Холодная вязкая жижа облепила моё лицо. Еще мгновение, и я захлебнусь в этом вонючем болоте. Ужас сковал тело, и я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Даже если бы хотела, все равно не смогла бы. Что-то скользкое, но крепкое обвилось вокруг тела, не давая никаких шансов на спасение. Слезы застилали глаза. Я не хочу умирать! С каждой секундой я все больше погружалась в эту чавкающую жижу. Вот уже она стала выше носа. Не дышать! Но легкие изнутри горят, и я вдыхаю вместо воздуха болотную тину…

Я проснулась в своей постели, и судорожно стала хватать ртом воздух. На языке и в носу я все еще чувствовала вкус затхлой болотной воды. Подушка мокрая от пота и слез, видимо я плакала не только во сне.

Боже, как мне надоел этот сон! Сколько можно?! Вот уже месяц, как я каждую ночь тону в этом треклятом болоте. Я уже и снотворное пила, и старалась не спать. Но все равно, как только я погружалась в сон, мой кошмар снова убивал меня.

Вчера я напилась в драбадан с Маринкой. Дело святое – отметила свой юбилей. Говорят, сорок лет отмечать не желательно – примета плохая. Но в компании с лучшей подругой можно. Больше никого не звала. Да и кто бы ко мне пришел? Родителей давно нет, детей никогда не было. С Виктором мы не виделись уже больше полгода. Вот его бы я хотела видеть на своем дне рождения, но это невозможно.

Да мы и с Маринкой посидели неплохо. Приговорили большую бутылку мартини с тоником, съели пару салатиков, мясную нарезку, жаренные окорочка, торт. Все как в лучших домах Лондона и Парижа. Культурная программа – пьяный треп и песни 80х. Как всегда обсуждали мужиков, что они козлы, нормальных баб не ценят, а волокутся за тощими селедками. Все для них делаешь, а они на сторону смотрят. А потом уходят…

Разбередила Маринка мне душу и уехала на такси. А я долго уснуть не могла, все думала о Викторе. Ну, за что он так со мной? Я же с него пылинки сдувала, была ему хорошей женой. Борщи варила, пироги пекла, дома всегда чисто. Ладно бы я его пилила или скандалила, так ведь нет – в рот ему смотрела с восхищением, во всем слушалась.

Плохо мне без него. Днем пусто, тоскливо. Страшно одной ночью. Вот бы был он рядом, не снилось бы мне это болото.

Я боялась уснуть. Знала, что меня ждет. Я смотрела в потолок, и все вокруг плыло, кружилось…

Не заметила, как снова оказалась на том болоте. Поздняя осень, рыжие кочки. Вода, подернутая тонким льдом. Вперед идти страшно, но и на месте стоять нельзя. Что-то темное мелькает в тумане. Я знаю, смерть от Этого будет еще страшнее, чем в болоте. Вдруг на этот раз получится? Ведь всего в нескольких метрах твердая земля. Там деревья растут, камень лежит большой. Там спасение. Я делаю неуклюжие шаги по скользким кочкам. Вроде выдерживают. Но вот нога теряет опору и происходит то, что было до этого много раз.

В этот раз было что-то новое. Мне показалось, что на безопасном участке я увидела человека. Девушку. Из-за неё я сегодня утонула быстрее. Обрадовалась, что вижу человека, побежала быстрее и не заметила водяного окошка, затянутого тиной. Уже не так страшно умирать было, я как будто привыкла. И девушка вдали дарила надежду. На что? На то, что спасусь из болота?

**********

Утро добрым не бывает. Звенит ненавистный будильник. Хочешь – не хочешь, а вставать надо. Со вчерашнего меня мутило, и побаливала голова. Но ничего, терпимо. Бывало и хуже.

Я окинула взглядом стол, заваленный объедками. Жалкое зрелище. Душераздирающее зрелище! Тоска. Что, сложно было прибрать за собой, посуду помыть? Ай, да ладно! Все равно никто не видит.

В ванной я немного освежилась. Вскользь увидела в зеркале опухшее лицо и тёмные круги под глазами. Ну, а что ты хотела после гулянки да еще и ночного кошмара? С меня самой хоть сейчас фильм ужасов снимай – грим не понадобится. Бледная кожа, тусклые глаза, торчащие во все стороны волосы. Хорошо бы получилось сыграть жертву маньяка. Хотя маньяки почему-то выбирают в жертву девушек модельной внешности, а не стареющих толстых баб.

Да что уж говорить, сорок лет – бабий век! Все, красота и молодость ушла, осталось доживать. Хорошо хоть работа стабильная, а то с нашим веселым правительством на пенсию надеяться нельзя. Буду на пенсию сама откладывать. Зарплата неплохая, вполне себе достойную старость обеспечу. Может, еще как западные пенсионеры, буду по курортам ездить.

Наспех убрала объедки со стола, и, окинув взглядом кухню, решила, что посуду вечером помою. По-хорошему надо бы позавтракать, а то опять в обед поесть некогда будет, но от одной мысли о еде меня снова начало тошнить. Ок! Сегодня есть не буду! Похудею хоть, а то джинсы уже малы. После стирки сели что ли?

Кстати, где эти чертовы джинсы? В шкафу нет, на стуле нет. Блин! Я же вчера на них соус от окорочков пролила, в стирке они лежат. На работу бежать надо, а надеть нечего. Все никак до магазина не дойду, хоть и деньги есть, и старая одежда вся мала. Остался только костюм брючный. Помню, что с трудом, но еще в него влезала на прошлой неделе.

Черт! Брюки на пузе не сходятся. Ладно, на пуговицу не буду застегивать, булавкой подколю, а под пиджаком не видно.

Фу! Видок еще хуже стал. В джинсах я хоть на человека была похожа, а в этом костюме на советскую партийную тётку. Тётя Света. Светлана Михална. Надо во время обеденного перерыва сгонять в соседний магазин, купить новый прикид. Чего деньги жалеть, одна радость – поесть да приодеться.

На работу пришла злая. Как можно радоваться этой весне? Грязища, духота в маршрутках, на улице наоборот ветер. Не хватало еще простудиться. Работа хорошая, но если на больничный часто ходить, то и вылететь недолго.

В офисе все было как всегда. Утро понедельника – беспокойное время. Аврал, нервы – в десять планерка с большим боссом. Мне бояться нечего, я свою работу делаю вовремя и качественно. Пусть молодежь суетится. Вон, Кристинка бегает. Поди, заказ не успела сделать. Она на своем месте два месяца, и не помню, чтобы сделала хоть что-то вовремя. Удивляюсь, как еще на месте держится. Спит, наверное, с кем-нибудь важным, не иначе.

Хотя, чего уж греха таить, работы у неё интересные. Стильные, современные. Я так не умею. Мне уже не раз говорили, чтобы учитывала новые тенденции рынка, но я не понимаю, что нужно. Я пробовала в новых тенденциях – получается ерунда какая-то. Не нравится мне, что в итоге получается, и это чувствуется в проектах. Ни один не одобрили.

В фирме «Дизайн стрит» я работаю уже лет восемь. Известная рекламная фирма в городе, почти все тендеры от администрации для выборов, социальных проектов делаем мы. Ясное дело, что и зарплаты такие, что сотрудники держатся за место зубами.

Помню, в начале моей работы было много интересных, творческих проектов. Душа радовалась каждому заказу. Правда, платили немного. А сейчас все наоборот. Денег много, а души в работе нет. Да еще требования с каждым днем усложняют. Из художников нас в бухгалтеров и аналитиков превратили. Отчеты, мониторинги, планы. В прошлом месяце в каждом офисе установили камеры видеонаблюдения. Бред! Не расслабишься. Лишний раз в интернете не посерфишь. Еще и сисадмин заблочил все соцсети. Осталась только работа от звонка до звонка!

На планерке я села подальше от стола босса. Не хотела дышать на него перегаром и стеснялась своего дурацкого костюма. Как я ни прикрывала брюки пиджаком, предательская булавка все равно торчала на виду.

Босс что-то бурчал обычное понедельничное: план на неделю, отчетность, новый большой заказ. Я слушала вполуха. Что-то он говорил про модернизацию фирмы. Хорошо, скорей всего новые компьютеры и плоттеры закупать собирается. А то со старыми беда – пока добьешься на печати того же цвета, что и в мониторе, полдня пройдет. Да еще и комп виснет если больше двух программ запустишь.

Планерка шла почти до обеда. После неё все разошлись по своим местам, кто-то направился в кафе на бизнес-ланч, а я хотела втихую свалить в магазин, как планировала. Уже на выходе меня перехватила Елена Сергеевна из отдела кадров.

– Света, я тебе на столе документы оставила, как прочитаешь, зайдешь ко мне.

Нехорошее предчувствие кольнуло сердце, оставив впечатление дежавю. Как в моем сне. Что-то холодное и скользкое потянуло меня в болото. Ладошки мгновенно вспотели, в горле пересохло.

– Э! А что за документы, Елена Сергеевна?

Та посмотрела оценивающим и презрительным взглядом. От меня не ускользнуло, как она стрельнула глазами по моему костюму, по торчащей из-под полы пиджака булавке, по опухшему лицу.

– Ты хоть слушала, что сегодня на планерке говорил Матвей Николаевич? Идет модернизация фирмы. Слияние с «Диджитал трейд». Сокращение кадров, перераспределение ресурсов.

Бульк! Голова с хлюпаньем ушла в болотную тину. Трепыхаться бесполезно.

– Но почему я? У меня же все хорошо! Я вовремя сдаю работу, делаю все заказы качественно. Ни одного нарекания не было. То, что не современно, так у меня стиль классический. На него всегда есть спрос.

Елена Сергеевна покачала головой. В её глазах не было ни капли сожаления.

– Тут уж, Светлана, не мне решать! У меня с этой модернизацией знаешь, сколько дел прибавилось. Пять сотрудников рассчитать, их должности распределить. Давай по-хорошему, ты приди, спокойно расчет получи. Мы тебе хорошую характеристику напишем. Быстро работу себе новую найдешь.

Я кивала её словам, как собачка трясущая головой, которую крепят на приборную панель в автомобиле. Вот тебе и подарок на сорокалетие! Вот тебе и достойная старость и путешествия на пенсии. С нынешней безработицей я не скоро работу найду.

Сокращение прокатилось по кадрам, как шар для боулинга, сбивая неустойчивые кегли. Вместе со мной были рассчитаны еще четыре дизайнера. Надо ли говорить, что это были сотрудники в возрасте. Я была из них самая молодая, если так можно сказать. В фирме остались практически одни малолетки до тридцати. Золотая молодежь. Свежий взгляд, дерзкая хватка, энергия и скорость. Нам за ними не угнаться.

Восемь лет на месте дизайнера- художника в фирме «Дизайн-стрит», три дня на бюрократические условности, и вот я стою на пороге своего дома с пакетом бумаг и личных мелочей, которые я выгребла из своего рабочего стола. Когда я уходила из офиса, моё любимое кресло уже приглядывала Кристина. Ну что ж – молодым везде у нас дорога!

На перепутье

Возвращалась я домой долго. Как назло все маршрутки и автобусы уходили на станцию. У них пересменка, а мы страдай! В городе еще недавно на обочинах лежали грязные сугробы, и тротуары были залиты талой водой. А вот, поди ж ты, прошло всего две недели, и лужи не просто высохли, а покрылись коркой засохшей грязи, в воздухе летала пыль. Ранняя весна нынче, жаркая. Только радости от этой весны я не чувствовала. Почему-то замечала не распускающиеся деревья, а мусор, схороненный за зиму в сугробах, и теперь торчащий на каждом углу. Замечала, что в автобусах и маршрутках дышать было нечем от потных разгоряченных тел. Люди, вы, что – не моетесь? Еще и дезодорант для таких, как вы, изобрели.

Бесили влюбленные парочки на каждом углу. Противно было смотреть, как они тискаются на глазах у всех. Они лишний раз напоминали мне, что у меня никого нет. И скорей всего, никогда уже не будет.

Бесили гламурные дамочки на модных машинках. Все такие нереально красивые. «Не родись красивой», ага, как же! Их-то, скорей всего, не за богатый внутренний мир мужики любят, а за стройные ноги и милые мордашки. Всегда хорошеньким всё достается, а дурнушкам, вроде меня, приходится всего в жизни самим достигать.

Пока ехала по городу, было ощущение, что меня вот-вот стошнит от этой людской суеты, весенней эйфории и хаоса. Хотелось спрятаться в тихий уголок, чтобы никого не видеть и не слышать. Эта мысль не покидала меня всю дорогу до дома, где я жаждала обрести островок тишины и покоя.

Я стояла в прихожей своей квартиры, все еще сжимая в руках пластиковый пакет с остатками прошлой жизни. Нервное напряжение последних трех дней дало о себе знать, и я без сил плюхнулась на пуфик.

Что мне сейчас делать? Я с двадцати лет ни одного дня не была безработной. Сначала работала оформителем в городском доме культуры, потом несколько лет чертила проекты в одной строительной компании и вот последние восемь лет в рекламной фирме. Нельзя сказать, что я трудоголик, но не представляю, как можно жить по-другому.

На самом деле я устала. В «Дизайн стрит» для сотрудников не предусмотрены отпуска. Можно раз в год уйти на недельку отдохнуть, в крайнем случае – на две. Я за восемь лет отдыхала-то всего три раза. Один раз ездили с Виктором в Турцию, один раз я брала неделю отгулов, когда маму хоронили, и еще один раз лежала в больнице после операции по-женски.

В голове потихоньку формировалась мысль: «Надо отдохнуть». От чего? От этого тяжелого дня, или отдохнуть вообще от работы, от суеты. Первые два часа я лежала на диване, даже не переодевшись в домашнюю одежду. Странное чувство, что я в будний день дома. Непривычное чувство, как будто что-то должна делать, а я тут разлеглась и бездельничаю.

Нет, хватит валяться! Надо хоть ужин приготовить да переодеться. Может умные мысли, как жить дальше, придут все-таки в голову.

Я прошла в комнату, включила телевизор. Показывали какую-то деревню. Одна улица, пять дворов. А на заднем плане сосновый лес с березовыми перелесками! Такая красота! Тишина, идиллия. Даже не верится, что на свете есть такие места, где людей почти нет, машин нет, проблем нет…

И тут меня осенило – а ведь есть такое место! У меня в деревне в Сибири от деда домик остался. Деда похоронили уже три года как, я даже на похороны не смогла приехать. Одна дорога только два дня занимает. Так этот дом я продать не могу, все некогда, да и покупателей не найти. От центра далеко, дом старый, деревня почти вымерла. Интересно, как там сейчас?

Мысль о старом дедушкином доме придала мне сил. А может, чем черт не шутит, съездить на пару недель на Малый Остров? Отдохнуть, подумать, как дальше жить. Сейчас в деревне хорошо! Весна в самом разгаре, черемуха цветет, птички поют…

Долго я там, конечно, не выдержу. Все-таки уже много лет городской житель. Да и чем я там заниматься буду? Ну, по лесочкам погуляю, книжки почитаю на веранде. И все. И хватит. Наберусь сил, и снова в бой! Работа сама себя не найдет.

Мне вдруг стало так хорошо. Еще полчаса назад мне жить не хотелось, чувствовала себя ненужной в этой жизни, бесполезной. Даже само слово «безработная» звучало для меня оскорбительно. А сейчас оно заиграло новыми красками. Безработная, значит не надо работать, значит, вольна делать, что хочу! Куда хочу – туда лечу! Вот она эта мысль «надо отдохнуть» и нашла себе выход.

Так, как человек я легкий на подъем, не люблю сидеть без дела, то уже к вечеру у меня был четкий план, как я проведу ближайшие пару недель. Завтра нужно сходить на биржу труда и подать заявление на поиск работы по моей специальности. Еще нужно купить удобную одежду для поездки. Я ведь так и не добралась до магазина – сначала была в шоке от увольнения, а потом появился страх перед лишними тратами. Сейчас, успокоившись, я поняла, что одежду новую покупать в любом случае придется. Можно и не обязательно в дорогих бутиках, как привыкла – в деревню пойдет одежка и из социального магазина «Копеечка». А по возвращению надо будет еще офисной одежды купить для новой работы. Я не сомневалась, что быстро найду себе новое место, может не такое выгодное, как в «Дизайн Стрит», но художник-дизайнер в городе нужен всегда.

Еще перед поездкой надо будет устроить генеральную уборку в доме, опустошить холодильник. Две недели срок небольшой, но мало ли что. Соседям я не доверю следить за моей квартирой, да и чего смотреть, у меня ни кошки, ни цветочка нет. А вот уборка нужна будет больше для меня. Приятно будет вернуться в чистое жилище. Чего греха таить, бардак в квартире сейчас страшный. Со своей работой ничего не успеваю дома сделать. Прихожу вечером, поем, телевизор и спать. И так каждый день. А в выходные тоже нет большого желания заниматься уборкой. Я лучше с Маринкой в бар схожу, или на выставку.

Художественные выставки и вернисажи в большом городе проходят постоянно, и это для меня счастье. Я просто обожаю посещать такие мероприятия. Наслаждаюсь картинами известных и не очень известных художников, впитываю красоту всем телом. Есть в этих походах какая-то сладкая боль для меня. Я каждый раз представляю, что это мои картины висят в арт-галерее, что другие люди смотрят и любуются ими. И это могло бы случиться, ведь я раньше неплохо рисовала. Преподаватели в художественной школе, а потом и в институте всегда высоко оценивали мои работы. Но, когда прошло время учебы, а вместе с ним обязательные художественные экзамены, я перестала рисовать для души, и начала работать. И это уже были не те картины, которые мне хотелось создавать. Да и картинами их нельзя было назвать: информационные стенды, рекламные постеры, баннеры, растяжки. Деньги заменили мне радость творчества.

А если мне порисовать в своем незапланированном отпуске? В деревне все равно заняться нечем будет, так хоть вспомню старые навыки. Идея мне понравилась, и я в дорожную сумку положила альбом для набросков, бумагу для акварели, краски, кисти, карандаши. Сама удивилась, что в доме нашлись материалы для рисования, ведь я уже много лет не брала в руки кисти и краски. А, вспомнила! Мама мне подарила большой дорогой художественный набор, буквально за полгода до смерти.

При воспоминании о маме сразу ком подступил к горлу. Нет, я уже не плачу. Все слезы выплакала еще когда она умирала от рака. А на похоронах глаза мои были сухими. Пусть соседки шептались, что я бессердечная дочь. Моя мама знала, что это не черствость. Я просто была, наконец, за неё спокойна. Ведь ей уже не было больно. Что бы там ни было после смерти, не может эта боль продолжаться и там. И, если верить, что есть рай и ад, то мама точно попала в рай. Сколько ей пришлось при жизни вынести, но она не озлобилась, не сказала никому плохого слова. До последнего дня улыбалась, благодарила врачей за помощь, старалась не быть мне обузой. Она так мечтала, чтобы я снова рисовала, а я отнекивалась, ссылалась на занятость и усталость. Прости меня, мамочка! Может я смогу еще тебя порадовать, ты увидишь, как мои картины будут выставляться на лучшем вернисаже в городе.

Возвращение в родные края

Я помню, как раньше приезжала из института в родную деревню на летние каникулы. Два дня в поезде казались мне пыткой. Ну, когда же!? Когда этот поезд доедет до нашего районного центра? А там еще нужно на автобусе добраться до Малого Острова. А вот последние полтора часа на старом скрипящем автобусе казались мне лучшими в моей жизни. Это было возвращение домой!

Вот наша речка Серпушка. Мост в аварийном состоянии, и водитель просит пассажиров выйти из автобуса и пройти по нему пешком. А сам, на свой страх и риск, уже проезжает тихонько после всех. Вот в березняке все больше попадается сосен, а это значит, что скоро можно будет увидеть вдалеке нашу деревню. Вот холм, с которого видно каждый домик как на ладони. Вот в последний километр автобус въезжает в узкий перешеек между двумя рукавами реки, и мы на Малом Острове!

Я выбегала из автобуса, а мама с дедом уже ждали меня на остановке! И ведь не было тогда сотовых телефонов, я не могла даже предупредить их, когда приеду, а они каждый вечер выходили к остановке, чтобы встретить меня. Я прижималась к мягкой груди мамы, и плакала от счастья, как будто не виделась с ней сто лет. А дед улыбался и крутил свои седые усы. Его я тоже обнимала, вдыхала запах махорки, деревянной стружки и рыбы, и это были лучшие ароматы для меня.

Я знала, что сейчас меня никто не будет встречать в родной деревне, но все равно каждое знакомое место, увиденное из окна поезда, вызывало бурю эмоций. По коже бежали мурашки, и дыхание перехватывало от радостного возбуждения.

Деревня Малый Остров называлась так не зря. Она стояла в петле речки Серпушки, огибающей деревню с трех сторон, а с четвертой стороны стоял густой сосновый лес. На большую дорогу можно было попасть только по старенькому мосту, да еще и проехав пару километров по березняку. Мост так и не отремонтировали за столько лет. Видно, что его немного латают местные жители, ведь это единственный путь на большую землю.

Создавалось впечатление, что Малый Остров затерялся в пространстве и времени. Дома были неопределенного возраста. Такие строили и в старину при царе, и во время советской власти. Улица всего одна, закрученная, как и Серпушка, по кругу. Видимо, каждый хозяин хотел дом свой у реки построить – оно и понятно! И рыбку половить, и воды набрать всегда можно из речки. Помню, что в детстве возле каждого дома был персональный спуск к реке, а там небольшой плотик, лодка, перевернутая пузом кверху. На каждом заборе все лето сушились рыболовные снасти: сети, проволочные ловушки. Дед мой тоже был знатным рыбаком. Сетями ловил карася, в ловушках не переводились сомы, а щуку он ловил исключительно на блесну. И меня на рыбалку брал иногда. Я маленькой удочкой ловила окуньков и подлещиков.

Как знать, может и в этот раз удастся мне сходить на рыбалку. Может, кто из местных одолжит удочку и снасти. А я себе потом ухи наварю, домашней, с янтарной икрой.

Всю дорогу я вспоминала свое детство, проведенное в родной деревне. Вспоминала родителей, деда. Чем они занимались, как протекала их спокойная жизнь, полная сезонных забот и маленьких мирских радостей.

Отец мой yмеp, когда мне было всего пять лет. Работал лесником в конце восьмедисятых, как и его отец. Тогда еще мало кто сталкивался с энцефалитными клещами. Мой папа даже и не заметил тот укус. Заболел, а в больницу не сразу пошел. Хоть и была медицина в СССР на высоте, не всё успевали лечить.

Мама после смерти отца так и не вышла больше замуж. Растила меня, была хозяйкой в доме и любимой невесткой свекра, у которого так и осталась жить. Мой отец был младшим сыном в семье, и когда женился, то молодую жену привел в родной дом. Мама рассказывала, что сначала чуралась свекра, он ей казался слишком строгим и молчаливым, но потом на поверку оказался добрейшим человеком. Сам вдовец, он истосковался по женской руке в доме и даже слышать не хотел, чтобы молодая невестка, рано познавшая вдовство, стала искать себе новый приют. Так мама и жила с дедом, как будто его дочка, а сам он для меня был как папа.

Я не чувствовала себя обделенной без отцовской любви. Дед Николай любил меня, как умел. Сильно не сюсюкал, но всегда был добрым и справедливым. Мастерил мне игрушки, учил нужным в жизни премудростям. От него я научилась видеть красоту во всем, уметь распознать материал, сотворить буквально из мусора красивую поделку. А когда он увидел, что я хорошо рисую, то стал возить меня каждую неделю в районный центр в художественную школу.

Как же тяжело мне будет возвращаться в родной дом, где уже давно никто не живет. К радостному предвкушению от возвращения на родину примешалось чувство растерянности и беспомощности. А вдруг дом совсем развалился, и мне уже сегодня негде будет переночевать. А вдруг мне будет страшно в нем одной. Хоть я и не была трусихой по жизни, но в своей городской квартире я всегда ощущала присутствие других людей рядом. А тут совсем одна в большом, старом доме.

Я отгоняла неприятные мысли, убеждая себя, что все буду решать по мере поступления проблем. Пока их нет, и думать о них не надо.

В районный центр я приехала в полдень, и обрадовалась, когда узнала, что можно до Малого Острова добраться на такси. Не нужно ждать до вечернего автобуса. Таксист взял всего в два раза больше, чем я заплатила бы за автобус. Видимо в этих краях совсем туго с заработками, решила я.

Вместо полутора часов езды на автобусе до деревни на такси я доехала за тридцать минут. До перешейка на Малый Остров дорога была асфальтирована, а в самой деревне грунтовая. Тут и обнаружилась причина низкой цены таксиста. Он нагло высадил меня у въезда в деревню, объяснив, что дальше машина по весенней распутице не проедет. Я не стала спорить. Да и бесполезно это было. Сама видела, что машина не вездеход. Надо было раньше думать.

Делать нечего, до дома деда добираться недалеко. Надеюсь, обойдется без жертв. В городе тоже не идеальные тротуары, так что мне не привыкать ходить по лужам и грязи.

Как только таксист отъехал, я достала из своей дорожной сумки самую нужную обувь для деревенских дорог – резиновые сапоги. Знала, куда еду и в какое время – подстраховалась. Переобувшись в сапожки, я сразу почувствовала себя уверенней. Первые шаги по разбитой дороге показались мне тяжелыми. Я боялась поскользнуться и упасть в грязь. Но чем дальше я шла, тем чище становилась дорога. За мостом, видимо, на автомобилях никто и не ездил. Может на коне только да пешком. Оттого и дорога была хоть и грунтовая, но не разбитая.

И вот я уже бодро шагала по кривой улочке. Меня радовало, что никто не попадался мне на пути. Зная деревенские обычаи, пришлось бы здороваться, останавливаться и рассказывать, кто я да откуда. А мне сейчас совершенно не хотелось ни с кем разговаривать.

Дом деда Николая я увидела издалека. Прошло столько лет, а он почти не изменился. Только показался мне меньше и темнее. Видимо не только люди с возрастом к земле растут.

Калитка открылась с трудом. Петли от долгого бездействия заржавели и не хотели сразу шевелиться. Хорошо, хоть никто в деревне уличные калитки на замок не запирает, а то пришлось бы по соседям бегать и ключ от родного дома искать.

Прежде чем открыть калитку и войти во двор, я мысленно перекрестилась, хоть и не была верующей, судорожно вдохнула побольше воздуха и вступила за пределы ворот. Вот тут я сразу увидела сильные перемены, которые произошли за три года без человеческой заботы. Раньше двор был чистенький, выметенный под метелку с ровными дорожками из кирпича. Сейчас же все поросло бурьяном, и трехлетний сухостой стоял непроходимой стеной. Я распинывала сухие будыли крапивы и лебеды, продиралась сквозь хрупкие ветки к крыльцу. Вот и первая проблема, которую я должна решить в этом доме – навести порядок во дворе, чтобы можно было легко здесь передвигаться.

Ключ от входной двери в дом я нашла сразу же. Может дед подсказал кому, чтобы ключ повесили на знакомый мне гвоздик под козырьком сеней, а может он сам заранее перед смертью оставил дубликат для меня. В любом случае, это был привет от любимого человека, и слезы предательски подступили к глазам. Замочная скважина, закрытая кожаной нашлепкой от дождя, была хорошо смазана, и ключ провернулся в ней легко.

Открывая дверь в дедов дом, я боялась, что в нём всё будет по-другому. Не так, как с детства помню.

Но, к моему удивлению, я буквально с порога стала узнавать знакомые мелочи, которые были у деда. Вот сени небольшие с двумя окнами. Стены покрашены коричневой краской. Видно, что крашены не на один раз, но всё те же, какими и были. Даже стол-тумба тот же самый в сенях стоит. Правда, совсем почерневший от времени.

Дальше еще один тёплый тамбур, типа прихожей, одна дверь в дом, другая в кладовую. Кладовая, освещенная маленьким окошком, меня порадовала. Просторная, со множеством стеллажей и ящиков. Даже кой-какие вещи остались, банки стеклянные и кухонная старая утварь.

И вот, открываю тяжелую обитую дерматином дверь в сам дом. Домик небольшой, всего кухня и комната жилая. С порога сразу и попадаешь на кухню. Русская печка в пол кухни. Из мебели остался только кухонный стол да старый буфет.

Затем я заглянула в жилую комнату. Горница, как называла её мама. После кухни она казалась больше, и просторней. Она была почти пуста. Только часть комнаты занимала все та же русская печь, железная панцирная кровать, круглый стол со стулом и советский шифоньер с лакированными дверками.

Родной дом встретил меня насторожено. Несмотря на яркий солнечный день на улице, в доме стоял полумрак. Запыленные окна были завешаны шторками. Я аккуратно, чтобы сильно не напылить, стала открывать одно окно за другим. Тусклый свет осветил немудреную мебель, печку и беленые много лет назад стены. Видно, что никто сюда после похорон деда и не заходил. Я – единственная законная хозяйка этого дома чувствовала себя здесь как воришка, забравшийся в чужой дом.

Ничего, ты вспомнишь меня, признаешь во мне родную душу. Теперь все будет хорошо, ведь я наконец-то вернулась домой!