Loe raamatut: «Тайны Кипеллена. Дело о благих намерениях», lehekülg 4

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной стражи

В голове ещё шумело от предсмертных криков столичных воров. Алхимия – самая мерзкая человеческая выдумка, даже хуже магии. От одной мысли о липких разводах в кабинете Мнишека меня перекосило. Сделав несколько глубоких вдохов, я всё же нашел в себе силы спуститься с крыльца во двор и, поглощённый безрадостными мыслями, чуть не налетел на Марека.

– Пан Вильк! Ужас какое дело! Нужно спешить!

Парнишку за заслуги в прошлом деле и при моей рекомендации повысили до младшего дознавателя. Но мне всё чаще казалось, что ума в рыжей голове так и не прибавилось. Только сырой ветер между ушами и гуляет, развевая сиреневые рюши дородной полутролльки. После отъезда Люсинды этот оболтус неделю ходил пришибленный.

– Кипелленскому радетелю явился куць и потребовал отпустить грехи?

– Что? – Он так захлопал рыжими ресницами, что чуть не взлетел.

– Когда закончится этот день? – Я мученически закатил глаза. – Что стряслось?

– Пан Ремиц просит вас немедленно прибыть в Школу Высших Искусств.

Осталось только зажмуриться и садануть тростью по брусчатке Редзянова двора. Если Габриэль решил таким образом затащить меня на дружеские посиделки – прокляну! Самой чёрной-пречёрной магией. И совесть не замучит.

– Зачем? – еле выдавил я.

Марек наклонился ближе и прошептал:

– Парты ожили.

– Это же Школа Высших Искусств!

– Двери сами открываются и закрываются.

– Это же Школа Высших Искусств! – тупо повторил я.

Склоняясь к мысли, помимо Габриэля, проклясть и своего надоедливого подчинённого.

– Книжный шкаф наступил на ногу декану. Реторты с колбами сами зелья смешивали да плескали на адептов, а то и преподавателей. И теперь у некоторых уважаемых панов рога повыросли не хуже, чем у оленей в княжьих угодьях. А кое у кого ещё и копыта с хвостами, чисто куцьи родичи! Мусорные вёдра расплёскивали помои прямо во время занятий. Про уборные и вовсе говорить неудобно. Даже женские потеряли всякий стыд.

Тяжело вздохнув, я полез в коляску, махнув рукой, чтобы Марек садился на козлы. Раз уж прибежал, пусть теперь везёт к Ремицу.

Мой рыжий подчинённый хлопнул вожжами, но рта не закрыл, продолжая пересказывать все школьные происшествия. Неужели Габриэль сам не в состоянии разобраться со взбесившейся мебелью? Студенты старших курсов и раньше устраивали подобные шалости. Зачем для этого тратить время капитана Ночной стражи? Которому ещё искать выживших столичных воров, умудрившихся упереть «бесценную» книгу Мнишека.

– А солонка летала над столами и посыпала учёных панов солью, будто они свежевыловленная рыба. Рыбаки всегда сыплют её очень много, чтобы рыба не протухла. Мой дядя говорил, что это в разы дешевле магии, на которую не всегда можно положиться.

Прозрения Марекова дядьки меня мало волновали, в отличие от цели столичных воров. Судя по тому, что получилось увидеть, пришли они не за книгой. Её прихватили в качестве компенсации. Раз уж их наняли в самой столице, дело не в книге, пусть и способной, по словам Мнишека, натворить множество бед. Тут что-то другое. Вот только бы знать что?

– А половая тряпка путалась в ногах. Ладно бы у студентов. Так по её вине упала с лестницы целая делегация алхимиков, специально приехавшая в школу из Клёнека…

– Что? – переспросил я, поднявшись с холодного сиденья.

– Что? – не понял Марек. – Тряпка половая. Которой пол моют. Наверное, от старой мантии…

– Нарочно? – с трудом выговорил я.

–Тряпка? Да кто ж её разберет, нарочно она или по недомыслию…

Видно, лицо моё стало столь зверским, что Марек поспешил заткнуться. Жаль, ненадолго.

– Зря вы, пан Вильк, – обиженно надувшись, пробубнил он. – В книжках умных по нашему ремеслу пишут, что детали – это главное. Если вызнать, какой костюм пустили на тряпку, можно много узнать и о самом преступлении. Все взаимосвязанные причины и следствия…

И где только слов таких нахватался… Руки жутко засвербели от желания дать свежеиспеченному дознавателю тростью по голове, однако пришлось сдержаться. Если в Ночной страже все начнут лупить друг друга, то уж с обычных горожан вообще спросу не будет.

– Что за делегация? – перебил я его разглагольствования.

– Того не знаю. Это мне привратник рассказал во время опроса. Он их хорошо рассмотрел. Грит, неказистые такие. В тёмных плащах с капюшонами. По виду никогда не скажешь, что делегация. Четверо мужиков, пацан и баба… то есть женщина. А с виду чисто нетопыриха. И язык у ней что срамной веник. Её старший всё время про какие-то крылья спрашивал. А она ругалась только…

По спине пробежали мурашки. Неужели наши грабители наведывались в Школу? Не бывает таких совпадений.

– Когда они были?

– Да вроде утром вчера. Больше не приходили. Хотя сегодня должны были опять. Так привратнику баба… женщина эта неприятная и сказала, мол, морду не вороти, если пана Мыша сегодня не будет, завтра опять придём. Мол, встреча у них там с паном Мышем условлена.

Я аж заёрзал на сиденье.

– А предметы образумленные когда появляться начали? Вместе с алхимиками или позже?

– Не-а, намного раньше. Если бы пан Габриэль крик не поднял, вас бы и беспокоить не стали. Но он там что-то нашел такое, – Марек шмыгнул носом. – Такое, не знаю, в общем, не сказал мне, повелел вас привезти. Сказал, что вы у пана Редзяна обретаетесь по делу. Я было возмутился, что Ночная стража не слуга на побегушках, так он знак Трибунала показал и выгнал. Он что, теперь в Трибунале служит, пан Вильк?

Я кивнул и откинулся на спинку. Всё произошедшее за день вдруг начало складываться в одну общую картинку. Пока разбитую на части, словно напольная мозаика, но явно долженствующую собраться воедино. Лжеалхимики зачем-то искали Мыша, не нашли и обещали вернуться сегодня. Может быть, хотели взять его с собой на дело? Или получить какие-то сведения. Но не смогли. Поэтому отправились к Мнишеку сами. Может быть, поэтому и не знали точно, что и где искать? Трое погибли. Остальные трое взяли книгу и сбежали. Алана в это время забралась на Троллий рынок и встретила Мыша там. Значит с лжеалхимиками он, скорее всего, ещё не пересёкся.

– Его надо срочно найти!

Марек вздрогнул от моего крика и обернулся.

– А что же его искать, пан Вильк. Он же вас ждёт. Сам же за вами слал.

– Мыша найти, – буркнул я. – А привратнику скажи, чтоб, как алхимиков увидит, немедленно весточку прислал. Надо задержать эту делегацию.

– Так точно!

– Вот именно.

Я снова привалился к спинке сиденья, но ничего путного в голову уже не лезло. Усталость давала о себе знать. Нога снова разболелась, а мысли спутались и завязались узлом. Срочно нужна была трубка, чтобы привести их в порядок. Но она лежала дома в верхнем ящике письменного стола. До которого в ближайшие несколько часов добраться не получится.

Мы влетели на мост, ведущий к Школе Высших Искусств, удары копыт по мостовой разлетелись на несколько кварталов. Нормальные люди в это время ужинают со своими семьями в своих уютных домах. И только капитан Ночной стражи мечется по городу, как чокнутая стрыга в поисках жертвы.

– Вот он! Вот он! – тыча пальцем в темноту ворот, закричал Марек.

– Потом его настропалишь, – отмахнулся я. – К Габриэлю давай!

Во внутреннем дворе школы оказалось неожиданно пусто. Ни шумных студентов-лоботрясов, которых оставили после занятий за провинности, ни припозднившихся преподавателей. Только порывы холодного ветра, гоняющие неприбранный мусор и жёлтые листья, случайно залетевшие в этот каменный колодец.

Я выпрыгнул из коляски, а Мареку махнул рукой в сторону ворот, отправив объясниться с привратником. Крикнул напоследок, чтоб послал Быря за штатным художником. Пусть хоть со слов смотрителя ворот портреты этих «алхимиков» набросает. Пан Зденек такое может, хоть и не живописец. А уж если на воротах до сих пор дежурит старый пан Котек, так за точностью дело не станет.

Сзади раздалось: «Балт! Куда запропал?..». Но я лишь отмахнулся, не признав голос. Ещё одной нежданной встречи сегодня мне не пережить. Кому надо, найдёт и в более спокойное время, а если не надо, то и разговаривать не о чем. Только время зря потеряю.

Из записок Аланы де Керси, хозяйки книжной лавки «У моста»

– То есть ты хочешь сказать, что твоя очумелая мебель едва не сожрала сержантку Серого трибунала? – Адель округлила глаза, отчего те стали похожи на два голубых озерца на её лице.

Фея продолжала пьяно похрапывать на столе. Пожалев малявку, Делька переложила её на свою муфту. Так что Фийоне было грех жаловаться – трезвела она с комфортом. Каюсь, мы с Делькой тоже хлебнули из крышечки, чтобы хоть как-то успокоиться и постараться разложить свалившийся на нас сумбур по полочкам. И теперь по лавке плыл въедливый запах пряностей на хмелю.

– Да! – Я как раз балансировала на приставной лесенке, распихивая по верхним полкам отданные подругой книги.

Толстый том с медной застёжкой вывернулся из руки, ободрав мне пальцы. Куць забери эту начертательную магию и все талмуды по ней в придачу! Но куда больше меня тревожил Ремиц. Зачем-то же этот змей вернулся в Кипеллен! Боюсь, как бы он не втравил Балта в новые неприятности, да и меня заодно, уже начинаю жалеть, что вызвалась посмотреть странный пузырек.

– Вильку и так в последнее время работы хватает, а тут ещё фея с Трибуналом – это пробормотала уже вслух.

– Угу, – хмыкнула Делька. – Вы хоть целовались, кроме того раза на балу? А то от вас только и слышно «работа-работа-работа»… и шахматы, – ехидно закончила она.

Я неопределенно фыркнула. Ну да, шахматы… Когда помогала Балту разбирать бардак в кабинете, нашла коробку. И тут выяснилось, что пан капитан уже много лет страдает от отсутствия толкового партнера. Его закадычный дружок Ремиц, оказывается, играть не умел. Врочек – тоже. Зато умела я. Отец когда-то научил. Уборка была забыта: первая партия разыгрывалась прямо на полу посреди разбросанных бумаг и прочего мусора. И если поначалу Балт лишь иронично хмыкал в усы, то после объявленного ему шаха подобрался, и игра пошла всерьез.

Вернуться домой довелось только утром, радуя окружающих красными с недосыпу глазами, темными кругами под оными и абсолютно идиотской улыбкой. Перед рассветом мне-таки удалось взять капитана измором, сведя партию вничью. Заглянувшая в лавку Адель изумилась моему «цветущему» виду, я сдуру брякнула, что ночевала у Вилька. А на многозначительное Делькино: «И?..» —с ещё большего дуру ответила: «Всю ночь в шахматы играли». По мне, так если с человеком хорошо, то почему бы и не просидеть с ним за шахматами ночь напролет? Но у Адели на сей счёт иное мнение. Насколько мне известно, у них с Румпелем роман крутился полным ходом…

Над входной дверью брякнул колокольчик, и Кусь восторженно поскакал навстречу вошедшему. Кроме меня и Румпеля эта образумленная зараза больше никого так не встречала…

А вот и тролль собственной персоной, легок на помине. Быстро он в Ривас и обратно сгонял.

Хозяин таверны «Под мостом» откинул капюшон изрядно промокшего плаща и встряхнулся, словно кот. Делька с радостным писком повисла у него на шее.

– Привет, – прогудел тролль, подхватывая Адель и кружась с нею по лавке.

– Плащ на древеса повесь!!! Книги намочишь! – замахала я руками и едва не загремела с лесенки. – Ай!

Второй рукой Румпель подхватил меня и ссадил на пол.

– Не трожь, у неё свой спаситель есть! – С наигранной ревностью Делька дернула тролля за выбившуюся из пучка прядь.

– Ну, пока он занят, могу и подсобить, – фыркнул Румпель. – Кстати, как бы его самого спасать не пришлось, – уже серьезно закончил он. – Алана, ты когда Балта в последний раз видела?

Слова тролля мне не понравились. В душе снова проклюнулся червячок тревоги. Мне слишком хорошо известно, какая у Вилька работа, а учитывая его дар припоя…

– Днём, – ответила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Всё в порядке было. Свеж, бодр и сердит, обещал мне голову открутить… А-а что?

– А то, что полчаса назад его во дворе Школы сдыбал. Я-то в город через Топлые ворота въехал, дай думаю, Мыша проведаю. Он же до сих пор за погром в таверне не расплатился, с… скотина. Ну дык, напомнить хотел. А в Школе сам куць ногу сломит. Мракобесие какое-то творится. В предметы словно бес вселился. Меня мусорное ведро чуть за зад не цапнуло. Мыша так и не нашел, прячется где-то, г… грызун драный! Зато этого видел… хлыща-алхимика. Ну, который Балта лепший дружок…

– Ремиц?

– Во-во, Ремиц! Он же и Ночную стражу вызвал. А как те приехали, то рыжего хлопца, что за Вильком раньше таскался, куда-то отправил. За паном капитаном, видать. Потому как вернулись они уже вдвоем. Так вот, на Вильке лица не было. Синюшный, как утопленник, чуть не шатается. Я его окликнул, да он не расслышал. Похоже, опять своих припоев нахлебался. В прошлый раз его таким дурным видел, когда ты с ним чудовище на мосту гоняла. Шёл как на казнь, еле ногами перебирал, а рыжего куда-то отослал. Не к добру это…

«Паршиво, – отстраненно подумала я. – Если Балт действительно после тяжелого припоя, а, скорей всего, так оно и есть, и Габ втравит его в какое-то затратное колдовство…» – шальная мысль не додумалась, потерявшись в бестолковом метании по лавке и поисках хотя бы шали. Нашла, закуталась и шагнула к двери.

– Лан, ты куда? – ошеломлённо цапнула меня за локоть Делька.

– В Школу!

– Пешком? В шали по дождю? Алана, не дури! Подожди меня!

Я нервно хихикнула. В этом вся Делька: чушь пороть – так только вместе.

– У меня коляска возле лавки стоит, забыла? – Адель поспешно накидывала на плечи теплую пелерину, подбитую мехом. – И фею не забудь! Отдашь пану Габриэлю его напарницу тепленькой, – саркастически закончила она.

Куць! Точно! Фея! Не оставлять же здесь эту жертву пьянства и диванного произвола.

Я осторожно подхватила муфту с Фийоной. Крылатый сержант Серого трибунала всхрюкнула и пробормотала что-то нелестное в наш адрес, но не проснулась.

Румпель, видя такое дело, уже стягивал развешанный на ветвях Ясеня плащ, под которым успела натечь изрядная лужа. Ничего, древес соберет.

Минуту спустя мы втроем вывалились под дождь и впихнулись в коляску. А кучер, получивший приказ «Гнать, что духу, до Школы!», подстегнул застоявшихся лошадей.

Из записок Бальтазара Вилька, капитана Ночной стражи

Фойе Школы Высших Искусств заливало багровое сияние, пробивавшееся сквозь световоды в потолке. Даже переливающиеся в воздухе крошечные пылинки окрасились закатным багрянцем и превратились в брызги крови. Поэтому почти скрывшийся за ними монумент основателя школы грандмастера магии Стевия Долгоносского расплывался, как вызванный против воли демон Полуночной бездны. Даже эбонитовый посох в его руках, который так любили натирать перед экзаменами студенты, в полутьме представлялся адским трезубцем. От такого удачи ждать, что милости от смертельных проклятий.

Я встряхнул головой, прогоняя нелепые мороки. Из пустынного фойе вели три лестницы: центральная – к церемониальному залу, левая – к учебным аудиториям и правая – к мастерским преподавателей. Но помимо этих широких парадных ступеней, в нишах и незаметных тупиках скрывались иные пути, способные доставить знающего человека куда надо.

Отметив ворох мусора, совершенно неуместный под малой экзаменационной доской с результатами успеваемости, я отдёрнул пыльную портьеру у большого окна во внутренний двор и протиснулся в узкий тёмный коридор с винтовой лестницей. Стоило быть осторожнее, чтобы не замарать камзол. Тут, кроме паутины и пыли, можно вляпаться и во что-нибудь более неприятное, особенно учитывая нынешний бардак. Взобравшись наверх, я настороженно прошёл по пустынной анфиладе: странно было не встретить ни одного студента или преподавателя. Преодолел ещё пару десятков ступеней, добрался до малой лаборатории алхимиков. Кабинет бывшего завкафедрой занимал самый большой флигель Кривой башни, до которого пришлось снова карабкаться по туго закрученной лестнице; но массивная дверь, обшитая чешуей скального дракона во избежание возгорания, была заперта. Правда, в замочной скважине торчала свернутая в трубку записка:

«Балт! Загляни в средний Синий зал для экспериментов».

Ещё сильнее захотелось отправиться домой. Чем больше таинственности нагонял мой добрый друг, тем меньше желания оставалось на прослушивание высокопарных витиеватых лекций о пресловутой гармонии света и тьмы. Я уж хотел спуститься вниз и незаметно уйти, когда натяжение воздушных потоков, отдающееся трепетом тонких энергий в дыхании стихий, заставило резко отскочить в сторону. В дверь, у которой только что стоял, ударилась длинная деревянная указка, треснула и разлетелась роем щепок. На случай всяких мелких неприятностей у меня в рукаве была припрятана пара-тройка нейтрализующих заклинаний. Машинально вытянув подходящее, я бросил его в указку. Ярко полыхнуло лиловым, и остатки деревянных щепок посыпались на пол. Вслед за первой угрозой принесло вторую. Мокрая губка, оставшаяся после уборки, с чавканьем врезалась в стену у моей головы, отскочила, наткнулась на угол, и продолжая метаться, умчалась обратно в темноту коридора.

Приготовив новое заклятье так, чтобы слетало с пальцев по щелчку, я двинулся следом за ней. Габ оказался прав. Студентам такое не по плечу. Слишком уж напористо и своенравно действовали полуобразумленные вещи. В них словно не до конца вдохнули искру жизни, и они дурной нежитью бросались на всё, что видели. Либо маг плохо знаком с основами образумления, либо нарочно свёл с ума объекты ворожбы.

Скрежет заставил подобраться, но палить наугад я не стал, дождался, пока навстречу выползет медный алхимический котёл, и только тогда выпустил в него нейтрализующее заклятье. Посудина перестала шаркать по полу гнутыми ножками, застыв на месте, но из-под двери выскочил пыльный коврик и обернулся вокруг моей лодыжки. И, когда я израсходовал на него последние заготовленные чары, по закону подлости из темноты прилетела грязная тряпка и впечаталась прямо в лицо.

– Куць тебя раздери! – захрипел я, сдирая её с носа.

От перепрелого сырого духа подобрался чих. В носу засвербело и зачесалось. Хорошо ещё досталась тряпка, которой вытирали с доски, а не отмывали пол в уборной. Справившись с вонючей рванью, добил её заклинанием, так что она вспыхнула синим огнём и осыпалась пеплом, и начал наговаривать новые чары про запас. В глазах на мгновенье потемнело. После припоев лучше вообще не колдовать, слишком сильное напряжение энергий, но другого выхода не было. Главное, не переходить к энергозатратным чарам, а то потом неделю проваляюсь без сил. Использовать же стимуляторы лучше только в самом крайнем случае.

Справившись с заклятиями, я продолжил путь по тёмному коридору, ожидая новых атак полуобразумленных вещей. Но то ли их запас иссяк, то ли они отправились доставать кого-то другого, но до Синего зала больше не встречались.

Вход в мастерскую перегораживала перевёрнутая парта. Внутри кто-то сдавленно ругался. Я аккуратно заглянул в проём. Невозмутимый Габ сидел на перекладине лестницы, приставленной к шкафу, а перед ним, ругаясь, как портовый грузчик, расхаживал Зелёный Гном. Профессор травничества не только отличался малым ростом и коренастой фигурой, присущими подгорному племени, но и шевелюрой выразительного цвета. Долгие годы, проведенные за сбором всевозможных листиков и травинок, их сушкой, приготовлением и варкой, окрасили его волосы и бороду в легко узнаваемый малахитовый оттенок. Никогда не думал, что он умеет так выражаться. Даже когда околдованный повторяй-порошком летел вверх тормашками со школьной башни, так не ругался.

– Разрешите войти? – не придумав ничего умнее, спросил я.

Зелёный Гном замер и уставился на меня подбитым глазом. Синяк расползался по лицу и начинал соперничать свой синевой с изумрудными переливами волос.

– Вильк, – буркнул он, не удосужившись даже добавить вежливое обращение «пан».

– Вас-то мы и дожидаемся, друг мой, – обрадовался Ремиц. – Как видите, мы в осаде. Правда, нам удалось установить, что обезумевшие вещи начали расползаться именно отсюда.

Я перекинул ногу через парту и спрыгнул внутрь зала. Оказалось, что дверь, которая должна была его запирать, валялась сбоку у стены, тускло поблескивая отлетевшими петлями и темнея следами подпалин.

– И кто же отвечает за эту мастерскую? – поправив камзол, уточнил я.

– Недоумок Конрад Мыш, – не своим голосом заорал профессор травничества.

Помимо фингала под глазом, его лицо украшал ожог на щеке, а от мокрых штанов расходился сомнительный оранжевый пар.

– Числится в школе аспирантом, подающим, гм, надежды…

– Ненадолго! – воинственно перебил Габриэля Зелёный Гном. – Этот недоносок будет у меня в лекарне числиться. Руки его кривые спином на узле завяжу…

– Вы хотели сказать, что… – попытался исправить Ремиц, но профессор травничества зашипел, как лесной кот, и Габу пришлось примирительно поднять руки, правда, улыбка с его губ так и не слетела.

– И в какую дыру забился этот Мыш? – переняв их манеру, спросил я.

Оба одновременно пожали плечами. Ремиц продолжил качать ногой, откинувшись на лестнице, а Зелёный гном – выхаживать мимо перевёрнутых реторт и разбитых пробирок.

Выходило, что искать аспиранта, успевшего изрядно достать почти всех, теперь моя непосредственная обязанность.

– А где остальные преподаватели? – на всякий случай поинтересовался я. – И студенты?

Подмога с полуобразумленными вещами очень не помешала бы. Не стоило сильно перенапрягаться после припоя. Алана узнает, бурчать будет, да и дел миллион, на Школе Высших Искусств свет клином не сошёлся. Да и если они до сих пор не разобрались в причинах творящегося сумасшествия, сам я вряд ли смогу что-то сделать. В крайнем случае, придётся послать кого-нибудь за моей живопиской. Договорилась же она как-то с тем полоумным диваном у себя в лавке…

Профессор травничества только заревел и, схватившись за бок, заковылял в угол, поэтому ответил Габриэль:

– Студентов снабдили стопорным заклятьем от ополоумевшего хлама и распустили до завтра по домам. А преподаватели сначала дружно переливали из пустого в порожнее, пытаясь хоть что-то сделать. Вроде придумали решение, жутко колдунственное, и решили с утра опробовать, а потом скопом отправились в «Старого пирата» пьянствовать – новый глава боевой кафедры проставляется. Здесь ни одной живой души, кроме привратника, меня, тебя и нашего непьющего язвенника-профессора.

– Школьный бардак неистребим. – Я едва подавил злорадный смешок и решил побыстрее перевести тему.

– Есть просьба. У Мнишека дикий погром из-за смешения двух зелий. Душедёрку он поставил в качестве охраны от воров…

– Скорее, чтобы напугать, – поправил Ремиц.

– Их так напугало, что клочки по стенам висят.

Но на мои резкие слова он лишь состроил недоверчивую мину:

– А второе какое?

– Вот это тебе и надо определить. Какое, откуда, а главное – почему так бабахнуло.