Loe raamatut: «Вслед за тенью. Книга вторая», lehekülg 3

Глава 6 Неожиданные откровения

– А может любитель дёргать за веревочки – именно вы? – усмехнувшись, попыталась я спровоцировать своего собеседника хотя бы на какие-нибудь откровения. Тщетно – он «не повёлся», как сказала бы Марья, ограничился лаконичным распоряжением:

– Объяснись!

Подкатив кресло к кровати, на которой я сидела, он расположился в нём и воззрился на меня с демонстративным интересом. Мне отчего-то показалось, что он был доволен тем, что я перевела тему с его родственника на него самого.

– Попробую… Признаться, в ваших владениях чувствую себя марионеткой. Вы держите меня под личным контролем, ограничиваете общение с друзьями…

– Вопрос твоей безопасности… – прозвучало короткое и довольно обтекаемое объяснение.

– Мне кажется, вопрос не только в этом…– не согласилась я, – Вы явно желаете что-то выяснить. Но что? Спросите прямо – я отвечу. Зачем использовать меня «в тёмную»?

– В темную? – переспросил он. Правая бровь его на мгновение дернулась вверх. Я кивнула в ответ, а он продолжил: – Я не использую тебя в темную… Но действительно хочу кое-что выяснить.

Между нами повисла пауза. Я бы не назвала ее неудобной, поймав себя на мысли, что с Кириллом Андреевичем мне комфортно было бы и просто помолчать. Но сейчас меня съедало любопытство. Я рассчитывала на то, что он задаст свой главный вопрос, я на него отвечу и всё прояснится. Но собеседник мой делать этого не спешил. Он сидел в своем кресле, напротив меня и молча буравил меня взглядом – фирменным Орловским: сканирующим. Я не выдержала этого взгляда и опустила глаза, а когда подняла их снова, то на меня уже смотрели по-другому: как на нечто обременительное, что ли, нежданно попавшееся на пути. Так смотрят на то, чем заниматься сейчас не досуг, но и пройти мимо нельзя, то ли от того, что заинтригован, но пытаешься это скрыть, то ли от того, что положение обязывает. Мои сумбурные размышления прервал его приглушенный голос:

– Порадовала, – похвалил он меня, – в логике тебе не откажешь.

«Логика должна быть железной», – вдруг вспомнились мне чьи-то слова, но чьи именно – так и не припомнилось.

– Благодарствуйте, барин! Но цели вас радовать у меня и в помине не было! – с вызовом парировала я, постаравшись за бравурством скрыть смятение и погнав прочь нежданное воспоминание.

– Вот как! – Орлов недовольно покачал головой – тон мой явно пришелся ему не по нраву.

– Прошу прощения… за дерзость, – виновато проговорила я.

– Прощаю, – спокойно ответили мне и негромко рассмеялись, в миг рассеяв возникшее вдруг напряжение.

Завороженная плавным звучанием низких ноток, я снова поймала себя на мысли о том, что мне нравится, как он смеется. Так обычно смеются уверенные в себе люди. И сидевший передо мной человек ничуть не сомневался в том, что в два счета переиграет меня в любом споре. Переиграет и добудет нужную ему информацию.

– Знаете, меня не отпускает странное ощущение, – начала я и замолкла, раздумывая стоит ли продолжать атаковать.

– Не томите, Миледи… Возможно, я помогу вам с ним справиться, – негромко подбодрил он меня.

Тон его голоса вдруг стал другим: приглушенно—интимным. Провокативный, он мигом разгорячил мне щеки и будто просочился под кожу. Стало немного душно. Я втянула носом прогретый комнатным отоплением воздух и напряженно повела плечами, желая сбросить накатившее вдруг ощущение струны, вдруг натянувшейся между нами.

– Миледи, – послышалось рядом. Имя, которым он меня наградил, прозвучало так… волнующе-настойчиво, что я на мгновение прикрыла глаза.

– Ммм… – попыталась я собраться с мыслями. Собралась и чуть нетвердым голосом выдала: – В «Империале» всё не то, чем кажется, Милорд.

– Правда? – уточнил мой собеседник. Усмешка коснулась его губ. Она оказалась настолько мимолетной, что я не успела определить: коварной она была или лукавой, но поймала себя на том, что смотрю на его губы не отрываясь. Сконфуженно моргнула и сместила взгляд выше – на глаза цвета молодой травы. Они смотрели на меня в упор.

– Да, – ответила я, ведь он ждал ответа. И честно поделилась своим ощущением: – Даже его владелец, похоже, не тот, кем кажется, – Поделилась и осеклась, заметив его реакцию на мои слова.

– Вот как! – В голосе Кирилла Андреевича послышалось удивление. Искреннее. Совершенно неподдельное. – Не будете ли вы столь любезны порадовать меня конкретикой, Миледи? – спросили меня уже в иронично—витиеватой манере.

– Почему бы и нет, Милорд, почему бы и нет… – Тон его голоса, удивленный и не потерявший иронии, придал мне смелости. – Начнем с ресторана «Империала».

– А что с ним не так? – лукаво усмехнулся мой коварный собеседник.

– В нем всё необычно, – поделилась я, небрежно взмахнув ладошкой. Задумалась на пару мгновений, как ещё дать ему понять, что пора бы и пообедать, и продолжила: – Зал стилизован под шахматную партию. Знаете, Милорд, эти вкусные оттенки кофе с молоком и горького шоколада… ммм… Я бы с удовольствием это попробовала…

– Попробуешь, – пообещали мне. Правый уголок его губ лукаво подернулся. – Так что по залу?

– По залу?.. – переспросила я, слегка растерявшись, – А, да… – пробормотала я и выдала: – Там всё в разгаре.

– В разгаре чего? – уточнил он.

– В разгаре игры. Я говорю о шахматной партии.

– Конкретнее.

– Когда я пришла туда пообедать, – напомнила я ему, сделав ударение на именно слове «пообедать», – у меня создалось впечатление, будто я ворвалась… посреди большой игры, понимаете… Да, мне определенно, почудился миттельшпиль… – подтвердила я задумчиво, вспомнив час, когда появилась в зале ресторана.

– Играешь в шахматы? – с интересом спросил Кирилл Андреевич.

– Только с дедушкой.

– Почему только с ним?

– Потому что с ним интересно, – объяснила я, немного растерявшись.

– Часто играете?

– Сейчас – намного реже. А раньше – да, часто играли, – отчиталась я. Смутилась под его изучающим взглядом и замолчала.

– Кто чаще выигрывает?

– Дед…

– Заверши мысль, – велел он мне.

– Про наше с дедушкой шахматное хобби? – не поняла я.

– Про хобби я все для себя прояснил. Про «всё не то, чем кажется», будь добра, – мягко велел Орлов, показав мне, кто из нас двоих, по сути, и модерирует беседу.

– А… Ну да… Стоило войти в ресторан, я почувствовала себя пешкой… Причём, пешкой в очень слабой позиции… – доверительно сообщила я своему настойчивому собеседнику. И чуть слышно добавила: – Проигрышной…

Он расслышал то, что я прошептала скорее себе, нежели ему. Расслышал и едва заметно кивнул. И тут же иронично меня приободрил:

– Не отчаивайтесь, Миледи. У каждой пешки есть шанс стать Королевой.

– Это единственное, что меня тогда успокоило, Милорд, – ответила я ему в тон. И негромко добавила, уже без всякой иронии: – Правда, не уверена, что хочу стать Королевой… именно в этой партии…

– Правда? Неожиданно… – задумчиво выдал Орлов.

– Почему?

– Полагал, что у вас больше амбиций…

– Почему? – как попугай повторила я.

– Прослеживается некоторый диссонанс с целями.

– Диссонанс с целями? Моими?

В ответ Орлов медленно кивнул, не отводя с меня проницательного взгляда.

– А какие у меня цели, по-вашему? – смутившись уточнила я.

Он не спешил с ответом.

– Хоть намекнули бы… Ладно… – вздохнула я, так и не дождавшись разъяснений. И заявила, очень надеясь, что намек на то, что пора бы уже и что-нибудь съесть, будет понят и принят к сведению: – Знаете, что меня больше всего впечатлило в ресторане?

– Что?

– Ассортимент! – смело выдала я и облизнулась.

Его реакция оказалась совсем не той, на которую я рассчитывала. В зелени глаз напротив шевельнулось нечто странное, я бы сказала: двусмысленное…

– Впечатляющий ассортимент… – проговорил он, то ли утвердительно, то ли вопросительно – я так и не поняла. Но радужка его глаз изменилась: она потемнела и обрела странно—притягательную глубину.

– Я бы с огромным удовольствием полакомилась бы прямо сейчас… – выдала я и растерялась ещё больше, не в силах разорвать контакта со взглядом потемневших зеленых глаз.

– Клубникой со сливками?

– Эмм… На десерт – да… Определенно, – пролепетала я. Осеклась на пару мгновений – и выдала со всей уверенностью, на которую была сейчас способна: – Но сначала – мясо. Устроит даже слабой прожарки. Чтобы долго не ждать.

Орлов вскинул на меня брови и негромко рассмеялся. Я совсем растерялась и собралась было выяснить, что смешного он нашел в моих словах, но…

– А ты кровожадная, – заметил он, всё ещё негромко смеясь. И выдал уже без смеха, но с иронией: – Вы получите свой дессерт, Миледи. Всему своё время. По фишкам «Империала» у вас всё?

– Гмм… Не совсем, – разочарованно вздохнула я, сообразив, что допрос не окончен, время обеда откладывается, а сам он может плавно перейти в ужин.

– Что ещё заметила? – дожимал меня «экзекутор». Дожимал настойчиво, будто тестировал незнакомую пока программу.

– Есть некоторые несостыковки в конструкции здания… ммм… То есть Базы.

– Надо же… На конструкцию замахнулась? Лихо! – иронично откликнулся мой настойчивый собеседник.

– Это потому, что аппетит у меня сейчас зверский. Я бы сейчас и слона съела, но слона нет – придется грызть Базу, – удручённо пробормотала я. Но меня услышали, едва слышно пробормотали: «Гмм…» и сообщили, взглянув на экран моего, «дремлющего» на тумбочке сотового:

– Потерпи ещё немного, недолго ждать осталось. Так что по конструкции заметила?

– Ладно, – не стала спорить я. И заявила я с видом эксперта по строительству и архитектуре чуть ли не мирового уровня: – Думаю, что в здании имеется цокольный этаж.

– О, как! И как же вас угораздило прийти к такому невероятному выводу, уважаемый эксперт? – поинтересовался Кирилл Андреевич, не потрудившись скрыть иронии.

– Почему же невероятному? Очень даже вероятному! Понимаете, если сопоставить пропорции здания, то… – предположила я и замолкла.

«А не сочтет ли он меня шпионкой? – вдруг промелькнула шальная мысль, – А если уже счел, то не утвердится ли в этой мысли?»

– То? – с интересом уточнил Кирилл Андреевич, не оставив мне выбора.

– То можно легко заметить, что фундамент слишком высок… Чуть ли не с мой рост. А о чем это говорит?

– О чем? Поведайте, уж не томите. – Правая бровь моего собеседника снова провокационно полезла вверх.

– Это как раз и говорит о наличии того самого этажа. Возможно, технического… Правда, входа туда днем с огнем не сыщешь…

– А вы искали?

– Не особо. В общих чертах в объектив рассмотрела и пропорции на глаз сопоставила.

– На глаз?

– А там ничего сложного, всё наглядно. А вход точно есть! То есть должен быть… Как-то же туда нужно проникать.

– Логично… И в архитектуре, значит, разбираетесь, Миледи… И швец, и жнец, и на дуде игрец…

– Не преувеличивайте, Милорд, – возмутилась я.

– Ничуть… Чувствуются Громовские замашки: перфекционизм – наше всё… – задумчиво проговорил Кирилл Андреевич.

– Не наговаривайте на дедушку, пожалуйста. У него не замашки, а цели.

– Ну, да, конечно…

– И в архитектуре больше разбираюсь не я, а подруга!

– Стоцкая?

– Нет, не Маша.

– Значит вторая. Их же у тебя всего две.

– Да. Вторая… В прошлом году я помогала ей с чертежами… Она готовилась к поступлению и занималась по какой-то навороченной программе. Как-то ей лень было читать материал, а выполнить задание было нужно… В общем, она попросила меня их изучить и вкратце ей пересказать. Я прочитала, запомнила и рассказала… Но всё равно мы тогда ошиблись в расчетах… Именно в пропорциях фундамента и ошиблись, понимаете?

– Понимаю, – ответил Орлов, как ни странно, внимательно выслушавший мою болтовню. И, помолчав, объяснил: – Здание стоит в низине. Возможны подтопления. Имело смыл сделать фундамент повыше.

– Странно… В кадре она не просматривается… Ландшафт относительно ровный. Холмы – да, присутствуют… Но в некотором отдалении…

– Что ещё заметила?

– В самом здании Дома отдыха? То есть Базы?

Он молча кивнул. А я поделилась:

– Я бы предположила и наличие четвертого этажа… Но хода туда тоже нет. Лестница ограничивается третьим… Ну и так – по мелочи: некоторые стены превращаются в двери. Как в том же ресторане, например… Интересно, сколько таких стен всего? Хотя нет, не интересно.

– Почему?

– Лишняя информация. Гораздо интереснее, что творится в моем номере.

– А с ним-то что не так?

– В нём появляются и исчезают предметы мебели. И не только… Вот где, например, тумбочка, которая стояла рядом с кроватью в вечер моего заселения?

– Стоит на месте. Соблаговолите взглянуть налево.

– Стоит, да не та!

– Вот как? И в чем же разница?

– У той был небольшой дефект на задней стенке. Скол или мелкая такая зазубрина. Об неё ремешок моего сотового зацепился. А у этой – ничего подобного нет.

– Во внимательности тебе не откажешь…

– Я давно занимаюсь фотографией. Научилась наблюдать и фиксировать необычное. Зачем тумбочку заменили?

– Сама же говоришь, на задней стенке имелся скол. Непорядок.

– Не стоило заморачиваться. Я все равно ею не пользуюсь.

Избегая острого взгляда Кирилла Андреевича, от которого вдруг захотелось поежиться, я огляделась по сторонам и заметила…

– Вот что это там, например?

– Где?

– На подоконнике, рядом с которым вы недавно стояли и о чем-то размышляли! – обвинительным тоном заявила я. – Утром этого здесь точно не было!

– А это… Это парик, – как-то нехотя ответил он. Так обычно отвечает дед, когда я подлавливаю его на чем-то провокационном.

Глава 7 Первая встреча

– Парик? А он-то тут зачем?

– Молодец, – похвалили меня, – Внимание фокусируешь.

– Вот говорю же – любитель дергать за веревочки… – в недоумении прошептала я. И спросила: – Какие ещё заначки у вас припрятаны?

– Не торопите события, Миледи. Всему свое время, – ответил он и заговорщицки подмигнул.

– Покажите реквизит, – просьба моя больше походила на распоряжение. Видимо, от того, что любопытство разгорелось не на шутку и терпения ждать объяснения было практически на нуле. – Пожалуйста, – всё же смягчила я тон. И нетерпеливо добавила: – Неспроста же он тут появился!

– Верно. Неспроста, – ответил мой «мучитель», не без удовольствия наблюдая за моим нетерпением.

Он неспешно выбрался из кресла и направился к подоконнику. Подхватил белокурую штуковину и в той же манере подошёл ко мне. И вдруг ловко подкинул парик в мою сторону. Я и глазом моргнуть не успела, как волосатая «посылка» пулей просвистела расстояние между нами и шлёпнулась прямо мне в руки, заставив инстинктивно вонзить пальцы в упругую шелковистость этого небольшого белокурого «коврика». Он приятно холодил ладони и вдруг показался мне отдаленно, но навязчиво знакомым. Будто когда-то я уже прикасалась к нему. И даже держала в руках. Так же цепко, как сейчас.

Перед глазами неожиданно пронеслась вспышка. Яркая, мимолетная, как комета из детства, напрягающая память настолько, что я ощутила ломоту в висках. А следом я почувствовала нечто прочное, стягивающее, словно мне на голову натянули леску. И леска эта обручем сковала голову. Ощущения эти были для меня в новинку. Никогда раньше я не чувствовала от воспоминаний столь явного физического дискомфорта. Поэтому сжала зубы и прикрыла веки, очень надеясь, что эта скованность пройдет.

Долго ждать не пришлось: невидимый обруч будто резко слетел, напряжение в висках ослабло, а перед прикрытыми глазами замельтешило нечто отдалённо знакомое. Мелкими, едва различимыми квадратиками это самое нечто принялось складываться в осмысленную, хоть пока и нечёткую картинку, очень смахивающую на голографическую. Как в испорченном телевизоре, слегка потрескивая, она то проявлялась перед моим внутренним взором, то гасла. Я придняла потяжелевшие веки, чтобы как-то помочь невидимому «мастеру» скорее устранить «неисправность». У меня получилось: кадры перестали мигать. Теперь они прорисовывались всё более чёткими контурами, будто чья-то невидимая рука выводила их на холсте остро заточенным простым карандашом. Закончив с набросками, рука эта принялась различимее прорисовывать сам «рисунок», а я завороженно наблюдала за тем, что всё ярче и насыщеннее проявлялось в пространстве перед глазами.

Теперь я вижу себя в каком-то тесном помещении. Оно чем-то напоминает чулан, в который почти не проникает света… Не проникает, потому что его загораживают чьи-то плечи. Их хозяин видится мне дядькой Черномором, о котором мы с дедушкой недавно читали. Только он —неправильный Черномор, потому что без бороды. Он – такой большой и важный. Сидит прямо передо мной и тянет ко мне руки. А я уворачиваюсь, чтобы не схватил. Пытаюсь забиться в угол. Спиной чувствую прохладную жёсткость стены и понимаю: глубже пролезть не получится. А дядькины руки… Они такие длинные! Длинные и вездесущие. Я знаю, что означает это слово. Вездесущие – это когда они – повсюду и могут сцапать меня в любой момент. Мне дедушка это объяснил, когда мы играли в догонялки. Вот и у Черномора такие же вездесущие руки, как у дедушки. Мне кажется, они дотянутся куда угодно и вытащат меня хоть из этого чулана, хоть из глубокой ямы, хоть со дна океана. Откуда угодно. Я понимаю это по взгляду хозяина этих ручищ. Он смотрит прямо мне в лицо. Смотрит внимательно и чуть насмешливо. У него такой взгляд, словно он уже всё решил. У моей Китти тоже такой бывает, когда она хочет слизать из блюдца мою сметану или залезть на дерево. Вот и Черномор уже решил, что непременно достанет меня из моей берлоги. Я смотрю в дядькино лицо и чувствую… Не страх, нет… Мне обидно. Очень. Обидно, что не смогла спрятаться так, чтобы меня не обнаружили. Папа бы сказал, что это провал. Настоящий провал его агента «Принцесски». Хорошо, что он этого не видит. Моя обида настолько огромна, что хочется громко разреветься. Но я изо всех сил сдерживаю слёзы, потому что нельзя разводить сырость. Так говорит дедушка. Я знаю, что эту самую сырость нельзя разводить даже, если больно ушибла коленку и течёт кровь.

««Никогда не разводи сырости, – часто велит мне дедушка. И добавляет: – Лучше думай, как избежать травмы и принимай решения»».

Я уже знаю, что, когда течёт кровь – это травма, но ещё не очень хорошо понимаю, что значит «принимай решения». Зато я уже крепко—накрепко запомнила: если расшибла коленку, нужно быстро остановить кровь ваткой. И помазать йодом. Но лучше – зелёнкой: она не щиплет, но долго не стирается. Поэтому Эрик посмеялся надо мной и назвал лягушкой. Эрик гадкий, он мне не нравится, поэтому не хочу о нём думать. Лучше буду смотреть на дядьку Черномора. Как он сюда вошёл?

Наблюдаю за ним и вижу, что он следит за каждым моим движением. Как Китти, когда я прячу от неё колбаску. Она всегда находит её. Папа говорит, что находит она потому, что я ещё не научилась как надо прятать вещдоки. А дедушка с ним не согласен. Он говорит, что Китти идёт по следу. Потому что у неё нос лучше моего. Я с дедушкой согласна: конечно, нос у Китти лучше, ведь у неё есть усы, а у меня усов нет.

Я устала сидеть согнувшись. Колено ноет. Ступни покалывает иголочками. Хочется встать в полный рост и размять ноги… Но я не могу – и так почти касаюсь головой потолка чулана, сидя на корточках. Как и дядька с умными глазами напротив меня.

«Вылезай!» – вдруг требует он, но не касается меня. Хотя мог бы – руки у него длиннющие! А ладони – совсем рядом. Я даже чувствую их тепло. Голос у дядьки низкий… Бархатный… Переливистый… Как будто мурчащий. Только не как у моей Китти, а как у льва, в гости к которому мы заглянули, когда недавно были с дедушкой в зоопарке.

«Не вылезу!» – грозно отвечаю я и как угорелая верчу головой.

«Прекрати! – требует он. – Слетит!»

«Кто?» – удивлённо спрашиваю я, замирая как мышка в своей норке.

«Не кто, а что. Твоя голова, – усмехаясь отвечает он. И снова требует: – Дай руку! Я помогу».

«Нет!» – сердито отвечаю я.

Теперь я сержусь на него «знатно», как говорит бабуля. Сержусь так сильно, что чувствую, как сами собой прищуриваются глаза и даже морщится нос.

«Надо же, какая грозная амазонка!» – негромко восклицает дядька. Совсем не сердито – скорее весело. И немного удивлённо.

«Я не мазонка! – возмущаюсь громко. И добавляю: – Меня зовут не так!»

«А как?» – спрашивает он, усмехаясь.

Уголки его губ чуть дёргаются и слегка ползут вверх. Как у льва, который мне «улыбнулся» в зоопарке. «Улыбнулся» перед тем, как прыгнуть к решётке, у которой я тогда стояла. Но лев не тянул ко мне лап, а дядька – тянет. Хоть и не прикасается.

«Так как тебя зовут?» – спрашивает он снова.

«Это секрет! Понял?»

«Понял», – тихо откликается он.

Вдруг его голова и плечи проникают глубже в мой чулан. Я не успеваю вовремя отстраниться, и цепкие пальцы обхватывают меня за плечи. Не больно, но довольно крепко.

«Пусти», – шиплю я и закрываю глаза. Я всегда так делаю, когда страшно. А мне теперь страшно. Страшно так, как не было за все пять лет моей жизни. Я боюсь, что дядька достанет меня из этой норки и унесёт с собой.

Мой коварный мозг, видимо, решает проявить милосердие, и «кадр» с цепким дядькой исчезает с глаз долой. Но только затем, чтобы смениться другим…

Снова вспышка и перед глазами проявляется комната.

Она похожа на кабинет. Я видела такой, когда мы с дедушкой ходили в школу, в которой я буду учиться в подготовительном классе. Столы в два ряда и большой – в центре, у доски.

В памяти в подробностях воскресает яркий солнечный день.

На мне длинное платье. Мама велела мне его надеть, потому что его подол надёжно прикрывает коленку, и я выгляжу не «раненным лазутчиком, а кроткой воспитанной девочкой – настоящей леди». Так она говорит, туго заплетая мне косу. Она всегда плетёт ее туго – так, что волосы сильно натягиваются у висков. У бабули получается не так туго, но этим утром бабули рядом нет. Мама сказала, что ночью она попала в больницу. Дедушка тоже куда-то уехал, а папа ещё не вернулся из командировки. Поэтому мы с мамой сегодня вдвоем. И это грустно.

Я вижу, как мы выходим из дома и идём. Пешком. Она куда-то ведет меня за ручку.

«Куда?» – мысленно задаюсь я вопросом и тут же слышу свой детский голос:

«Куда мы идём, мам?»

«В офис. Тебя не с кем оставить. У бабули гипертонический криз, а дедушка уехал в командировку», – терпеливо объясняет она.

«Что значит «офис», мам?»

«Место, где я работаю».

«А ги… ги—пор—та—ни—чи—кий—рис? Его что не сварили?»

«Что не сварили?» – растерянно спрашивает она.

«Рис?»

«Не рис, а криззз, – поправляет она, делая акцент на звуке «з», – Ги—пер—то—ни—чес—кий. Это болезнь такая».

«Бабуля заболела? Почему?»

«Так бывает».

«А другое слово, мам?»

«Какое другое, Котенок?» – вздыхая, уточняет она.

«Дедушка уехал в кодировку – это куда?»

«В ко—ман—ди—ров—ку. По делам он уехал. Скоро вернётся».

«Когда скоро?»

«Скоро, дочь. Послушай меня внимательно!» – строго говорит она.

Мы останавливаемся. Она присаживается на корточки и смотрит мне в глаза

«В офисе ты будешь сидеть тихо, как мышка, поняла?»

«Надо ходить на цыпочках?»

«Лучше вообще не ходить, а сидеть за партой. Тебе же скоро в школу, так?»

«Так. Нет. Не очень скоро, мам».

«Отлично. Есть время потренировать усидчивость».

«Что такое «усичивась»?

«У—сид—чи—вость» – произносит мама по слогам и объясняет: – Будешь учиться сидеть смирно. Как на уроке, поняла?»

«Поняла», – отвечаю я и разочарованно вздыхаю.

Мы с мамой идем дальше.

«Чего загрустила, дочь?»

«Просто сидеть – скучно, мам».

«А ты будешь сидеть не просто так. Ты будешь выполнять задание».

«Задание? Как у папы?» – сразу воспаряю я духом.

«Что-то вроде того, – отвечает она, – В твоем рюкзаке лежит книга. На странице пятнадцать я отметила отрывок текста. Прочитаешь его два раза и перескажешь мне. Ясно?»

«Ясно? А можно один раз прочитать? Я запомню. Честно!»

«Нет. Задание нужно выполнять точно: сказано прочитать два раза – значит нужно прочитать именно дважды!»

«Дважды?»

«Да. Значит – два раза».

«А если три, то трижды?»

«Да».

«А если один раз – одинжды?»

«Нет, – вздыхает мама и сетует: – И как только дедушка с тобой справляется».

«Я знаю слово «справляется»! – довольно заявляю я. – Дедушка всегда говорит: ««Молодец! Справилась!»» Мы с ним друзья. Он меня хвалит».

Мне так хочется, чтобы мама тоже меня похвалила. И она хвалит:

«Ты у меня большая умничка, дочь!»

«Спасибо, мамочка!» – отвечаю я и чувствую, как уголки моих губ разлетаются в довольной улыбке.

Мы подходим к высоким черным воротам. Они железные. И такие высоченные! Что за ними – не разглядеть совсем. Мы проходим мимо этих ворот и заходим в узкое помещение. Вижу какую-то металлическую штуку с «рогами». Подходим к этой штуке. Я дотрагиваюсь до одного из «рогов» и отскакиваю в сторону. Потому что на небольшом экране, как у телевизора, но совсем маленького, начинает мигать красная точка. И откуда-то слышится резкий странный звук. Он громкий и очень меня пугает.

«Ччто это, мам?» – сконфуженно спрашиваю я.

«Сирена», – отвечает она раздраженно и коротко кивает тому, кто спешит нам навстречу.

Сначала я решаю, что это папа подходит к нам, но, когда тот оказывается ближе, убеждаюсь, что это совсем чужой человек. Он просто одет в такую же форму, как у папы. И такого же роста.

«Какой милый у нас диверсант?» – говорит человек, похожий на папу.

«Я не девесат! Я разведчик» – поправляю я его.

«Вот оно как! – отвечает он, смеясь. – У вас случился провал, дорогой разведчик».

«Как это?» – спрашиваю я у него и чувствую, как мама сжимает мою ладошку.

«Помолчи!» – тихо велит она мне. И достает из сумочки белый квадратик с полоской посередине.

«Что это у тебя, мам?»

«Пропуск», – отвечает она и касается им небольшого экрана. Сирена сразу смолкает.

«Я тоже такой хочу!» – заявляю я и слышу голос человека в форме:

«Какая смена у вас подрастает, Ольга Даниловна. Храбрая. Любознательная!»

«Ещё – красивая, – добавляю я. И зачем-то уточняю: – Так папа говорит».

Мама снова сжимает мою ладошку, а человек в форме мне отвечает:

«Согласен – красивая, – не спорит он со мной, по-доброму улыбаясь. И добавляет: – И какая уверенная в себе!»

«Извините, Андрей Валерьевич, – виновато говорит мама, – не с кем было оставить…»

«Уже в курсе. Разместите «разведчика» в своем кабинете и выдайте ему задание», – всё так же – с улыбкой распоряжается человек в форме.

«Так точно!» – отвечает ему мама.

Мы проходим через турникет, который больше не шумит, даже когда я ещё раз дотрагиваюсь до его «рога». Дотрагиваюсь скрытно, чтобы мама не увидела. Мне не хочется ещё раз ее расстраивать. А человек в форме видит, но маме ничего не говорит. Только подмигивает мне. А потом разворачивается и уходит. Я гляжу ему вслед и спрашиваю:

«Кто это, мам?»

«Мой начальник – Андрей Валерьевич Орлов», – отвечает она.

«Он добрый!» – замечаю я, наблюдая, как тот скрывается за поворотом. И слышу:

«Не всегда…»

Кабинет мамы находится на третьем этаже. Она открывает дверь похожей карточкой, только без полоски, и впускает меня внутрь.

«Садись за первую парту и доставай книгу!» – велит она мне.

Я делаю, как она говорит.

«Открой книгу на странице пятнадцать».

Открываю и вижу в тексте две скобочки: одна начерчена у первой буквы самого первого слова, вторая – внизу, у самой последней буквы на странице.

«Тут много, мам, – замечаю я, – можно я прочитаю половину страницы? Мы так с дедушкой читаем. Он половину, и я половину».

«Нет, дочь, – отвечает мама. – Читай от и до».

«Это как?»

«Отсюда и до конца. Как отмечено. Я закрою тебя, пока буду занята. Чай в термосе. Термос у тебя в рюкзаке. Там же и булочка. Перекусишь».

«Хорошо. А ты когда придешь?»

«Скоро. Как только освобожусь. И сиди, пожалуйста, тихо, Котёнок», – просит она, ласково проводя ладонью по моей макушке.

«Хорошо, мамочка. Меня никто не увидит!» – клятвенно обещаю я.

«Ну вот и ладненько», – улыбается она и выходит за дверь.

Проходит время, а мама всё не возвращается. Я заканчиваю читать отрывок. Дважды. Мне сложно, но я выполняю задание. Принимаюсь пить чай с булочкой. Допиваю его, а мамы всё нет. Мне становится скучно. Оглядываюсь по сторонам и замечаю картинки на стенах. Они большие. На них изображены солдаты. Я устаю сидеть за партой. Поднимаюсь и на цыпочках подхожу к зеркалу. Оно большое – в пол. Рассматриваю в нем себя и пластмассового человека, который тоже заметен в зеркале. Он стоит в углу, недалеко от доски. На нем изображены сердце, легкие и другие штуки, которые дедушка называет органами. На каждом таком органе заметна красная точка.

Вскоре мне надоедает и это. Тихо, как мышка, подхожу к окну. За ним есть на что посмотреть! Внизу виднеется широкая площадь. На ней рядами стоят солдаты. Все – в зелёной пятнистой форме. Папа называет ее маскировочной. Говорит, что ее надевают, когда прячутся, чтобы никто не нашёл. Все солдаты внимательно слушают маму. Что она им говорит, мне не слышно. Поэтому я забираюсь на подоконник, чтобы открыть окно и услышать. Сделать это у меня не получается – слишком тугая рукоятка.

Разочарованно вздыхаю и смотрю вниз – на солдат. Разглядываю их и вижу, что один из них смотрит вверх – прямо на меня. Быстро спрыгиваю с подоконника. Чувствую, как моя рана в колене отдается резкой болью. Прихрамывая, добираюсь до «своей» парты, сажусь за нее и принимаюсь ощупывать коленку. Она забинтована, но крови не видно.

Вдруг слышу шаги по коридору. Соскакиваю со стула и бегу к столу, который находится в самом дальнем углу. На нем лежат какие-то зеленые мешки. Они тяжелые. С трудом стягиваю один. Он грохается на пол. Ныряю под стол и насколько хватает сил затаскиваю мешок за собой, сооружая себе укрытие. Затихаю в своей засаде и прислушиваюсь.

Этот кто-то заходит в кабинет. Шаги тяжелые. Размеренные. Не мамины. Человек подходит прямиком к столу, под которым я спряталась. Как он догадался? Непонятно. Я же сижу и совсем не соплю. Ни разу! Даже дышу через раз!