Мандарин на снегу

Местный терапевт, с подозрением глядя на меня, направил к другому специалисту.

– Замужем? – устало уточнила полная докторша.

– Нет, – честно ответила я.

– Направление на аборт выписываем?

– Зачем?

– Рожать хотите?

– Кого? – не могла я взять в толк ее вопросы.

– Девушка, не морочьте мне голову. Откуда я знаю, кого вы собрались рожать. Придете через несколько месяцев, скажем точно: мальчик или девочка. Ну, что решила?

– Я, что беременна?

– А сама не догадалась? – Врачиха уже смотрела на меня с интересом.

От нее я вышла с таким чувством радости, словно мне дали твердую гарантию, что все мои мечты и грезы о прекрасном сбываются! У меня будет ребенок. Ребенок Глеба! О чем еще мечтать? Голова кружилась, но это меня уже не пугало.

Только сидя в электричке, я поняла куда еду. Конечно, мне обязательно надо узнать у Лидии, как связаться с Глебом. Надо как можно скорее сообщить ему эту радостную новость! Господи, как бы мне хотелось видеть при этом его удивительные глаза, его улыбку. В том, что он обрадуется, у меня не было никакого сомнения.

Вот и подросшие тополя, с той поры, как я видела их в последний раз, они покрылись серебристыми листочками. И аллея стала нарядной и тенистой.

Остановившись возле калитки, я постучала по ней палочкой. Но на мой зов никто не вышел. Тогда я принялась кричать, звать хозяев по именам. Вскоре ко мне вышел из парника Николай Семенович.

– Ой, да у нас гости? – обрадовался он. – Вы одна, милая девушка, без своей суровой барыни?

– Здравствуйте, да я одна приехала! Мне очень нужно связаться с Глебом! У меня есть радостная новость! – Не могла я сдержать своих чувств!

– Сейчас, – старичок принялся возиться с замком, вымазанными землей руками. На этот раз на нем были вылинявшие шорты, непонятного цвета майка и неизменная бандана. Ни дать, ни взять – раб на плантации.

Наконец, замок был повержен, и передо мной широко распахнулась калитка.

– Проходите, милая барышня! Мы всегда рады гостям, тем более таким очаровательным!

Он провел меня к большому дому и крикнул:

– Лидочка, ты посмотри, кто к нам приехал!

Лидия Николаевна с радостной улыбкой вышла из дома, но увидев меня, ее улыбка погасла, глаза стали смотреть жестко.

Стараясь не замечать ее неприязненного взгляда, я продолжала находиться в состоянии бурлящего счастья.

– Здравствуйте, Лидия Николаевна, мне надо с вами поговорить, то есть, узнать, как мне позвонить Глебу. У меня для него радостное известие.

– Проходи, Таня, – как – то грустно пригласила меня Лидия.

А мне хотелось обнять ее, закружить, сказать, что скоро она станет бабушкой. Почему – то я не сомневалась, что это известие должно ее обрадовать.

– Лидия Николаевна, как можно связаться с Глебом? – повторила я свою просьбу, заметив, что Лидия продолжает молчать.

– Он, обычно, сам звонит нам. Звонок в Америку стоит очень дорого для пенсионеров.

И тут раздался долгий телефонный звонок, Лидия растерянно смотрела на телефон, переводила нерешительный взгляд на меня.

– Это же Глеб, – не выдержала я. – Это он звонит!

Оттолкнув, стоящую истуканом Лидию, я схватила трубку:

– Алло, Глеб, это ты? – Голос мой звенел от радости.

– Да, а вы кто, что с мамой?

Я сползла по стенке на пол, продолжая стискивать телефонную трубку.

– Глеб, родной мой, это я – Таня! Я пришла узнать номер твоего телефона, мне так нужно рассказать тебе свою новость! С мамой все в порядке, – торопливо добавила я.

Глеб молчал.

– Ты слышишь меня, Глеб? Ты еще там? – заволновалась я.

– Да, Таня, что у тебя за новость? Мне кажется, ты зря приехала к моим родителям. Ты же обещала просто меня ждать. Быстро же кончилось твое терпение.

– Нет, ты не представляешь… Я и сейчас, готова ждать тебя целую вечность, ты не думай, не сомневайся во мне. Просто, теперь мы будем ждать тебя вдвоем. Я и наш малыш! У нас будет ребенок, Глеб! Ты слышишь меня, родной?

Краем глаза я заметила, как так же сползла по стенке Лидия, только она успела усесться на стул.

– Таня, я тебя слышу. И это очень радостная новость! Я скоро прилечу к тебе, и мы все обсудим, ладно?

– Я жду тебя, Глеб!

Я закрыла глаза, казалось, силы меня покинули. Слишком много мне пришлось пережить за сегодняшний день.

– С тобой все в порядке? – надо мной склонилось грустное лицо Лидии Николаевны.

А я думала, она будет радоваться…

– Да, со мной все отлично! Если можно, воды…

Так же холодно мне протянули стакан с водой. Я неуклюже поднялась и, выпив воду, пошла к выходу. Никто меня не остановил, вопросов не задал. За своей спиной я слышала только тишину.

Ну и пусть. Я слышала, как ревнуют свекрови своих сыновей, наверное, это тот самый случай. В конце концов, к такой новости тоже надо привыкнуть.

Из своего домика ко мне спешил Николай Семенович, в чистой рубашке и джинсах.

– Танечка, девочка, подышать вышли? Да, воздух у нас сказочный, даже, я бы сказал – вкусный. Чувствуете? – И он с шумом вдохнул полной грудью. – Сейчас чайку выпьем теплой компанией. А то мы с Лидочкой тут дичаем в одиночестве.

– Спасибо, но мне уже домой нужно! Поздно! А я с Глебом поговорила. Он как раз звонил! – Поделилась я радостью. – У нас малыш будет!

И снова мою радость не разделили. Николай Семенович только махнул рукой и опустился на лавочку, рядом с домом, обхватив свою лысину двумя руками.

* * *

А ко мне вдруг вернулись силы. Энергия просто бурлила, зашкаливала. Я стремительно носилась по родному Ленфильму из павильона в павильон. Улыбка словно приклеилась к моему лицу. Каждое дело, каждый разговор с людьми был мне в радость. Мне делали комплименты, оказывали маленькие знаки внимания. Приносили кофе, угощали конфетами.

– Таня, вы вся светитесь, – подошел ко мне в перерыве съемок Андрей. – Помирились со своим женихом?

– А я с ним и не ссорилась. Просто он далеко, очень далеко. И мне было без него плохо, понимаете?

Андрей только грустно кивнул.

А я не стала рассказывать никому о своей радости. Никому, даже Виктории. Когда я вернулась поздно вечером от родителей Глеба, она не вышла, как обычно из своей комнаты. Дверь ее была плотно прикрыта, даже коты не смогли меня встретить.

«Ну и ладно! – слегка обиделась я. – Я тоже не стану все рассказывать!»

Если честно, то я немного обиделась. Виктория всегда дожидалась меня после поздних съемок. «Это мое единственное оправдание, чтобы не укладываться в постель», – как – то отмахнулась она, когда я попросила не дожидаться меня так поздно.

– Не могу я спать, Танюша! Все с призраками своими разговариваю, жизнь вспоминаю. И ничего хорошего на ум не приходит. Никто меня добрым словом и не вспомнит. Ни детей, ни внуков. Одно светлое воспоминание, как мама сказки читала под этой лампой. Получается зря жила.

– Ну, что вы, Виктория Осиповна! У вас такие подруги замечательные, они вас любят, волнуются за вас!

– Это самые стойкие остались! – усмехнулась Виктория. – Бросали меня, но чаще я уходила. Не могла никогда терпеть ложь, предательство, подлость. Всегда считала, если дружишь с кем, то уважай человека. Не обсуждай его жизнь с другими, скажи ему в лицо, что тебе не нравится. А иначе, какая же это дружба? Но видно, не права я была. Прощать надо людей.

– Ничего не надо, – согласилась я с подругой. – Зачем общаться с человеком, тратить на него свое время и душу, который вас не уважает, который может ранить вас в любую минуту? И вы сидите и ждете от него подлости. Так что не печальтесь, моя дорогая, Виктория Осиповна! Хорошо вы свою жизнь прожили, так своим призракам и передайте! А то, что детей нет, так это и в наше время проблема. И хочешь родить, да не от кого!

Этот разговор у нас состоялся несколько месяцев назад, когда еще в моей жизни не было ни Глеба, ни ожидания чуда.

Утром, когда Виктория не вышла к нашему завтраку, я тихо постучалась к ней в комнату:

– Виктория Осиповна, у вас все в порядке? Я кофе сварила и есть ваши любимые вафли.

Через несколько минут недовольные голос произнес:

– В моей жизни все хорошо, разберись со своей.

«Что это значит? – удивилась я. – Мы вроде не ссорились?»

Коты остервенело скребли дверь, желая со мной поздороваться, но, похоже, в них запустили тапком и они прекратили борьбу за свободу.

Чем дальше, тем интереснее.

* * *

Глеб ждал меня вечером возле Ленфильма – до невозможности красивый – в светлом плаще и клетчатом шарфе. В руках у него была элегантная кожаная сумка и букет моих любимых ирисов. Проходящие мимо него сотрудники Ленфильма, а больше, конечно, сотрудницы, бросали заинтересованные взгляды. Даже одна известная актриса из нашего сериала слегка задержала шаг, думая, что цветы предназначаются ей.

Я на минуту остановилась, мне надо было собраться с мыслями и унять бешеный ритм моего сердца. Каждый раз, когда я вижу Глеба, мое сердце готово оставить меня и выпрыгнуть из груди. Неужели так будет всегда?

Мы снова поехали в гостиницу, из которой был виден Финский залив. Глеб достал из своей сумки бутылку шампанского. На мой протест, что теперь, в моем положении, алкоголь мне уж точно противопоказан, Глеб сказал, что за такое событие просто необходимо выпить. Не каждый день узнаешь, что станешь папой. Он налил мне немного, полбокала, и произнес очень красивые слова, желая мне и малышу здоровья.

Я зачарованно смотрела на трогательные ниточки пузырьков, не решаясь пить.

– Ну, что ты, Таня, за это просто необходимо выпить!

– Я никогда не пила шампанское, оно оказывается такое красивое, хочется смотреть и любоваться им.

– Это всего лишь легкий алкоголь и его надо пить, а не смотреть, – немного раздраженно сказал Глеб.

Я осторожно сделала глоток, потом еще… Ах, как же здорово меня закружило, словно в колыбели. Бережно раскачивая из стороны в сторону.

– Тебе хорошо, Таня? Хочешь еще? – Надо мной склонился Глеб, глядя на меня очень внимательно.

«Ну, да, теперь ему надо относиться ко мне бережно, заботливо», – вспомнила я.

– Хочу еще, и танцевать хочу, кружиться с тобой.

Он налил мне еще, мы чокнулись и выпили вместе. И потом я стала кружиться и смеяться, мне и в самом деле было весело, счастье переполняло меня. И что рядом Глеб, и что он приехал ко мне сразу, как только узнал о ребенке, чтобы разделить радость. Бросил свою английскую королеву. А Виктория плохая, даже не вышла ко мне сегодня и котов не выпустила. Мне стало так обидно, что я заплакала.

Глеб неподвижно сидел в углу комнаты и снимал меня на маленькую камеру. Как я танцую, смеюсь и плачу.

– Зачем это? – удивилась я.

– Хочу запомнить тебя. Когда тебя не будет рядом со мной, я буду смотреть это видео и вспоминать.

– Какой же ты необыкновенный! Какое счастье, что мы встретились!

Это было последнее, что я запомнила. Утром Глеб подвез меня на работу, попросил, чтобы я берегла себя и ни о чем не волновалась. Я попыталась прижаться к нему и поцеловать на прощанье, но он немного скованно пожал мои плечи, сухо чмокнул в лоб и пообещал приехать, как только сможет.

– Опять оставил вас одну? – ко мне неслышно подошел Андрей.

– У него такая работа, – вздохнула я. – Никогда не знает, когда сможет выбраться. А я всегда его жду, каждый день, каждую минуту.

– Повезло ему, – вздохнул Андрей.

– Мне повезло больше.

* * *

Вечером после работы я вошла в квартиру, собираясь все рассказать Виктории. Я даже тортик купила ее любимый, чтобы обстановка была торжественной. Виктория всегда говорила, что торжество обстановки создает именно торт. Она не признавала множество вафельных эрзацев. Торт должен быть бисквитным и обязательно с кремовыми розами. Именно такой я и держала в руках.

Под ноги шмыгнули коты, а из комнаты Виктории слышались громкие голоса.

«Неужели сегодня покер? Однако он затянулся. До позднего вечера девчонки обычно не засиживались».

Я медленно сняла плащ, жара сменилась более привычной питерской прохладой с моросящим внесезонным дождиком.

– Ты добилась своего, Лида! Только знай, калечить ей жизнь я не позволю.

– А то что? – узнала я голос своей потенциальной свекрови.

– Мы перестанем с тобой общаться! Ни я, ни Натка, ни…

– Ох, как же ты меня напугала! Да я, ради счастья своего мальчика сама готова стать изгоем, принять постриг, уйти в монастырь или в склеп. Я не знаю, что нужно сделать, чтобы ему было хорошо. Впрочем, тебе этого не понять, Вика.

– Лида, лучше уходи, пока мы не наговорили друг другу такого, что не сможем простить. Но я тебе обещаю, девочку в обиду не дам. Ничего у вас не получится!

«Интересно, о какой девочке речь, за кого собралась воевать моя Виктория?» – мне стало интересно.

Дверь комнаты распахнулась и на меня буквально налетела Лидия Николаевна.

– Здрасьте, давайте пить чай, у меня тортик для такого случая, – начала я, но Лидия, не дослушав меня, торопливо покинула наше жилище. – Что это с ней? – обратилась я к подруге.

– Лидия решила, что может владеть миром. – Дали мне довольно странное пояснение.

– А за какую девочку вы решили вступиться? – не унималась я.

– Ты давно тут стоишь? – вдруг забеспокоилась Виктория.

– Только пришла, даже подумала, что у вас сегодня покер, а меня забыли предупредить.

– Предупредишь тебя, как же! Пропадаешь неизвестно где… – забурчала моя соседка.

– Не сердитесь, у меня уважительная причина, сейчас я вам все расскажу, только поставлю чайник.

Мы долго с ней засиделись в тот вечер. Я рассказала ей все, но радостного отклика тоже не встретила. Виктория только грустно смотрела на меня, подперев ладонью морщинистую щеку.

– Ну, почему у всех такой грустный вид? – не выдержала я. – Ладно, Лидию Николаевну не обрадовала эта новость. Это я еще могу понять, но вы, почему не радуетесь? Боитесь, что малыш будет вам мешать отдыхать? А хотите, я обменяю свою комнату и уеду от вас в другую квартиру? Хотя, мне кажется, что Глеб обязательно должен забрать нас к себе, если ему не помешают обстоятельства.

– Тань, ну разве можно рожать от первого встречного? Ты же не знаешь его совсем!

– Знаю, мне кажется, всю жизнь я знала, что он есть на свете. И поэтому так долго ни в кого не влюблялась. Его и ждала. А вы лучше расскажите мне, какой Глеб был маленький? Мне так хотелось расспросить об этом его родителей, но они тоже, кажется, не обрадовались моей новости, даже чай пить не оставили.

– Все образуется, девочка, – вздохнула Виктория. – А Глеб… – она задумалась. – В детстве он был очень тихим. Когда мы собирались вместе, ну, выпивали бывало, потом начинали судачить о своем, о женском и всегда забывали о нем. А он пристроится в уголок, за подушку какую спрячется и ни видно его, ни слышно. Мальчик – с пальчик, да и только. Ему всегда больше нравилось наше женское общество. Николай часто на него обижался, когда Глеб отказывался идти с ним на рыбалку или мастерить что – то в его гараже.

Лидия любила его наряжать во всякие костюмчики и непременно надевала ему на голову берет. И такой он был славный, хорошенький кукленок. Глазки черненькие, умные. В школу пошел – на пятерки учился, Лидка на него нарадоваться не могла. Хвасталась, конечно, особенно перед Аней нашей. Их дети – ровесники. Анютина Варвара – беда девка была. Ох, и давала же она жару! Никому мало не казалось. Училась по желанию: сегодня захочу – на пятерку отвечу, а на завтра уже настроения нет. А в старших классах еще хуже стала. Сплошные амуры, шуры – муры. Из дома несколько раз убегала, с милицией искали.

– А сейчас? – спросила я больше из вежливости. Мне не очень интересно было слушать про незнакомую Варвару. Я хотела говорить только о Глебе.

– Сейчас наша Варька живет на земле. Разводит овец, редкой породы. Из них шерсть хорошая получается. Не сама, конечно, дошла до жизни такой. Вышла замуж за солидного человека, он ее с приданным взял – Юркой – шалопаем. На семнадцать лет он ее старше, но Анна до того с ней намучалась, что готова была будущему зятю еще и заплатить, только чтобы он дочку ее замуж взял. Ты даже не представляешь, какой Варвара примерной женой стала. И готовит, и хозяйство ведет, и в овцах своих стала разбираться, на выставки их возит. И дочку своему мужу родила.

– А почему Глеб уехал так далеко? – бестактно перебила я рассказ о счастливой Варваре.

– А ты у него не спрашивала? Порядки наши ему не нравились, жизни красивой захотел. Уж как Лидия его отговаривала…

– И Николай Семенович, по – моему, до сих пор на Глеба обижен. У них такие натянутые отношения.

– Ой, про Колю мне даже думать больно, как вспомню.

* * *

Прошло лето, и осень закончилась, от Глеба не поступало никаких вестей. Пару раз я даже наведывалась к его родителям, в надежде что – нибудь услышать о нем. Но встречали меня по – прежнему холодно, о Глебе они ничего не знали или просто не хотели мне говорить.

Началась зима, город заметало снегом, было холодно и неуютно. Повсюду приходилось перелезать через грязные сугробы. Мы с Викторией с радостью ждали появления малыша. С каждой своей зарплаты я обязательно покупала смешные детские вещички, и мы с ней подолгу их разглядывали вечерами. Однажды к нам приехала Анна Львовна, она привезла ярко – красную коляску, маленькое трогательное одеяльце и замечательный комбинезон.

– Вот, внучка выросла, Варваре уже вроде, как не надо. И мы решили тебе, Танюша, отдать.

Я расплакалась, так меня поразила эта строгая, всегда неулыбчивая женщина. А тут столько подарков. Было только немного обидно, что от Лидии я за все время не услышала ни одного теплого слова.

Виктория вспоминала свои давно забытые навыки рукоделия и старательно вязала маленькие шапочки и носочки.

Иногда, по – вечерам приходила Натка и они вдвоем с Викторией прогуливали меня, бережно поддерживая под руки. Надо сказать, что живота у меня видно не было, и неповоротливой беременной самкой я себя вовсе не ощущала. Мне было немного неловко перед моими дорогими подругами за ту заботу, которой они меня окружили, и я покорно позволяла себя гулять.

Подруги ужасно обрадовались, когда узнали, что у меня должна родиться девочка.

– Нашего полку прибавление! – Больше всех радовалась Натка. – Научим ее в бридж играть, с мужчинами флиртовать. Эх, и интересно девочек растить. Они тоньше, понимают гораздо больше мужчин, с ними можно обо всем договориться. А уж как приятно их наряжать! Танюша, обещай мне одну вещь: ты обязательно будешь доверять мне нянчиться с нашей малышкой.

* * *

В двадцатых числах декабря Виктория решила, что в нашем доме обязательно должна стоять настоящая елка.

– Пойми, Танюша, елка – это символ новой жизни! К тому же она своими фитонцидами оздоравливает воздух в помещении, я по – телевизору что – то подобное слышала. А вам с малышкой это просто необходимо.

– Виктория Осиповна, но ребенок должен родиться только в конце января. Мы же не сможем так долго держать живую елку в доме. Она осыпаться начнет. – Что – то тревожно мне становилось при мысли о елке.

– Поставим в воду, и сможет простоять до восьмого марта, – Виктория была настроена решительно.

Мне оставалось только согласиться.

* * *

На работе все очень удивились, когда я принесла в отдел кадров справку о беременности. Критично разглядывали мою фигуру, недоверчиво качали головами.

– Ну, и тихоня ты, Глазкова! Ничего никому не сказала. Что и свадьба была? – То ли с завистью, то ли с неприязнью пытала меня наша Ниночка – симпатичная блондинка – ассистент по актерам.

Нина поставила себе цель: найти мужа из актерской среды – молодого, перспективного, сделать из него мировую знаменитость, чтобы он с большим обожанием рассказывал в своих интервью, как ему всю жизнь помогала его ненаглядная супруга.

Будущий муж должен был быть незаурядной внешности, типа Бельмондо или Жана Габена, только ни в коем случае не красавец. Все красавцы избалованы и инфантильны, на них больше обращают внимание женщины, а Нина планировала не изводить мужа ревностью, а давать повод сама. С ее – то внешностью!

Но странное дело – малопривлекательные актеры, с точки зрения Нины, были почти все женаты, а красавцы – на Нину не обращали никакого внимания. А годы шли, и Нина очень ревностно относилась к чужим изменениям семейного положения.

– Нет, свадьбы не было. Пока! – торопливо уточнила я.

– Понятно! – радостно выдохнула Ниночка. – Надежда умирает последней. Он хоть актер?

– Нет.

– Режиссер? – снова насторожилась сотрудница.

Режиссеры – это была белая кость. Элита! На таких наши девчонки даже не заглядывались. Куда до них простым костюмершам и ассистентам!

– Нет, девочки, он никакого отношения к миру искусства не имеет. Но его профессию я назвать не могу. Это секрет.

– Детский сад, – восхищенно глядя на меня, пробормотала Нина. – Еще скажи, что он космонавт или разведчик!

– Ну, почти! Ладно, счастливо вам оставаться. Я еще обязательно зайду проститься.

– Приходи, Танюша, мы всегда рады тебя видеть. Удачи тебе, – защебетали другие тетки из отдела кадров.

Я неторопливо прогуливалась по Петроградке, не уставая любоваться ее великолепными домами. Строгими и такими прекрасными. Каждый дом тут был историей, каждый, со своим характером, звучанием, а вместе это называлось архитектурным ансамблем.

Я тихонько рассказывала своей малышке, какой красивый город будет у нее в приданном, как прекрасна наша жизнь, какой замечательный у нее папа. Мне нравилось с ней разговаривать, нравились эти толчки внутри меня, словно моя девочка соглашалась со мной во всем.

Наверное, Глеб тоже считает денечки, чтобы увидеться с нами. Думаю, Лидия сказала ему, что должна родиться девочка? Интересно, как он к этому отнесся? Обрадовался или огорчился? Может, как большинство мужчин, мечтал о сыне? Пусть не расстраивается, рожу я ему еще сына. Только бы он скорей вернулся из своего секретного задания!

Легкие снежинки тихо падали на землю; город успел надеть свои новогодние наряды, расставить большие елки, зажечь разноцветную иллюминацию, даже сугробы немного привели себя в порядок, припорошились свежим снежком. Приближались праздники.

Мы с Викторией решили, что на Новый год обязательно пригласим к себе в гости Наталью Сергеевну. Старушки о чем – то шептались по – телефону, Виктория ходила загадочная.

* * *

Странно, ключ в замке повернулся легко, но дверь, отчего – то не открывалась. Я попробовала надавить сильнее, потом еще сильнее. Поддавшись моим усилиям, дверь стала приоткрываться. Я кряхтела и звала Викторию. На мои крики выглянул сосед – здоровый детина в голубом спортивном костюме. Быстро оценив ситуацию, он тихо отодвинул меня в сторонку, и легко толкнув злополучную дверь, первым вошел в квартиру.

На полу в прихожей лежала Виктория на ней сверху покоилась большая елка.

– Господи, опять эти елки! Ненавижу! – простонала я.

Я неуклюже стала поднимать елку, освобождая свою подругу, (она, к счастью, была жива) потом попыталась придать хрипящей Виктории сидячее положение.

– Надо скорую, пожалуйста, – бормотала я.

Я все суетилась, пока не почувствовала острую боль внизу живота. По ногам моим заструилась горячая жидкость, в глазах стало темнеть.

– Надо две скорых, – попросила я, у изумленно глядящего на нас соседа. – Только скорее! Я сейчас буду рожать.

* * *

Новогодние праздники мы провели с моей подругой в больнице при медицинском институте, только в разных отделениях. Меня увезли в родильное, а Викторию – в терапию.

Моя маленькая девочка лежала под большим прозрачным колпаком, и я старалась не отходить от нее. Она все время спала, подтянув крошечные ножки под свой животик. И я никак не могла рассмотреть цвет ее глаз. Темные волосики выбивались из – под белого колпачка. Я не могла оторвать от нее глаз, наполняясь такой абсолютной любовью, таким счастьем.

Иногда к нам заглядывала Натка и мы с ней шли к нашей подруге, такой несчастной и беспомощной. Она лежала одна в палате, остальные четыре железные койки сиротливо щетинились панцирными сетками. Молодым медсестрам было не до нее, они весело обсуждали прошедшие вечеринки. И вахту у кровати больной доблестно несли Наталья Сергеевна с Анной Львовной.

– Оправится Викуля. И не в таких передрягах бывали, – бодро хрипела Натка. – Подумаешь, инсульт. Доктор сказал: «Очень вовремя доставили. Еще немного и могло бы парализовать, но вы успели». И мы ей уход обеспечим. Старая гвардия не сдается!

* * *

Через две недели я вышла на улицу, держа в своих руках маленький сверток с огромным счастьем. В то утро многих женщин встречали у входа в отделение веселые родственники и друзья. Я покрутила головой в надежде, что Глебу сообщили о рождении дочки, и он стоит в шумной толпе встречающих, но, ни одного знакомого лица я не обнаружила и немного взгрустнув, двинулась на улицу Льва Толстого, в надежде поймать такси.

Рядом со мной остановилась машина, из нее высунулся сначала большой плюшевый заяц, а потом… Андрей.

– Ой, как я вовремя! – обрадовался он. – Прошу в машину. А это вам. – Он протягивал мне своего зайца, который был намного больше моего теплого живого свертка.

– Как вы узнали, что нас сегодня выписывают?

– Вы даже не представляете, какой на съемочной площадке был конкурс вашей встречи! – Весело начал он, – но победил я с большим отрывом. Садитесь, Таня, скорее, а то малышка замерзнет.

* * *

Дни наши с дочкой протекали спокойно и размеренно, строго по режиму, который так необходим для развития маленького человека. Мы ложились спать, просыпались, кушали, гуляли и узнавали друг друга. Дочурка очень внимательно рассматривала меня, трогала своими крошечными пальчиками мои волосы, улыбалась своим маленьким мыслям. А я каждый раз смотрела на нее с замиранием сердца, наслаждаясь своим собственным чудом.

В квартире мы оставались вдвоем, Виктории предложили поехать в санаторий. Я скучала по ней, мне очень хотелось, чтобы она радовалась вместе со мной, глядя, как растет и меняется наша девочка. Каждый день приносил нам что – то новое, дочка росла с каждым мгновением.

Я не переставала думать о Глебе, представляя нашу встречу: как он будет разглядывать дочку, целовать ее ручки, трогать темные волосики. Все это время я не давала девочке имени, мне хотелось, чтобы мы сделали это вместе.

Глеб появился, как всегда неожиданно. Мы возвращались с прогулки, день был по – питерски промозглым и хмурым, но я старалась вывозить свое чудо каждый день, чтобы малышка росла и закалялась на наших северных ветрах.

Он стоял рядом с парадным с букетом и множеством свертков; завидев нас, Глеб быстрым шагом пошел нам навстречу. А я остановилась, не в силах сделать ни одного движения. Он заглянул в коляску, осторожно взял на руки спящую малышку, сунув мне в руки букет.

А мое сердце сжималось от радости, видя эту картину.

Дома Глеб не мог наглядеться на дочку, глаза его светились такой радостью и торжеством, что спрашивать – счастлив ли он, что родилась дочь – не было никакой необходимости. Все было ясно без слов.

– Давай знакомиться, – предложил счастливый отец. – Как тебя звать, принцесса?

– У нее еще нет имени, Глеб. Я хотела назвать ее вместе с тобой, понимаешь?

– Это просто замечательно, что у девочки еще нет имени. Я тебе очень благодарен, Таня! – обрадовался Глеб.

Целый день он провел с нами. Кормил дочку, интересовался: что она есть, когда гуляет, купается. И почему – то очень обрадовался, когда узнал, что молока у меня почти нет, и кушает дочка молочные смеси. Мы вместе вышли погулять и Глеб с большой осторожностью катил перед собой коляску, а я шла рядом и не могла поверить в свое счастье. Теперь я была абсолютно уверенна, что все у нас обязательно будет так, как виделось мне в мечтах о будущей семейной жизни.

А вечером, когда он искупал дочку в маленькой ванночке и уложил спать, спев ей песенку на английском языке, Глеб предложил отметить наше первое и очень важное событие глотком шампанского.

– Глеб, я не буду пить, ты же знаешь, что бывает со мной после спиртных напитков, – робко отнекивалась я. – Я хочу насладиться тобой, запомнить тебя и нашу встречу, чтобы вспоминать каждую секундочку, проведенную рядом с тобой, когда ты снова уедешь на свои задания. Или мы больше не будем расставаться так надолго? У нас же теперь настоящая семья!

– Танюша, не бойся, я не собираюсь тебя спаивать. К тому же организм женщины здорово меняется после родов, можем проверить эту гипотезу. Смотри, что я для тебя привез.

Он стал вынимать из пакетов упаковки с сырами и дорогой ветчиной, конфеты, розовые грозди винограда, оранжевые веселые мандарины и, наконец, на столе появилась бутылка шампанского.

– Ну, смотри, как все это красиво и необычайно вкусно! – промурлыкал Глеб и кошачьей походкой стал приближаться ко мне, пристально глядя своими сумасшедшими глазами.

Два шоколадных омута поглотили меня целиком, парализовав мою волю. Я осторожно взяла протянутый мне бокал, в котором тонкой струйкой поднимались крошечные пузырьки. Глеб с тихим звоном коснулся его своим и слегка подняв, прошептал:

– За счастье и за новую жизнь!

Потом он стал медленно снимать с меня мой растянутый свитер, застиранный лифчик. Горячие волны накрывали меня с головой, я чувствовала его руки на своем теле, отвечала на его поцелуи. Потом мы вновь выпили чудесного шампанского, и Глеб протянул мне виноградную ягодку.

– Какая я счастливая, – шептала я, кружась голой по комнате.

Малышка заплакала, и я быстро взяла ее на руки, прижав к себе и продолжая кружиться.

Глеб смотрел на нас и смеялся, держа в руке свою маленькую камеру.

– Не снимай, – стыдливо прикрылась я дочкой. – Это не красиво. И потом, я не собираюсь больше тебя отпускать. Ты теперь всегда будешь с нами, так должно быть! И так будет! – Шутливо топнула я ногой.

Глеб взял ребенка на руки, уложил на кровать меня, накрыв с головой одеялом, и я погрузилась в сон.

– Засыпаю в старой жизни, просыпаюсь в новой, – счастливо пробормотала я детскую присказку.