Глава восьмая. Раскол
Вначале было слово. И слово было…
Всё поначалу кажется безобидным. Атланты строили канал, который должен был соединить их с океаном. У канала, кроме транспортного, была и масса других предназначений. Он позволял организовать такую инфраструктуру, которая оптимально подходила бы целям и задачам времени, соединяя водораздел между первым и вторым земледельческим кольцом. Водные границы решили оставить. Они способствовали безопасности Атлантиды и насыпных островов от разорения дикими животными и племенами. Кроме того, население быстро росло и на островах постоянно шло строительство жилых комплексов для молодых семей. Канал становился необходимой транспортной артерией для доставки стройматериалов и возможности выйти в океан для промысла рыбы. Атлантиде требовалось всё больше продуктов питания, больше пространства для посевов и жилого строительства.
Самые тяжелые и масштабные работы выполняли с помощью экзоскелетов. Шесть железных великанов руками-ковшами выгребали грунт, скидывая землю и гравий в основание второго, самого большого кольца вокруг Атлантиды. Прежде чем соединить канал с океаном, стены земляного кольца нужно было тоже укрепить, перелопатить тонны земли, перетаскать миллионы камней и раствора…
Строительство шло крайне медленно. Для земляных работ, крепких, выносливых рук категорически не хватало, и на очередном совещании ректор Клаус Густав Вебер предложил использовать в качестве рабочей силы местный народец, тех самых иберийцев, с которыми охотники из Атлантиды много лет хорошо ладили.
Люди из Атлантиды прекрасно помнили и строго соблюдали постановление ректората: «Ничего что не может находиться в данный промежуток времени, не должно попасть в руки дикарей». Это относилось к вещам и технологиям, в том числе. Антлантийцы вели себя крайне аккуратно. Но, тем не менее, соседи постоянно получали помощь во время охоты. И даже медицинское обслуживание. Что такое доктор, они знали не понаслышке. Акила часто помогал при родах, при переломах и болезнях. Всё чаще за помощью приходили аборигены из отдалённых мест.
Иберийцы перенимали от пришельцев всё, что могли запомнить, а после скопировать. Особенно их интересовал арбалет, острые наконечники стрел, орудия труда, одежда. И методы обработки материалов. Первобытные технологии тоже многого стоят. Дубление шкур животных, изготовление предметов обихода из глины и кости, шитьё… Дикари были жадными до всех новшеств, и частые контакты всегда заканчивались маленькими уроками жизни.
У Колесова идея подтянуть к строительству дикарей вызвала большие сомнения. Но решение приняли почти единогласно, и в племена пошли с агитацией, расписывая в красках все прелести жизни под крылом большого брата. Обещали много. Колесову и многим другим его товарищам всё это напомнило предвыборную компанию. Чем в итоге оборачиваются обещания, они понимали, но не думали, что такое возможно и в их маленьком мирке.
Иберийцы и правда восхищались всем, что было связано с Атлантидой. Заманить их сладким пряником было проще простого. Они поверили, и в Атлантиду потянулись длинные вереницы наёмных работников с семьями, детьми и стариками. Всех нужно было разместить, накормить, одеть. Атлантида сделала в работников большие вложения.
Вот только надолго этих работников не хватило… Длительные часы тяжелого кропотливого труда оказались не свойственны свободолюбивым охотникам.
Дикие первобытные племена с трудом включались в работу. В регионе с тёплым влажным климатом пищи было предостаточно. Они жили по большей части в опасности, но не голодали. В пещерах, как говорится, был у них и стол, и кров, и сиеста… пока не пришли чужаки и не заставили рыть лопатами землю.
«Зачем? Почему?» – протестовали дикари, задавая вопросы жестоким иноземцам, которые затопили всю землю, а потом решили возвести над водой острова, не давая вернуться им в свои родные пещеры. К прежнему образу жизни. А их на самом деле не отпускали.
Поначалу иберийцев контролировали и обучали, а когда не привыкшие к тяжелой работе, те стали расходиться, удерживали силой.
В любом, даже небольшом государстве складывается особая иерархия, которую поддерживает мнение большинства. Что хорошо многим – то хорошо всем. С приходом новых работников у атлантийцев словно груз с плеч свалился. Жить стало легче. Все и помалкивали, молчаливо одобряя политику Вебера. Что такое справедливость, а что не справедливость, обсуждали умнейшие из умнейших ещё за тысячу лет до нашей эры. Платон, Сократ, Главком и Фрасимах договорились полюбовно, что справедливость – есть выгода сильнейшего.
А ещё в Атлантиде появилась новая прослойка граждан – военные. Всё как у Платона в его идеальном государстве. Чтобы идеальное государство процветало, в нём должно быть сословие стражей, способных защитить государство и его идеальное мироустройство. «Стражей должно отбирать лучших из лучших!» – говорил Платон. – «Способных к гимнастическим упражнениям, понимающих искусство. Чтобы смыслили, что есть благо и справедливость. Честных, не поддающихся обману граждан!»
Только Колесов не мог успокоиться:
– Почему людей держат в загонах?
С таким вопросом Всеволод пришёл к Веберу.
– Если они разбегутся, кто тогда будет рыть землю? Беременная жена Леймана? Или ты?
– А чтобы и я! – не выдержал Всеволод.
– Мы строим для них дома, кормим, лечим. Что ещё нужно? – убеждал Колесова невозмутимый ректор.
– Они хотят уйти! И имеют на это полное право. Они привыкли к свободе! Почему мы удерживаем их насильно? – в запале кричал Колесов.
– Свободе умирать от мелкой царапины? – включилась в спор Нефер. – Через некоторое время они привыкнут и станут полноправными членами общества.
– Это их выбор – выбор уйти! И мы не вправе их удерживать!
– Мы уже обсуждали этот вопрос, Всеволод! И не раз! Большинство за то, чтобы использовать рабочую силу дикарей. Заживут, как белые люди, и им уже не захочется уходить!
– А до той поры вы будете держать их в кандалах? – включился в разговор Акила Шетти.
– Совсем недолго! Не переживайте, коллеги, всё устаканится. Но если же вы так настаиваете, можно провести референдум. Тогда они останутся на трудовых работах законно: по решению большинства! – однозначно и жёстко, словно отрезал, сказал профессор Вебер.
– На самом деле здесь нет никакого криминала, коллеги. Всё в рамках исторических документов. Платон, рассказывая про идеальное устройство Антлантиды, говорил, что на каждого атланта здесь приходится примерно шесть рабов, – активно поддерживала ректора Нефер Тарик.
– К чертям собачьим вашего Платона, Нефер! – окончательно выходил из себя Колесов.
– Общество развивается, как и положено – поступательно, Всеволод Юрьевич. Ничего не бывает внезапно. Оно должно пройти все стадии развития от начала и до конца, – очередной раз доказывал свою правоту Вебер уже после референдума. Атлантийцы большинством голосов проголосовали «за» использование рабочей силы иберийцев.
Колесов, шокированный этим фактом, негодовал:
– Что за ахинею вы все несёте! Этим обществом руководите Вы – люди из будущего!
Он создал свою команду несогласных с методами ректора и постоянно вступающий с ним в жёсткую полемику.
– Колесов, ну вы даёте! Я думаю, вы стали родоначальником первого в истории оппозиционного движения. Значит пришло время для политики. А так не хотелось! Если вспомнить историю, первые государства были как раз эксплуататорского характера. Не будем прыгать через голову. Эти люди пока не готовы к демократии, – Вебер даже привстал, поднимая голос на несколько тонов выше.
– Эти люди не просили у нас ни демократии, ни чего другого! А если вспоминать Платона, то демократический тип государства он считал одним из четырех извращённых видов государственного устройства наряду с тиранией и олигархией.
– Со времён Платона ничего умнее пока не придумали! Не вы ли убеждали дикарей в том, что им просто необходимо быть под крылом Атлантиды?
– Они нам доверились. Доверие – вот что главное в диалоге власти и народа. Я не предполагал, что возможно такой беспредел! Это подло – обвинять теперь во всех бедах меня.
– А как же вы всё это себе представляли? – рыкнул Вебер и пристально посмотрел Колесову в глаза.
Но факт был на лицо – именно Колесов и вся его команда охотников первыми убедили дикарей вступить под крыло Атлантиды. Колесов и Стрижевский прекрасно понимали, в чём их вина, и каждый день работали над тем чтобы смягчить порядки, отстаивая права и свободы бесправных работников. Создав, однако, и первый в истории профсоюз.
Но чем дальше, тем становилось только хуже. Оппозиционных жителей Атлантиды уже никто не спрашивал. И ничего не объяснял. Вход в кабинет ректора им был заказан, а дикарей просто сгоняли, как скот со всей Иберии, держа в страхе с помощью электрошоковых копий и безнаказанно используя их дармовой труд. Платон был прав, но истина важнее…
***
Доля правды в словах Нефер и Вебера, наверное, была. Цивилизация или идёт вперед, или погибает. Атлантида не планировала крах цивилизации. Она отметала любую вероятность гибели. И собиралась быть, по крайней мере, до тех пор, пока не найдётся способ вернуться в будущее.
С временем рабство стало изживать себя. До этого прошло даже не сто лет и не двести. Часть рабочих превратилось в крестьянство, расслоилось, и спустя ещё сто лет сложился крепкий феодальный уклад.
Правда, самый крупный феодал здесь был один – Атлантида. В её сердце гудел улей политических страстей. Капиталисты, монархисты, демократы… Все пытались навязать свои идеалы справедливости. А Колесов и его партия всё так же были в оппозиции.
– В мире уже давно установился социально-демократический порядок. Зачем возвращаться к старому, наступая на одни и те же грабли по сто раз! – вступали в спор одни, но тут же прямо противоположное им доказывали другие.
– Вы разве не видите, что у нас прекрасно работает монархическая система правления? – доказывал своё ректор.
– Вы бы пошли да поспрашивали людей, нравится ли им монархия? – ехидно посмотрел в глаза ректору Стрижевский.
– Да они и не в курсе, что это. А что им самим нравится, они также не в курсе! – усмехался Соколов. Он сменил на посту ректора Вебера. Они хитро всё устроили, сменяя друг друга на посту.
– Если дать людям выбор, они поймут, что хорошо, а что плохо! – поддерживала Стрижевского Елизавета Кусаинова на ежегодных прениях в государственном собрании.
– Бред! На то и нужен руководитель, чтобы указывать направления движения! Что эти первобытные могут понимать! – доносилось из лагеря ректора.
– Благодаря нам они уже не первобытные! Это вам известно? – Елизавета скрестила руки на груди.
– Вот, Эллочка! Это мы и пытаемся вам доказать. Они не в состоянии перепрыгнуть во времени как мы: из дикарей в одночасье подняться на несколько ступеней вверх. Но благодаря нам, аристократии, они довольно далеко продвинулись в эволюции! – фамильярничал Карл Вебер. Соплеменники так надолго застряли в этом тесном мирке, что делали непозволительные вещи, теряя уважительный тон и непредвзятую позицию.
– Ну как вы не понимаете! Они не могут знать, что к чему, а мы? Мы не деэволюционируем? Их положение – это наш культурный уровень!
– С волками жить – по-волчьи выть! – с искривленным от ярости лицом выплюнул слова Вебер. Его характер с годами становился всё более невыносим.
– Как только вы придёте к власти, я буду требовать переизбрания! Вы не достойны почётного звания ректора Атлантиды! Нет, позвольте. Я постараюсь не допустить вашего избрания! – в расстроенных чувствах хмуро буркнул Всеволод Колесов и вышел из зала обсерватории.
Споры не утихали ни на день. Те, кто не мог смириться с положением вещей, уходили из Атлантиды. Мелькали столетия, страсти кипели, но благодаря неравнодушным людям Атлантида всё же достигла своего культурного пика.
Глава девятая. Сидонушка
Атлантида развивалась. Крупные и мелкие производства исправно работали, а институт потихоньку возвращался к прежней научной и образовательной деятельности. Атланты учили своих потомков. Не все факультеты и кафедры работали в прежней своей компетенции, многие сосредоточились на педагогической деятельности. Возможности были не те. Множество разработок и исследований застопорилось. Во многом за ненадобностью. Лишь некоторые были востребованы как учёные в эту давнюю эпоху позднего палеолита.
Геологи всегда были просто необходимы, как воздух, как вода. Они не оставались без работы, пожалуй, ни в одну из эпох. Даже когда и специальности такой не существовало – геолог. Всегда находились люди, способные найти среди сотен камней кремний и изготовить из него крепкий нож, топор или скребок. Драгоценный камушек: сердолик или бирюзу для своей возлюбленной. А хороший жирный кусок глины – для сосуда. Был ещё один бесполезный жёлтый металл, оплывающий в костровище – для прочих изделий. Его и Атлантида старалась использовать только для внутренних нужд. Была опасность, что изделия из золота расползутся за пределы острова, и тогда историки встанут в тупик. Золото отправлялось в хранилище…
Биологи, по совместительству и медики, и генетики, и ботаники одновременно отвечали за хлеб насущный и здоровье разросшегося населения Атлантиды. Они работали с генофондом древних людей и их потомков от смешанных браков, анализируя гаплогруппы атлантийцев. Вдруг совершенно на пустом месте встал вопрос о вмешательстве Атлантиды в генофонд европейцев. Появился прецедент.
Многие из атлантов протестовали против союзов с аборигенами, лелея в сердцах стереотипы расового превосходства. Это было ни что иное, как продвигаемая в массы политика Вебера и его команды. Но из столетия в столетие границы между потомками атлантов и иберийцами всё сильнее размывались. Этот процесс и изучали генетики: он был для них как никогда интересен.
Так, например, среди многочисленных групп народов ярко выделился один до боли знакомый генотип. Около 2300 года нашей эры этот народ уже перестал существовать на территории Испании: баски. Но неожиданно появился здесь. За 20 000 лет до нашей эры.
Не мешало отметить и тот факт, что говорили члены этой этнической группы на своем родном языке – языке басков. Думаете, это невозможно? Ещё как возможно! Кроме того, что весь многонациональный коллектив Института Времени имел свои корни. Каждый говорил на своем языке. В ходу был и универсальный искусственный язык типа эсперанто – баскский.
Этот язык всегда считался изолированным, относился к составным языкам и хорошо вписывался в концепцию Атлантиды. А главное, прекрасно разрешал спор о том, какой язык станет международным. Связующим элементом на этом пяточке сотрудничества и единения! Баски к тому времени исчезли, растворились, но в памяти сохранился их таинственный образ народа, происхождение которого осталось неясным и всегда являлось предметом бурных научных дискуссий.
Вот и сейчас учёные умы, заинтересованные в этом вопросе, собрались на конференцию, посвященную докладу о происхождении басков. Они выслушали несколько сообщений, представленных генетиками, и завязалась бурная дискуссия.
Глава кафедры древних языков Нефер Тарик выражалась жёстко и категорично:
– Я абсолютно не согласна с данными выводами. Как в таком небольшом отрезке времени может образоваться целая нация, сложиться устойчивый генотип? Я думаю трёхсот лет совершенно недостаточно, чтобы делать подобные выводы! К тому же получается, что в появлении целого народа виноваты мы, случайные прохожие во времени!?
– Дорогая Нефер, хоть я всего лишь ваш заместитель, всё же сочту возможным заявить: если появление данного генотипа на вверенной нам территории уже состоялось: смысл метать копья! А мы можем лишь констатировать сам факт происхождения народа, и всё! И именно за триста лет. К тому же для простых прохожих мы тут слишком задержались, – аргументировал Сидон. Да, в общем-то, и к «простым» нас не отнесёшь. Какие же мы простые? Хе-х.
– Получается, по-вашему, многоуважаемый Сидон, что телега бежит впереди лошади. Народ появился в прошлом из-за генетической связи с людьми будущего. А если бы мы не переместились во времени? – задала вопрос в лоб профессор Дафна Фасулаки.
– Тут возможны только два варианта. Причины возникновения басков находятся или в будущем, или в прошлом. Происхождение народа в прошлом в результате естественных причин не найдена. Зато его появление в результате нашего вмешательства вполне себе доказано! – аргументировал он.
– Просто в голове не укладывается! Вы хотите сказать, если мы вернемся в своё время, а баски останутся, они определятся в истории раз и навсегда?
– Думаю, да.
– А если мы вернемся назад хоть на секунду раньше, чем отправились… Возможно ли, что всё будет выглядеть так, будто мы и не перемещались в прошлое? Будут ли тогда существовать баски? – с вопросом посмотрела Нефер в сторону Симонова.
– Все наши знания о перемещениях во времени, чисто теоретические. Возможно создание параллельной истории, наслоение истории, замещение истории… в том числе и уничтожение всего, что мы тут создали. В связи с вашим вопросом мне вспомнился Уэллс… с его кубом, который стоял на столе в понедельник, и его каким-то образом смогли во вторник вернуть на стол в понедельник. А если бы вы во вторник отправитесь в будущее и поставите куб на стол в среду и вернётесь во вторник. Будет ли там куб? – многозначительно закончил Георгий, окончательно запутав Нефер и всех присутствующих.
– Если так… то, всё это весьма запутано… Ни в коем случае нельзя подобного допустить! – раздались множественные голоса из зала.
– А как же люди? Множество людей! Сотни лет титанического труда! – выкрикивали из зала.
– Хорошо, что этот вопрос был поставлен. Я непременно учту сказанное и сделаю всё, что в моих силах, – как бы утешая и подбадривая присутствующих, сказал Георгий.
Обсуждение длилось целый день. К вечеру все уставшие, раздираемые противоречиями, всё равно жужжали, как потревоженный улей с пчелами. Беседы продолжались даже за ужин в зале столовой. Сидон, отыскав взглядом Нефер, подошел к её столику с подносом.
– У тебя свободно? – спросил он скорее утвердительно.
– Занято! – резко ответила она.
– И кем же? – удивленно спросил он.
– Мной же, – встрял в разговор рослый молодой мужчина с кафедры генетики, который только-только подошёл к столу.
– Рональд? Не знал, что у вас с Нефер есть общие интересы.
– У мужчины с женщиной всегда найдутся общие интересы, – с хитрой улыбкой заявил Рональд.
Рональд присел за столик, оттеснив незадачливого зама. Но Сидон не сдавался. Он взял дополнительный стул у соседнего столика и поставил на стол свой поднос, отодвинув тарелки Рональда.
– Эта проблема с басками оказалась довольно забавной. Я так подумал: здесь, в прошлом, можно создать всё, что когда-либо было упомянуто в истории и мифологии. И оно не будет противоречить правде! – с нездоровым задором начал Рональд.
– Например? – с неохотой вступила в разговор Нефер.
– Например, кентавров или сфинксов, гномов, сирен… Минотавра или гигантского кальмара… просто простор для творчества! – манерно и по-театральному наигранно водил плечами и глазами возникший из ниоткуда китаец.
Нефер чуть приподняла носик и с ним градус высокомерия. Сидон ухмыльнулся, но промолчал. Рональд не унимался и продолжал безбожно фантазировать. Иногда он брал руку Нефер и спрашивал её о чем-то, приговаривая: «Вы согласны со мной, дорогуша?». Нефер тактично одёргивала руку в непонимании и смешно хмурила брови. Видимо, она думала о своём, впрочем, как и Сидон. Сидон и Нефер ели молча под неугомонный поток словоизлияний, исходящих от Рональда. Нефер встала первой. Рональд, недолго думая, встал следом за ней.
Сидон же положил себе на тарелку слишком много чечевицы и теперь, как рачительный хозяин, пытался доесть её до конца. Только оставив тарелку чистой, мужчина поднялся. С возрастом он становился педантичным. Стариком, конечно, он себя не считал: по земным меркам ему недавно исполнилось лишь сорок восемь. А теперь он так и вовсе стал бессмертным. Да не Кощей, веса в нём хватило бы на двоих, но, тем не менее…
Благодаря Рональду или вернее, из-за него, остался нерешенным один вопрос. После ужина Сидон не спеша пошёл к апартаментам Нефер завершить неудавшийся диалог.
Ещё на лестничной площадке, двумя этажами выше, он услышал обрывки резких фраз, сказанных кому-то Нефер:
– Прошу не распускать ваши руки…
Дверь наверху хлопнула. Он поспешил. Войдя в коридор с лестничной клетки, он увидел в сумраке длинной анфилады два силуэта – мужской и женский. Это Нефер шла тёмными переходами Института. По пути она останавливалась, постоянно давая понять человеку, идущему за ней по пятам, что недовольна. Однако тот не отставал. Сделав неожиданный рывок, он прижал её к стене, тут же вызвав шквал неконтролируемого гнева:
– Я просила не дотрагиваться до меня!
Нефер оттолкнула его. Мощный Рональд обладал крепким телосложением, но всё же сделал пару шагов назад, теряя равновесие.
Не приняв отказа, он пришёл в ярость и решительно двинулся вперед, на «покорение холодной вершины». Трудно представить, что бы случилось, если между ними не встал подоспевший в три скачка Сидон. Он загородил Нефер широкой вздымающейся грудью и продемонстрировал взгляд, полный немой решимости.
Рональд, скривив недовольное лицо, молча отвернулся и вальяжно отправился прочь. Сидон заметил, что глаз у него нервно дёргался.
«Или показалось?»
– Почему я должен был защищать Вас? Я же не охранник, ни муж и не жених, – произнес Сидон, слегка повернув голову в сторону ошеломленной женщины.
– А как иначе, Сидонушка? Ты же мужчина! – дрожащим голосом ответила Нефер.
– Сидонушка… Сидонушка, где твоя женушка…– прошептал Сидон себе под нос.
– Не начинай, – поставила ладонь в виде блока Нефер.
Сидон махнул рукой и отвернулся, уходя.
***
Следующий день он ходил хмурый и серьёзный. Так всегда бывало после стычек с Нефер. Их развод стал для него тихой личной драмой. Год прошёл после свадьбы, и накануне годовщины она вдруг заявила о разводе.
– Что случилось? Ты была со мной несчастна? – спрашивал сотый раз, шокированный убитый горем Сидон. Он добивался благосклонности Нефер чуть ли ни пять лет и почти год был на седьмом небе от счастья. Пока в одночасье не свалился с небес на жесткую, покрытую сухими трещинами землю. Ему казалось, и Нефер была счастлива тоже. И вот!
– Я мечтаю о ребёнке. Я планировала родить много детей, – сухо и категорично заявила ему первая красавица Института Времени. – Мне скоро сорок, и я не могу ждать.
Сидон был бесплоден. Он знал об этом, но для него неожиданностью стало это странное желание Нефер. Он ни разу не слышал от неё о ребёнке. Он думал, что Нефер целиком и полностью посвятит жизнь науке. Вместе они будут жить ради науки. Если выбирать между внешностью и детьми, такие красавицы, как она, выбирают внешность. Все знают, что женщина может потерять часть привлекательности из-за беременности и родов. Глядя на неё, даже слово: дети звучало нелепым. Руководитель кафедры, карьеристка, высокая статная красавица с жёстким повелительным характером, мечтала о ребенкё?
Боль. Депрессия. Примирение. Они договорились никогда не поднимать вопрос об их отношениях. Никогда. И Сидон держал слово. Он был человеком слова, да и гордость не позволяла…
– Вы приготовили новую программу курса? – обратилась она к Сидону. Сидон молча подал бумаги и сел у другого конца длинного стола её кабинета.
– Сколько у нас преподавателей? – холодным деловым тоном продолжала она.
– Совсем немного. Но основные языки мы дать студентам можем. Многие будут вести сразу несколько курсов, как и прежде.
– Занятия должны идти строго по расписанию.
– Согласен. Но что касается меня…
– Тебя? – посмотрела Нефер сухо и невозмутимо.
– Я хочу отправиться в экспедицию. Собирается приличная команда, больше тридцати человек. В Месопотамию… Через Тунис и Египет южным берегом Средиземного моря. Я иду с ними. Через неделю. Одним словом, я покидаю Атлантиду.
– А кто будет работать? И почему Месопотамия? Это так… далеко! – вдруг растеряно произнесла Нефер.
– Я хочу далеко… там колыбель мира. Можно проследить, как появился первый город, первые письмена, первая настоящая цивилизация. Увидеть с чего всё начиналось… крылатые шумеры, ануннаки и всякое такое…
Шутка не помогла, и молчание длилось неприлично долго.
– Решил, значит, решил. Передай дела Роз, – как отрезала Нефер и, отстукивая деревянными каблучками по паркету, вышла из кабинета.