявшей перед ним девушки. По профессиональной привычке: составив для себя первое впечатление о внешности человеке, именно на интеллект собеседника дед обращает особое внимание. Я заметила, что мой Даниил Сергеевич в конце беседы больше не поджимал губ, а поза, с которой он всё ещё восседал на стуле, больше не разила величием с примесью холодной учтивости. Наблюдая за ним в те минуты, я поняла, что он смирился с моим ультиматумом проживать в общежитии: для него это стало непреложным фактом. И на нашу с Машей возможную дружбу он с той минуты смотрел уже с меньшим пессимизмом.

Мы с Марьей как-то сразу нашли общий язык, хоть она и старше на почти четыре года. Мария Ивановна Стоцкая – будущий психотерапевт и «моя личная пилюля от траблов», как она иногда себя шутя называет. Мне очень с ней повезло: почти не конфликтна, уверена в себе, рассудительна. Правда, бывает порой любопытна до чёртиков. К слову, это самая большая любительница тайн и авантюр, которую я когда-либо встречала в жизни.

За нахлынувшим вдруг воспоминанием о нашем с Машей знакомстве я вышла к внешнему тротуару. Своего «летучего голландца» я интуитивно продолжала держать в кадре, словно на мушке – как бывалый охотник свою добычу.

«Назову это фото «Летучий Голландец» или «Летящий в ночи», – принялась я рассуждать в уме, – Надо продумать подачу… Это фото может стать жемчужиной моей коллекции на выставке. Если, конечно, удастся правдоподобно передать «полёт» объекта».

Удача явно была на моей стороне. Вдоль дороги, как по команде включились фонари. Их яркий свет заиграл на глянцевой поверхности «голландца». Объектив камеры усилил эти радужные переливы в разы, превращая ненадолго встрявшего в пробке торопыгу в сплошной светящийся сгусток энергии, парящий над белой гладью дороги.

Лишь матовые, совершенно непрозрачные окна объекта моей «охоты» казались мрачными «чёрными дырами» на его глянцевой поверхности. Но это лишь придавало «летучему» больше таинственности.

«А если подать его с фреймингом? – мысленно размышляла я, – Да, было бы неплохо… Чуть приподниму «голландца» над гладью дороги, добавлю под ним лёгкого снежного кружева … Такой воздушный эффект кружевной паутинки… А по верху… По верху – полукругом пущу ночное небо. Только надо будет добавить ему глубины! И чтоб без единой звёздочки! Получится эффект круга. А внутри него – «летучий» в свете прожекторов. Решено, сыграю на контрасте».

Чудо техники вынырнуло из пробки, полавировало в потоке своих собратьев и скрылось из виду.

Довольная собранным материалом, я развернула камеру на сквер и случайно поймала в кадр очень необычное лицо.