Loe raamatut: «Вслед за тенью. Книга вторая», lehekülg 6
– Как будет угодно.
– Так что вы предлагаете?
– Одну занятную сделку: ты откатишься на полтора часа назад и расскажешь мне, о чем вспомнила после сна.
Глава 12 «Рыболов»
– Как это «откатишься»?
– Вернись в тот режим, в котором находилась в постели. Ты же можешь этим управлять?
– Что?.. Чем управлять?
– Мне нужно, чтобы ты вернулась в тот день. Ты о нём сегодня вспоминала, если я правильно понял. Я имею в виду день со шмелём. Ты ведь о нём вспомнила, когда упомянула о цвете моих волос?
– Не знаю какой именно день вы имеете в виду…
– Лето. Ольга взяла тебя с собой. Вы приехали на машине. Тебя тогда укусил шмель, припоминаешь? В тот день ты увидела меня без парика и задала этот вопрос – о цвете моих волос. Я ещё опасался, что проболтаешься при Ольге и выдашь что-то типа: «Ты уже выполнил задание?»
– И что бы тогда случилось?
– Факт того, что ты, в отличие от Ольги, была в курсе моих манипуляций с образом, дополнительно ударил бы по ее самолюбию. А она и так нелегко пережила то, что я ее переиграл.
– Вы скрывали от нее, что… были в образе?
– Да.
– Зачем?
– Так было нужно. Итак, сад на заднем дворе моего дома, Миледи. Дерзайте!
– Сад вашего дома? Разве не в нашем саду меня укусил шмель?
– Нет. Сосредоточься. Мне нужно, чтобы ты вспомнила то, что тогда сказала Ольга. Дословно.
– Это связано с вашим недавним разговором по телефону? – вдруг выпалила я, облокотившись на стену позади меня.
Отвечать мне не спешили. Но я была бы не я, если бы не предприняла ещё одну попытку вытянуть из него хоть что-то:
– Я имею в виду тот разговор, который перехватила, когда вышла из ванны.
– Перехватила? Занятно… Не отвлекайся. Мне нужно знать…
– Вам нужно… – с досадой повторила я, – а нужно ли это мне?
– Не торгуйтесь, Миледи!
– А какой мне смысл вспоминать, если ничего не получу взамен?
– Что же ты хочешь получить, девочка?
– Вводные по папе, конечно! Вы поделитесь ими со мной?
– Посмотрим, как выполнишь задание. Есть большой шанс того, что окажешься бесполезной.
– Будьте спокойны, не окажусь!
– Довольно амбициозное заявление… А не переоцениваете ли вы свои способности, Миледи? На данный момент вы даже не помните, в чьём саду происходил тот разговор.
– Разберусь! Но может мы сначала поедим? 45 минут, о которых вы упомянули, когда я собиралась принять ванну, давно истекли.
– От дока поступила настоятельная рекомендация пофиксить твое состояние в течение двух часов после сна. И только потом накормить.
– От Андрея Андреевича?
– От него. До часа икс осталось не больше 20 минут, – известили меня, взглянув на дисплей своего сотового, в миг вытянутого из кармана джинсов. – Смею надеяться, ты как раз успеешь выполнить прик… Мое пожелание. Итак. Откатись … Перенесись в тот день. Какое это было число? Не помню…
– Не знаю…
Я закрыла глаза и напрягла память. Пустота…
– Только не молчи, – поступило ещё одно ЦУ, – рассказывай всё по пунктам. Что видишь, ощущаешь и так далее. Сможешь? Твой отец умеет.
– Умеет? Не умел? Значит он жив?!
– Умел когда-то… Не цепляйся к словам.
– Зачем вам знать, что тогда сказала мама? Что такого важного она могла сказать? Ничего… – принялась я размышлять вслух, – И знаете, почему?
Мне милостиво разрешили ответить на свой вопрос. Разрешили, не проронив ни слова. Взглядом.
– Потому что… если бы это было важно, вы бы не забыли! – выпалила я с видом эксперта вселенского масштаба.
– Логично. Но меньше всего сейчас мне нужен твой анализ. Только голые факты. Анализ я сделаю сам.
– Почему не сделали его сразу после того разговора с мамой?
– Посчитал несущественным. Не отвлекайся.
– Хорошо. Но только баш на баш, как вы говорите: я вспомню, а вы расскажете, к чему вам это. Договорились?
– Не требуй невозможного – не придется разочаровываться.
– Почему невозможного?
– Вопрос секретности данных. И потом: неизвестно, насколько точно ты вспомнишь и передашь слова матери. Поехали!
– Я есть хочу!
– Вы как ребенок, Миледи! По данному вопросу я все уже разъяснил. Ещё раз: поедим сразу, как закончим.
– Это шантаж?
– Констатация факта.
– А вы сложный переговорщик… Ладно. Попробую на голодный желудок… А вы ведь сознательно ставите меня в проигрышную ситуацию! Чтобы я не справилась и вам не пришлось делиться фактами, так?
– Теряем время, – было мне ответом.
– Хорошо…
Я снова прикрыла глаза и напрягла измученную память.
«Ты обязана справиться, Катя! – внушала я себе, собираясь с мыслями, – Иначе он в тебе разочаруется и сочтет бесполезной. А сочтет бесполезной – значит не станет делиться вводными о папе! Итак: триггер – шмель!» – приказала себе мысленно.
Не знаю, сколько времени прошло, но вдруг в нос хлынул знакомый аромат цитрусовых – любимый мамин освежитель в нашей новенькой машине. Этот аромат окутывал меня и плавно переносил в тот день. В день, когда мама взяла меня с собой в гости к другу.
Перед глазами предстают высокие кожаные подголовники… Светло—коричневого оттенка, они возвышаются впереди меня и закрывают обзор. На водительском сидении я вижу маму. Волосы красиво струятся по ее спине и зеркальной гладью отражаются в лучах солнца, бьющих в слабо затонированное стекло окна. Мама ведет машину. На скорости. Будто куда-то торопясь. Ремень детского кресла, в которое меня усадили, туго врезается в грудь и не позволяет свободно двигаться. А мне очень хочется посмотреть на дорогу и машины, мчащиеся перед нашей.
В салоне негромко звучит мамин любимый «Одинокий пастух». Я еложу на своем сидении и настойчиво пытаюсь выглянуть из-за подголовников.
«Не вертись! – велит мама, – Укачает!»
Мы подъезжаем. Останавливаемся.
– Лето. Жарко. – начинаю пересказывать Кириллу Андреевичу всё, что вижу. – Мы с мамой выходим из машины и подходим к забору. Он настолько высок, что мне приходиться запрокинуть голову, чтобы увидеть на самом его верху… Что это там? Пики… Да… Острые… Мне нравится, как они блестят на солнце. Переливаются золотом… В заборе есть вход. Массивный… С широкими воротами. Темно-красными… Нет… Ближе к бардовым… Примерно на три тона темнее забора из красного кирпича. Кирпичики теплые… Почти горячие. Я провожу по ним ладошкой и слышу мамино:
«Не трогай! Руки испачкаешь!»
Она нервничает. Я чувствую это… Чувствую по тому, как крепко она сжимает мою ладонь в своей… Почему нервничает? Не знаю… А хотя… Хотя знаю… Из-за папы…
«Папа, ты же знаешь, что случилось! Точно знаешь! Расскажи мне! Или я пойду к нему!»
Вдруг «кадр» на секунду завис, а потом бесследно исчез. Словно телевизор сломался. Я попыталась его «починить». Не получилось…
– Дальше! – настойчиво ворвалось в уши.
– Кадр оборвался… Не вижу, – сообщила я единственному зрителю своего «спектакля».
– Кто сказал то, что ты сейчас передала?
Я взглянула на Кирилла Андреевича и заметила, что он снова сидит в своем кресле, и задумалась:
«Когда он отошел от меня? Почему я не заметила? Ах да, он отошел раньше. Ещё предложил мне присесть в кресло напротив. Как же я устала от этих воспоминаний!»
– Екатерина, ты здесь?
– Где ж ещё… – с досадой пробурчала я.
– Ответь на вопрос! – Прозвучало настойчиво.
– Повторите его… Пожалуйста.
– Кто сказал фразу: «Ты же знаешь, что случилось»?
– Мама.
– Кому?
– Дедушке…
– Его не было в тот день с вами.
– Она это сказала раньше…
– Меня не интересует то, что было раньше. Необходимо, чтобы ты вспомнила то, что произошло в моем саду.
– Вашем?
– Так… Похоже, ничего не выйдет… Не справляешься.
– Сейчас… Я попробую ещё раз…
– Пробуй. Вы с мамой стоите перед воротами. Сосредоточься. Вспомни о шмеле и о том, что было после.
– Хорошо…
Снова закрываю глаза. Напрягаю память и вижу маму у дедушки в кабинете. Он – рядом с ней. Слышу его голос.
«Пустая трата времени», – говорит он.
«Почему?» – отвечает мама.
«Стоп! Не то… Сад, Катя, сад… Это было раньше сада…»
– Сейчас… Я справлюсь… – шепчу то ли себе, то ли моему зрителю, безмолвно восседающему на своем троне и терпеливо ожидающему «продолжения банкета». Сквозь ресницы приспущенных век вижу его глаза, пристально следящие за каждым моим движением.
Делаю глубокий вдох—выдох и снова сосредотачиваюсь на том дне.
– Озвучивай все, что видишь, – велит мне голос «за кадром».
– Я помню задание, – шепчу я, чтобы не спугнуть картинку. Полупрозрачной голограммой она начинает проявляться перед глазами.
– Я в саду. Он такой большой… Красивый… С кустами роз… Как у нас дома… Но сад этот – не наш. Чужой… Мы с мамой кого-то ждём. Она нервничает. Или волнуется… К нам кто-то подходит. Я его знаю… Мы уже встречались…
«Это друг нашей семьи, Котёнок. – представляет мне его мама. – Вы уже встречались у меня в офисе. – И велит: – Иди погуляй, нам надо поговорить!»
«Хорошо, мамочка! – отвечаю я, вглядываясь в лицо её спутника. Вернее, в его волосы… С ними что-то не так, но что именно?..
– Почему? – удивлённо спрашиваю я у него.
– Что почему?
– Цвет твоих волос… Он другой…
«Иди поиграй, дочь! Там!» – нервно отсылает меня мама.
Указывает рукой, куда мне идти. Я иду. В сторону розовых кустов. Кружусь. Вокруг летают бабочки. Хочу поймать самую красивую. Подставляю палец. Она садится на него. Большая. Пёстрая.
«Мамочка, смотри какая бабочка! – Несусь к ней. – Сейчас покажу!»
Слышу:
«Я занята!»
Резко останавливаюсь на полпути. Бабочка улетает… Что-то жужжит. На цыпочках подхожу к кусту. Кружусь вокруг него. Хочу найти того, кто жужжит. Цепляюсь подолом платья за колючки. С трудом отдираю его. Не получается… Получилось! Ура! Я свободна!
Вдруг слышу:
«Не лезь в это дело!»
Это говорит мамин собеседник. Громко. Он сердится. Наверное, ему не нравится, что сказала мама. Сказала, пока я не подошла ближе. Теперь я ее слышу. Она тоже говорит громко. Почти кричит:
«У меня нет выхода! Я должна найти мужа! Или хотя бы узнать, что с ним случилось!»
«Его поисками уже занимаются».
«Кто?»
«Компетентные органы».
«Эти твои органы бесполезны!»
«Они отлично знают свое дело. Оставь это им».
«Да ничего они не знают! В общем так: не поможешь ты, обращусь к другому источнику!»
«К кому?»
«Найдутся, если поискать!»
«Достойных доверия нет».
«Андреев достоин доверия!»
«Не дури! Может он что и знает, но умеет держать язык за зубами».
«У каждого есть цена!»
«Никто не будет свидетельствовать против себя».
Мне не интересно подслушивать. Я ничего не понимаю. Жужжит уже у самого уха… Это отвлекает. Что это? Шмель… Он садится мне на палец. Такой красивый… С желтыми и чёрными полосками на спинке. Он мне нравится… Дотрагиваюсь до его шерстки. Мягкая. Пушистая. Пахнет пыльцой. Я чувствую ее терпкий сладковатый аромат… Сначала нюхаю палец, которым погладила его… Потом облизываю его. В носу свербит… Апчхи! Ай! Он меня укусил! И улетел… Больно… Палец жжёт… Машу ладошкой… Хочу, чтобы пальцу стало прохладно… Ай! Роза. Укололась… Вижу на пальце маленькую красную капельку… Она растёт… Становится горошиной… Смахиваю ее с пальца. На смену первой появляется ещё одна… Она – больше… Быстро стекает… Смотрю вниз – на подол своего красивого светло-розового платья. Капля уже на нём. Из маленькой точки она превращается в кружочек с неровным краями. Я совсем расстраиваюсь… Плачу. Громко. То ли от боли… То ли от обиды за то, что на меня не обращают внимания.
Бывший блондин вдруг оборачивается. Сквозь слёзы вижу, как он идет ко мне. Быстро. Подходит… Склоняется. Достаёт из кармана пакетик. Блестящий… Разрывает его… В нем что-то белое… Это салфетка. Осторожно захватывает мою ладонь. Мотаю головой и пытаюсь вытянуть руку из его ладони. Не получается. Держит крепко…
«Не бойся».
Рассматривает ранку на пальце… Прикладывает к ней салфетку.
«Она мокрая! Жжёт!» – говорю я.
К нам подходит мама.
«Терпи. Она пропитана антисептиком», – отвечает он.
«Что это – асетиком?»
«Он поможет твоей ранке зажить», – объясняет он.
«Спасибо тебе», – благодарит его мама.
«Не за что», – тихо отвечает он ей. – Езжай домой и успокойся. Всё наладится».
Мы с мамой уходим. Подходим к воротам. Оборачиваюсь на блондина… Бывшего. Он идет за нами. На расстоянии. Мы выходим за ворота… Подходим к машине. Мама открывает для меня дверь. Оборачивается… И говорит тому, кто остался у ворот:
«Я Рыболова встряхну! Он не отвертится!»
– Рыболова? – хлынул мне в уши удивленный голос Кирилла Андреевича.
«Кадр» того далекого дня перед глазами треснул, словно стеклянный экран и рассыпался на осколки. Я даже шагнула назад, чтобы они не полетели на меня. Шагнула и натолкнулась на что-то твёрдое.
– Осторожно… В порядке? – раздалось негромко. Прямо над ухом.
Я нервно тряхнула головой и огляделась. Я стояла в центре своих апартаментов в «Империале». Стояла, как на сцене. Пояс махрового халата больше не стягивал талию. Он вообще валялся на полу. Сам халат был распахнут настолько, что слетел с плеч и болтался где-то на талии. И держался на мне только благодаря рукавам, в которых "плавали" мои руки!
Я выдернула у Орлова одну из них – ту, за которую он меня поддерживал, и оттолкнулась от его торса, на который зачем-то облокотилась спиной. Нервно запахнула халат, понеслась в постель и «окопалась» в одеяле.
–Чего приуныла?
– Как мой халат оказался без пояса?
– Розовый куст его стянул, – объяснил Кирилл Андреевич, задорно улыбнувшись. – Впечатляюще смотрелось! Очень правдоподобно. Со спецэффектами.
– Что смотрелось?
– То, как зажигательно ты сражалась с кустом. Я будто воочию его увидел. А вспомни-ка ещё о чем-нибудь зажигательном!
– Вам не кажется, что представлений на сегодня достаточно?
– Я только вошёл во вкус, – с лукавой усмешкой признался мой внимательный зритель.
– Достаточно! Я хочу есть!
– Ну что ж, пополнить силы – отличная идея. Тем более, что все рекомендации Чернова выполнены.
Глава 13 Говяжьи медальоны
Я сидела на постели в своём импровизированном «окопе» из одеяла и с опаской наблюдала за Кириллом Андреевичем.
«Что он теперь обо мне подумает? Наверняка сочтёт дурочкой… Или обольстительницей— неудачницей… Или кем-то ещё похуже…» – терялась в догадках я.
А он… Он будто снова растерял ко мне всякий интерес и вёл себя так, словно несколькими минутами назад не случилось ничего экстраординарного. Будто никакого «спектакля» со мной в главной роли и не было вовсе… И как ни странно, выбранная им манера вести себя меня успокоила.
Погрузившись в экран своего ноута, Кирилл Андреевич снова принялся что-то тщательно вычитывать. А прочитав, взялся беззвучно барабанить по клавиатуре, да так, что пальцы летали по ней, как воробьи, каждое утро резво сновавшие по веткам дерева за окном моей комнаты.
«Пальцы, которые совсем недавно распутывали мне волосы…»
Эта внезапная мысль возродила где-то в самой глубине уже знакомое ощущение чего-то тёплого… Волнительной такой неги… Я погружалась в нее, словно в постепенно разогревающийся тягучий сироп, растекающийся по венам.
«Что со мной? Извращение какое-то…» – то ли про себя, то ли вслух прошептала я. И расслышав негромкое: «Что?», поняла, что произнесла это вслух.
– Да так, мысли вслух, – пробормотала я. Смутившись в конец, постаралась взять себя в руки: по привычке втянув носом воздух, задержала его в лёгких и выдохнула.
– Мысли – это хорошо, – хмыкнув, негромко ответили мне, всё так же барабаня по клавишам. – Они мне ещё понадобятся.
– Зачем?
– Чтобы окончательно прояснить ситуацию.
– Какую?
Но ответить мне не успели. Дверь бесшумно отворилась и в номер въехала тележка с нашим полдником. Да, именно полдником, потому что время обеда мы, кажется, уже пропустили, а ужинать было рановато. Наверное… Я стянула с тумбочки свой смарт и взглянула на экран: «16.35» – высветилось на нём.
«Ну точно – полдник. Внушительный такой полдник. Объёмный!» – заметила я про себя, наблюдая за тем, как Лилия молча выгружает из тележки на стол всё, что привезла.
На сверкающей чистотой столешнице появилось два внушительных блюда. Каждое из которых было покрыто куполообразной крышкой, уже знакомой мне по нашему вчерашнему ужину. Словно две летающие тарелки из мультфильма о приключениях Алисы, блюда расположились строго друг напротив друга.
«Интересно, как она распознала – кому какое?» – задумалась я, – По аромату, что ли? Они же абсолютно одинаковые и по размеру и по форме».
Следом за блюдами на столе появились четыре высоких стакана. Они парами расположились возле каждой из этих плоских тарелок молочного оттенка. Два из четырех стаканов были полными: один предстал с жидкостью пурпурного цвета, другой – с ярко желтой. Рядом с пустыми стаканами «материализовалось» по бутылке минералки. Композицию на столе завершил салатник, кажется, с «Оливье», и два плоских блюда поменьше, расположившиеся рядом с внушительными «летающими тарелками». А в самом центре «припарковалась» плетенная хлебница с нарезанным в ней хлебом. Ломтики белого располагались на ней с левой от меня стороны, черного – справа.
Закончив с сервировкой, Лилия повернулась к Кириллу Андреевичу, продолжавшему работать за ноутом.
– Ваш обед, Господин, – негромко произнесла она. Как обычно – с почтением.
– Принято, – бросил он то ли ей, то ли через наушники кому-то, маячившему теперь на экране… И снова принялся что-то печатать.
«Значит, господин – ещё не отобедавши… Так увлекся, что пропустил регулярный прием пищи?»
Я ничуть не сомневалась, что у этого человека существует определенный распорядок дня. По мнению дедушки, люди с математическим складом ума обычно всё расписывают по часам и редко делают исключения из установленных правил.
«Потому что любое исключение способно сломать алгоритм их действий. А когда этот алгоритм дает сбой, – если верить мнению деда, – на его устранение требуется время. И это – непорядок. Потому что это время было ранее запланировано на выполнение других действий», – объяснял он мне.
О таком типе личности дед частенько мне растолковывал в своих любимых аналитических «выкладках». Он просто обожает в этом упражняться, неизменно приговаривая: «Это тебе на будущее». Будто готовит меня к чему-то. А вот к чему именно – не объясняет.
Пожалуй, да – склад ума моего собеседника был именно математическим. В беседе со мной он настойчиво придерживался некой выверенной формулы. И вопросы, заданные под разным «соусом, крутились строго вокруг нее. Меня явно в чем-то подозревали и бесконечным множеством этих вопросов, похоже, пытались найти подтверждение своим подозрениям. И так увлеклись процессом, что позволили себе пожертвовать приемом пищи.
«Хотя почему пожертвовать? Сейчас он наверстает упущенное…»
Кирилл Андреевич Орлов, определенно, был из тех, кто своего никогда не упускает. Ни при каких обстоятельствах.
– Прошу к столу, Госпожа, – негромко обратилась ко мне Лилия. Я отвлеклась от своих раздумий и заметила, что девушка чуть склонила голову, видимо, ожидая моей реакции.
– Спасибо большое, – поблагодарила я ее. И с улыбкой добавила: – Сервировка – на высоте! И всё так вкусно пахнет! Вы просто находка для гурмана, Лилия!
– Благодарю вас, Госпожа. Мне очень важно ваше мнение.
Я было хотела поинтересоваться: «Почему?», но меня лишили этой возможности.
– Лилия, можешь быть свободна, – распорядился Орлов по-хозяйски. – Прошу к столу, Миледи, – обратился он уже ко мне.
Повторять приглашение не пришлось. С постели меня словно ветром сдуло! Одно мгновение – и я стояла у стола перед «своим» креслом. Стояла и наблюдала, как, опустив крышку ноута, мой сотрапезник оставил его на ещё одной тумбочке, неизвестно, откуда взявшейся в номере. Прикатив свое кресло к обеденному столу, он подошел к моему и галантно помог в него усесться. Только после этого Кирилл Андреевич занял свое место и убрал крышку с блюда, на котором красовался огромный стейк из говядины средней прожарки с ломтиками запеченного картофеля и овощами, разложенными вокруг него.
Я с наслаждением вдохнула аромат вкусностей, скрытых на моем блюде под металлическим кавером. Густой, чуть терпкий запах специй показался мне смутно знакомым. Но где и когда я ощущала его раньше, моя натруженная память оживлять отказывалась. Я осторожно оторвала от блюда переливающийся сталью конус и впала в ступор…
Ярко-красными глазками—бусинками с блюда на меня «смотрели» медальоны из говядины под брусничным соусом. С овощным гарниром. Их так же, как когда-то было ровно пять штук… И были они один в один похожи на те, которые я много лет назад с удовольствием помогала «натыкивать чесночком». И с превеликим аппетитом поедала их с пылу с жару, нагулявшись на свежем морозном воздухе у берегов Енисея.
«Это твоя норма, малышка!» – в голове раздался добрый, тихий голос из моего далекого детства. Голос этот никогда не звучал по-русски. Всегда – на одном странном диалекте. На наречии, которое когда-то я вынуждена была научиться понимать…
Те медальоны были – пальчики оближешь! И я всегда съедала их все до последнего кусочка, сидя за широким столом в кругу людей, на полгода заменивших мне семью. Перед глазами, как по команде, поплыли их далекие образы. Лица эти настолько плохо сохранились в памяти, что казались очень слабо «прорисованными», едва различимыми. Я попыталась «прорисовать» их четче, постаравшись «переместиться» в то время, и даже увидела, как мы с одной девчонкой рассекаем на коньках по крепкому Енисейскому льду.
«Как же ее звали? – задумалась я, – Не помню…»
– Екатерина!
– Да, – рассеянно откликнулась я.
– Что тебя затянуло в этот раз?
– Вспомнилась одна поездка.
– Куда?
– Есть ли смысл рассказывать… Давно это было.
– Послушаю и решу, есть он или нет. Так куда ездила?
– За Урал, – ответила я, удивляясь его настойчивости.
– Добавь конкретики! – распорядился он. И уточнил: – Куда именно за Урал?
– Если конкретнее, – вздохнув, объяснила я, – то в Красноярский край… Там такая тайга… Красиво… Очень…
– С кем ездила?
– С дедушкой. Он тогда отвез меня к тете Алле – маминой подруге.
– Зачем?
– Сказал, для того, «чтобы пришла в себя». Понимаете… Когда не стало мамы… Это выбило меня из колеи. Помню, отказывалась разговаривать. С кем бы то ни было.
– Почему?
– Не знаю.... Просто стала считать это неинтересным. Постоянно сидела в своей комнате. По-турецки… И смотрела на портрет мамы. Он вдруг появился на стене напротив моей кровати. Смотрела на маму и постоянно плакала. В общем…
Меня слушали молча. Не перебивая, не задавая наводящих вопросов. И, казалось, вслушивались в каждое слово, которое я произносила.
– Дед решил, что я в депрессии, – продолжила я, – И счел смену обстановки единственным, что помогло бы вытянуть меня из нее. Он оказался прав – помогло. Правда, в тот день, когда он сообщил мне, что переезжаю невесть куда, я взбунтовалась не на шутку, – усмехнулась я, вспоминая. – И тогда я решила сбежать.
– Куда? – видимо, не сдержался мой слушатель.
В его глазах считывался интерес. И это подтолкнуло меня к откровенности. Мне вдруг захотелось рассказать ему о той поездке все. Все, что удастся вспомнить…
– На дачу к Алисе, – поделилась я, возродив в памяти свои ощущения тех дней.
Тогда меня накрыло покрывалом безысходности. Тяжелым. Будто свинцовым. Дни вяло плелись один за другим. Я просыпалась по утрам и неизменно приходила в ужас от того, насколько всё изменилось. Насколько безрадостной стала жизнь.
– Идея с побегом показалась мне удачной, – продолжила я свой рассказ, —Думала, отсижусь на Алискиной даче несколько дней и вернусь. А тем временем дедушка откажется от намерения отсылать меня из дома. Именно отсылать, потому что свой отъезд я воспринимала как ссылку. У Алисы на даче был большой дом. Она заверила меня, что в погребе там полно продуктов… Как раз тогда бабуля уже научила меня жарить яичницу и варить картошку. Поэтому я была уверена, что голодать не придется. Правда, чтобы добраться до продуктов, нужно было открыть дверь погреба. А она трудно открывалась. Алиса говорила, что дверь та находилась в полу, и надо было очень сильно ее тянуть. Но мы тогда решили, что вместе потянем и обязательно откроем… А ещё у них на даче было много книг – огромная такая библиотека. А с книгами нам было бы не скучно. В общем, расчет был на то, что дедушка за это время передумает увозить меня из дома. И от Алисы.
– Кардинальное решение, – задумчиво пробасил Кирилл Андреевич.
– Да. Но меня вынудили обстоятельства. Помню, что взбунтовалась ещё и потому, что дед всё решил за меня. Моим мнением он тогда даже не поинтересовался. А я привыкла, чтобы интересовались, ведь папа всегда так делал. И потом… Моя новая жизнь оказалась такой… унылой. Ужасно хотелось перемен. Но не таких кардинальных, чтобы уезжать далеко и надолго. Думаю, дедушка точно тогда уловил мой настрой. Он наблюдал за мной. Я постоянно ощущала себя под прицелом его внимательных глаз. Как под прицелом ваших сейчас.
– Я не желаю тебе вреда.
– Он тоже не желал… В общем… Видимо, он просчитал нашу с Лисой задумку и спутал нам все карты.
– Кто такая Алиса?
– Моя подруга… Одноклассница.
– Как поступил Даниил? Каким образом он спутал вам карты?
– Дедушка? – Орлов молча кивнул. – Он просто перенес дату моего отбытия в «ссылку» на сутки назад – как раз на тот вечер, на который мы с подругой и запланировали побег.
– Она решила сбежать с тобой?
– Конечно! Мы же с ней были не разлей вода.
– Иметь такого друга – большая удача, – проговорил мой наблюдательный собеседник, – Где она сейчас?
– Не важно…
– Вы больше не общаетесь?
– Почему же, общаемся… Но гораздо реже.
– В чем причина?
– Я не буду об этом говорить.
– Твое право, – миролюбиво откликнулся Кирилл Андреевич. – Значит Громов тебя увез… А дальше?
– Дальше я попала в совершенно непривычную среду. Вокруг были совсем чужие люди. И незнакомый дом без телевизора. Правда, он был со всеми удобствами. И мне там даже комната нашлась. Миленькая такая. Просторная. С окнами в лес. Впрочем, он был там повсюду: из какого бы окна не выглянуть. Дедушка тогда объяснил, что это тайга. В ней много опасностей. Дикие звери, прячутся за огромными густыми деревьями. Поэтому в лес одной ходить нельзя. Только в сопровождении дедушки Арта. Кстати, его имя переводится как «камень».
– Кто это был?
– Человек, – ответила я, пожав плечами. – Один из них. Знаете, когда я увидела его впервые, он показался мне таким холодным! Отстраненным… Высоким, как дерево. И таким же мощным. А борода-то какая у него была! Густая такая – в пол-лица. Длиной до самой груди, представляете! И глазищи такие черные. Мне казалось, они видят всё. Даже сквозь стены. Ходил он всегда в таких свободных длинных одеждах: в рубахах чуть ли не до колена и свободных штанах. Ворот у рубашки всегда был высокий. Такой, знаете, – стоечкой. Помню, как-то спросила у него, как он ее надевает. Он ответил, что через голову. Я тогда ещё удивилась, как он туда ее просовывает, с такой-то бородой. А там – на вороте, оказывается, крючочки были. Незаметные на первый взгляд. Потайные. В общем, придерживался дедушка Арт старорусского стиля. Впрочем, не только он. Они все.
– Сколько их было?
– Не могу сказать точно. Шесть человек жили в доме постоянно. Но время от времени поселялись и другие люди. Приезжали в гости. Ненадолго.
– Что ещё помнишь?
– Арт отлично ориентировался в тайге. Каким-то образом всегда находил из нее выход. Как бы далеко мы ни заходили. А мы могли пробраться очень глубоко – туда, где деревья росли так кучно, что не пропускали и лучика света…
– Что ещё?
– Я прожила в том доме до конца зимы. Поначалу мне было очень непросто. Ведь вокруг были люди, которых я совсем не понимала. Но я не замкнулась. Наоборот – раскрылась. Хотя правильнее, наверное, сказать —«мобилизовалась» Похоже, на это дедушка и сделал ставку.
– Они не говорили по-русски?
– Нет. Абсолютно. Ни словечка за все те месяцы, что я у них провела. Эти люди общались на необычном наречии. Но они окружили меня заботой. Окружили настолько, что я стала считать их своей семьей. Бабушка Лия часто пела мне песни и рассказывала сказки. Но делала она это на том непонятном языке. И, чтобы понимать, я училась произносить и запоминать новые слова… Училась петь песни вместе с ней. Причем не просто петь, а изображать. Ну… разыгрывать сценки. Потому что в песнях обычно рассказывалось о птицах, о разных животных, обитающих в тайге. Напевая, я училась повторять их движения: взмах крыльев, легкую бесшумную поступь рыси… Действия охотника. Осторожные и решительные… Помню, Арт учил меня ловить рыбу, собирать ягоды. А бабушка Лия – распознавать лечебные травы. И готовить говяжьи медальоны. Такие, как эти, – поделилась я и вдруг заметила, что тарелка моя пуста. – И когда я успела их съесть?
– Пока рассказывала, – усмехнулся мой внимательный слушатель. – В общем, твоя жизнь там била ключом.
– Она была размеренной, неторопливой… Но интересной.
– Где они все теперь?
– Не знаю… Дед забрал меня оттуда в конце той же зимы. С тех пор я больше никого из них не встречала. Бабушки Лии, наверное, уже нет в живых… Тетя Алла…
– Она жила там же? В том доме?
– Нет. Приезжала. Но часто. И обычно на несколько дней. Потом уезжала. Мы давно с ней не общались. Очень давно. И это странно, ведь связаться друг с другом сейчас не составляет никакого труда.
– Ошибаешься… Не всегда это так.
– Интернет же сносит все границы! И сводит к нулю любые расстояния. Так что было бы желание… Но вот как раз его-то все эти годы ни у кого из них, похоже, и не наблюдалось. Я пыталась их разыскать. Помню, донимала дедушку, но он как-то странно тогда сказал: «Забудь о них. Их нет. Считай, что и не было никогда…» Странно, правда?
– Не без этого…
– И о дочери тети Аллы мне тоже ничего не известно, – помолчав, добавила я, – Обе – как в воду канули.
– У нее есть дочь?
– Да. А вы не знали?
– Нет. Как зовут её дочь?
– То ли Лика… То ли Вика… Или Лина… Или Инна… Никак не могу вспомнить… Как ни стараюсь…
– С такой-то памятью как у тебя?
– Как начинаю вспоминать тот период жизни… Какая-то каша в голове образуется. Только два имени чётко и запомнились: бабушкино и того дедушки с бородой. Знаете, вот помню бабушку Лию, помню, как она пела мне песни на том языке, рассказывала сказки. Сам язык тоже помню… А лица их всех – очень смутно. Как в тумане.
Я расстроилась и сникла. Так было всегда, стоило мне в очередной раз убедиться, что не в состоянии вспомнить лица тех людей. Что в этом бесконечном квесте в очередной раз потерпела неудачу.
– Как у тебя с контрацепцией обстоят дела? – вдруг долетело до меня.
– Что? – шокировано прошептала я, не веря своим ушам.
– Ты услышала вопрос. Отвечай.
– Контрацепцией… Дана Валерьевна направляла меня к гинекологу, – залепетала я.
– Дана? Дана Стриж? Подруга Ольги?
– Да… Вы с ней знакомы?
– Некоторый опыт имеется… – зависнув на пару мгновений, всё же ответили мне. И через паузу добавили: – Насколько мне известно, Стриж – психолог. У тебя проблемы в этой области?
